Леонид ИВАНОВ. РЕЗЕРВАЦИЯ. Повесть

 

Леонид ИВАНОВ

РЕЗЕРВАЦИЯ

Повесть

 

Глава 1. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ СВЕТ

 

К празднику старушки подготовились добросовестно. Матвеевна напекла пирогов – один с брусникой, другой с малиной, заправила доверху лампу, на несколько раз помыла стекло, насухо вытерла его газетой. Нюра сделала запеканку с грибами, принесла домашней малиновой наливки.

Матвеевна села на своё привычное место под иконами, Нюра – напротив, поющий тоненьким голоском от не до конца прогоревших углей самовар поставили с краю стола, но так, чтобы до крана могли дотянуться обе.

- Ну, с Рождеством Христовым тебя, Нюра! – подняла рюмку с наливкой Матвеевна.

- И тебя с праздником!

Выпили, взяли по куску тёплой ещё запеканки.

- Первый раз мы вот так вдвоём-то Рождество отмечаем. Да ещё впотьмах.

- Да хватит тебе, Нюрка, плакаться-то! Всё ты чем-то недовольна. То пенсия у её маленькая, то вот, вишь ли, свет на зиму отключили.

- Дак а чему радоваться-то? Вон летом, пока электричество было, по телевизору кажинный день только и говорили, что жить стало лучше, что больше половины людей считают, что живут счастливо. Матвеевна, скажи, а где оно счастье-то? Вот остались мы с тобой в деревне вдвоём, ни свету, ни радива, ни дороги путной. Хорошо Колька на своём тракторке-беларуси попроведать наежжает да ковшом дорогу разгребает, а то ведь случись што, никто к нам и не попадёт.

- А случись што, дак никто и не узнает, – поддакнула Матвеевна. – Телефон-то вон как зарядишь? Дак ведь сказал Степан осенью, что начальство распорядилось свет отключить, когда дачники разъедутся. Мол, нерентабельно линию обслуживать, когда у вас на двоих сто рублей в месяц нагорает.

- Вот-вот! – обрадовалась Нюра, что подруга её поддержала. – На всём экономят. Раньше пенсию домой приносили, а теперь самой в посёлок идти надо.

- Дак, а зачем нам тут деньги-то? Всё одно автолавка только летом приежжает. Целее будут. Муки да сахару мы с тобой по мешку купили, кипрея на два года насушили, грибов да ягод до нового урожая хватит, наливка вон тоже своя, чо ещё надо?

- Да так-то оно так, просто обидно, что брошены мы с тобой тут всеми. Пока телефон работал, хоть дети да внуки с праздником поздравляли, а тут вон сидим, как две клуши. Ни звонков, ни писем, ни открыток поздравительных.

- Ну, и кто бы попёрся пешком за десять километров тибе эти открытки сюда нести? – резонно спросила Матвеевна.

- Дак вот я и говорю.

- Не вспоминай лучше. Меня вон старшая ишшо осенью, когда свет-то был, просила справку из сельского поселения взять, что я у её на иждивении. Она как на пенсию-то вышла, дак там каки-то льготы есть, если ишшо иждивенцы имеются. А куда я с клюкой-то? Да мне четыре километра до дороги не доковылять, да и там околеть можно, пока попутку ждёшь.

- Это как посмотреть, кто у кого на иждивении, – возразила Нюра. – Ты им пенсию-то, поди, целиком и отдаёшь.

- Дак, а как иначе-то? Внуки вон ипотеку каку-то взяли, квартиру купили. Дак и то, мыслимо ли дело, вшестером в двухкомнатной жили. А сама-то ты, разве мало своим помогаешь? И сено на продажу косишь, и из лесу всего полными корзинами таскаешь. Нам-то на двоих много ли надо?

- А чо бы и не таскать, коли лес вон за огородами начинается, – будто оправдываясь, вставила Нюра.

- Хорошо тибе, Нюрка, ты вон ишшо молодая…

- Всего-то семьдесят пять, – со смехом перебила Нюра.

- Вот я и говорю, молодая ишшо. Я же на десять годков тебя старше. Вот доживёшь до моих лет, поглядим… Ну, я-то точно не погляжу, но ты потом мои слова вспомни.

- Да хорошо бы в твои-то годы да этакое здоровье иметь. Ты вон одной картошки сколько ростишь. А огород! Осенью внуки возами возят.

- А сама?

- Дак вот я и говорю, самим-то нам много ли надо. Всё им, всё им… Детушки бы сыты-обуты были. Тут летось-то по телевизору слышала, будто налоги на огороды вводить будут. Ну, на картошку там, на капусту и на всё, что ростим. Денег в бюджете на пенсию не хватает, вот новый налог и придумали. Как потом-то жить будем?

- А я, знаешь о чём всё больше и больше думаю? Прибрал бы Господь, чтобы без канители, чтобы не болеть. Не дай Бог, если слягу! Подумать и то страшно! Кому я немощная-то нужна буду?

Матвеевна дотянулась до то и дело потрескивающей лампы, видать, Колька добавил в солярку бензина больше, чем надо бы, покрутила фитиль. И вдруг ахнула:

- Нюрка, ты погляди, што на улице-то творится! Озарило-то как всё! Дак это же Боженька всё небо-то озарил! – И трижды перекрестилась, повернувшись к иконам. Потом вдруг встрепенулась: – Нюрка, а не пожар ли случаем? Сбегай-ко на улицу, посмотри там. Да хочее, што ты копаешься-то!

Нюра набросила привезённую дочерью изрядно потёртую по краям и на обшлагах норковую шубу, сунула ноги в валенки и вышла на крыльцо. На столбе посреди улицы ярко горел электрический фонарь. Не веря своим глазам, вернулась в дом и стала включать свет во всех комнатах. Казавшийся до этого ярким свет настольной керосиновой лампы сразу стыдливо потускнел.

- Матвеевна, свет дали! – радостно чуть не во весь голос закричала Нюра.

- Да сама вижу, не слепая, – скрывая вдруг выступившие слёзы радости, заворчала Матвеевна. – Сподобил Господь на Рождество Христово.

 

* * *

После работы Колька с мужиками хорошо отметили Рождество и пошли по домам, к жёнам и детям продолжать праздновать. Колька завернул в магазин, взял бутылку и отправился в противоположную от дома сторону, где жил электрик Степан. На кухне выпили по стопке.

- Колька, ты же не просто так ко мне с бутылкой пришёл, – заедая солёным огурцом выпитое, прямо спросил Степан. – Говори прямо, што надо.

- Степан Иванович, дай бабкам свет. Пусть на Рождество порадуются.

- Ты, часом, не перебрал? – посуровел Степан. – Линия с осени отключена, мало ли там дерево где упало, провода оборвало, или что ещё.

- Да какое дерево, Степан Иванович?! Ветров-то совсем не было. Ну, сделай бабкам праздник.

- Да, поди, спят давно твои бабки, что им там в темноте-то делать?

- Ну, Матвеевна-то точно не спит. Наверняка сидит под иконами и свои церковные книги читает. Ну, включи рубильник! Я же тебе не отказываю, когда ты меня просишь то одно привезти, то другое. Ну, пойдём, а!

- Ну, ты, банный лист! Ладно, пойдём. Но учти, если что случится, меня премии лишат, ты её из своего кармана компенсируешь.

- Договорились, Степан Иванович! – обрадовался Колька и наполнил рюмки. – Давай за стариков наших!

