Владимир РУШАНИН. ПОДВИЖНИКИ ПРОСВЕЩЕНИЯ. О биографических исследованиях, посвященных педагогам-просветителям. Беседовала Нина Ягодинцева

 

Владимир РУШАНИН

ПОДВИЖНИКИ ПРОСВЕЩЕНИЯ

О биографических исследованиях, посвященных педагогам-просветителям 

 

В 2016 году челябинское издательство Игоря Розина в серии «Культурные ландшафты Урала» вышло биографическое исследование В.Я. Рушанина «Иван Александрович Тихомиров. Возвращение забытого имени». А весной 2019 года в издательстве Челябинского государственного института культуры увидела свет его книга «Мария Васильевна Каменская. Школьная мама». Обе книги посвящены педагогам-просветителям конца XIX – начала XX  века. Владимир Яковлевич – доктор исторических наук, профессор, ректор Челябинского государственного института культуры. Сфера его научных интересов широка, но особое внимание он уделяет истории педагогики. Он пишет о начале ХХ века: «Победившая революция сделала героями революционеров, террористов, цареубийц. Настоящие устроители прежней российской жизни отвергались или замалчивались». Проблема просвещения сегодня приобрела особенную остроту и актуальность. Обращение к незаметному, тихому, но основополагающему для общества подвигу русских учителей и организаторов образования – не только дань памяти подвижникам, эти страницы нашей истории дают ответы на многие тревожные вопросы современности. Наша беседа с В.Я. Рушаниным – о его биографических исследованиях.

 

– Владимир Яковлевич, обе ваши книги посвящены забытым сегодня педагогам-просветителям, их трудам и судьбам на переломе эпох. Именно эти люди определили очень многое в жизни общества – и в первую очередь степень его организации, уровень взаимопонимания, нравственную устойчивость и, в конце концов, жизнеспособность. Как вообще сегодня обстоит дело в этой сфере исторического знания – в изучении истории русской педагогики? И почему эта тема стала важной именно для вас?

– Я учитель по профессии, более 40 лет работал в сфере образования. И мне обидно, что фигура учителя, педагога, на мой взгляд, недостаточно привлекает к себе внимание как с точки зрения исторической ретроспективы, так и с точки зрения осмысления роли и места педагога в современном обществе. Если взять историю XIX – начала ХХ века, то центром внимания профессиональных исследований нечасто становятся фигуры учителей – и не потому, что их было мало, или среди них не было людей ярких, неординарных, оставивших значительный след в памяти нескольких поколений граждан нашей страны, а потому, что учительский труд не вписывался в каноны героизма. Героями были те, кто воевал, сражался, первопроходцы, первооткрыватели, революционеры, которые боролись с официальным режимом, а вот учителя в эти категории не попадали. И если брать событийный ряд нашей уральской истории, истории Большого Урала, куда входили Оренбургская, Пермская, Уфимская, Вятская губернии, то среди крупных деятелей культуры учителей будет совсем немного. Я считаю, что это несправедливо. Ведь будущее любого общества вне зависимости от социально-экономического уклада, информационного подхода определяет в значительной степени учитель.

Работа учителя в моём понимании входит в понятие тихого подвига – незаметного, но именно подвига. Или подвижнического труда. Он длится десятилетиями, и всё это время идёт внутреннее накопление, которое не всегда можно усмотреть извне, но оно чрезвычайно важно. И в результате воспитывается человек.

 То, что я сам профессиональный педагог, и то, что сфера моих научных интересов лежит в области культуры народного образования XIX – начала ХХ века, видимо, и определило этот ряд персоналий. Причём хочу сразу сказать, что тут нет никаких натяжек: яркие фигуры этих педагогов – Тихомирова или Каменской – настолько выламывались из общего ряда… Степень воздействия их на окружающий мир, на несколько поколений была настолько велика, что возникал вопрос – а почему же никто об этом не говорил и не писал? Вот представьте директора гимназии (а это современный директор средней школы), который написал более пятидесяти крупных статей, в том числе и монографического характера, которые были опубликованы в центральных журналах Москвы и Петербурга? Директора средней школы, который получил две награды Императорской академии наук за исследование, допустим, русских летописей? И он же не был кабинетным учёным, не был вузовским профессором – он был учителем истории средней школы, да ещё и директором, а это значит – обременённым колоссальными административными обязанностями.

