Александр РАЕВСКИЙ. ПОСЛЕ – ПРЯМИКОМ К ВОРОТАМ ЦАРСКИМ!.. Стихи

 

Александр РАЕВСКИЙ

ПОСЛЕ – ПРЯМИКОМ К ВОРОТАМ ЦАРСКИМ!..

 

ДЕРЕВО ВЕЧНОСТИ     

Раздвинув столп вселенского пространства,

Вознёсшись выше всяких облаков,

Стоит оно – могуче и прекрасно!.. –

И ствол окован кольцами веков.                     

В ветвях его гнездятся только звёзды,

Хоть проросло из зёрнышка-Земли…

Молчит оно. Его молчаньем грозным

Пропитаны ветра и ковыли…

В тени его незримой -  млеют дали…

И – как напоминанье о Суде –

В корнях лежат замшелые скрижали

И Книга человеческих судеб.

  

ДВЕ ЖЕНЩИНЫ 

Пожилые женщины, подруги,

Вечерами ходят по округе.

Не спеша пройдутся по тропинкам,

Завернут к берёзам и осинкам, –

Легче им дышать среди деревьев,

Чем в своей разрушенной деревне…

 

Та, что старше – чопорна немножко,

В белой блузке со старинной брошкой,

Седовласа – симпатична, впрочем,

Сельская учительница в прошлом.

 

Что помладше, та в платке неярком,

Бывшая советская доярка,

В серой кофте, в платьишке обычном,

Тоже с сединой и симпатична.

 

У одной ночных бессонниц  муки,

У другой от доек ломит руки,

Пусть они по-разному прожили,

Но всегда друг дружкой дорожили.

 

Две судьбы закатных, две подруги

Не бесцельно бродят по округе,

Русские стихи с душой читают…

Все их сумасшедшими считают.

 

* * *

Травы, звери, птичьи переливы!..

Радуясь, мелькая и звуча,

Всё живёт в неведенье счастливом…

Только людям ведома печаль.

 

Знаем мы, что есть на свете нечисть,

Только, уподобленным почти,

Нам понятья «вечность», «бесконечность» –

Разум, бедный разум! – не постичь.

 

Но зато – как милость иль немилость? –

Осознать такое не суметь,

Свыше нам зачем-то приоткрылась

Сущность рокового слова «смерть».

 

Проступая сквозь свинец ненастья,

Сквозь весёлый полдень голубой,

Чёрная «memento mori» надпись,

Словно меч, висит над головой.

      

С тайною надеждой и тревогой,

В большинстве своём на склоне лет,

Молим приютиться ближе к Богу,

Веря: рядом с Богом смерти нет.

 

АЗИЯ

Май в казахской степи. Маки в алых рубашках.

В море маков бежит золотая казашка.

 

Под закатом густым пламенеют просторы…

Выше – розовый свет; дальше – синие горы.

 

Там равнина; там дол; там, на склоне уютном –     

Философский дымок у задумчивой юрты.

 

Пронеслись табуны за седыми веками,

Всё былое вдали улеглось облаками…

 

А казашка бежит, лепестки растревожа, –

Сколько воли гнедой, сколько юности, Боже!..

 

* * *

Огляделся – иная среда!

Приспособиться было пытался –

Жёлтый дьявол и грош не подал…

Видно, прочно в «совках» я остался.

 

В том, что рынок – зазорного нет,

И делишки у многих не плохи.

Грустно то, что художник, поэт

В прейскуранте записаны в лохи.

 

Взбизнесился несчастный народ! –

Не до скрипок да литературы…

С потепленьем глобальным грядёт

Ледниковый период культуры.

 

Мир потонет в деньгах и во лжи.

А духовная часть постепенно

Вмёрзнет в Лету. Останутся жить

Похоронные марши Шопена.

 

СЛЕПОЙ ДОЖДЬ 

…Из-за  леса лиловой громадой                  

Наползла она сгустком тревоги, –

Присмирели под жданной прохладой

Луг, кусты и сухие дороги.

 

Неужель громыхнёт в самом деле! –

Сонный быт растревожит, как улей?..

Так за месяц уже надоели

Зной и пыльные листья июля!..

 

Надо, надо, чтоб местность промокла,

Чтобы днями свежо и ночами…

…Но та туча была одинокой,

Освещаемой сбоку лучами…

 

И под ней, как под крышкой надгробной,

Замер я без рубашки и босый.

