Владимир СПЕКТОР. ПИСАТЕЛИ-ФРОНТОВИКИ: Павел БЕССОНОВ, Дмитрий ЗУБ, Геннадий ДОВНАР

 

От редакции: Мы получили письмо от Владимира Давыдовича Спектора: «Здравствуйте, уважаемая редакция! Посмотрите, пожалуйста, материалы о писателях-фронтовиках. Их уже нет. Но помнить их нужно. С прошедшими и наступающим великим праздником – Днем Победы!».

Ниже смотрите беседу Владимира Спектора с Павлом Бессоновым (1926-2018) и два его очерка о писателях-фронтовиках Дмитрии Зубе (1918-2008) и Геннадии Довнаре (1925-2009).

=================================================

 

Владимир СПЕКТОР

ПИСАТЕЛИ-ФРОНТОВИКИ: Павел БЕССОНОВ, Дмитрий ЗУБ, Геннадий ДОВНАР

 

1. ПАВЕЛ БЕССОНОВ: «МЫ – НЕ В ОТСТАВКЕ. МЫ – ЗАПАС»

 

Пока мы живы, помнится так близко

И боль, и страх, и счастья краткий миг.

Не имена друзей на обелисках,

А молодые лица видим их.

И День Победы, и сражений даты

Живут, не забываемы для нас.

Страны великой мы еще солдаты.

Мы не в отставке. Мы – её запас!

                                                       Павел Бессонов

 

Он родился в железнодорожном посёлке Грязи Воронежской области, в семье железнодорожника, учился в железнодорожной школе, но железнодорожником так и не стал, хотя трудовую биографию начал в 16 лет слесарем на станции Грязи. В судьбу его (и всей страны) вошла война, и он стал сначала солдатом, а потом офицером, авиационным инженером. И отличным поэтом. После окончания знаменитой Военно-воздушной инженерной Академии имени Можайского почти всю жизнь прожил на Украине, последние 40 лет – в Мариуполе. Ветеран Великой Отечественной войны Павел Бессонов является автором нескольких книг и лауреатом литературных премий, среди которых – Международная имени Тараса Шевченко.

Вот какими размышлениями о жизни и судьбе поделился он со мной в той уже отошедшей в историю беседе.

                                  

– «Память стреляет без промаха и попадает в меня. Всё, что для сердца так дорого, вновь оживает, маня…». Павел Александрович, в вашей судьбе – война и мир, Страна Советов и независимая Украина, воинская служба и литературное творчество. Что сегодня вспоминается наиболее часто и представляется самым главным?

– «Кончилось детство. Его уже нет. Город окошек глазницами слеп. Черные птицы в пустых небесах. Где-то под ложечкой спрятался страх. Черные капли, летящие вниз, дымные вихри и режущий визг. Смолкла сирена. Зенитки молчат. Очередь длинная в военкомат. Кончилось детство, но строг военком: «Время когда подойдет – позовем»». Время подошло, и в феврале 1944 года я вместе с другими 17-летними парнями попал в батальон ВВС ЧФ под Новороссийск. Кроме ускоренной войсковой подготовки мы участвовали в разминировании и расчистке горных дорог от станции Гайдук до Геленджика и Новороссийска. В июле 1944 года из состава батальона отобрали наиболее грамотных и направили в Военно-морское авиатехническое училище в Пермь. С октября 1945 служил авиационным механиком в морской авиации в Крыму. Это было время «холодной войны», авиация США базировалась на побережье Черного моря в Турции, наша часть была на круглосуточном боевом дежурстве. В 1955 году поступил в Ленинградскую Краснознаменную Военно-воздушную инженерную Академию им. Можайского, которую окончил в 1960 году по специальности авиационный инженер-механик. Служил в частях Ракетных войск Стратегического назначения в Одесском, Сибирском, Уральском военных округах. В 1971 году был направлен военпредом на завод «Тяжмаш» в Мариуполь. В 1972 году уволен из вооруженных сил по возрасту. Не скажу, что все эти годы писал стихи – условия были не поэтические. Даже для чтения времени катастрофически не хватало. Я ведь и спортом занимался серьёзно –был кандидатом в мастера по лёгкой атлетике. Но после окончания Академии постепенно начал открывать для себя шедевры русской и советской поэзии, особенно близким было творчество поэтов-фронтовиков – Симонова, Асадова, Ваншенкина, Межирова, Орлова, Левитанского, Слуцкого, Гудзенко… Проснулось оно и во мне. Писал сначала в стол, потом стал публиковаться в газетах, журналах. В 1986 году в московском издательстве «Советский писатель» была принята в работу книга моих стихов. Это была огромная удача. Хотя мне уже на то время было 60 лет. Помню приезды в издательство, общение с редактором альманаха «Поэзия» поэтом-фронтовиком Николаем Старшиновым, его коллегой Владимиром Карпеко, главным редактором издательства Егором Исаевым. Они были для меня, как братья по военному лихолетью.

