Алексей ТАТАРИНОВ. ЖИТИЕ РУССКОГО ОТЦА. О повести Юрия Серба «Речка Нача»
Алексей ТАТАРИНОВ 
Алексей Татаринов
ЖИТИЕ РУССКОГО ОТЦА
О повести Юрия Серба «Речка Нача»
В повести Юрия Серба «Речка Нача» меня больше всего заинтересовало сознание самого автора, благословляющего жизнь и принимающего её неизбежный трагизм без надрыва, с ясным пониманием одной из самых простых истин: число бед не должно подталкивать к бунту против бытия. В современной литературе – русской и зарубежной – образы тьмы, пустоты, ледяного будущего и тотального исчезновения занимают солидное пространство, порою (миры Уэльбека и Сорокина, Иличевского и Кундеры) охватывая всё пространство текста, загоняя читателя в модный сегодня апокалипсис без воскрешения и преображения. Юрий Серб знает об этой беде и специально идёт навстречу оптимистическому произведению, которое всем своим строем должно сказать жизни «да!».
Многое позади, впереди старость и смерть, но муж Иван и жена Улита, обращаясь к прожитому, соглашаются в главном: «Мы прожили добрую жизнь!». И тут же следует одна прекрасная фраза, показывающая, как тьма подходит, ощупывает человека, надеясь на его слабость, и отступает, не найдя пустого места: «Улита открыла глаза и увидела свои руки, гладившие шею мужа. Пальцы были в трещинах, в которые въелась чернота будней, и Улита молча, без сожаления и слёз, созерцала эту черноту…». Преодоление пустоты – одна из главных авторских задач в «Речке Наче».
Память словесника сильна, но не безгранична. Если через много лет мне будет суждено вспоминать повесть Ю.Серба, уверен, что первым из дальних углов литературного сознания выкатится следующий сюжет. Молодой солдат Иван Крепилин возвращается после Отечественной войны в родное Заволжье. Встречают его жена Улита и сын Василёк. Мать погибла от фашистской пули, отец и старший брат не вернулись с фронта. Никто из мужчин не вернулся с кровавых полей, только Иван Крепилин – чудом уцелевший миномётчик.
Кругом одинокие бабы и маленькие дети, зачатые до войны. Женщины просят Улиту о помощи: пусть её сохранившийся муж – молодой и сильный – пройдёт по дворам, войдёт в дом к каждой одинокой женщине, останется у неё на ночь и подарит ребёнка. Не о грешном совокуплении речь, о спасении бабской судьбы, о продолжении Заволжья и русского народа! Соглашается Улита, в конце концов понимает необходимость такого парадоксального шага Иван. «Он ощущал странное чувство исполненного долга», - замечает повествователь, отделяя зачатие от телесного удовольствия. Иван Крепилин становится отцом многих, и не забывает ни об одном из своих «незаконных» детей.
У этого сюжета есть потенциал модернистского анекдота, который могли бы обработать Гарсиа Маркес или Милорад Павич. Но Юрий Серб стоит на ином пути: его интересует не скользкий юмористический подтекст, а русская драма, в которой нет эроса, зато есть битва за выживание. Шансов на успех больше, когда присутствует человек, способный быть отцом.
Здесь важен контекст, создаваемый автором: что было до превращения Ивана в «спасающего мужа», что стало после этого события. «До» была война, в дни которой Иван Крепилин остался человеком, более того, взошёл на некую высокую ступень, где виден весь страдающий мир и громко звучит вопрос о смерти, без разбора забирающей миллионы добрых и злых людей. Между войной и домом, ожидающим главного героя, Ю.Серб создаёт эффективную «буферную зону». Происходит встреча Ивана с умирающим священником – о. Петром. «У Бога все живы!», - тихо проповедует батюшка, и Крепилин понимает, что нет для человека смерти.
Есть падения или духовная гибель, конечно, тело уходит тлеть в землю, но смерть не существует для живой души! Падает сражённый пулей солдат. Подрывается на случайно найденном снаряде деревенский мальчик. Погибает от рук негодяев учитель словесности Василий. Возвращается из Афгана в цинковом гробу один из сыновей. Уходит в свой час жена Улита. Но нет смерти. Нет!
Что было «после»? Конюх Иван Крепилин начинает восстанавливать часовню и медленно, но верно ищет новую ипостась русского отцовства. Отец множества детей, успевающий радоваться и печалиться о своих чадах, движется по направлению к священству, учится служить и проповедовать, становясь монахом. Он не покидает своего дома, не затворяется в монастырских стенах, он – монах, муж, отец, работник одновременно. И в этом нет ни кощунства, ни гротеска. «Государь мой», - обращается к нему жена, оценивая естественную царственность простого русского мужика.
У меня лишь одна претензия к повести Ю.Серба. В ней есть романное ядро, но когда повествование доходит до 80-х годов, автор заменяет качественный психологизм на своеобразный пунктир, будто больно ему говорить о времени, когда деревня русская сжимается, а «многоэтажные» люди не просто захватывают власть, но ведут страну к чёрным рубежам. Стиль становится беглым. Герой, не утрачивая духа, приближается к глубокой старости. А если показать его – Ивана Крепилина – в спокойном и уверенном противостоянии духу постсоветского мира?
В финале Юрий Серб находит точнейшую из формул для важного итогового суждения: «Житие Ивана: крестьянин, муж-отец семьи, воин, государь, патриарх и простой монах, именно в такой последовательности – кажется нам образцом счастливого бытия». Много было дано Крепилину от рождения: «У Ивана была счастливая память: запоминал он только хорошее, злопамятства в нём не было ни на маковое зерно». И всё же центр повествования – личная воля к доброму созиданию, свобода в строительстве благой судьбы, достижение отцовства, которое не ограничивается одним из привычных значений. Отец в повести Юрия Серба – это состояние сознания и форма поступка, а не формализованный социальный знак.