То же самое и Мария Васильевна Каменская, которая семьдесят лет – это даже трудно представить! – работала в школе. Семьдесят  лет работала учителем, директором школы, руководителем методического объединения... Причём работала при всех режимах – само по себе это удивительно. Причём она же не «тянула лямку», не занималась ремесленничеством, она вкладывала в свой педагогический труд самое высокое звучание. Это была её миссия, как она это понимала, представляла, как сформулировала восемнадцатилетней девочкой, пришедшей в земскую начальную школу чтобы преподавать крестьянским детям… А завершила она свою педагогическую карьеру уже почти в девяностолетнем возрасте, в далёком Ташкенте, продолжая учить детей математике. Учить детей, которые жили уже в абсолютно другом государстве.

Анализируя жизнь этих подвижников, их биографии, мы делаем палитру жизни дореволюционной России, России двадцатых-тридцатых годов гораздо богаче.  

 

– В обеих ваших книгах биографии героев – Ивана Александровича Тихомирова и Марии Васильевны Каменской – с документальной точностью и художественной цельностью воссозданы на фоне очень неоднозначной, бурной исторической эпохи. Герой и время, характер и эпоха – что здесь, на ваш взгляд, первично? Имея в виду, в том числе, и особенности конкретного исторического периода, и специфику просветительской деятельности...

– На мой взгляд, первичен герой – человек, и его характер. Не время – при всём уважении к обстоятельствам, которые, конечно, корректируют поведение любого человека. Если человек предан своей профессии, если он расставил приоритеты в своей жизни – а для моих героев, безусловно, приоритетом было воспитание детей, – то уже никакие коллизии общественные, никакая смена власти не может сломить эту основу личности.  

Когда установилась советская власть, Тихомирова в 1919 году просто как бы выбросили на обочину жизни, но ему было уже тогда 70 лет. Я считаю, если бы он был на двадцать, даже на десять лет моложе, он бы не смирился с этим, встроился бы в работу, не подлаживаясь. Он бы без школы всё равно не смог – вот как Каменская. Ей перекрыли всё в Троицке, она это чувствовала, но она тогда взяла и уехала в Ташкент, уехала в неизвестность, но работала там в школе, и её в конце концов оценили как уникального специалиста.

Я всегда говорю, что без двух профессий – без профессий врача и учителя – невозможно никакое общество. Врачи и учителя нужны любому режиму. Да, режим активно влияет на идеологию, но это уже другой вопрос. Та же Каменская – она была начальницей Троицкой женской гимназии. Началась революция, потом гражданская война, и, как подсчитал профессор Нарский, в Троицке шесть раз за короткий период – два с половиной года – менялась власть. То дутовцы, то колчаковцы, то красные, то казачья администрация – и при этом Мария Васильевна учила девочек в женской гимназии, хотя, конечно, работать в такой обстановке было чрезвычайно сложно. Но ведь работа и спасала этих людей, она придавала смысл их жизни…

Каменская закончила Мариинскую женскую гимназию, в её дипломе было написано: «учитель географии и математики». Она потом говорила: «Какое счастье, что я всё-таки выбрала математику, а не географию!». История, литература, география были всё-таки близки к общественным предметам, и, конечно, преподавать их в условиях уже складывающегося тоталитарного государства было очень сложно. А математика внепартийна, и здесь можно было обойтись без какой-то внутренней цензуры.

 Есть выражение – «внутренняя эмиграция»: многие из тех, кто не был согласен с большевистской идеологией, но был честен, любил родину и считал, что эмиграция – это тупик, оставались и работали, в том числе в школе. Да, они не могли высказываться, и в то же время они были великолепными предметниками, и очень часто новая власть отмечала их заслуги. Моя героиня – она ведь дворянка, была руководительницей двух крупных учебных заведений, она была действительно из категории «бывших». Но её наградили орденом Ленина после войны, потому что, будучи социально чуждой советской власти, она доказала, что она патриотка, и её ученики росли патриотами, и те мальчики и девочки, которых она учила в двадцатые-тридцатые годы, вынесли на себе основную тяжесть великой Отечественной...