Книга дошла до постановки в издательский план, но её накрыла «волна перестройки», в 1988 году издательство «СП» стало разваливаться на глазах. Рукописи вернули авторам. Но не зря в песне поётся: «Кто хочет, тот добьётся». Мои стихи всё же увидели свет в Донецком издательстве, и я рад, что книги были доброжелательно встречены и критикой, и читателями. В моих стихах – голос поколения, о котором сказано: «…Оно вводилось в виде пополнения в неполные полки и корпуса. Оно тогда осмыслило едва ли: его – пока ещё не полегло, – как кровь живую, армиям вливали. И это, между прочим, помогло». Пишу искренне и только о том, что волнует. Поэтому, думаю, стихи находят отклик в читательских душах. И это – главное.

 

– Какие из встреч с писателями остались в памяти, оказали влияние на творчество?

– Как раз встречи со Старшиновым, Карпеко и Исаевым были для меня важными. Их моральная поддержка была неоценима. А в Мариуполе запомнилось общение с Беллой Ахмадулиной, которая проводила у нас в городе творческий вечер. Я напросился в гости к ней и её супругу Борису Мессереру, и мы провели вместе почти весь день. Было и застолье, и купание в море. Не было высокомерия и отчужденности, не было «заумных» разговоров о литературе. Но в некоторых взглядах Беллы, которые она бросала на окружавший пейзаж, всё же читалось что-то неземное. В памяти осталось: Поэт даже в быту остаётся Поэтом. Запомнилась поездка на БАМ в 1983 году. В 1983 году. Мне предложили поехать вместе с поэтом и журналистом Василием Мамневым в командировку, сделать несколько репортажей. Мы побывали в посёлках строителей и железнодорожников, в конце концов, добрались до станции Усть-Кут, конечного пункта Западного участка БАМ. Дальше сквозь тайгу побивалась двухколейка на восток к хребту Майский, где уже приступили к пробивке тоннеля. Встретил там и земляков с Донбасса. Работа у них была очень тяжёлая, что называется, для настоящих мужчин. Но и отдыхать бамовцы тоже умели. В посёлке Улькан был молодежный клуб ЭРА. На еженедельных встречах там читали стихи на азербайджанском, украинском, русском языках. Под гитару исполняли бардовские песни. Познакомился там с молодым поэтом Юрием Кожевниковым, который потом переехал в Мариуполь, где вышла его книга «Предзакатное солнце моё». К сожалению, в 2002 году Юрий Кожевников ушел из жизни, оставив десяток тетрадок, исписанных от руки стихами и отрывками прозы. Позже в Москве была издана его итоговая книга «Памятник», включившая все ранее неопубликованное. Книги переживают авторов.

 

– Великая литература не смогла воспрепятствовать мировым войнам, конфликтам, потрясениям ни в прошлом, ни сейчас… Почему человечество не прислушивается к добрым советам, не вчитывается в мудрые книги, не следует христианской морали, в конце концов. Ведь Слово, которое было в начале, учило добру и милосердию. Где оно?

