Татьяна ЯСНИКОВА 
Татьяна ЯСНИКОВА
ЭТО ВЕТЕР БЕЖИТ И БЕЖИТ...
ПУТЬ ДОМОЙ
По камню лестницы я к парку восходила.
Был камень нов её, а мне печаль светила.
И я ждала каких-то перемен,
Чего не ждут от книг и камня стен…
И вот своим неблизким расстояньем
Темнеет постепенно небосвод –
Так вкрадчиво, как плачет мирозданье
Вовнутрь себя, а слёзы не прольёт.
Иду домой, а сумрак всё густеет.
И вот – он спутник мой, он человек.
Он столько знает, он сказать не смеет,
Сколь знает он и где его ночлег.
Лишь углубится к западу, к востоку –
Свет утренний не вытерпит его.
Идём, идём, грядущее жестоко,
А вечер этот, в общем, ничего…
* * *
Ничего не сбылось, не исполнилось –
Это ветер бежит и бежит.
Этим ветром наполнены комнаты,
Торжествующие миражи.
Океанов воздушные сумерки
Охватили ночной горизонт.
Льётся, льётся, стремится безумное
Сквозь прохладу, и ветер, и сон.
Шире, шире рокочет нездешнее,
Приближаясь сквозь тысячи вёрст.
Ну, зачем свою милость поспешную
Аромат мне весенний принёс…
* * *
Когда с востока дует ледяной
И искренне пронзающий шелонник,
То не Японии повеет сакурой,
И не гербарий дарит многотомник.
То не с цветущих белым и лиловым
Сквозит благоухающих полей –
Хамар-Дабан, воздвигшийся сурово,
Смолистый простирает свой елей.
И этим счастливы мы, дети мрака, хлада.
Зовём к себе мы морок, ветер, хлад.
Нам ничего чуждебного не надо,
Вдыхать бы только горный аромат,
Нас возвращающий сквозь давности вращенья
На новый круг невероятных лет,
Нас возвращающий в сибирь долготерпенья,
Что камень есмь – лежащий на земле.
* * *
Я целую вечность к тому привыкаю,
К чему мне привыкнуть нельзя.
Я участи странной своей не узнаю,
Когда посмотрю ей в глаза.
И всё потому, что решили другие,
Что я по-другому никто.
И что они больше, чем я, золотые,
Железные кони в пальто.
Всегда я гляжу в заоконные дали,
Где мечется улиц скелет
И поезда ждёт за рекой на вокзале,
В тот город, которого нет.
За далью исчезнет всё то, что не значит,
А что остаётся – зола.
Решается просто такая задача –
Не выдуть и горстки тепла.
Закончатся эти земные заботы,
Останется то, чем живу.
В душе отрешённость такого полёта,
Что и не бывать наяву.
* * *
Сколько миражей, туманов виделось
На весеннем сильном берегу.
В голубином, сизоватом инее
Корабли несутся сквозь пургу.
Их причалы низко унывают,
На коленях наклонясь к воде.
В зеркале серебряном растают,
Чтоб не быть ни счастью, ни беде.
Ну, а я останусь одиноко
Ждать другой рассеянный туман.
До чего же сильно и глубоко
Мне весенний берег этот дан.
* * *
Будь твёрд и спокоен, мой друг дорогой.
Смотри: вот планеты у нас под рукой.
Кружат и кружат хоровод облака.
И это мечта и другие века.
Мы вольные люди, не птицы хотя.
Встречаем надежды и радость шутя.
По спелому полю закатному ржи
Проходят сосновых лесов миражи.
Ты память моя, я же память твоя.
Сплелись две дорожки, кулигу творя.
У края обрыва посмотрим вперёд:
Летит высоко в облаках самолёт.
Нас мчали удачи, везли поезда.
Под твёрдой рукой глубока борозда.
* * *
Мир обман, посреди обмана
Ты не лжёшь мне, а правду глаголешь,
Что ты есть, существом изготовясь
Божеству служить своему.
Я и правду твою пойму,
И неправду твою понимаю.
Потому что я верно знаю,
Мир – обман и себе самому.
Я другого ещё не встречала
И всегда от себя отгоняла
То, в чём подлинно утону.
* * *
В огромную чашу
Сложу миллион одиночеств.
Получится море
С порядком влекущихся волн.
Одна обратима в другую,
И берег, целующий очи,
Родили для сердца
Скользящий под парусом чёлн.
И весь миллион совокупно,
Что нежное имя.
Всяк назван когда-то
И с тем повторим и сейчас.
Прости, никогда, никогда
Мы не станем другими.
И снова, и снова
Вливается прошлое в нас.
Оно обернётся сияющим
Солнечным летом.
Оно отзовётся
Окраиной гордой Москвы.
Рождённое птицей
С лицом небывалого света,
Нейдёт из ветвей,
И нейдёт из моей головы.
* * *
Синее море;
Зелёное дерево-море;
Вечная юность
Земли одиноких холмов.
Друг твой безумен,
Безумен, как горе и горе, –
И это такая твоя неземная любовь.
Она столь огромна,
Что он заиграет на скрипке,
Обратным смычком
Ея тело пиля и пиля.
Я буду в восторге,
Поскольку молчание зыбко;
Играй этот ужас,
Пили поперёк корабля.
Синее море,
Твоя дорогая улыбка.
Взлетают на ленточках к небу
Твои якоря.
И я понимаю:
Мне дорога та полускрипка,
Как будто мы жили
На этой планете не зря.
