Олег ДОРОГАНЬ. «И РОСОЮ НА СЕРДЦЕ МЕРЦАЕТ РАССВЕТНАЯ РУСЬ». Размышления над книгой Евгения Юшина «Соловьиный родник»

 

Олег ДОРОГАНЬ

«И РОСОЮ НА СЕРДЦЕ МЕРЦАЕТ РАССВЕТНАЯ РУСЬ»

Размышления над книгой Евгения Юшина «Соловьиный родник»

 

Поэт Евгений Юшин мне знаком давно.

Его поэзия сразу впускает в себя вольным ветром дорог, открытостью русской деревенской жизни, щедростью красок русской природы. И если лес у него – то он торфяной, глухариный, брусничный, зелёный, озёрный, хороводный. И если заря – то она малиновая, клюквенная, брусничная и т.д.

Этот мир надо мной – белым облаком, птицей и Богом.

Этот мир подо мной – муравьишкой, пыльцою веков…

Я люблю, когда небо целует дождями дорогу,

Заполняя копытца недавно прошедших коров.

Я навек полюбил эти заводи, эту осоку,

Эти серые избы с певучим печным говорком.

Эти сосны шумят надо мной широко и высоко.

Говори со мной, лес, первобытным своим языком.

 

Поэт Борис Примеров считал, что красота русской поэзии – в эпитете. У Евгения Юшина это именно так. Своему эпитету он придаёт цвет и запах, предметность и образность, – и это оберегает его от излишней, а то и пустой красивости.

Эпитетность – привилегия, как правило, «тихих» лириков. Поэтика Евгения Юшина тяготеет к отличительным признакам «тихой поэзии», однако даже самые негромкие строчки колокольным звоном отдаются в душе, поэтому вполне могут звучать с эстрады.

Тихая поэзия Юшина ценна тем, что она глубинно гражданственна. Однако он не разменивается по мелочам, хоть житейские нехватки и неурядицы, бытовщина постоянно вторгаются в непростое бытие поэта. И социум так или иначе преломляется в лирическом космосе поэта, который уходит от открытой риторики на злобу дня, от пустозвонных деклараций, убивающих само существо поэзии.

В то же время нельзя сказать, что он чужд публицистичности, она у него растворена в добротном лирическом замесе.

…Тишина на Руси, словно лодка, стоит на приколе,

А накатится вихрь, так покуда её и видал.

И возносит звонарь колокольни стозвонные соты.

Но сжигает Иуда воздвигнутый предками храм.

И на каждой сосне – золотистая капелька пота,

И на каждой берёзе – полоскою чёрною шрам.

 

Или вот ещё такие стихи – с социальной заострённостью и гражданской позицией:

И я люблю вас, подорожники,

И вас, холмы, и синий пруд.

Мне только страшно, что безбожники

И вас, как души, продадут.

 

И продают! Земля распорота.

Но не купить небесный свет.

Как не греби деньгу и золото,

А у гробов карманов нет.

 

Богатство иного рода предлагает поэт. Это тихое слово, колокольно отдающееся в сердце, настраивая его на звучащую и значащую красоту мира, без которой у человека просто теряется смысл жизни.

Важным достоинством лирики Евгения Юшина стало то, что через стихи видит он всё как впервые, взгляд свеж и чист, он не утрачивает первозданности и тогда, когда пронизывает лучом осмысления толщу веков Русской истории: «Надо мною облака и ветки. Подо мною и века, и предки. И петух – букетом у ворот».

Вот в таком незамутнённом взгляде – как впервые – и весь Евгений Юшин.  Образ, связанный с петухом, будет повторяться, чтобы только подчеркнуть неповторимость поэтического взгляда: и радуга у поэта «петушиная», и закат «петухами вышит на ситцевых рубахах облаков», и «петушиным пушком догорают седые угли».

И вся система эпитетов отражает закон вселенской связи, где всё отражается во всём. 

Не с того ли него и у «липы голос колокольный», помнящий кандальные звоны. И так же, как дороги помнят эти звоны  и берёзы («безысходный, по-бабьи, горячечный плач у берёз»). 

С образом дороги у Евгения Юшина связан, кажется, каждый миг. Даже дома он уже в преддверии, в предчувствии дороги. И при этом у него всегда и во всём: «Даль – огромна, высь – безмерна. Перед ликом – только Бог».