– Слово там же, где пребывало всегда, – в душе, в хорошей книге (прежде всего, в Библии), песне, фильме. Я не верю внешней показной религиозности. Такие люди, перекрестившись, вполне могут пойти на преступление в корыстных целях. А потом покаются. И опять… Вера в Бога, в добро должна быть в душе и проявляться в поступках, в милосердии, отзывчивости и благотворительности. Пока этого в обществе немного. Наплевав на социалистическую идеологию, реформаторы взамен ничего не предложили. Это опасно и для отдельных личностей, и для страны в целом. Потому-то и возникает благодатная почва для национализма, фашизма, экстремизма… Хорошо сказано: «Но что-то есть ещё помимо бедности, в чём чувство рая схоже с чувством Родины». Надеюсь, это понимают те, от кого зависит принятие решений в государственном масштабе. Нужно пропагандировать хорошую литературу, кино, музыку, воспитывать вкус у молодёжи. А то ведь всё доброе, душевное – «неформат», а всё низкое, вульгарное, похабное – «на ура». В последнее время почти не читаю беллетристики, а в журналах интересуюсь литературной критикой, общественно-политической тематикой и вопросами культуры. Люблю повторяемые добрые комедии советского кино. Документальные фильмы о войне предпочитаю художественным. «Американские фильмы смотрю, притворяться не буду – ловко сюжеты кроят и сшивают дельцы Голливуда…

Но почему-то сжимается сердце от боли,

и подступают горючие слезы невольно,

если опять черно-белые кадры экрана

память мою возвращают в далекие годы.

Там наши парни в шинелях, в ушанках,

так не похожие на молодцов иностранных,

жизни свои отдают, не за деньги, красоток и славу,

веря в одно лишь, что дело их свято и право.

 

В этих стихотворных строках – моя позиция. Саднит душа и кровоточит от того, что происходит в стране, что забывают героев, не уважают живущих ветеранов войны, плюют в душу им, но, прежде всего, себе и своим детям.

 

-------------------------------------------------------------------------------------

Но ветераны – не сдаются. Подборки стихотворений Павла Бессонова – на многих литературных интернет-сайтах, в журналах и альманахах. Он действительно не в отставке. Он – в строю, невзирая ни на что. Рядом с честью и надеждами тех, чьи души пролетают журавлиным клином и напоминают о том, чего нельзя забывать никогда и ни при каких обстоятельствах.  

Пока наше сердце стучит,

война еще в нас, еще с нами,

горячими, дымными снами

приходит и будит в ночи.

А день, когда миру ключи

Победы вручили солдаты,

останется праздничной датой

для нас, пока сердце стучит.

P.S. Увы, все мы не вечны. Сегодня Павел Александрович Бессонов читает стихи на небесах. Вряд ли он доволен тем, что происходит на его Родине. Не за то сражалось его поколение с фашизмом. И потому его стихи – по-прежнему в строю.

                                        

 

 

2. ОТВАГА МИНОМЁТЧИКА И ЧЕСТЬ ПОЧЁТНОГО ГРАЖДАНИНА

 

В начале 80-х из донецкого издательства «Донбасс» я получил отрицательное, и в чём-то даже оскорбительное, редакционное заключение на рукопись своей первой книги. Что говорить, это было крушение планов и надежд. Тогда мне позвонил руководитель Луганской писательской организации Геннадий Станиславович Довнар и пригласил зайти к нему. Он показал мне копию одной из трёх внутренних рецензий, где было написано, что рукопись – реакционная, со следами религиозного дурмана, поскольку на её страницах 13 раз употребляется слово «душа». Дружески приобняв меня за плечи, Геннадий Станиславович сказал: «Не расстраивайся и не обижайся. Твоё время ещё придёт. Поверь, ты ещё станешь писателем, у тебя будут выходить книги». Для меня, не избалованного похвалами и тёплыми отзывами, эти слова были сродни чудодейственному бальзаму для души. Они помогли выстоять и не сломаться. Тем более, оказались провидческими – я действительно стал писателем, и у меня уже вышло более двух десятков книг. Спасибо, Геннадий Станиславович! Сегодня когда Геннадия Довнара уже нет с нами, считаю своим долгом вспомнить и в меру сил рассказать об этом человеке с большой буквы, который на фронтах Великой Отечественной закалил характер, но не ожесточился, и при этом вынес главный урок: «Нужно быть добрым по отношению к людям, а справедливость – основа человеческих отношений». По крайней мере, мне он об этом говорил именно так. Да и действовать старался в течение жизни, соответствуя этим принципам. Не зря ведь ставший для него родным Луганск назвал его своим Почётным гражданином.

 

Перед войной семья Довнаров переехала из Белоруссии в Херсонскую область. Сейчас такой переезд выглядит странным, а тогда это была одна страна. С детства влюблённый в литературу, Геннадий во время оккупации проявил свой будущий писательский дар в написании стихотворных антифашистских листовок. Вот строки из одной из них:

Доволі! Натерпілись!