Быстрым шагом дошли до подстанции.

- Лишь бы не коротнуло, – с тревогой в голосе сказал Степан и включил рубильник с надписью «Радужное».

- Ну, не коротнуло? – с опаской спросил Колька.

- Коротнуло. Вот здесь, – и Степан большим пальцем правой руки постучал себя по груди в области сердца.

 

Глава 2. НОВЫЙ

 

Назначенный месяц назад губернатор Виктор Львович Соколовский рабочий день правительства области установил с 7.30. Сам же входил в кабинет ровно в половине седьмого. Когда и на второе утро он оказался перед закрытой на замок дверью, секретарше, занимавшей эту должность десять лет, пришлось писать заявление по собственному.

Она стала первой жертвой ротации кадров. Через пару недель по красной дорожке широких коридоров уже сновало десятка два поджарых молодых ребят в обтягивающих голубых костюмах с узенькими галстуками такого же цвета, обтягивающими тощие ноги брюками по щиколотку и стройных выпускниц университетов в таких же голубых юбочках до середины бедра. Никаких должностей они не занимали и обитали все в малом зале заседаний. Народ шептался, что скорее всего эта молодёжь и привезена в качестве новой команды губернатора.

Собственно, и сам Виктор Львович был до предстоящих осенью выборов всего лишь исполняющим обязанности. Но это формально, ибо все хорошо понимали, что выборы будут в его пользу, кто бы ни выставлялся в качестве соперника.

Кроме секретаря и помощников новый никого больше не трогал, и люди успокоились, хотя понимали, что отставки будут, а поводов для этого в одном из самых депрессивных регионов даже искать не надо – утративший доверие президента теперь уже бывший губернатор просто не давал хода расследованиям по злоупотреблениям своих замов и некоторых директоров департаментов. Теперь надо было ждать или громких на всю страну скандалов с посадками или полагаться на милость и уходить по-тихому, покорно передавая свой прибыльный бизнес людям из тех, кто протащил на должность Виктора Львовича.

Про него говорили, что умён, энергичен, решителен, умеет работать на перспективу. Хотя это были лишь слухи, скорее всего запущенные как раз приехавшими мальчиками для поднятия авторитета своего патрона, потому что абсолютно никто в правительстве области раньше с новым губернатором не был лично знаком и даже по делам не пересекался. Он какое-то время возглавлял один из практически никому не известных банков второй сотни рейтинга, вошёл в кадровый резерв, несколько месяцев чем-то занимался в администрации президента. Эту практику вдруг вспомнили и вернули из советского прошлого, когда перед назначением первым секретарём обкома человек какое-то время работал инспектором ЦК, заводил нужные для последующей работы знакомства.

Заседания правительства области с приглашением руководителей всех структурных подразделений и глав муниципальных образований Виктор Львович тоже начинал каждый понедельник в семь тридцать. Собрались все, не было лишь зама по социальному обеспечению, хотя многие её видели незадолго до заседания.

За пару минут до начала в зал вошли и сели на местах, которые специально для них в ряду кресел у стены, но рядом со столом президиума держала одна из новых помощниц – такая же, как секретарь, фигуристая девушка с длинными ногами, стройность которых демонстрировала короткая юбка.

Губернатор вошёл, как только электронные часы над входной дверью показали 7.30. Ещё по пути к креслу успел обвести всех взглядом, поздоровался, сел, поправил очки в золотой оправе.

- Уважаемые коллеги! Позвольте представить вам нового заместителя губернатора. Всеволод Георгиевич Лисовский будет курировать социальное обеспечение. Надежда Александровна освободила должность по болезни. Даже сейчас у неё в кабинете находятся врачи «скорой помощи», поэтому она не может присутствовать на заседании правительства. Мне очень жаль, потому что хотел от всего сердца поблагодарить Надежду Александровну за многолетнюю плодотворную работу. Особенно, как заслуженного врача России – в сфере здравоохранения, поскольку она была терапевтом, потом заведовала поликлиникой, возглавляла городское управление здравоохранения и несколько лет – департамент социальной защиты.

Не буду занимать ваше время представлением Всеволода Георгиевича, его послужной список через час будет опубликован на сайте правительства области. А сейчас позвольте представить вам ещё одного нового члена нашей команды. Это Вероника Адольфовна Серебрянская, пресс-секретарь. Прошу вас, Всеволод Георгиевич и Вероника Адольфовна, занять место за столом.

Пока назначенные на должность усаживались на своих местах, фигуристая помощница успела поставить перед ними таблички, на которых были указаны имена без отчества, фамилии и должность.

- Вы все хорошо знаете, что до назначения на должность я в вашей области, простите, в нашей области даже не бывал, поэтому месяц посвятил знакомству с регионом. Теперь могу твёрдо сказать, что посетил не только все муниципальные образования, но и множество деревень. В том числе таких, где живёт один-два человека. И это беда не только самих стариков, брошенных всеми на произвол судьбы, но и нас с вами, всего нашего общества. Именно они во многом и дают почву для критики власти о бедственном положении социальной политики в нашей стране, дают почву для разговоров о том, что власть не заботится о ветеранах, не видит и не хочет знать их нужды и беды. Последние несколько дней мы летали по области вместе с Всеволодом Георгиевичем и Вероникой Адольфовной, кое-что уже успели обсудить и наметить некоторые конкретные проекты по коренным изменениям в социальной сфере. Кое-что даже обсудили с жителями этих брошенных деревень, нашли у людей понимание и поддержку. Сегодня вы все получите проект программы, у которой пока нет названия, надеюсь, что мы придумаем его вместе с вами. Речь идёт об укрупнении населённых пунктов.

- Это мы уже делали и получили в итоге плачевные результаты, – подал голос глава одного из районов.

- Знаю, Пётр Иванович, – тут же отреагировал губернатор. – Между прочим, и лично вы, будучи тогда первым секретарём райкома партии, принимали участие в укрупнении. И если бы вы тогда довели дело до конца, а не бросили его незавершённым, мы бы не имели сегодня только в нашей области четыреста семьдесят три населённых пункта, в которых проживает менее десяти человек. Причём, в них нет ни одного трудоспособного человека. Я не хотел об этом говорить до обсуждения проекта, но уж коли вы сами затронули, в общих чертах скажу. Извини, Всеволод, что вторгаюсь в твою сферу, но было бы неправильно подставлять тебя под критику, потому что ты ещё не полностью вошёл в тему. Итак, что мы имеем? Имеем мы, как я уже сказал, почти пятьсот, давайте будем откровенны перед собой, брошенных деревень. А ещё точнее – несколько тысяч брошенных пенсионеров. Именно брошенных, потому что во многих таких деревнях энергетики отключили свет, ибо им убыточно обслуживать многокилометровые линии с потреблением нескольких сотен киловатт-часов электроэнергии в месяц. Дотировать эти расходы областной бюджет, на 83 процента дотационный, тоже не может. Муниципальные – тем более. Это первое. Второе – дороги. Сейчас зима, а весной и осенью, как мне рассказывали, во многие населённые пункты добраться можно только на тракторе. О какой медицинской помощи этим брошенным старикам можно вести речь, если у них нет возможности даже вызвать «скорую помощь»? Глава одного сельского поселения рассказывал мне, что в одной такой деревне приехавшие на лето родственники обнаружили скелет своей матери, умершей ещё зимой. Это уже сюжет для фильма ужасов. И это не Хичкок, это наша страшная реальность. Да, мне сейчас могут возразить, что надо развивать санитарную авиацию с использованием небольших вертолётов. Давайте считать. Сколько нам на область с её расстояниями потребуется вертолётов? Возьмём хотя бы пять. Эксплуатация каждого с учётом его обслуживания, расходов на топливо, страховки, зарплаты пилота обойдётся примерно в полтора миллиона рублей в месяц. Это с учётом малого числа часов налёта. В итоге получаем сто миллионов рублей в год. И это без стоимости самих машин. Вы прекрасно знаете, что таких денег у нас в бюджете нет. Потому и предлагаю проект по укрупнению населённых пунктов. Пилотный проект запустим в Залесном районе, где как раз наибольшее число деревень с населением от одного до пяти человек. Там же неподалёку есть домостроительный комбинат, который, если его наконец-то вывести на проектную мощность, обеспечит новыми домами всех наших ветеранов. А это опять же занятость населения, налоги, реальная продукция.