Странничество, сдаётся, в крови поэта, как у многих русских искателей истины, философов и поэтов, паломников и пилигримов.

Он и пишет – словно идёт по дороге и разглядывает всё, что вдали и по сторонам от неё, любит любоваться тем, что ещё живо и полно жизни, и грустит, когда есть от чего, и раздумывает по ходу.

Здесь люди красивы, как вольного неба размах,

Но взоры неспешны: душа не откроется сразу.

И девушки царственно носят озёра в глазах,

И парни задумчивы, как мускулистые вязы.

Здесь дни широки, а полночные звёзды остры.

Леса молчаливы, но всё о себе понимают.

Туманы буксуют на волнах коричневой Пры.

Лещи из густых омутов зеркала поднимают.

 

Образ тяготеет к символу, однако не застывает как символ. И это тоже одно из исключительных достоинств поэта.

 

Евгений Юшин весь в природной стихии, он как неустанный живой отклик её, тихое и продолжительное эхо. Но важно отметить, чтоу него смысловые концовки стихотворений как бы стреножат описания природы, то есть сам принцип описательности не находит поддержки и продолжения, и природа каждым шелестом и шорохом, речным плеском и птичьим свистом, каждой краской и оттенком работает на смысловой итог. Умение вовремя завершить стихотворение на той самой точке, где это необходимо, – ещё одно несомненное достоинство автора.

Одно из лучших, на мой взгляд, стихотворение Юшина «Свеча моя плачет, а я не сронил ни слезинки…», посвящённое прощанию с отцом-фронтовиком, бравшим Брест, Варшаву и Берлин, поэт завершается так: «А если что было не так, то тебе я прощаю. А если что было не так, и меня ты прости». Здесь поэта отличает характерная личностная нота, приобщая к сонму родственных ему душ. Так в «Молении о крестьянах» он после обращения к Господу о спасении русской земли говорит: «Здесь полынь на меже пахнет кровью и дедовским потом, и ладонями бабушки теплится мята в лугах».

Провожая в последний путь поэта Передреева, автор в стихотворении о нём пишет в завершение:

Я был, когда его в последний путь

Несли так утомительно и долго…

Казалось мне: ещё вздымалась грудь,

И с каждым шагом вздрагивала чёлка.

 

Меткая точность непридуманных, лично увиденных и пережитых деталей, сообщённых без лишних комментариев, оказывает поразительное воздействие. И ведь нет особой изощрённой образности, тех словосочетаний и в прозе и в стихах, что обычно произносят на панихидах и траурных митингах.

Не только люди, но и «братья наши меньшие» переживают уход родных и близких, и свой уход, брезжащий мерклым светом где-то впереди.  В стихотворении «Две собаки» на брошенном деревенском дворе остались две собаки, одинокие, без хозяев, и «зарастает сад полынью, как собачий взгляд тоской». Найдены самые точные образные слова, бьющие прямо в душу.

В стихотворении «Любимой» после воспоминания о том, как они венчались, автор уверен: «А кроме любви ничему и не быть. Всё прочее канет навеки». И с ещё большей уверенностью завершает он свои стихи словами: «Я счастлив и тем, что на том берегу не сможем с тобой разминуться».

И всё же вера в бессмертие души здесь, на земле, подвергается постоянным испытаниям, когда нет-нетда и взгрустнётся от мысли, что «и каждый миг не повторится ни через год и никогда». Ах, как он дорог, каждый миг, уходящий, неповторимо убегающий без возврата, и только строчкой-другой поэту как будто удаётся что-то удержать.

А стихотворение «О любви сказать ещё желаю…» – это как грустная песня о матери, о безвозвратно ушедшем детстве, с надеждой в конце: «Может быть, едва глаза прикрою, И увижу маму молодой».

При печальной думе, что Русь может уйти, исчезнуть такой, какую мы знаем, приходят уверенные, обнадеживающие строки: «Но так же будут пахнуть Русью Полынь и этот белый свет». 

 

А соизмеряя века с каждым прожитым мгновеньем, поэт добивается яркого художественно-лирического эффекта, удачного сочетания слов, о которых если не сейчас, то потом обязательно скажут как о великих и вечных. 

Хорошо на заре править лодку в кувшинках – на заводь,

И ловить молодых ветерков быстротечную грусть.

И тогда наплывает, как песня, далёкая память,

И росою на сердце мерцает рассветная Русь.