Доволі крові, поту!

Доволі сліз вже вилили тяжких!

Доволі вже на смертную роботу

Спровадили в Німеччину дітей своїх!..

 

В конце концов, это привело его в пересыльный лагерь, откуда чудом удалось бежать. Уже в марте 1944 года он был зачислен наводчиком 82-миллиметрового миномёта в миномётную роту 109-й гвардейской стрелковой дивизии. Кстати, тогда был приказ Ставки, по которому в миномётчики отбирали наиболее развитых и подготовленных бойцов, способных быстро освоить этот очень эффективный вид артиллерийских орудий. Освобождение Николаева, Одессы, бои на Днестре…

За это время Довнар стал уже старшим сержантом, командиром расчёта. И дальше – Бессарабия, Румыния, Болгария. В день проходили по 30-40 км, а однажды – 94 км. А после перехода – короткий отдых и бой. Вот как Геннадий Станиславович описывал это время в своих дневниках, которые стали основой его книги «Мины падают в цель»:

«18 октября 1944 года бой шёл в окрестностях села Нарвица, недалеко от Белграда. Командир роты вывел взводы за село, где было кладбище. Окапываться некогда.

– Миномёты – к бою!

Шесть стволов почти одновременно кашлянули минами. Ждём взрывов. Они нам хорошо видны. Небольшой недолёт.

– Не корректировать! – посматривая в бинокль кричит лейтенант Шапоренко. Он стоит на коленях за зелёным холмиком могилы, закаменевший от напряжения. – Приготовиться к беглому огню.

И, наконец, звонкое, азартное:

– Рота!.. Беглым!.. Огонь!..

Шесть мин, словно юркие дельфины, взвились в небо… Ещё шесть поспешили за ними… Ещё и ещё…

Видим, как они рвутся в самой гуще атакующих фашистов – и они поражённо замолкают, останавливаются.

– Мины ложатся в цель!.. – торжествующе кричит Шапоренко. Продолжать огонь!

Немцы в панике поворачивают к своим окопам.

Но и мы – как на ладошке.

– Окопать миномёты, отрыть щели!.. Подносчики – за минами!

Но никто из нас не успел ни взяться лопату, ни сделать шага к переправе. Раздался короткий, точно вспышка метеорита, вой выпущенного по нам снаряда. Мы еле успели попадать на землю. Взрыв грохнул совсем близко. Через несколько мгновений – снова такой же сверлящий нутро вой и взрыв перед нами. Когда взвыл третий снаряд, я подумал: «Этот уже – наш».

…Пришёл в сознание от пронзительного звона в голове, которая, казалось, была расколота надвое. Весь китель был залит кровью, кровь текла по лицу. Повернулся на бок. Передо мной сидел наводчик Васька Авдюшкин. Его голова была склонена на колени, а в ней, как раз на темени, я с ужасом увидел дыру, из которой текла кровь, смешанная с чем-то белым, густым… Слева от меня лежал Миша Карцев. В его виске торчал сизый осколок рваного железа.

Надо мной склонился наводчик миномёта одессит Павел Корнели.

– Ты можешь подняться?

Я попробовал. Сквозь свист пуль мы двинулись за сарай. Навстречу нам выбежали две женщины в чёрных тужурках с советскими автоматами в руках.

– Братуш, поранен?

Это были югославские партизанки…».

Потом в военной судьбе Довнара были полгода лечения в госпитале и снова возвращение на фронт. Участие в боях за Будапешт, который называли «вторым Сталинградом» – так яростно защищали его гитлеровцы. И, наконец, ещё одно тяжёлое ранение при взятии Вены, за две недели до дня Победы. Демобилизовался Геннадий Станиславович в декабре 45-го инвалидом войны. Сразу же поступил в 10-й класс средней школы, а после его окончания – на украинское отделение филологического факультета Одесского университета, который окончил с «красным дипломом». Как он сам говорил, это было воплощение мечты. Вместе с молодой женой Катюшей поехал по распределению в Луганск, который и стал для них родным городом.