- Извините Виктор Львович, – опять встрял Пётр Иванович, на территории которого как раз и находился этот комбинат. – Вы наверняка уже знаете, что дома нашего комбината, во-первых, не рассчитаны на наш суровый климат, во-вторых, срок их службы всего двадцать пять лет. Те, кто закупал технологию, извините за прямоту, дальше своего носа не видели и видеть не хотели, польстились на дешевизну, чтобы побольше накрутить и получить личную выгоду. Причём, сразу в валюте. Это же не дома, это времянки из досок, фанеры и пенопласта.

- Спасибо, Пётр Иванович, но я это знаю. Вы думаете, я этот месяц тут туризмом занимался, раскатывая по области? Нет, уважаемые, я входил в курс дела не по бумагам, которые в наших кабинетах умеют красиво составлять, а своими глазами всё видел, с людьми общался. Вы правильно подметили, что эти домики не для нашего климата. Это легко поправимо – надо просто эти сендвич-плиты делать толще. Знаю и то, что они рассчитаны на четверть века, но нам больше и не надо. Мы будем ставить их для ветеранов, которым уже за шестьдесят. Вряд ли многие из них проживут до ста лет. Поэтому, Василий Петрович, – губернатор посмотрел на зама по строительству, – к следующему понедельнику подготовьте смету на реконструкцию комбината и его запуск на полную мощность. Эта сумма должна войти в наш проект, который, я в этом даже не сомневаюсь, получит решительную поддержку на федеральном уровне. К понедельнику жду также проект посёлка на пятьдесят таких домов с фельдшерско-акушерским пунктом и досуговым центром, чтобы там были терапевт, кардиолог, фельдшер и медицинская сестра для проведения процедур, а кроме того, у людей была возможность общаться.  Департаментам сегодня же заняться вопросом кадрового обеспечения будущего посёлка.

- То есть, я так понял, что это будет своего рода спецпоселение для ветеранов, – снова встрял Пётр Иванович.

- Пётр Иванович, давайте не будем пользоваться терминологией времён ГУЛАГа, – строго посмотрел губернатор сначала на главу района, а потом на всех участников заседания.

- Тогда что? Резервация? – снова спросил Пётр Иванович.

- Знаете, мне больше нравится заказник, – возразил губернатор. – Да! И посёлок этот должен быть не в райцентре, а на опушке леса, чтобы люди могли собирать там грибы и ягоды, что привыкли делать всю свою жизнь. Нельзя их отрывать от привычной среды. И чтобы у каждого домика был огород. Но без заборов, а так, чтобы можно было не лопатой землю копать, а пахать трактором. Тогда этот посёлок будет действительно заказником. Оформить именно так. А название надо придумать красивое, чтобы слух радовало. Например, Радужный. Заказник Радужный. А что? Звучит!

- Да уж, радужное ждёт стариков переселение! – возразил Пётр Иванович. – Представляю, сколько слёз будет пролито, когда мы насильно стариков из их родового гнезда начнём переселять в эту резервацию с радужным названием.

- А чтобы не насильно переселять, надо проводить соответствующую разъяснительную работу. Мы же их не в землянки перевозим, а в дома с отоплением, где можно регулировать температуру, это, кстати, тоже предусмотреть обязательно, с горячей водой, канализацией и прочими прелестями комфортной жизни. Вероника, а вашей службе продумать пиар-проект, чтобы и в столичной прессе, на центральных каналах, во всех районных газетах об этом рассказывать постоянно.

Ещё! Кроме посёлка требую от всех глав муниципальных образований в ближайшие дни сделать анализ работы районных больниц, чтобы часть помещений выделить для ветеранов, которым тяжело самим себя обслуживать. Незачем держать в больнице тех, кого можно лечить амбулаторно.

И не думайте, что это моя фантазия, открою секрет, что проект в правительстве я уже обговорил. Инвестиции будут по разным каналам, в том числе по программе переселения из ветхого жилья. До сих пор эта программа работает в основном в крупных населённых пунктах без учёта того, что деревнях ветхого жилья тоже немало. Вчерне мы обсудили возможности финансирования и по другим федеральным программам, так что деньги будут. Причём, сразу же, как только мы представим проект. Там хорошо понимают значимость этой темы. Я не сомневаюсь, что каждый из вас приложит все силы для исполнения задуманного, на то мы и есть исполнительная власть. Сегодня у меня запланирована встреча с руководством регионального отделения партии «Единая Россия», мы сделаем это партийным проектом. Пока на региональном, а как только пилотный проект заработает, его примут и на федеральном уровне. Всё, заседание закончено. За работу. Времени на раскачку у нас нет. К концу июля посёлок должен быть сдан. Вы все понимаете, что это наш козырь к предстоящим выборам, как проявление заботы о ветеранах, которые составляют основную часть голосующих.

Люди расходились молча, но уже на лестнице сбивались небольшими группами по принципу наибольшего доверия друг к другу и стали высказывать свои сомнения. Зная канитель с отводом земель, со сложившейся за последнее время системой финансирования проектов, когда деньги даже из областного бюджета начинали поступать лишь к середине года, а подобранные из своих подрядчики работали на посулах, этот губернаторский проект казался всем чистой утопией. В то же время все понимали – ситуацию с брошенными в деревнях стариками надо срочно менять коренным образом. Но и в радужный проект не верили, даже при том, что он должен принести дивиденды не только своему И.О., но и его однопартийцам в других регионах, поднять в глазах пожилых избирателей имидж президента, который в последние годы заигрывал в основном с молодёжью. Теперь ставка делалась на стариков, разуверившихся во власти из-за непопулярных решений с пенсионной реформой, оказавшихся обманутыми обещанием по значительному увеличению пенсий быстрым ростом цен на продукты и лекарства.

 

Глава 3. ПОПЕРЕЧНЫЙ ИЗ ПЕРЕКАТНОЙ

 

Ох, не к добру эти ушлые мужички тут в последнее время крутились! Не к добру! Летось на разных больших машинах заруливали, ходили по берегу, присматривались. Тогда ещё Степанида тут жила, на все каникулы внуки-двойняшки приезжали, те гомонились без устатку, на рыбалку с ним ходили, на свежем воздухе, на парниковых огурцах да нехитрых овощах с огорода окрепли, заметно вытянулись, щёки румянцем заалели. А перед 1 сентября сын из города за пятьсот километров примчался, даже ночевать не остался, на скору руку скидал в багажник банки с соленьями-вареньями да и увёз ребятишек вместе с бабкой. Молодая жена, вишь ты, бизнесом занялась, недосуг с сыновьями нянькаться, в школу утром отводить, потом в какую-то престижную секцию, где спортом занимаются. Этим, по какому у президента-то нашего чёрный пояс имеется.