Миг!.. – И сверху посыпались дробно,

Ослепили жемчужные бусы!..

 

Весь пронизанный солнечным златом,

Дождь такой благодатный пролился,

Что впервые от счастья заплакал

И вослед неумело молился…

 

КРЕЩЕНСКИЙ ДЕНЬ 

Улицы, дома и переулки

Сжала стужа жёстко и всерьёз –

Так, что в рощах деревенских гулко

Лопались стволы седых берёз.

 

Глубина вселенская звучала

Тонким-тонким звоном бубенца.

Этой песне не было начала,

Этой грусти не было конца.

 

Холодно и солнечно на диво!

Смолкли все земные голоса.

…Что-то на земле происходило…

…Что-то совершалось в небесах…

 

И никто не ведал, что в пределах,

Где-то на задворках бытия,

Тихо во дворе заиндевелом

Мальчик очарованный стоял.

 

ЗОВ

За селом стоит серый столб, как крест,

Проводов уж нет, а он всё гудит…

С неба ястреб сел и глядит окрест, –

И чего сидит? и за кем следит?

 

Я свою тоску привяжу к столбу,

Отряхну с души мглу дорожную,

Сразу в первую постучусь избу –

Встретят молча и настороженно.

 

Лишь в глазах вопрос: «Кто такой пришёл?».

Не узнал никто… ну и ладненько.

Ты, хозяйка, мне зачерпни ковшом

Той колодезной, той прохладненькой…

 

Кто такой я есть? Да родился здесь!

Там вон, в центре, был дом с оградою…

Вижу, добрые, но такая весть

Не печалит их и не радует.

 

Разговор хоть тёк, но скупой совсем,

Да, слыхали, мол… да, родившийся…

С болью понял я: здесь своих проблем

Выше крыши той, прохудившейся.

 

Где-то шум и треск; там блестят в ночи,

Как галактики – мегаполисы…

Ну, а тут, как крест, только столб торчит,

Да забвенье прёт выше пояса.

 

Отвяжись, тоска, как худая жизнь!

Васильки мои, колокольчики…

Ты надолго, край, запустел, скажи?

Глянешь – тишь, камыш да околочки…

 

Но прислушайся чутким вечером:

По полям плывёт, по-над сёлами       

Песня русская, вековечная,

И не грустная, ой, да и не весёлая…

 

САД

Предзимью всю печаль передоверив,

Октябрь отшептал… В пустом саду,

Как на гравюре, чёрные деревья

Кривых ветвей явили наготу.

Примолкло всё: остывшие тропинки,

И за ночь поседевшая трава,

И та скамейка с выгнутою спинкой…

…Листва так ломко хрустнула сперва;

Возню небесных хлябей укрощая,

Морозец молодой дохнул затем, –

И падал снег… деревья превращая

В букеты свежих, сонных хризантем.

Захочется на миг побыть счастливым,

Любимым быть захочется опять,

Средь яблонь одиноким черносливом

В том белом сне без шапки постоять…

Но вдруг кольнёт, что всё не так отныне,

Что прежнего себя не повторить,

Вот – сердце есть, но в нём сверкает иней,

Вон – есть цветы, но некому дарить.

 

РУССКИЙ СЕВЕР

Средь камней изумрудная травка,

Глубже с метр – уже мерзлота.

Вроде, лето, а прут без антрактов

Стаи туч… и тоска ещё та.

Ещё та, говорю я, погодка!

Голый берег под светом скупым,

Лишь у кромки тяжёлая лодка

Спит тревожно, как пёс на цепи.

Выше! к людям! к амбарам и избам,

К тем продутым ветрами местам,

Где отсутствуют всякие «измы»,

Жизнь сурова и с виду проста.

Там солёная рыба в подклетях,

В тихих комнатах строгий уют;

Там на кольях развешены сети,

И поморы в бахилах идут.

…Тучи, тучи – сплошная морока,

Воздух даже на ощупь свинцов;

И в пальтишке стоит одиноко

Кто-то грустный, как трезвый Рубцов.

Эта близость студёного моря,

Эти сивых туманов слои…

Храм бревенчатый стойко на взгорье

Держит ржавые шлемы свои.

