Михаил ПОПОВ. ЧЬИ КОРАБЛИ ТОНУТ? Диалог через океан

Михаил ПОПОВ

ЧЬИ КОРАБЛИ ТОНУТ?

Диалог через океан

 

В середине 70-х по прихоти или воле судьбы я очутился в Латвии, где после творческих испытаний, которые иногда проходили параллельно застольным, стал работать в республиканской газете «Советская молодёжь». По тем временам это было яркое, задиристо-зубастое издание. В отличие от тамошних занудно-партийных газет, «СМ» имела реальный, не дутый тираж, который доходил до 150 тысяч экземпляров, и это объяснялось одним: газета была на гребне «фронды».

Здесь тогда печатались отрывки из книги Василия Аксёнова «Круглые сутки нон-стоп». Привожу сей факт не потому, что поклонник этого писателя (последней достойной вещью, на мой взгляд, была его «Затоваренная бочкотара», названную же беллетристику я так и не прочитал, настолько она оказалась прорезинено-американизированной, ровно соответствующая жвачка), привожу сей факт в качестве уровня рижской газеты, а также состава её авторов.

В «СМ» того времени работал Пётр Вайль, в последствие известный литератор, публицист, пропагандист словесности. Я не в восторге от его книги «Русская кухня в изгнании» (в соавторстве с А.Генисом), где рассуждения о словесности перемежаются рецептами (всё же – котлеты отдельно, а крылья Пегаса отдельно), но зато до сих пор помню блестящий репортаж Вайля о том, как в Риге путём направленных взрывов сносили старый стадион – это было полотно, достойное кисти автора «Последнего дня Помпеи» (почти не шучу).

Там же работал Илан Полоцк, в дальнейшем известный переводчик англоязычных бестселлеров. От него у меня осталась его первая, только что вышедшая в издательстве «Лиесма», крохотная книжечка «Восхождение коней на небо» – лирическая повесть о перегоне отары овец через казахские степи. Увы, как и Вайль, ныне покойный.

Самым большим подразделением «СМ» был отдел рабочей и сельской молодёжи. Возглавлял его Игорь Щедрин, молодой, энергичный, задиристый парень. Всего состава не перечислю. Но помню Сашу Ольбика. В последние годы он издал несколько забойных романов, один из которых – о российском президенте – наделал изрядного шума.

Однако самой яркой фигурой и в отделе, а, думается, и во всей «Советской молодёжи», был Илья Героль, который подписывал свои шедевры псевдонимом Илья Муромцев. К той поре ему было 36 лет, а журналистский стаж составлял уже два десятилетия.

Я впервые увидел профессионала столь высокого класса в деле.

В девять утра он договаривается об интервью с министром республиканского профтехобразования, тотчас выезжает на встречу, в половине двенадцатого возвращается в редакцию, идёт в машбюро, диктует, изредка заглядывая в блокнот, в половине первого – уже в отделе – вновь набирает номер министра и с листа читает тому объёмный – на полполосы – текст. На том конце провода, как я догадываюсь, возникает затяжная пауза, свидетельствующая об изумлении высокого чиновника сверхоперативностью, а потом – сужу по лицу коллеги – идёт поток комплиментов, которые, он, как актёр, принимает снисходительной улыбкой и лёгкими кивками-полупоклонами, дескать, мы и не такое могём. И только пульсирующая искра глазного кровотока показывает всю степень напряжения.

Измученный ностальгией (русский человек должен жить там, где родился), я вернулся в родные архангельские места и Ильи Героля с тех пор не видел. Но вот совсем недавно его образ возник на волнах интернета. Внешне он изменился не много – раздобрел, заматерел, а вот фамильную мягкость, которая уносила куда-то в европейское, что ли, средневековье, утратил. Герол на западный манер аукается с Детройтом: автол, бензол, тасол… Но когда на сайте мистера Герола прочёл его комментаторские колонки, то понял, что затвердела на американский манер не только фамилия.

Тут обнаружилось, что через день-другой у моего коллеги юбилей – 75 лет. Как водится, поздравил юбиляра, передав поздравление по двум выставленным электронным адресам, а в конце пообещал непременно высказаться по поводу его последних комментариев. Что сейчас и делаю…         

                               

                                  * * *

Колонка от 26 декабря 2014 года называется «Врагу не сдаётся наш    гордый «Варяг»». Тут, понятно, о России – о чём же ещё:

…Идущий на всех парах ко дну корабль – в данном случае имеется в виду неизбежный экономический коллапс России и соответственные политические последствия – совершает свой трагический путь под единый крик одобрения и восторга у всех, кого судьба собрала на этом плавсредстве.