 

– Владимир Яковлевич, а с чего началось исследование, что стало главным импульсом, отправной точкой работы? Я знаю, что над первой книгой вы работали более 10 лет…

– Ещё в старших классах школы, в 1968-69 годах, когда мне было 16 лет, я в научном обществе учащихся писал ученическую научную работу, она была посвящена народному образованию на Южном Урале. Я хотел показать основные этапы развития народного образования, и когда начал заниматься дореволюционным периодом – а это конец XIX – начало ХХ  века, – в нашей тогдашней историографии об этом практически ничего не было. Были только жёстко негативные оценки царского режима и его отношения к образованию.

Чтобы всё-таки что-то написать, мне пришлось углубиться в дореволюционные источники. Меня в порядке исключения записали в универсальную публичную библиотеку – школьников тогда не записывали, и я начал работать в краеведческом отделе с дореволюционными документами. Это были журналы Оренбургского губернского земства, материалы Уфимского земства, дореволюционные исследования по отдельным учебным заведениям. Я начал изучать этот материал и почувствовал, что до революции в России, несмотря на действительно большой процент неграмотных, была очень интересная система народного образования. И это неправда, например, что до революции в средних школах, в гимназиях, в реальных училищах могли учиться только дети богатых. Оказывается, была система стипендий, была очень развита благотворительность, и дети из простых семей, особенно если проявляли какие-то таланты, получали среднее, а затем высшее образование.

Я  увидел, что, во-первых, нет каких-то обобщающих внятных работ по истории образования, а во-вторых, те фрагменты, которые были, – они идеологизированы,  далеки от истины. В документах, особенно по истории, допустим, гимназии, челябинского реального училища просматривались фигуры педагогов. Тогда только вышел фильм «Доживём до понедельника», режиссёра Ростоцкого, и на меня произвела колоссальное впечатление фигура учителя, которого играл Тихонов. После этого фильма мне захотелось преподавать историю, быть историком.

Преподаватели дореволюционной гимназии или реального училища – это были люди с университетским образованием, которые не только преподавали свой предмет, а занимались ещё и научной деятельностью: осуществляли наблюдения за погодой, создавали метеорологические станции, как правило, изучали историю местности, в которой  они жили, историю церкви, историю освоения этих земель. Они были людьми чрезвычайно активными и очень разносторонними, создавали первые журналы – как в челябинском реальном училище, где Юрий Либединский писал свои первые вещи. Это были незаурядные люди, но о них никто ничего в нашу эпоху уже не знал.

А историко-биографический жанр привлекал меня уже давно: студентом в 70-е годы я публиковал в газетах – в «Комсомольце», в «Челябинском рабочем», «Вечернем Челябинске» фрагменты своих биографических очерков, связанных с молодёжью, с созданием комсомола на Южном Урале. В начале 1990-х годов мы с двумя моими аспирантами напечатали в Магнитогорске брошюру «Из истории среднего образования на Урале». Она была тоненькая, страничек 40-50, на плохой бумаге. У нас проходили семинары учителей в Челябинске, и вот брошюрку начали запрашивать на эти семинары, потому что мы впервые говорили об учебных планах в дореволюционных школах, впервые стали говорить об учителях – и впервые развёрнуто сказали о Тихомирове: в Троицке в гимназии работал человек, о котором писали все энциклопедии России! А ведь в эти энциклопедии отбирались только самые известные люди.

Я сам несколько раз участвовал в работе семинаров – меня приглашали на эти встречи с учителями и задавали вопросы: а почему сейчас у нас нет людей такого калибра в школах? Почему, если учитель в школе начинает заниматься, допустим, научной работой, он тут же уходит в вуз?.. Не потому, что тогда вузов не было, а сейчас они есть. Обстановка, видимо, в школе изменилась. После  появления в 1994 году этой брошюры у меня возникла мысль создать галерею портретов, написать историко-биографические очерки о незаслуженно забытых педагогах.