Учитель украинского языка и литературы, завотделом культуры областной газеты «Прапор перемоги», главный редактор областного телевидения… И писатель. Геннадий Довнар не искал темы своих книг – они сами находили его, их подсказывала жизнь, а он старался писать честно и правдиво. Как жил. Социалистический реализм в его книгах и журналистских материалах зачастую уступал место критическому, что не нравилось тогдашним идеологическим надзирателям. Его даже называли «очернителем советской действительности», снимали с должности. Особенно после романа «Головченки», в котором областное руководство вдруг увидело себя в неприглядном свете.

Кстати, и роман о Стаханове и повесть «Делись огнём», написанная на основе неопровержимых фактов, тем же руководством были встречены сначала «в штыки». И только после опубликования в Москве получили «гражданство» в Донбассе и даже были инсценированы в русском драмтеатре. Но больше всего неприятностей было с критическими телевизионными передачами. Сначала это были «Укоры телекора», а потом «Осторожно: «ТОК». ТОК – это телевизионное окно критики. Увы, критику, даже справедливую и доброжелательную (а такой она в передачах и была), не любило начальство всех рангов (да и не любит). У передач этих оказался недолгий век, их закрыли. Что характерно, многие из тех, кто тогда, якобы, защищал социализм от нападок, после 90-го года оказались в числе самых ярых его обличителей. Довнар своим принципам не изменил до конца жизни. И если у критических передач судьба была такая же «критическая», то другим, которые создавались по его сценариям и при его участии, повезло больше. Телефильмы о Луганске и городах области, об истории края, о его людях – остались в памяти тех, кому довелось их посмотреть по каналу областного телевидения. К сожалению, только в памяти. Насколько мне известно, телеархив тех лет не сохранился.

А ведь были ещё сотни передач о культуре, литературе, проблемах спорта… Он был почти идеальным главным редактором, который собрал хороший коллектив, где была настоящая творческая атмосфера. Одним из лучших телефильмов в истории канала стал «Слово о матери», построенный на трогательных воспоминаниях родителей молодогвардейцев. Потом талантливая журналистка Галина Плиско на основе сценария выпустила одноименную книгу. Вот как вспоминал об этом Геннадий Станиславович:

 «В начале 70-х годов минувшего столетия у нас возникла идея – создать полнометражный фильм по рассказам матерей молодогвардейцев. Мы с режиссером И.Хорунжим и кинооператорами О.Хорошко и В.Вершиным с большим энтузиазмом и волнением осуществили этот замысел. «Есть памятники в бронзе и граните. Они молчат, – такими словами начинался фильм. – Но есть памятники живые. Они могут рассказать о многом». И начинались рассказы этих, тогда еще действительно живых памятников – матерей 0лега Кошевого, Ивана Земнухова, Сергея Тюленина, отца Ули Громовой. Фильм демонстрировался по телевидению, в кинотеатрах, школах, до слез волнуя зрителей всех возрастов. Люди тогда просили: «Издайте этот фильм книгой, чтобы она всегда была у нас на столе». Мы обратились к Галине Плиско. И она согласилась. Еще раз, обливаясь слезами, просмотрев фильм «Слово матери», принялась за дело. Все свободное от основной работы время (а в то время она заведовала отделом культуры газеты «Прапор перемоги») Галина Плиско проводила в Краснодоне, беседуя с матерями, сестрами героев, сопереживая, записывая, осмысливая. Так и родилась эта неповторимая книжка – «Матери молодогвардейцев», опосредствованная тонкими чувствами автора, волнующая, поучительная».

Геннадия Довнара заслуженно называют летописцем Донбасса. Практически все его романы и повести, за исключением рассказывающих о событиях войны, посвящены истории Луганского края, его людям и их делам: «Большая судьба», «Головченки», «Повернення», «Друзья рядом», «Делись огнём», «Горячий экран», «Христофор вернулся», «Донбасс в огне», «Слушайте, потомки!», «Это наша история». И, наконец, «Луганцы» – это, действительно, составные части своеобразной летописи региона, написанной живо и пристрастно, с любовью и надеждой на счастливое будущее. В рецензии на роман «Донбасс в огне» литературный критик Феликс Горелик писал:

«Роман является не чисто исторической хроникой, а полноценным художественным произведением, где немало образов, воссоздающих колорит эпохи. Вот лишь один пример. Заводской гудок проходит через всю жизнь пролетария. Но воспринимается по-разному, в зависимости от эмоционального настроя и обстоятельств: "Над территорией завода поплыл гудок – протяжный, маслянистый, словно растеклась в воздухе толстая струя дегтя". А в дни восстания он звучал, тревожно: "гудок не умолкал, наполняя своим ревом весь город, щекотал в ушах и будто всверливался в мозг. А вскоре к нему присоединилось еще несколько гудков – звонких, задорных"».