Народ теперь хуже мартышек стал. Пока прежний в теннис играл, даже в соседнем посёлке площадку сделали. Какие-то большие деньги вбухали, месяца два леспромхозовские начальники поиграли, ракетками по мячу по вечерам поколотили, надоело, детишек пытались приучить, да что-то не глянулась тем игра, так рукой и махнули. Стоит теперь то спортивное сооружение, высокой сеткой огороженное, никому не нужное.

Потом, в газетном сплетнике писали, в районе спортивную школу открыли, в которой восточным единоборствам учить начали. Откуда-то тренеров заманили, да те быстро обратно в город уехали. Школьный физрук стал с пацанами заниматься, а сам в этом деле – ни в ухо, ни в рыло. Одному челюсть на тренировке вывернули, другому руку сломали, третьему зубы выбили, ну, родители теперь ушлые пошли, в суд подали, захотели материальный и моральный ущерб взыскать со школы. Прокурорскому сынку за сломанную челюсть такую сумму со школы выкатили, что молодая директриса в бега подалась.

Только президент ещё и на горных лыжах катается. И опять мартышки из местной верхушки подражать надумали. Да вот беда: во всём районе одна горка и нашлась, в его Перекатной. Берег тут больно крутой. Выйдешь на него, на десяток километров с левой стороны вид открывается, потому что угор этот много выше леса, что на другом берегу растёт. И как раз супротив деревни перекат образовался, будто создатель, когда мимо проходил, из прохудившегося кармана камушки нечаянно высыпал. Так эти валуны тут навсегда остались и реку перегородили. Красиво так течение меж огромных камней переливается бойкими водопадами. Потому предки это место и выбрали для жительства и назвали свою деревню Перекатной. И ведь удивительное дело, хоть река далеко внизу, а вода в колодцах на третьем метре начинается, так что и глубоко копать не понабилось.

Так вот, поездили тогда из района чиновники, всё обмерили, обсчитали, высоту берега, угол наклона и другое что-то, но, видать, денег им на горнолыжный центр сверху не дали, а своих где взять? Да и кто за полсотни вёрст из района сюда кататься станет ездить? Не велика охота. К тому же, как говорили те, которые всё мерить приезжали, дорогое это удовольствие: там лыжи да ботинки с костюмом на сотню тысяч потянут. А у кого в районе такие деньги есть? Отказались от затеи. Но кому-то место больно глянулось, и нет-нет да стали наведываться смотрители.

Школу в Перекатной закрыли, ещё когда укрупнение затеяли да деревни неперспективными обозвали. Тогда те, кто помоложе, дома свои в центральную усадьбу перевезли, а с перестройкой ферму закрыли, трактора кому-то продали, сено косить не для кого, поля засевать перестали, потому что при здешней урожайности да грабительским ценам перекупщиков зерно выращивать стало себе дороже. И потянулись из деревни остальные.

Дома покрепче за бесценок продали в посёлок, где работа была, и люди строились, и осталось в деревне всего несколько пенсионеров. Со временем немощных стариков к себе дети забрали, а дом без хозяина, известное дело, сирота. Как-то в одночасье сдалась Перекатная, крытые дранкой крыши от снега просели, провалились, и за два-три года сгнили ещё дедами ставленые срубы.

Евсею хоть и на восьмой десяток перевалило, крепкий был старик. Сын денег подкинул, крышу железом покрыли, остальное сам в порядке поддерживал. Пятистенок стоял на косогоре лицом на восток, радостно встречая рассветы всеми своими четырьмя окнами, и будто дворовая собака, лениво подставляя посеревшие от времени да дождей брёвна под ласковые солнечные лучи. А они лезли в комнаты через любовно украшенные резными наличниками окна и до самого вечера ползали по ярким домотканым дорожкам.

Чуть поодаль было ещё два дома старинной постройки. Но хозяева их переселились на погост, а дети даже не наведывались. Палисадники заросли репейниками да невесть откуда взявшейся крапивой, старые берёзы будто от тоски совсем засохли, какое-то время щурились избы на далёкий лес через щели заколоченных окон, а потом ослепли, будто бельмом затянутые осевшим на стёклах слоем пыли.

По первому снегу наведались ушлые мужики снова. Зашли в дом к Евсею. Без приглашения прошли в передний угол, по-хозяйски расселись.

- Дом у тебя купить хотим, – сказал один с глубоким шрамом на щеке и недобрым взглядом из-под бровей, достал из кармана сигареты.

- У нас не курят, – предупредил Евсей.

- Старовер что ли?

- Старовер не старовер, а сроду в этом доме табаком не пахло.

- Ну, не пахло, так не пахло. Сколько ты за свою хибару хочешь?

- Мужики, а зачем мне деньги?

- Так что ли отдашь? – хмыкнул второй.

- И так не отдам, самому жить негде.

- А старуха твоя где?

- В городе с внуками нянчится.

- Вот и поезжай к ней, чего тебе тут одному маяться? Вон зима скоро, морозы начнутся.

- А у меня дров не на один год припасено, меня морозами не напугаешь, – отозвался Евсей.

- А если спину пересечёт, сердце прихватит? Сюда к тебе по снегу никакая скорая не доберётся.

- Лес вон в ста метрах, вдруг волки нагрянут, – опять встрял второй.

- Людей, а не волков надо бояться, ведь чему бывать, того не миновать, – смиренно ответил Евсей.

- Про людей ты правильно, – подтвердил тот, который со шрамом, расстегнул куртку и сел так, чтобы была видна рукоятка торчащего из кобуры пистолета. – Сам знаешь, какие теперь времена. Не ровён час, облюбует соседний дом какой уркаган, не уживётесь… А с него какой спрос?

- Вот что мужики, я давно пуганый. А ежели что со мной случится, сын в Генеральной прокуратуре служит, из-под земли того уркагана достанет и нос до пупа натянет, – соврал Евсей для острастки.

- Да мы не на испуг берём, просто мало ли... Несчастный случай какой или короткое замыкание… Ты подумай о цене, сговоримся.

- А тут и думать нечего. Я в этом доме родился, тут и помирать буду. Вон и к сыну ехать отказался, хоть тот чуть не силком в машину запихивал.

- Не, ты всё же подумай. Можно не деньгами, квартиру тебе в посёлке купим. Не хочешь в посёлке, можно в районе. Больница рядом, клуб, библиотека опять же, – захохотал второй, которого Евсей мысленно окрестил белобрысым.

- Думай, старик, думай, – строго сказал шрамом меченый и поднялся. – Пошли мы.

- Да на что вам дом-то мой сдался? – поинтересовался Евсей.

- Дом нам твой ни к чему. Мой шеф тут себе дачу надумал строить. Место красивое, лес рядом, река опять же. А простор какой из окна! Подумай. Может даже сторожем к себе взять, комнатку выделить.

- Да от кого тут сторожить-то? Тут воровать некому да и нечего.

- Это у тебя, старик, воровать нечего. Ты подумай, – повторил он ещё раз уже от порога и вышел.

Через два дня после того разговора ночью заполыхали оба нежилых дома. Евсей стоял у калитки, смотрел на пожар, не в силах что-либо сделать и плакал. Плакал второй раз в жизни. Первый раз – в молодости, когда узнал о смерти своей молодой жены Славины, и вот теперь – уже в глубокой старости. И оба раза от бессилия что-то изменить.