Что на это сказать, Илья Моисеевич?! При прочтении твоего вердикта, почти приговора, возникла масса эмоций. Я ведь тоже на этом, как ты выражаешься, плавсредстве.

Первым делом потянулся к батарее – за окном как никак – 29! – пощупал радиатор, отдёрнул руку: горячо. Глянул в иллюминатор, пардон, в окно – фонари горят, как и горели, машины и автобусы катят, как и катили, по мосту через Двину – тоже. Стало быть, – делаю вывод: корабль наш глубоко не погрузился. Как там с ватерлинией – не знаю, но до дна явно далеко.      

Второе моё действие – магазин. Всё там, как говорит торговля, в ассортименте; купил хлеба, сахара, масла, картошки… Камамбера не приобрёл (завтрак съешь сам, обедом поделись с другом, а камамбер отдай… французам – авторский вариант).

По пути домой встретил школяров, у младших по причине мороза продолжение новогодних каникул, а старшеклассники учатся. Насиделись полдня за партами, теперь, дурачась, барахтаются в снегу, никакая стужа их не берёт.

Вернулся в тепло, заварил чаю, кстати, цейлонского – предпочитаю чай всем другим напиткам. Хорошо стало, даже, кажется, задремал. А сквозь дрёму услышал – что бы ты, Илья, думал! – правильно: голоса разносчиков газет почти столетней давности: «Совдепия падёт в начале мартобря!», «Россия на краю гибели…», «Финита…». А ещё – не удивляйся! – отозвался Михайла Васильевич Ломоносов, один из двух главных персонажей моего романа «Свиток». Земляк, сын Русского Севера, он настойчиво взывал к освоению Севера и Сибири, поясняя, что здесь в отличие от южных широт (читай Европы) корпуса кораблей не обрастают моллюсками и ракушками, которые тянут ко дну. Чуешь, к чему веду?

Нет, Илья, «единого крика одобрения и восторга» по поводу западных санкций и их последствий здесь, на российском корабле, не наблюдается. Отсюда, из русской глубинки наблюдается спокойная, без паники и заламывания рук жизнь. Про коммуналку-транспорт уже сказал. Библиотеки открыты. В театре кукол – премьера, во взрослом – дают представление заезжие артисты, в молодёжном – «Россия молодая» по Юрию Герману. За первую декаду нового года в граде Архангела Михаила родилось 120 детей. В соседнем Северодвинске тоже много новорождённых. А ещё там заложили на стапелях новый ракетный крейсер. Это, чтобы заморские супостаты, которым ты теперь служишь, не возражай – служишь (чего тут обижаться, на правду ведь не обижаются, говорил незабвенный Ипполит, премьеру этого кино мы с тобой видели в Латвии, правда, порознь), так вот, передай им, твоим начальствующим супостатам, чтобы они остерегались пялить в наши пределы свои завидущие глаза. В гости – пожалуйста, а по-другому…

Ты, Илья, пишешь в своей колонке об обвале цен на нефть, о падении курса рубля, о том, что нефти ныне море разливанное и России ничего не светит. Извини, но всё это – доводы, навязшие в зубах, как чуин-гам, жующийся третьим поколением эмиграции. Ты давно, видать, не был в России и забыл, что Она такое. И Тютчева забыл, который предупреждал, что «умом Россию не понять». А чувства при этом предпочитаешь утилитарные. Потому общенародное одобрение по поводу возвращения в Россию Крыма тебе видится «загадочным единством», а всеобщее ликование – «всероссийской истерикой». Когда доводы иссякают, и ты чувствуешь, что выстрел – холостой, то вытаскиваешь на свет бородатый анекдот – как иначе назвать байку про Леонида Ильича и про единство партии и народа. Грустно, Илья. И тогда это было унылым зубоскальством, а сейчас, сорок лет спустя, и вовсе не смешно. Ты бы ещё про железного Феликса вспомнил… Но коли дело дошло до анекдотов, вспомню и я один. Он про твоего соплеменника Маркса. «Мама, кто такой Карл Маркс?» – спрашивает мальчик. –  «Экономист». – «Как наша тётя Циля?» – «Нет, Изя, тётя Циля – старший экономист».

Ты, как помнится из газеты конца 80-х или начала 90-х годов, тоже позиционировался в качестве экономиста, советника не то Рейгана, не то Буша-старшего и даже в Россию приезжал в этом качестве, пропагандируя совершенство рейганомики. Вот и сейчас ты за своё: «…Спасти экономику (разумеется, России, – М.П.) могут только реформы и переход от государственного капитализма к современной системе пост-индустриального общества» (колонка «Ясновидцы и очевидцы», 02.01. 2015).

