Александр ТОКАРЕВ. АПОКАЛИПСИС ВЧЕРА. Размышления над фильмом «Чернобыль»

 

Александр ТОКАРЕВ

АПОКАЛИПСИС ВЧЕРА

Размышления над фильмом «Чернобыль» 

 

Фильм «Чернобыль» режиссёра Йохана Ренка, снятый по сценарию Крэйга Мэйзина американским телеканалом HBO совместно с британским Sky Atlantic, – это не просто блистательный фильм-катастрофа со всеми присущими жанру эффектами, высокопрофессиональной операторской работой и потрясающей музыкой, но и серьёзное художественное осмысление крупнейшей техногенной катастрофы XX века.

Несмотря на все ляпы, штампы и стереотипы, которыми изобилует фильм и которые уже много раз обсуждались после выхода каждой серии, создателям сериала удалось сделать фильм зрелищным, напряжённым, глубоко трагичным и в то же время показывающим величие советского человека, жертвующего собой во имя спасения миллионов других жизней. Именно в этом главное достоинство американского фильма о советской катастрофе.

С первой же серии зритель погружается в какой-то инфернальный апокалиптический кошмар, из которого, кажется, нет выхода. Как бороться с небывалой до сей поры техногенной катастрофой, каковы её реальные масштабы и степень опасности, какие жертвы придётся принести на алтарь победы – далеко не сразу становится ясным. Решения приходится принимать молниеносно и действовать буквально наощупь. И в кратчайшие сроки удаётся сделать то, что казалось невозможным – ликвидировать последствия катастрофы.

От красной звезды на пожарной каске Василия Игнатенко, одним из первых выехавшего на место тушения пожара после взрыва четвёртого энергоблока и погибшего впоследствии от страшной лучевой болезни, до красного флага СССР, водружённого на АЭС в честь завершения очистных работ на крыше – вот тот тяжкий путь неимоверного напряжения физических и моральных сил, путь боли и страданий, надежд и разочарований, путь борьбы, который проходит зритель вместе с героями фильма.

«Чернобыль» не оставляет зрителю шансов остаться таким, как прежде. Он буквально перемалывает его. Человек, смотрящий этот фильм, как будто получает свою дозу радиации и живёт в состоянии ожидания надвигающейся новой катастрофы после уже случившейся, хотя и знает заранее, что его, зрителя, страхи – беспочвенны. Но опасения первых ликвидаторов таковыми не были.

Самоуверенность и раздражение одних по поводу «необоснованной» паники других – понимающих, что здесь не рядовая авария, а настоящая катастрофа, возможно, континентального масштаба, – это противостояние правды и боязни её принять наполняют смысловое содержание первых серий картины.

Фраза Анатолия Дятлова, заместителя главного инженера ЧАЭС, обращённая к его коллеге Анатолию Ситникову: «Вы не видели графит, потому что его там нет», является попыткой уйти не столько от ответственности (которой тот не боится), сколько от страшной реальности, в которую не хочется верить. Ещё больший страх испытывает директор станции Виктор Брюханов, как заведённый повторяющий одни и те же слова про ситуацию, находящуюся под контролем. В том же состоянии растерянности и страха находится главный инженер станции Николай Фомин.

Именно Дятлов, Брюханов и Фомин считаются главными виновниками аварии на ЧАЭС. Их судили там, в Чернобыльской зоне отчуждения – по месту совершения преступления, – и приговорили к реальным срокам лишения свободы.

Другую сторону представляют простые «чернорабочие» катастрофы: пожарные, работающие в непосредственной близости от взорванного реактора и получающие смертельные дозы радиации; работники АЭС, понимающие, что как бы там ни было, действовать необходимо по обстановке – здесь и сейчас.

Валерий Перевозченко – начальник смены реакторного цеха – в фильме столь же смелый и решительный человек, каким был в жизни. Не дрогнув перед ужасной опасностью и, невзирая на то, что Дятлов отпустил его с БЩУ (блочный щит управления), он организовывает поиски пропавших Владимира Шашенка и Валерия Ходемчука.

Валерий Ходемчук и Владимир Шашенок стали непосредственными жертвами аварии (о двух первых жертвах сообщило в те дни советское Центральное телевидение). Начальник смены 4-го блока Александр Акимов, старший инженер управления реактором Леонид Топтунов и начальник смены реакторного цеха Валерий Перевозченко умерли через считанные дни и недели после аварии.