Тогда вместе со смертью жены, у которой оказался врождённый порок сердца, оборвалась и его жизнь, теперь этот пожар двух давно оставленных хозяевами домов тоже не предвещал ему ничего хорошего. Он прекрасно понимал, что это акт устрашения, намёк на необходимость договариваться на условиях, выдвинутых ему этими служками какого-то богача, противостоять которому он будет не в силах: слишком уж не равны эти силы – отживший своё старик и влиятельный богатей, облюбовавший для своей дачи обжитый несколькими поколениями предков Евсея косогор на красивом берегу реки.

Потом пропало электричество. Евсей собрался и пошёл в посёлок. Там просто объяснили, что в рамках оптимизации расходов содержать электрическую линию для одного человека слишком накладно. Он за свет полторы сотни рублей платит, а содержание линии обходится в тысячи. И жаловаться не посоветовали, потому что письмо хоть президенту страны всё равно на рассмотрение вернётся обратно.

Керосина в магазине не было, выпросил у мужиков с трелёвочника полведра солярки для лампы, плеснули туда же бензина, чтобы горело лучше. Дома достал из кладовки лампу, заправил, почистил фитиль, которого должно было хватить надолго, помыл запылившееся стекло, проверил. Приправленная бензином солярка горела хорошо.

Сел в самодельное кресло, по привычке нажал кнопку пульта телевизора, вспомнил про обрезанные оптимизацией провода, вслух выругался. Походил по двору, поискал какую-нибудь работу, но быстро наступившие сумерки откладывали все дела на завтра.

Переступив порог, привычно щёлкнул выключателем, снова выругался, подошёл к бесполезному теперь электрическому чайнику, постоял возле стола, вернулся в любимое кресло.

Дорога в посёлок и обратно в десять километров в оба конца утомила, и хотя ложиться спать ещё было неурочно, Евсей уклался в постель и тут же заснул.

Он редко помнил свои сны, лишь иногда всплывали в памяти какие-то обрывки, а тут будто смотрел в телевизоре кино про себя самого. Был он молодой, незаметно для других, за несколько дней до свадьбы ушли из клуба со Славиной, сели на толстое бревно у овина, сохранившегося ещё с дореволюционной поры и давно облюбованное деревенской молодёжью для свиданий, и стали целоваться. Только почему-то во сне целовались они не так, как в годы его молодости, а будто в современном кино, осторожно касаясь губами друг друга. Целовались долго-долго, так, что даже проснувшись утром Евсей будто ощущал на губах прикосновение губ своей невесты, вдруг вырвавшейся из его объятий и быстро исчезнувшей в темноте августовской ночи. И откуда-то из-за угла овина доносился её весёлый смех и призывный голос: «Ну, попробуй догони, догони, догони…».

Утром, вспоминая этот сон эпизод за эпизодом, думал: «К чему бы это Славина звала? Верно от того, что давно на могилке не был, вот и манила». Даже не затапливая печку, отправился на погост. Родители Славины, потеряв единственную дочь, начали болеть, быстро угасли и один за другим отправились в мир иной. Их могилки были рядом, и Евсей всю жизнь ухаживал за ними, отдавая дань своей первой любви.

Он долго не мог оправиться от потери, и женился на бездетной вдове Степаниде только на четвёртом десятке, когда родители уже совсем отчаялись увидеть наследников. Он у них тоже вырос единственным, хотя в каждой семье в Перекатной росло по пять и более ребятишек.

Евсей в последние годы наведывался сюда не часто, но перед каждым церковным праздником вместе со Степанидой наводил порядок, красил когда-то собственноручно кованую оградку и кресты, сажал цветы. По осени, накануне покрова, вырвал почерневшие прихваченные морозцем стебли, тюкнул топором по нагло лезущим порослям раскинувшегося неподалёку тополя. Теперь притоптал возле калитки снег, но в оградку заходить не стал, посмотрел на давно выцветшую фотографию красивой девушки, подумал, что табличку надо было заменить, но другого снимка не было, потому что в те годы фотограф в их деревне появлялся не часто.

Несколько раз глубоко вздохнув, пошёл домой. Он сам и его дом были последним, что сохраняло жизнь некогда большой и дружной деревни. Евсей понимал, что не будет его, не будет и дома, а не будет последнего дома, исчезнет и сама деревня с её красивым названием Перекатная. Так же, как если не будет дома, не жить и ему – слишком тесно они срослись за эти семьдесят с лишним лет: старый, дедом построенный дом и состарившийся в нём Евсей.

Едва вышел из зарослей сирени и раскидистых тополей старого погоста на его окраину, где стали хоронить в последние годы стариков, родившихся в Перекатной и соседних деревнях, но переехавших к детям в посёлок и в район, увидел дым. Горел его дом. Евсей будто обезножел. Не в силах стоять, опустился на покрытую снегом лавочку возле чьей-то могилы и часто-часто мигая, стал смотреть на разгорающийся пожар. Бороться с огнём в одиночку было бессмысленно.

На глазах умирала его родная Перекатная. И Евсей почувствовал, как медленно начинает уходить из него жизнь. Он обессиленно откинулся спиной на соседнюю оградку и сквозь застилающие глаза слёзы с тоской смотрел на свой полыхающий дом с красивой железной крышей.

 

Глава 4. НАПАСТЬ

 

Ведь всё было хорошо! И вот напасть! Надо же было Нюрке на лестнице оступиться. Хорошо ещё на первой ступеньке, а не последней, а то бы и костей не собрать. Но и в самом-то низу грохнулась так, что до крови голову расшибла о вбитую в верхнее бревно крыльца скобу. Для какой надобности покойный муж Матвеевны эту чёртову железяку вколотил? Матвеевна сама сколько раз о неё билась, то коленом саданётся, то локтем зацепит. Синяков понаставила, не сосчитать, а уж недобрым словом старика своего, царствие ему небесное, костерила так, что тот в гробу наверняка весь искрутился.

Хорошо, что Нюрка пустую кастрюлю несла, та загромыхала, Матвеевна услышала, а то бы лежать бабе на морозе до скончания века. Со слезами да причитаньями помогла гостье в дом зайти, на диван уложила, рану на голове обработала, стрептоцидом посыпала, забинтовала сикось-накось, как получилось с непривычки-то да дрожащими от испуга руками.

А Нюрка стонет:

- Матвеевна, дай помойное ведро, мутит меня что-то. Всё кругом идёт, и рукой пошевелить не могу.

Разболокла Матвеевна соседку, а у той на руке огромная ссадина, Потрогала осторожно, кость цела, но уже отекать начало.

- Ой, Нюрка! Худо дело! Врача тебе надо бы, да не доковылять мне до трассы-то. Хоть бы Колька приехал. День-то какой сёдни?

- Да кто их эти дни считает? – отмахнулась здоровой рукой Нюрка. – Нам с тобой не всё равно: понедельник или пятница?

- И то… Ой, Господи! Что делать-то? Ума не приложу. Может, доковыляю как-нить? Хоть в одну сторону. Там, поди, кто остановится, попрошу, чтобы к нам «скорую» вызвали.

- А сама как?

- Дак на «скорой» и вернусь.

- Да она может только к вечеру приедет, околеешь на таком морозе.

- А приберёт Господь, значит, так тому и быть. Что мне тут, смотреть, как ты загибаешься?