Кого же, любопытно, ты видишь в качестве капитана этого спасаемого российского корабля? Уж не Ходорковского ли, недавнего сидельца, специалиста по шитью тапочек? Или Абрамовича, о котором ты написал «Роман о Романе», бестселлер, как твердит реклама? Или Гусинского (с трудом уже вспомнил фамилию)? Или Березовского, точнее дух его? Или Навального? Нет, взирающий на всё свысока и пишущий свои «заметки издалека» Илья, все эти «ребята с вашего двора» – авены, кохи и прочие гайдурёныши, в сознании народа давно уже выставлены как «расхитители государственной собственности в особо крупных размерах». К тому же одни из них в нетях, другие под следствием, а третьи, как таким и положено, парятся в аду… Далеко им до капитанского мостика.

Теперь о «современной системе постиндустриального общества». Это, видимо, курс корабля, который ты взялся спасать, и выверен он, надо полагать, по компасу флагманского дредноута под названием «Америка». И тут я задам тебе детский вопрос или, если хочешь, вопрос из детства. Как называли в Риге тех, кто после войны раздевал запоздалых прохожих, слабых телесно мужчин, подставляя к рёбрам заточку или финку, кто обирал квартиры, унося зачастую последнее? Как и везде по стране, скажешь ты, – мазуриками, грабителями, разбойниками. Убеждён, что иначе ты не ответишь. Тогда скажи, а когда подобное и во много раз превосходящее делается на государственном уровне – это что, называется по-другому?! Разбомблённая Югославия, уничтоженная Ливия, ракетные удары по Ираку, атаки на Сирию… Это всё «понарошку», «не взаправду»?! В своих колонках ты, Илья, вроде и осуждаешь эти акции, потихоньку поругивая европейских политиков, но закопёрщики-то этого варварства находятся по твою сторону океана – в Соединённых Штатах. Однако о них ты помалкиваешь или говоришь вскользь, привычно используя фигуру умолчания.  

Зато, как положено у вас, на Западе, ты гневаешься по поводу Крыма, заявляя (кстати, весьма и весьма «нетолерантно»), что Россия «оттяпала целый полуостров». Никто ничего не оттяпывал – Крым вернулся к исконному хозяину, чьё право освящено по меньшей мере тысячелетием, если вести отсчёт от русского князя Владимира. Но при этом почему-то обходишь молчанием то, что ныне творится на Украине?

«Украина – не Россия», заявили незалежные хлопцы, встряхнув от пыли залежалую бандеровскую свитку с фашистскими атрибутами, и стали уничтожать русских людей, моих братьев по крови. В 1946 году ты, будучи ребёнком, стал свидетелем казни в Риге фашистских преступников. Виселицы были установлены на Домской площади. Ты рассказывал об этом не просто как очевидец. В глазах твоих было праведное удовлетворение совершённым возмездием. Казнили нелюдь, которая погубила сотни и тысячи ни в чём не повинных людей – стариков, женщин, детей. То были жертвы самых разных национальностей: русские, евреи, латыши… И я ни на миг не сомневаюсь, что в тот момент ты думал о справедливости по отношении не только к своим единокровникам. А сейчас ты либо обходишь молчанием явные преступления – настоящий геноцид русских людей по всей Украине и особенно на юго-востоке. Либо, что ещё более странно, пытаешься перевести стрелки: «Слово «фашисты» стало упоминаться тройкой российских пропагандистов (Киселёв, Соловьёв, Толстой) в каждой фразе, посвящённой событиям на Украине. Один и тот же кадр с фанатиками «Правого сектора» перебрасывался из одной программы на другую, пока не стал привычным в домах обывателей, с наслаждением снова нашедших врага». Неужели это ты, Илья?! А другие «кадры» из того же видеоряда ты что – не видел? 900 тысяч беженцев! Расстрелянные журналисты – твои коллеги! А пылающий Дом профсоюзов в Одессе, где заживо горели люди! Да как у тебя только язык поворачивается корить моих соотечественников, что они «снова нашли врага» и при этом испытывают «наслаждение»! Ведь чуть не у каждого русского на Украине родня, и сердце кровью обливается оттого, что братский народ по сценарию мировой закулисы попал в беду, в психологическую ловушку. 

Неужели, Илья, твои взгляды на фашизм настолько изменились? Или причиной тому оголтелая пропаганда Холокоста, по которому жертвы немецкого фашизма – только твои соплеменники? Или причина перемены утилитарнее? В Канаде, где ты сейчас обретаешься, много бандеровских недобитков, их последышей, а тебе, достигшему положения и изрядного возраста, просто уже не с руки вступать в конфликты. Иначе придётся покидать эту, якобы, тихую и благодатную Канаду – ведь не дадут тогда житья свидомые хлопцы.