У Анатолия Ситникова в тот день был выходной, да и работал он на 1-м блоке. Тем не менее, он сам прибыл на станцию и пошел на аварийный 4-й блок, в то время, как Дятлов и Фомин укрылись в бункере административно-хозяйственного здания. Ситников умер в мае 1986 года и был похоронен вместе с 27-ю другими ликвидаторами на Митинском кладбище в Москве.

Главными героями картины становятся Борис Щербина (Стеллан Скарсгард) – высокопоставленный партийный и государственный деятель, заместитель председателя Совета министров СССР и профессор Валерий Легасов (Джаред Харрис) – заместитель директора Института атомной энергии имени И.В. Курчатова. Оба становятся членами правительственной комиссии по ликвидации катастрофы в Чернобыле. Именно с их прибытием в Чернобыль, куда они были направлены по прямому указанию Михаила Горбачёва, начинается адекватная оценка происходящего и реальная работа по ликвидации последствий аварии. В их непростой тандем буквально вторгается Ульяна Хомюк (Эмили Уотсон) – физик из Института ядерной энергетики Академии наук Белорусской ССР, подводящая Щербину и Легасова к тому или иному решению сложного вопроса. Ульяна Хомюк, впоследствии тоже ставшая членом правительственной комиссии, – единственный персонаж в фильме, не имеющий реального прототипа. В её образе были воплощены учёные, работавшие вместе с Легасовым в Чернобыле.

Фильм держит зрителя в напряжении во многом благодаря непрерывной динамике и нагнетаемому драматизму происходящего.

Красные пожарные ЗИЛы выезжают на место аварии сразу после взрыва. Пожарные обнаруживают возле 4-го энергоблока обломки графита, ещё не понимая, что это означает их скорую гибель. Тысячи львовских автобусов за несколько часов эвакуируют десятки тысяч жителей Припяти. Советский генерал Пикалов сам садится в покрытую свинцом кабину армейского ГАЗ-66 и отправляется измерить уровень радиации в непосредственной близости от реактора. Груда использованной одежды пожарных, пропитанной радиоактивной смертью, превращается в страшный символ трагедии. А больница №6 в Москве, куда доставляют первых облучённых чернобыльцев, становится их последним пристанищем перед неминуемой и мучительной смертью.

 

Если внешняя сторона поздней советской действительности воссоздана более-менее аутентично, то отражение её внутренней стороны грешит стереотипами: слишком частое обращение «товарищ», чрезмерно жёсткие и неуважительные отношения начальника с подчинёнными, какая-то нарочитая брутальность персонажей – высоких чинов и простых служивых советского «Мордора». Партийные и государственные деятели выглядят как персонажи американских фильмов времён «холодной войны», настолько не похожи они на реальных. Представления создателей фильма о Советском Союзе середины 80-х как о серой и холодной стране, где все ходят строем и обращаются друг к другу не иначе как «товарищ», глубоко ошибочны. Хотя и простительны, ведь даже в России представления об СССР как об «империи зла», где «людей за людей не считали», – не редкость, особенно у тех, кто родился после 1991 года.

Несколько раз фильм прямо-таки рискует скатиться в «клюкву». Например, в сцене, где Щербина угрожает Легасову выбросить его из вертолёта, если тот не объяснит ему сейчас же устройство атомного реактора. Или в сценах с шахтёрами, которые предстают в фильме как банда никому не подчиняющихся анархистов во главе со своим батькой. Но, к чести создателей картины, сразу после таких провалов действие быстро выравнивается.

По-настоящему страшно становится за героев-водолазов Алексея Ананенко, Валерия Беспалова и Бориса Баранова, добровольно отправившихся в затопленные камеры четвертого реактора, чтобы предотвратить второй взрыв и спасти мир от ядерной угрозы. И радостно после их выхода наружу. К счастью, в действительности все трое вовсе не умерли в течение недели, как это предвещалось в фильме, потому что не получили смертельной дозы радиации.

Похороны первых ликвидаторов, цинковые гробы которых опускают в братскую могилу и заливают бетоном, – финальная сцена третьей серии, проникнутая искренним трагическим пафосом, с лихвой искупает вину авторов за всю допущенную «клюкву» и вновь погружает зрителя в атмосферу тревожной напряженности.

Четвёртая серия, большая часть которой посвящена дезактивации Чернобыльской АЭС, Припяти и всей зоны отчуждения, – это практически документалистика.