Сделать это было непросто. Мне хотелось, чтобы это был не сухой материал, в котором были бы перечислены какие-то вехи биографии. Когда я стал более подробно заниматься этим, выяснилось, что целые периоды жизни этих людей никак не отражены, поэтому потребовалась очень большая поисковая работа: не год, не два, она растянулась на десятилетие. И вот вышли книга о Тихомирове, книга о Каменской… И сейчас я уже начал работать над третьим изданием этого цикла, связанным с Маргаритой Марквартовной Котц, начальницей Троицкой женской прогимназии, женой Ивана Александровича Тихомирова. Начал заниматься  её биографией – и пришёл к её брату, известному золотопромышленнику, а от них перешёл к их отцу, а потом и к дедушке, который, оказывается, был гражданином Австрии, в 1815 году переехал в Россию, перешёл на русскую службу, принял русское подданство, стал поручиком гусарского полка... Эти поиски привели меня  в эпоху наполеоновских войн и даже в другое государство.

Тем и интересен историко-биографический жанр, что он гигантски раскрывает географию. Я до этого занимался только Уралом, но ведь Тихомиров – это и Царское Село, и Пензенская губерния, и другие регионы. И это уже не только народное образование, это и золотопромышленность,  или, допустим, создание первых сахарных заводов в России в  двадцатые-тридцатые годы XIX века. Появление таких новых сюжетов очень интересно для любого историка.

 

– Имея структуру научной работы, обе ваши книги не являются в строгом смысле научными: они написаны прекрасным русским языком, не усложнённым терминологией, освещённым как бы изнутри вашим эмоциональными отношением к героям. Кого вы видите адресатами ваших книг, читателями?

– Это  была моя главная задача: мне хотелось создать не наукообразные, не такие «засушенные» книги, которые были бы интересны только специалистам, хотя сама по себе эта задача тоже непростая и сама по себе достаточно благородная. Мне хотелось, чтобы эти книги были интересны и так называемому широкому читателю. Я в это понятие вкладываю не только историков и не только педагогов. Любая жизнь человека – целый мир. Уходит человек – уходит мир, и моя задача была не дать, чтобы этот мир ушёл, или, может быть, чтобы фрагменты, осколки этого мира остались. Я робко надеюсь, что вот в Троицке, например, люди, заходя в здание ветеринарного института – а до революции там находилась женская гимназия, –  может быть, вспомнят Марию Васильевну Каменскую, которая это здание строила, будучи начальницей, и которая отдала столько душевных сил воспитанию троицких гимназисток! То есть это книги для всех любознательных. Помните Маяковского: «…делать жизнь с кого»?

Я получил письмо из Владивостока по Тихомирову, человек писал, что эту книгу надо издать в серии «Жизнь замечательных людей». Я, конечно, считаю, что это может быть завышенной оценкой, но сама фигура, сама личность, обаяние этой личности, любовь к стране – без какого-то излишнего пафоса, любовь к профессии делает этих людей необычными. И молодёжь, юношество – адресаты этих книг, и  те же краеведы, которые занимаются историей своего края...

 

– Я узнала, что первые заинтересованные, даже восторженные отклики на книгу стали поступать ещё из издательства, на стадии её набора, от самых первых читателей…Обе книги действительно читаются на одном дыхании.

– Образ Марии Васильевны Каменской перешёл из первой книги, и если всё будет хорошо и выйдет книга о Котцах, может быть, это будет своеобразная трилогия. Она не связана единым сюжетным замыслом, хотя перекличка там не только географическая, не только Троицк, но и многое другое, в том числе и учительская профессия, педагогика.

 

– Значительную часть первой книги составляют документальные приложения. Они есть и во второй книге. По какому принципу отбирались эти документы, какова задача этого раздела?

– Я не считаю это периферией книги, её техническим довеском. Приложение в моём понимании даёт возможность углубить, детализировать какие-то моменты, которые недостаточно прописаны в книге. В книге о Тихомирове я опубликовал многие его статьи, которые были напечатаны сто двадцать – сто пятьдесят лет назад и больше не перепечатывались. Мне бы хотелось, чтобы книга, попав в библиотеки, дала читателям возможность воочию убедиться в масштабе этого человека, разнообразии научных его интересов, особенностях научного почерка, стиля XIX века.