О его книгах, общении с ним тепло отзывались не только литераторы и журналисты. В числе его читателей и почитателей –рабочие и инженеры заводов, металлурги и, конечно, шахтёры. Среди них – земляки Алексея Стаханова, люди, которые знали его лично. Все они отмечали скрупулёзность в изложении фактов, талант и доброту автора. Он действительно был добрый, но не добренький. Как-то на презентации новой книги одного из своих коллег Геннадий Станиславович заметил грамматическую ошибку, и не где-то в тексте, а на обложке. И в своём выступлении вместо ожидаемых славословий сказал о грустной тенденции – всеобщем снижении грамотности. Настолько всеобщем, что даже литераторы уже не обращают внимание на ошибки на обложках собственных книг. Для него, прекрасно знавшего и русский, и украинский языки, это было просто немыслимо. Ведь он был и писатель, и Учитель. Как и его верная супруга Екатерина Иосифовна, которая, как он любил говорить, – не только отличник народного образования, но и отличник воспитания дочки, внучки и правнучки. Они действительно достойны родителей, своей интеллигентностью и порядочностью задавая тон в любом обществе.

 А сам Геннадий Станиславович, почётный гражданин Луганска, достоин того, чтобы одна из улиц города носила его имя – в память о воине, писателе-летописце и просто замечательном человеке. Это будет справедливо. Тем более, сегодня.

Потихоньку забывается война.

Их всё меньше, стариков-фронтовиков,

В чьих ушах по-прежнему слышна

Перекличка грозовых, шальных годов.

Сын, конечно, не в ответе за отца,

Забывая тень войны или страны.

Как понять нам это время до конца,

Не избавившись от собственной вины?

 

 

3. «МЕРЦАЮЩИЕ ЗЕРКАЛА» ДМИТРИЯ ЗУБА

На одном из заседаний Правления Международного литературного фонда слово взял Евгений Евтушенко. Но его речь чем-то не понравилась молодым московским коллегам (а их было большинство). Они начали свистеть и что-то выкрикивать. Евтушенко замолчал, а потом тихо произнёс: «Я же старше большинства из вас…». «Ну, и что», – послышалось в ответ. В этот момент поднялся пожилой писатель с орденскими планками на пиджаке: «Что же это творится! Как вам не стыдно! Немедленно прекратите хулиганство!». И это подействовало. Шум стих, Евтушенко продолжил выступление. А писателем тем оказался Дмитрий Иванович Зуб из Днепропетровска, фронтовик, прошедший войну от Москвы до Берлина, общавшийся в военные годы с маршалом Жуковым, а в мирной жизни выпустивший более двух десятков книг, долгое время проработавший собкором нескольких столичных изданий. А, главное, человек феноменальной порядочности и честности.

 

«…Рама!» – Он, пулеметчик и зенитчик в одном лице, вслушиваясь в нависающий над лесом самолетный гул, узнал ее сразу. А вот и она сама. Как ехидна! Высматривающая и вынюхивающая все вокруг…

«А что, если?..» – Он прекрасно понимал: это фактически невозможно. Двухвостая «рама» с пулемета не сбивается! Но турель – на плече. Терять – нечего. И длинная пулеметная очередь полоснула по небу. «Надо «строчками… сверху вниз… Вот так! Вот так!..».