Он давно уже необитаем.

Лишь в окошке глухом в тёмный час

Жёлтый отсвет дрожит… Словно тайно

Кто-то молится. Может, за нас.

 

ОЧЕВИДНОЕ – НЕВЕРОЯТНОЕ 

Пичуги и жуки в лесу густом,

Грибы, цветы – все добрые соседи.

А вон и пень с отщепом под кустом –

Шикарное сиденье для медведя.

                                      

Я с троном пень сравнил от фонаря,

Но вот недавно, помнится, под вечер

Забрёл сюда увидеть глухаря,

Влекомый любопытством человечьим.

                                      

Стволы листвой клубились в вышине,

Мошка звенела в чаще полусонной,

Столбы лучей дымились…  А на пне –

Медведь губатый собственной персоной!

                                      

Сидит себе и ласково урчит,

Как барин в шубе, хлопнувший рюмашку,

Сперва, балдея, щепкой побренчит,

Потом, кайфуя, нюхает ромашку…

 

НА СКАМЕЙКЕ 

Осень. Лето съехало со своими песнями…

Нехотя присяду я, запрокину голову, –

Низко так тусуются тучки поднебесные,

Серые и быстрые, как городские голуби.

 

Обернусь налево я – лучика хотя бы взгляд! – 

Нет же – супермаркеты, двор с автомобилями;

Справа то же самое… Разлюбил октябрь я,

В октябре расстались мы с женщиной любимою.

 

Сонные автобусы ползают по улицам,

Ветер резко в воздухе свистнет, словно саблею;

Хмурые прохожие на ходу сутулятся,

Только я расселся тут и кажусь расслабленным…

 

…Бомж возник откуда-то – и давить на жалость стал.

Сесть не предложил ему, плащ ещё испачкает,

От него лениво я сотней отбоярился,

Клянчить сигарету стал, откупился пачкою.

 

Что в судьбе осталось мне – дожидаться старости?

Или сразу в клинику типа Склифосовского?

Что-то поддаваться стал внутренней усталости,

Что-то лезут в голову мысли философские…

 

Только тщетно сущее чем-то обосновывать.

Что тут философствовать, спрашивать у вечности?     

Жизни волн у берега гасят волны новые,

Новых давят новые – так до бесконечности…

 

…Сырость в сквере скверная, ветки полуголые;

Виды всё пустыннее, всё неинтереснее.

Во дворах кучкуются городские голуби,

Серые и скучные, как тучки поднебесные.

 

* * *

Глухие дебри. Луч прощальный…

Гниют болота. Дремлют совы.

Там – одинока и печальна,

Людьми забыта, бродит совесть.

 

Там нет жилья и нет дороги.

Туманы сыро липнут к платью,

Быльё босые режет ноги –

Идёт она и молча плачет.

 

Стремясь к богатству и успеху,

Её, как дряхлую служанку

И как досадную помеху,

Прогнали прочь… А ей всех жалко.
 

РАДОСТНЫЙ  ДЕНЬ 

Хорошо-то как на белом свете!

Синий плеск, зелёная прохлада…

Свежая рубашка, стол да свечка –    

Больше ничего-то и не надо.

               

Эх, какой денёк сегодня выпал!

Всё с утра на радость заводило,

Сердце пело, шелестела липа,

В полдень Муза в гости заходила.              

Пел петух – аж, бедный, надрывался! –

Пел мой чистый домик деревенский,

Юный ветер в форточки врывался,

И, как птиц, ловил я занавески!..

               

…Я бродил по воле; травы гнулись…

А потом случайно у ограды

Встретилась, лукаво подмигнула

Женщина, любимая когда-то.

Проплыла… Представилось реально,

Где живёт степная эта Ева:

Прямиком по улице Центральной,

Клуб – направо, а она – налево.

               

Предложила вспомнить наши встречи?

Да легко. Какие наши годы!

…Вот сижу на лавочке под вечер

И не жду чудеснее погоды.

Вот сижу, блаженный, и мечтаю,

Что и к ночи всё, как в сказке, будет:

В двор слетит Жар-птица золотая

И затмит сияньем прозу будней.

 

Покормлю с ладони ту цесарку –

Вдруг снесёт яичко золотое,

После – прямиком к воротам Царским!..

Но свернуть налево всё же стоит.