По Каменской я дал документы, связанные с пермской Мариинской женской гимназией, троицкой гимназией, документы из газет дореволюционного времени, которые тоже недоступны подавляющему большинству, даже исследователям. А здесь они получат возможность опереться на первоисточник. Приложения – это, как правило, составная часть монографического жанра, но я  посчитал, что, может быть, найдутся люди, у которых появится желание заниматься этими сюжетами – это им поможет.

 

– Судьбы героев связаны в основном с Южным Уралом, с Троицком, но они шире и географически, а по значимости, конечно, это масштаб страны, её история. И волей-неволей возникает вопрос о перекличке времён, об исторической рифме. Какую проблематику педагогическую актуализируют ваши исторические исследования сегодня? Как перекликаются времена?

– Времена перекликаются, причём эта перекличка, я считаю, видна невооружённым глазом не только специалистам той или иной эпохи. Мы говорим о школе, очень актуален вопрос о соотношении изменений, которые происходят в школе. Я считаю, что реформа губит школу. Я считаю, что школа – система вообще-то консервативная. Это не значит, что в школу не должны приходить новые технологии, те же компьютеры, положим, но я убеждён, что школа держится на фигуре учителя, и все реформы, которые  происходят в школе – а их у нас десятки, я с 59 года в школе, учился, потом работал, сколько за эти десятилетия школа пережила реформ! Понимаете,  причём это же и политехническая школа, и другая школа, и десяти-одиннадцатилетнее образование, и эти предметы убрать, те добавить… Мы должны очень уважительно относиться к наработкам и традициям классической школы, я считаю, что нужно быть очень осторожным с введением каких-то новаций в школу, а если вводить эти новации, то после длительного эксперимента – ну возьмите хотя бы то, что сейчас происходит с ЕГЭ, сейчас уже на уровне Государственной Думы и правительства говорится – ой, мы же вернули  сочинение в школу, а зачем же было его убирать?  Когда все учителя-гуманитарии говорили, что это убийственно для школы, для детей, но это же сделали. Или разве можно так формализовывать знание – вся учёба натаскивание на какие-то результаты, – которое выхолащивает смысл школы. Мне кажется, что попытка политизации школы, попытка привязывания её к какой-то одной партии – это тоже тупик, это тоже убийственно. Все-таки школа должна в хорошем смысле быть вне политики. Это не значит, что ученики должны быть апатичны и не иметь своих убеждений, но нельзя, чтобы какая-то партия монополизировала процессы воспитательные, учебные, кадровый процесс. В этом плане школьные учителя – это государственные люди, которые должны мыслить по-государственному. Но не могут они быть ангажированы какими-то партийными пристрастиями, потому что это будет раздирать школу и раздирать учеников, и вот мои наработки, попытки анализа говорят о том, что безусловным приоритетом государства должно быть образование. Нельзя экономить на образовании. Не надо думать, что никто этого не заметит. А ведь такие настроения есть. И в этом плане, конечно, государство и степень его прогрессивности определяется его отношением к школе, финансированием  образования. Возьмите учителей средних учебных заведений – я не говорю о начальной школе, – до революции они были уважаемыми людьми, государственными служащими, та же Каменская – какая у неё зарплата, какие возможности, и это и у других учителей Если сотни учителей за счёт министерства образования посылали за границу не на 5-10 дней, а на два месяца. И они там смотрели Европу, учили языки, и потом приезжали, прямо скажем, кто-то в захолустье, но насколько они были окрылёнными! Они видели Европу, они могли осмыслить её. Это всё не надо забывать. Долг перед школой и попытки бездумной реформации школы – это моменты, которые могут больно ударить и по самочувствию общества, и по завтрашнему дню нашей страны.

 

– И в этой ситуации как никогда возрастает роль учителя, как гражданина, как человека, подвижническим, незаметным трудом которого закладывается будущее.

Беседовала Нина Ягодинцева