Орден Красного Знамени (первый из многих наград) вручили Дмитрию Зубу за сбитую «раму» через восемь месяцев – фронты перепутались: то Ельню заново брали, то Смоленск… Но так бывает: нет сегодня этого ордена на «фронтовом иконостасе» Дмитрия Ивановича. Отсутствует. Причина – более чем нелепая. Уже после войны пришлось ночевать ему на киевском вокзале. Сон крепок! А когда проснулся… Там, где был орден, – только дыра. Кто-то вырезал. С тканью…

Это только один эпизод из фронтовой биографии Дмитрия Зуба. А сколько их было! Ему повезло – он выжил, пройдя все тяготы войны, сначала пулемётчиком в пехоте, потом журналистом фронтовой газеты, материалы и фотографии которого маршал Георгий Жуков использовал при написании своих воспоминаний. А с однофамильцем полководца – Народным художником СССР Николаем Жуковым и воевал вместе, и на Нюрнбергском процессе в ложе журналистов сидел рядом. Зуб – в качестве корреспондента газеты, а Жуков – как художник, рисовавший с натуры фашистских ублюдков, потерявших свою былую спесь и наглую уверенность в своём превосходстве над всем миром.

Из воспоминаний редактора фронтовой газеты:

«…Однажды, под Ржевом, комиссар полка Баев пригласил к себе сержанта Зуба: «Звонили из армейской газеты. Поезжай. В редакции хотят видеть тебя, писателя». Редакции Зуб был интересен: писал заметки с передовой! Таких немного было. К тому же, писал то, что видел. (Позже, в 42-м, именно в редакции газеты «На разгром врага» издадут его первую книгу. Под названием «Возвращение». Небольшая такая книжица. Страничек двадцать. Составленная из фронтовых заметок. И, кстати, изданная по инициативе редакции…)

Когда в редакцию зашел солидный с виду солдат, ему представили сержанта: «Знакомьтесь! Наш автор, Дмитрий Зуб». – «А мы знакомы! – И к Зубу: – Помните? Я же вас спасал, под Москвой». Вспомнил! Ранило тогда Зуба в левую руку, а он, левша от природы, никак себе перевязку сделать не мог. Вот тогда и объявился в его судьбе этот могучий с виду солдат: «Давай помогу!». Там и познакомились: «Кто ты?» – «Жуков, Николай. Художник я. Но воюю». Зуб тут же вспомнил: еще до войны им в полк приносили альбомы этого художника! Вот так встреча!.. С тех пор дружба их не прерывалась».

 

Более 20 книг написал Дмитрий Зуб: «Перелом», «Следы ведут в Бруклин», «В борьбе за жизнь», «Романтики», «Зодчие», «Парень со свирелью»… Но главным своим произведением считает историко-документальный роман «Мерцающие зеркала», герой которого – командующий войсками 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов, а впоследствии главком Сухопутных войск маршал Жуков. Роман не зря назван документальным, ибо большинство событий в нём – реальны, а в образе капитана Телегина легко угадывается сам автор. Это – честная, правдивая и принципиальная книга.

 Кстати, среди действующих лиц – не только Жуков, но и Сталин, Берия, Хрущёв, Брежнев, Солженицын, Сахаров, гитлеровские генералы, простые люди, не жалевшие своей жизни ради Победы. В ней – мнение автора об исторических событиях, выпавших на долю его поколения. Только ограниченный тираж помешал книге стать бестселлером в масштабах страны. Вот как Дмитрий Иванович вспоминает Нюрнбергский процесс в романе «Мерцающие зеркала»:

«Слушаю ход судебного заседания и поражаюсь, как Сталин со своими соратниками легко, без зазрения совести пудрили гражданам СССР мозги по поводу крайне строгой таинственности Германии в подготовке и развязывании войны против нас. Будто бы секретность у гитлеровцев была полная. И они, якобы, внезапно и вероломно прорвали наши границы…

Но оказывается совсем не нужно было содержать в Берлине дорогостоящего Штирлица и выдумывать «Семнадцать мгновений весны». Гитлер, как показал процесс, ничего не утаивал. Он изложил свои планы в книге «Майн Кампф» ещё в 1925 году. Её в Германии продавали на каждом перекрёстке, навязывали молодожёнам перед венчанием, а бродягам и вовсе бесплатно давали. Подобно железнодорожному расписанию, в ней всё было с немецкой пунктуальностью изложено: читай, товарищ Сталин, и мотай себе на ус, начинай интенсивную подготовку к отражению нападения.

Куда там! Строилась надежда на авось. Авось Гитлер не тронет нас, ведь обещал мирное сотрудничество. Пусть кого-то бьёт, а нас избавит от столкновений. Политбюро не считало нужным открыть народу правду, какую в мире величайшую опасность представляет собою фашизм.