- Чо-то меня знобит, – поёжилась Нюрка.

Матвеевна набросила на соседку одеяло, подоткнула с боков, чтобы не сползало.

- Пойду-ко, однако. Добреду, поди… – засобиралась старушка.

- Худо мне, Матвевна! Диван бы твой не обделать, подвинь ведёрко-то, чую, вырвет сейчас, – прошептала Нюрка.

Вырвать не вырвало, но сколько-то слизи больная сплюнула.

Матвеевна присела на краешек дивана:

- Не зря вчера курица по-петушачьи закукарекала. Испокон веков это примета к несчастью. Вот оно и не заставило себя долго ждать. Не отговаривай, Нюрка, пойду я к людям. Врача тебе надо. Сотрясение у тебя.

- Тоже мне докторица выискалась – сотрясение. Может, ещё какой диагноз… – но не договорила, опять над ведром наклонилась.

На этот раз стошнило по-настоящему.

- Пойду я, Нюрка, не отговаривай.

Матвеевна поднялась, достала с печки валенки, начала одеваться.

- Ну, спаси Господи! Матерь Божья, на тебя вся надёжа, – перекрестилась она от порога на иконы в красном углу. И тут на улице послышался шум машины, и не успела Матвеевна что-то сообразить, как в сенях раздались торопливые шаги, дверь без стука отворилась, и в избу слегка навеселе влетел Колька.

- Ну, как вы тут, бабулечки?

- Ой, Колька, худо у нас, сразу обессилев, опустилась на табуретку Матвеевна. – Вон Нюрка на леснице убилась, еле живая лежит. В больницу ей надо.

- Это мы запросто! Ты сама-то как? Как Рождество отпраздновали? Не заснули ещё, когда свет-то дали?

- Дак это ты, шелопай эдакий, нам свет-то устроил? А мы уж думали, боженька сжалился, – заулыбалась Матвеевна.

- Да это Степан Иванович вам праздник устроил. Вон в машине сидит, ждёт, что на чай с пирогами позовёте.

- Коленька, родненький, да я бы с удовольствием, только не до чаю сейчас, Нюрку спасать надо. Вы уж отвезите её в медпункт, а чаем я вас потом напою. И пироги будут, и к пирогам что полагается, найду.

Голова у Нюрки кружилась так, что сама без поддержки идти не могла. Колька подхватил её под здоровую руку, довёл до машины, усадил на заднее сидение. Обнял бабулечку:

- Ты тут не тужи! Как только Люся бабу Нюру отремонтирует, мы её тут обратно привезём. Через час можешь самовар ставить.

Но приехали Степан Иванович с Колькой без Нюрки. Осмотрев больную, фельдшер вызвала из района «скорую», и отправила пострадавшую в больницу.

- Колинька, надо бы дочке-то Нюркиной позвонить да обсказать всё, как есть. У меня вон и бумажка с её телефоном на божнице лежит. Если в район отправили, дак, поди худо дело. Не стала бы Люся понарошку-то «скорую» вызывать.

- Сделаем! – заверил Колька. – Самовар-то, поди уж и остыл?

- Дак самовар я мигом, зови Степана-то.

Но праздничного застолья не получилось. Матвеевна всё охала и ахала по поводу несчастья. Мужики выпили по две стопки наливки и заторопились домой.

- Позвонить-то не забудь, шалопай! – напутствовала Матвеевна. – А то в горло попало, дак загуляете.

- Не загуляем, бабуля, не загуляем! – заверил Колька, обнимая свою бабушку. А Степан Иванович солидно протянул руку:

- Спасибо, Матвеевна, за угощение! Сделаем всё по высшему разряду. Не болей сама-то. Через пару дней снова заглянем, расскажем, что там с тётей Нюрой.

Нюра приехала через неделю на машине вместе с дочерью.

- Забираю, я бабушка Матвеевна, подругу твою. Лечиться ей надо. У нас поживёт, а на лето, если захочет, сюда вернётся.

- Не хотела я ехать, – заоправдываласьНюрка, – да вишь какое дело-то… Там процедуры какие-то навыписывали, уколы, Лазаря какого-то делать надо. Съезжу, погощу, а как оклемаюсь, обратно и вернусь. Ты тут одна не скучай. Да на крыльце осторожнее, а то, не дай Бог, как я, соскользнёшь… Кто тебя спасать будет?

- Ты лечись, как надо, – не сдержала вдруг нахлынувших слёз Матвеевна. – Приедешь к лету и ладно.

Обнялись старушки, поплакали.

- Да ладно вам слёзы-то лить! – строго сказала дочь. – Не навек прощаетесь.

- Как знать, как знать, – тяжело вздохнула Матвеевна.

Нюрка села, машина резко взяла с места. Матвеевна перекрестила отъезжающих и долго махала рукой, хотя машина давно уже скрылась из вида.

Опять тяжело вздохнув, Матвеевна поднялась в дом, села у окошка.

Одна-одинёшенька! И действительно, не дай Бог, случись что, помощи ждать не от кого. Опять тяжело вздохнула и вытерла уголком платка глаза, хотя слёз в них и не было.

 

* * *

А через неделю приехал к ней председатель сельсовета, или по-новомодному – глава сельского поселения.

- Давай-ко, Матвеевна, собирайся. Знаю, что дочь у тебя далеко, а у нас в районе в Доме ветеранов места есть. Половину больницы под него по распоряжению нового губернатора отдали. Поживёшь там до лета, всё не одной маяться.

- Ой, да что ты такое говоришь-то, Илья Иванович?! Какой Дом ветеранов? Нечто я немощная какая, чтобы за мной там няньки ухаживали? Не хочу я в казённом доме, пока сама в силах. Вот если уж совсем невмоготу, тогда и в богадельню вашу забирайте. А так я из своего-то дома никуда. Я же там от тоски помру сразу!

- Да там-то как раз тебе весело будет. Это тут у тебя тоска зелёная. Ни радио, ни телевизора, ни телефонной связи, ни электричества. Книжки разве что? – углядел на тумбочке томик в яркой обложке.

- Да книжки-то я уж давно читать не вижу, – горестно вздохнула Матвеевна.

- Вот, а там у тебя и телевизор будет, и куча собеседников. Глядишь, ещё и кавалера найдёшь. А что? Есть там бравые молодцы твоего возраста.

- Смеёшься, Илья Иванович! Шутки шутишь…

- Да какие шутки? В области в таком же доме ветеранов в прошлом году свадьба была. Да-а! Даже с венчанием. Вон как! Отдельную комнату им определили, живи – милуйся.

- Да уж отмиловались мы своё… – вздохнула Матвеевна. – О душе думать надо. А разве в шуме да гаме можно спокойно думать?

- Ну, честно скажу, бывает там и шум, и гам. Есть определённый контингент из бывших. Как пенсию получат, так куролесят, пока деньги есть. Но они в отдельном крыле живут, с такими же неугомонными. Соглашайся, Матвеевна! Тебе бы надо социального работника определить, но кто же в такую даль ходить-то станет? Вот то-то и оно… Давай, я завтра в социальную службу позвоню, они тебя на экскурсию свозят. Понравится, там и останешься. А к лету – домой. У нас так многие делают. Договорились? А летом-то, слышь, посёлок для стариков строить будут. Каждому ветерану – отдельный домик. Там по проекту и медпункт, и центр досуга, и спортзал.