Роботы, задачей которых было скинуть разбросанный на крыше АЭС графит обратно в реактор, не выдерживающие уровня радиации, и «биороботы» под командованием генерала Тараканова – люди, способные на всё, за полторы минуты успевающие выполнить поставленную перед ними задачу, – всё это было на самом деле и происходило примерно так, как показано в фильме.

По прибытии в Чернобыль Щербина постепенно всё больше проникается уважением к Легасову – настоящему профессионалу своего дела, взвалившему на себя груз ответственности за ликвидацию последствий аварии. Именно ответственность за порученное им дело сближает персонажей и делает их если не друзьями, то хорошими товарищами. А ещё, наверное, осознание общей судьбы. Ведь по расчётам Легасова, оба умрут лет через пять…

Легасов, спасший репутацию СССР своим докладом в Вене на конференции МАГАТЭ, попадёт в немилость партийного и государственного руководства после своего выступления на суде и покончит жизнь самоубийством в апреле 1988 года. Щербина, у которого впереди ещё будут Спитак и Ленинакан, умрёт в 1990-м, подав перед этим в Политбюро записку об обстановке в стране, в которой прогнозировал разрушительные последствия возможного захвата власти группой Ельцина.

Другая сюжетная линия, развивающаяся с первой серии до последней, – трагедия Василия и Людмилы Игнатенко, воссоздаётся на основе воспоминаний самой Людмилы, вошедших в книгу Светланы Алексиевич «Чернобыльская молитва», что отметает всякие обвинения в неправдоподобности показанного. Трогательная и трагическая история любви закончилась уже после смерти Василия и рождения Людмилой их ребёнка. Новорожденная девочка прожила всего несколько часов, но подарила жизнь своей матери, приняв на себя её дозу радиации.

«Мы живём в стране, где дети, умирают, спасая матерей... К черту наши жизни, кто-то должен начать говорить правду», – говорит Хомюк Щербине, желая раскрыть миру тайну Чернобыльской катастрофы, чтобы избежать подобных аварий в будущем, чтобы жертвы не оказались напрасными.

Легасов, понимая, что за ложь, возможно, придётся расплачиваться в будущем миллионами жизней, совершает честный, но самоубийственный шаг: раскрывает глубинную причину катастрофы – несовершенство реактора РБМК, на которое несколько лет закрывали глаза.

«Каждая наша ложь составляет долг правде. Рано или поздно долг надо оплачивать», – говорит он на суде.

Насколько это оказалось убедительным – судить зрителю. Но слоган «Узнай цену лжи» фильм, безусловно, оправдал, как и большинство возлагавшихся на него зрительских надежд.

В какой-то степени фильм, конечно, является пропагандой. Красная растяжка с лозунгом «Наша цель – счастье всего человечества», уныло свисающая с одного из строений в опустевшей зоне отчуждения, где ни один чёрный ворон не вьётся ни над чьей головой, выглядит горькой иронией и символизирует в фильме крах советского проекта, не выдержавшего испытания ядерной катастрофой.

Сценарист Крэйг Мэйзин говорит: «Чернобыль показал худшие черты системы и лучшее, что есть в людях», подразумевая, естественно, систему советскую. Может быть, и так. Но сегодня даже представить страшно, как бы происходила ликвидация подобной аварии в нашу эпоху всеобщего воровства, социального антагонизма, абсолютного недоверия общества по отношению к власти и всё той же тотальной лжи, которой с советских времён стало никак не меньше.

Но даже это не портит картину, которая балансирует на грани фильма-катастрофы и социально-политической драмы и держит зрителя в напряжении от первого кадра каждой серии до последнего, всякий раз интригуя ожиданием дальнейшего развития действия.

Всё-таки это их представления о нас. Причём о нас не сегодняшних, а вчерашних. И надо отдать должное создателям фильма: они сделали если и не всё возможное, то очень многое, что и не снилось нашим киномудрецам, даже не пытающимся снимать фильмы про «Курск» или Чернобыль –  то ли по причине творческого бессилия, то ли потому, что у нас в России всё настолько «свято», что каждый раз при попытке создания откровенного и неполиткорректного произведения на болезненную для общества тему рискуешь вляпаться в чьи-то чувства и получить клеймо русофоба.

Что ж, пусть российские продюсеры, сценаристы и режиссёры стоят и нервно курят в сторонке, пока американцы и европейцы будут писать нашу историю, воздвигая памятник нерукотворный советским ликвидаторам Ада на Земле.