Бесспорны факты глумления фашистов над людьми. Волосы становятся дыбом от звериной ненависти фашистов ко всему, что им не нравилось. «Закрыть сердце для жалости!» – приказывал Гитлер. Житель Львова показал перед комиссией трибунала, что он сам видел, как во двор дома №8 на улице Артишевского в июле 1941 года эсэсовцы привели 20 человек, среди них четыре профессора, адвокаты, врачи, 5-6 женщин.

Их заставили языком и губами мыть лестницы в семи подъездах четырёхэтажного дома. Потом их заставили собирать во дворе губами мусор, после чего расстреляли. И ещё одно из страшных свидетельств: «В Освенцим привезли шестьсот детей. Для удушения газом их раздели, втолкнули в две камеры. Эсэсовцы, включив газ, вышли покурить. Через пятнадцать минут, рассчитывая, что дети уже умерщвлены, открыли камеры, а малыши живы. Где-то лопнула труба, и газ перестал поступать. Но приказ есть приказ, и голых их повели к пылающим топкам. Стали живыми бросать в огонь».

Страшно читать эти страницы, страшно осознавать, что и эти факты не учат людей быть добрее и человечнее, что и сегодня продолжаются в мире войны, творится насилие, да и сами события тех лет поддаются ревизии, искажаются и перевираются. Потому так дороги свидетельства очевидцев, таких, как Дмитрий Зуб, да и ещё изложенные с талантом и любовью к людям. Не зря за эту книгу Дмитрий Иванович был награждён литературной премией имени Владимира Даля.  

 

 «Есть только две вещи: твоя жизнь и твоя литература. Из этих двух приходится выбирать. Что-то одно делаешь серьезно, а в другом только делаешь вид, что работаешь серьезно» – это высказывание трудно применимо к творчеству Дмитрия Зуба. Ведь он по судьбе был не попутчик, а соучастник, не персонаж, а герой. Он не описывал жизнь, а делал ее. В начале 1943-го Дмитрий Зуб получил офицерское звание и должность военного корреспондента и продолжал вместе с войсками участвовать в сражениях Второй мировой – в форсировании Днепра, освобождении Украины и Польши, в штурме Берлина.

 О том, как он воевал, говорят боевые ордена: Отечественной войны первой и второй степеней, Красной Звезды. Одна из самых памятных наград – медаль «Почетный ветеран Великой Отечественной войны». Памятная потому, что удостоверение на нее подписали дважды Герой Советского Союза генерал армии Павел Батов и легендарный летчик-истребитель Алексей Маресьев.

 

Из письма Дмитрия Зуба жене Елене Ивановне:

«Я живу так долго для тебя. Видимо, сам Бог поддерживает моё пребывание на земле, придаёт силы для труда, вдохновения и для того, что ты, моя милая, не ощущала тяжести и тоски одиночества. Я люблю тебя, как в молодые годы…».

Вот так. Не зря говорят, что романы создаются и на земле, и в небесах. Просто не каждому суждено стать автором или героем такого романа. И ещё отрывок из письма, теперь из 41-го года:

Дата: 18 ноября 1941 года (дни, когда, казалось, труднее всего было). «Здравствуй, мой дорогой сын Митя! У нас зима. Братский привет тебе от Володи и Веры. От меня же – отцовское благословение на совершение великого подвига по уничтожению гитлеризма. Нет более чести, чем вести отечественный бой. Я жалею, что мне 67 лет… А душа рвется туда. Чтобы отомстить озверелым фашистам за убийство своей сестры Анны и сожжение моего дома в селе Иванковцы Каменец-Подольской области. Будь здоров, мой дорогой Митя – моя гордость…».

Единственное письмо на фронт… Больше не было. Сегодня это бесценная семейная реликвия. И не только семейная…

Он не подвёл своего отца, и тогда, на фронте, и в мирной жизни. В его «мерцающих зеркалах» отразилась жизнь во всей полноте, без искажений и фальши. Ведь правда всегда находится в пути, а история, как любил он повторять, продолжается. Уже несколько лет как Дмитрий Иванович покинул этот мир, и, возможно, его душа с изумлением наблюдает за тем, что происходит на Родине. Но писатель Зуб и сегодня – вместе с нами. Ведь хорошие книги не умирают.