- Ага! Нам типерича только спортом и заниматься. Спасибо, Илья Иванович, только не поеду я ни в какую вашу богадельню. Пока на своих ногах, тут поживу. А за заботу – спасибо большое. Хороший ты человек, душевный. Дай Бог тебе здоровья! Не обижайся на старую. Слыхано ли дело – при живых детках смерть в казённом доме ждать?! Раньше-то как было, старики с детками своими да внуками до последнего дня в родном доме жили.

- Так что ж детей да внуков-то своих всё по городам распихали и в одиночестве последние дни коротаете?

- Умный ты мужик, Илья Иванович, а меня за дуру держишь. Хоть и три класса кончила, а не дура! Свои-то у тебя, поди, в области или в Москве живут. То-то! И моя на старости в город подалась, потому что дома работы никакой нету. Деревни-то из-за чего опустели? От хорошей жизни што ли народ дома-то свои побросал? Чо им там, в городах-то больно сладко што ли живётся. У нас в каждой деревне ферма была, я вот сорок лет дояркой оттарабанила, а потом на откорме сколько! А теперь во всей округе ни единой коровушки не осталось.

- А кто бы мешал людям фермерством заниматься?

- Илья Иванович! Да ты лучше меня неграмотной всё знаешь, а лукавишь. Себе врёшь? Себя успокаиваешь? Вон у нас Малеевы пять коров держали, пока молоко принимали. А как стали за молоком через день да два приезжать и за копейки закупать, пришлось хозяйство бросить. Бизины телят держали. И что? Приехали осенью рыночники за бесценок забрали, потому что больше девать некуда. В соседний район уехали, на вырученные деньги комнатушку купили, он в мастерскую каку-то устроился, она уборщицей.

- Ладно, Матвеевна, не о политике я с тобой говорить приехал. Ещё раз предлагаю в Дом ветеранов переселяться.

- Спасибо, Илья Иванович! Я уж тут как-нить. И помру часом, дак в своём дому.

- Ну, как знаешь, Матвеевна! А машину я всё же отправлю, съездишь на экскурсию, своими глазами посмотришь, как там хорошо: и чисто, и сытно, и медики круглые сутки дежурят. А потом, глядишь, из Дома ветеранов-то и в посёлок переберёшься. Там для каждого свой небольшой домик выстроят. Новый губернатор проект выхлопотал, говорят, сам Президент ему на это дело добро дал. Вишь, как политика-то верховная оборачивается.

Уехал председатель, и ещё больше затужила Матвеевна. Ведь точно увезут! Им же так проще: все старики в одном месте, а старые, значит – больные. И не надо «скорую» каждый день гонять из конца в конец по всему району. Но она-то врачей ни разу не вызывала. За что её из родного дома в эту богадельню?

- Не поеду! – приняла твёрдое решение Матвеевна.

 

* * *

Машина пришла ровно через неделю. Оплошала Матвеевна, услышала шум, когда гости были уже под окнами. Спустилась в подполье, крышку над головой осторожно закрыла, села в угол на ведро для картошки, прислушалась.

- Есть кто дома? – спросил громко мужской голос. Чужой, не Ильи Ивановича. Может, шофер.

- Хозяева! – окликнул громче.

- Может во двор вышла? – предположил женский голос.

- Схожу, посмотрю, а ты присядь. Печь тёплая, дверь не заперта, здесь где-то должна быть.

- Даже самовар горячий, – поддакнул женский голос.

Мужчина вышел, громко хлопнув дверью. Через некоторое время Матвеевна услышала над головой стук каблучков, видно женщина подошла рассматривать иконы или фотографии в раме в простенке между окнами.

Матвеевна уже устала сидеть в неудобной позе на ведёрке, но пошевелиться боялась, как бы женщина в доме не услышала. Вернулся мужчина:

- Да хрен знает, где она может быть. На голос не откликается, следов никаких нигде нету.

- А может, в подполе? – предположила женщина.

- Да, не догадался. Ну, вон он лаз, крышкой закрыт.

Мужчина за кольцо поднял крышку, Матвеевна даже дыхание затаила.

- Не видно ни хрена. Фонарик бы посветить, да нету. Была бы жива, откликнулась бы, а трупа тоже не видно.

- Ой, да ну тебя со своими страшилками! – недовольно откликнулась женщина.

- Ну, что? Надо полицию с собаками вызывать. Пусть ищут. Поехали.

Незваные гости вышли, Матвеевна вскоре услышала, как отъехала машина.

- А ведь не дадут покоя. Сегодня или завтра полиция с собаками приедет. Те всё одно найдут.

И тут пришла в голову спасительная мысль. Матвеевна кряхтя выбралась из подпола, оделась, взяла с гвоздика возле двери ключи и вышла на улицу. Закрыла на замок дверь, приставила палочку и опираясь на тросточку, поковыляла к дому Нюрки. Открыла замок, вошла, первым делом затопила печку и села напротив, любуясь, как голодные язычки пламени, легко перекинувшись с берестяной растопки, торопливо начали лизать сухие поленья.

Гости нагрянули на следующий день. Вместе с женщиной из социальной службы приехал полицейский с собакой. Они покрутились возле дома Матвеевны, увидели дымок из трубы Нюркиной избы.

- Здравствуйте! – вежливо поздоровалась женщина. – А вы не знаете, куда пропала Анна Матвеевна Скоробогатова? Мы вчера приезжали, дом открыт, а самой нет.

- Да это, за ей дочка посядни приезжала, к себе в город увезла. Нечего, говорит, тебе тут маяться с больными ногами.

- Так вчера же дом открыт был… – сказала гостья и недоуменно посмотрела по сторонам.

- Ой, дак это я, дура старая. Совсем из ума выжила. Матвеевна просила хоть раз в неделю дом протапливать. Ну, я печку-то истопила, а дом запереть и забыла. Да и кто тут у нас шариться-то будет? Что в домах у старух воровать-то? Стены голые да фотки вон старые, – показала на такую же, как у самой дома раму.

- Ну да, ну да… – задумчиво произнесла женщина. – А Анна Матвеевна точно к дочери уехала? Вы ничего не путаете?

- Да я хоть и старая, из ума-то ещё не выжила, – обиделась Матвеевна.

- Вы извините, просто мы хотели ей предложить в Дом ветеранов переехать. Ваш глава очень просил. Говорит, совсем одна и ноги больные.

- Ну, ноги-то у нас в старости у всех не больно хороши, а у дочки-то, думаю, ей лучше будет, чем в Доме ветеранов. Не с чужими людьми жить, с родными.

- Думаю, да. С родными лучше. Хотя тоже всякое бывает. До свидания! Будьте здоровы!

- И вам тоже не хворать. Ой, я чаем-то вас не попотчевала.

- Нет, спасибо, нам некогда чаи распивать. Поедем докладывать, что Анна Матвеевна к дочери переехала. А куда переехала?

- Дак в Залеск и переехала! Дочка там у неё замужем за большим начальником. Дом свой большой, сказывали. Как это по-типерешнему-то?

- Коттедж?

- Вот-вот, он самый. Хорошей вам дороги, сердешные!

И как только за гостьей закрылась дверь, Матвеевна села к столу и довольная разыгранным спектаклем, рассмеялась. Теперь её точно никто тревожить не станет. Ещё пару дней пожить у Нюрки, а там можно и в свой дом возвращаться.

 

Глава 5. ОПТИМИЗАЦИЯ

 

Покойника пришлось везти в район.