МОРЕМ ГУЛЯТЬ
Если отправилась я бы к закату,
В дальнее плаванье на корабле,
Я не мосты сожгла бы тогда-то,
А прах своих текстов развеяла я по земле.
Невозвратимо, а то возвратимо,
Тень будет вечно бежать вокруг «я»,
Будто гимнаст вкруг шеста, нестерпимо
Сжимаясь и разжимаясь опять.
На берегу, может быть, мне остаться,
И бегать вокруг своего «я-я»…
За ось мировую руками держаться,
Жар от неё, что ни капли тепла…
Я ухожу в неспокойное море
Лишь для того, что не прочь остыть?
Было бы странно мне с этим спорить,
Шест превратится в тонкую нить,
Коей привязан каждый к земному.
Рвётся и рвётся, и рвётся опять.
То не моя дорога к дому,
Морем, морем я вышла гулять.
* * *
Сильная дрожь троллейбуса – раз
Предвосхитила закат.
Спелая капля упала на глаз –
Плачь, паяц, плачь.
На лестнице вверх:
Архитектор Павлов
В здание развоплощён.
Да капли этакой для плача мало
Великих племён.
Плачь, паяц, плачь!
Ты настоящий заяц!
Дрожь троллейбуса тенью
Ударила меж ушей.
Синий – красивый – вечер зимний –
Бабочкой крыльев о снег.
Трое чёрных на лестнице вверх.
Я – мне – моё искусство.
Мышами земля пропахла чёрными.
В золото люстр театр восходит терпко.
И прыгает, прыгает вниз паяц.
Зрители развоплотились.
Был один настоящий – не стало и одного.
Все из металлопраха.
В небо никто не уйдёт.
Плачь, слеза о паяце.
* * *
Хам пришёл.
Хам утвердился.
Хам везде проник.
И немеет справедливый,
Подлинный язык.
И куда, куда деваться?
В тишину крестов?
В камнепаде девальваций
Нет живых умов.
Вижу горные вершины –
Недоступный храм.
Не пройдёт и половины
Их тропою хам.
Крик отчаянья не слышат
Горы заодно.
Оттого мы книги пишем,
Не глядим в окно.
НАШ ПРАВИТЕЛЬ
Золотое вечернее солнце
Ослепило, пространствам грозя.
Паренёк за рулём без эмоций
Враз надвинул очки на глаза.
Ослеплённый же золота блеском
Наш правитель нас в бездну влечёт.
И молчит многомудрым довеском
Власти вверенный русский народ.
АГОНИЯ
Я шла и шла, как сквозь войну,
В всевечной полной обороне,
Всесокрушающей страну
В бреду боязней и агоний.
Явился тут один солдат,
Чтоб отомстить мне за удачу,
Что подрастила я ребят,
За то, что ничего не значу.
Он, как и я, был одинок,
Но, этого не сознавая,
Меня к расправе поволок
Из мной придуманного рая,
В котором я была одна
Всеотступающей душою.
Я убывала, как Луна,
Следя, как меркнет поле боя.
В одно забвение своё,
В очарованье непрожитым
Каких-то солнечных краёв,
Из ниток белых больше шитых…
Солдат привык одно лишь мстить,
За скромную свою удачу.
За то, что он хотел пожить,
За то, что ничего не значит.
Он знал, как душу растерзать,
Чтоб не гналась за ним погоня.
Мне было нечего сказать
Среди боязней и агоний.
Соединила я тогда
Союз простой земли и света.
И потекли опять года
Водою в будущего лето.
* * *
Пред Абсолютом предстоя,
Скажу тебе – мы будем квиты,
Как свет и день из алтаря
И чёрных слов раскрытый свиток.
Они всегда напряжены,
Всегда летят, к кому, не знают.
Они над будущим страны
Легенду новую слагают.
Поют неверье и туман,
А получается – свет веры.
Поют ненастье и обман –
А всходит солнце новой эры…
* * *
Размыло дождями
Всемирное поле.
Путник ищет путь поневоле.
Слякоть светится оловом,
Светится далью пустою.
Путник, путник,
Никто не пойдёт за тобою.
Дожди шли недолго,
Но всё же довольно для глины.
Размыло, размыло
Путь крепкий старинный.
Качается зыбкое марево дня.
Уходишь, уходишь
Опять от меня.
Время лавиною бросится
под ноги:
Я –
несу тебя, веду тебя.
И вот
берег реки:
Явление времени
В сером плаще ожиданья.
Путник, путник,
Всюду вода,
Путник, путник,
Всюду беда.
Шум роковой «Никогда»
В шуме берёз всегда.
* * *
Всё будет впереди:
В высоком небе сокол,
Под скалами змея,
Шиповник на скале.
И хорошо б идти
Без устали далёко,
Не тронуть ничего
На праведной земле.
Не тронуть никого?
А то, другое дело,
Со всеми и во всех
Желает всякий быть.
Постигнуть бытие,
И жизнь понять всецело,
С богами в их кругу
На равных говорить.
А то ещё в костёр
Подбрасывать валежник.
А то ещё тепло,
Идущее от звёзд,
Повсюду ощущать,
Как признак неизбежный
Того, что всюду быть
Пусть частью, но пришлось…
Всё было до тебя,
А то, что изменилось,
То не было верно,
Изменится сто раз…
Так это человек
И путь его унылый –
Докучливо блеснут
И скроются из глаз.
И всё оставят нам,
Что, в общем, не истлеет.
Надежду и печаль,
Удачу и покой.
Из всех щелей глядит
Надмирная идея,
Она во всякий миг,
Что глина под рукой…