А куда бежать? В США? В Вашингтоне тебе делать нечего – он стал не тот. Непроходимая дура Псаки со спиралью в голове и твой олимпийский мозг – понятия не совместимые. Куда-нибудь в глушь, в Сара…соту? Тоже бабушка надвое сказала. А ну рванёт, как в Фергюсоне.

Помнится, в середине 70-х ты восхищался дальновидностью властей США, которые парой законов и поправок успокоили негритянское население. Квоты, преференции, различные льготы для чернокожих разом и навсегда решили проблемы расовой сегрегации, утверждал ты. Дескать, дядя Том доволен – из хижины переехал во дворец. А оно вон как всё обернулось – пылающий майдан на всю Америку!

Зашаталась не только политическая конструкция США – давно шатается и экономика. Уже не одно десятилетие Америка живёт за чужой счёт. Ты как спец по экономике не можешь отрицать очевидного. Всё благоденствие Штатов заключено в печатном станке, который штампует фантики под названием доллары, не обеспеченные золотым запасом. Бесконечно и безнаказанно заводить этот хлипкий пластырь, закрывая им пробоину в борту, невозможно. Дредноут под названием «Америка», обретая время от времени некоторый «стабилизец», явно терпит бедствие. Крен уже очевиден и не далёк тот час, когда этот «титаник» скроется-таки в пучине. Кому достанется роль Ди Каприо в этом кино, не знаю, возможно, непрофессиональному актёру Бараку Обаме, возможно, уже сменщику его. Но крушение неизбежно. Потому что грехи Америки давно перевесили добродетели и тянут, тянут, тянут её на дно.

«Куда ж нам плыть?» – думаешь ты, покручивая глобус.  

В Израиль не поедешь, раз уж изначально объехал стороной, да и то – историческая родина давно уже, как пороховая бочка.

Про Азию не говорю: там змеи, к тому же их жарят и подают к столу. А ты гурман традиционного склада.

Не исключаю, что ты поглядываешь на Европу. «Старая добрая Англия», «Прекрасная Франция»… Ведь не об Америке же ты думаешь, а прежде всего о Европе, когда вспоминаешь о западной культуре. Но и тут у тебя нет уверенности: «Автор этих заметок все-таки считает, что исполненная сомнениями и поисками компромисса западная культура все-таки более перспективна…». Два все-таки на одно предложение это – явный симптом неуверенности. Или, может, в этот момент тебе вспомнилось, как утверждая западные ценности, ты в один ряд поставил сирот-инвалидов и геев?

Странно, Илья! Ты же нормально ориентированный мужик, неужели ты всерьёз думаешь, что эти гомосеки, которые захватили власть в половине государств Европы, способны не то что… репродуцировать, а хотя бы сохранить то, что от западной культуры осталось. Кто определённо идёт ко дну, так это облепленная моллюсками грехов старая ладья Европы. Корма её уже погрузилась. Ни Европа, ни ладья, ни её корма не нужна нынешним европейским кормщикам по определению. У них другие интересы и… точки приложения…

 

А в заключение вот о чём. Сорок лет назад ты, Илья, рассказывал в качестве хохмы историю визита к одной старой писательнице. Дело было в Дубултах, в писательском доме творчества. Ты приехал туда вместе с представителем ЦК комсомола Латвии – то ли зав. отделом, то ли даже идеологическим секретарём, – чтобы пригласить старушку на какое-то торжественное мероприятие. Дверь долго не открывалась, сколько вы ни звонили. Наконец, когда стали громко стучать, раздался голос и скрип замка. В дверях стояла старушка ветхих лет в чалме из шерстяного чулка. И тут произошло то, что и составляло «весь цимус». Ты приветливо и с радушнейшей улыбкой… обложил бабульку парой непечатных выражений. Твой спутник от такой неожиданности побледнел, решив, что это начало конца его блестящей карьеры. А ты как ни в чём не бывало раскланялся. Старушка была глуха, а слухового аппарата в эту минуту у неё не было. Ты-то об её изъяне-недуге знал, а секретарь не ведал. Вот в этом и заключалась «фишка».

К чему это вспомнилось? А к тому, Илья, что можно обматерить «старую перечницу» – она не услышит и не поймёт, можно освистать-обхамить бывшую родину – она услышит и увидит, но смолчит. Но Господа Бога ведь не проведёшь. Он и видит, и слышит, отмечая зарубками на Своём посохе все твои лукавства, передержки, все твои измышления и наветы, и за всё спросит. А Суд-то ведь скоро – тебе 75. И колокол, который будет звонить по тебе, как это ни печально, уже раскачивается…  

Архангельск