- Прости, батя, видит бог, не хотел тебя после смерти мучить, да вот приходится, – вслух произнёс Захар, взял с кровати тело отца на руки. – Ух ты, тяжёлый-то какой!

- Может, Ивана позовём? Вдвоём-то сподручнее, – засуетилась жена. – Не стукни хоть головой, а то, чего доброго, скажут, что убили, – и заплакала.

- Да не гоношись ты, не путайся под ногами-то, – повысил голос Захар. – И вправду, иди за Иваном. Не вынести мне одному.

Аккуратно положил тело отца на кровать, сел возле изголовья.

- Вот ведь напасть какая, даже похоронить по-человечески и то не дают.

Отец прибрался под вечер. Он совсем извёлся за последнюю неделю, как выписали его домой. Все понимали, что помирать. Неотвратимость надвигающейся смерти и сильные боли совсем доконали старика. Фельдшерица Анна Марковна только беспомощно разводила руками:

- Нету у меня обезболивающего. Ему бесплатно положено, да все лимиты в больнице уже исчерпаны. У меня-то здесь откуда возьмутся?

- Так выпиши рецепт, я в город съезжу, – горячился Захар.

- Захар Петрович, да в своём ли ты уме? Да на эти препараты на рецептах две печати ставят, как же я-то тебе их выпишу?

Захар молча вышел, завёл машину и поехал в райцентр.  Он ходил в больнице от одного врача, уже знакомого, пока отец здесь лечился, к другому, просил, умолял, ругался, и выпросил-таки две ампулы. Рецепт в поликлинике никто ему не дал: «Да как же мы Вам выпишем, если пациента в глаза не видели?»

- Мне что, умирающего старика за сто километров к вам сюда за рецептом везти?

- Да вы нас тоже поймите. Это же препараты строгого учёта! В тюрьму никто сесть не хочет за распространение наркотиков. Вон в Восточной Сибири доктор уже несколько лет судится, пытается своё доброе имя отстоять. А и всего-то выписала препарат, который несколько лет назад можно было в любой аптеке купить без рецепта. За распространение наркотиков осудили. Вы что, нас тоже за решётку отправить хотите?

- Дурдом какой-то!

Дурдом не дурдом, но домой Захар вернулся только с теми двумя ампулами, что дал ему врач в бывшей районной больнице, ставшей теперь в ходе проводимой оптимизации расходов бюджетных средств филиалом областной.

- Анна Марковна, может хоть таблетки какие есть? Вон по телевизору но-шпу рекламируют. Подскажи, что делать?

- Ну, вы же сами понимаете, тут уже никакая но-шпа не поможет.

 А что те две ампулы?! Вот и маялся старик, от боли корчился.

- Сынок, ты уж заколи меня, а… Избавь от мучений… – слабым голосом просил умирающий. – Сил больше нету. Ну, ножиком не можешь, пристрели хотя бы… как собаку… сынок…

Захар уходил на улицу и плакал.

А вчера отец успокоился. Заснул и дышал ровно с еле слышными хрипами. Настолько тихими, что сидящие возле постели больного сын со снохой то и дело прислушивались: а жив ли хоть.

Сидели молча. Да и о чём было говорить у постели умирающего? Знали, что осталось ему совсем немного, поэтому к похоронам готовились. Говорить о чём-то другом? А о чём, когда за тридцать лет совместной жизни обо всём переговорено уже на сто раз. Вот и молчали, прислушивались к еле слышному дыханию старика не в силах смотреть на осунувшееся лицо человека, ещё полгода назад пышущего здоровьем.

Вдруг будто что-то булькнуло в горле спящего, он вытянулся и затих.

- Прибрал господь, – прошептала Зинаида и заплакала.

Ещё немного посидели, потом Захар встал:

- Пойду к Анне Марковне, пусть хоть смерть засвидетельствует. Может, бумаги какие надо оформить.

- Участковому надо звонить, он протокол должен составить. А за остальными бумагами в район ехать, – сказала Анна Марковна. – Он в больнице лежал, история болезни у них есть, выпишут справку, по ней в ЗАГСе свидетельство о смерти получишь. Какие проблемы?

Оказалось, что проблемы есть. Совсем ещё молодой главврач филиала, то ли с глубокого похмелья, то ли после дежурства, то ли всю ночь с бабами кувыркался, выглядел чрезвычайно усталым и неприветливым. Он только мельком посмотрел на Захара и, будто отмахиваясь от назойливой мухи, вытянул ладонь вперёд:

- Нет, нет, и ещё раз нет. Вот если бы он скончался у нас, тогда другое дело, но летальный исход наступил дома. В этом случае только судмедэкспертиза.

- Да какая экспертиза? – загорячился Захар. – Он же у вас тут лежал, вы же сами его домой помирать отправили.

- Такие правила, – отрезал главврач и помахал рукой в сторону двери, намекая, что разговор окончен.

- Какие такие правила? – Фёдор уже начал терять самообладание. – Вы не вылечили, домой помирать отправили, а теперь экспертизу придумали.

- Понимаете, если летальный исход наступил вне стен лечебного учреждения, необходима судебно-медицинская экспертиза. Такой закон.

- Дурацкий у вас закон!

- Согласен, но не я его придумал.

Захар развернулся и громко хлопнул дверью, раздосадованный и законами, и бессердечностью доктора.

Домой вернулся уже после обеда. Мужики к этому времени сколотили гроб, но покойника в него класть Анна Марковна пока не советовала:

- Лучше бы сначала на судмедэкспертизу свозить, а потом уже обмывать и укладывать.

- Так что, нам его просто так в кузове везти или на моём прицепе нивовском? – чуть не матерился Захар.

- Ой, я не знаю, – пожимала плечами Анна Марковна. – Отвезти-то можно, наверное, и в гробу. А то на матрасе каком или на одеяле.

- Вашу мать! – выругался Захар. – Отца родного, труженика тыла, как бича какого безродного…

Грузовик на всю округу был только один, в бывшей центральной усадьбе совхоза. Газель-фургончик с надписью «Продукты».

- Да ты что, Захар Петрович! – изумился просьбе мужика Андрей. – Да как же я на продуктовой машине покойника-то повезу? Да потом ко мне в магазин никто даже за хлебом ходить не станет. А если Роспортребнадзор узнает, меня же с потрохами съедят. Мне никаких денег не хватит, чтобы откупиться!

- Так что делать? Присоветуй. Ты у нас грамотный, институт кончил.

- Захар Петрович, в институтах этому не учат.

- Вот и худо, что не учат.

- Я давно в книжке одной читал, где-то в Латинской Америке закадычные друзья своего умершего друга-выпивоху три дня по кабакам под руки водили. Такое оригинальное прощание с разгульной жизнью ему устроили.

- Мой батя не загульный был, сам знаешь, – обиделся Захар.

- Да я разве о том? – тут же стал оправдываться Андрей. – Придётся тебе его на заднем сидении своей «Нивы» везти.

- Ты что, издеваешься? – начал горячиться Захар. – Батя ростом под два метра был, как я его на заднее сиденье положу?

- Возьми моего китайца, я тебе доверяю.

- Один хрен, что моя «Нива», что твой китаец. Сантиметра два ширины разница.

- Захар Петрович, придётся сидя везти. Ремнями пристегнуть и везти. Другого выхода нету. Не могу я тебе свою продуктовую газельку дать.

- Да уж, ситуация. И на тот свет человеку без проблем отправиться не получается. Во всём у нас одни проблемы.

Жил отец в деревне отдельно. Никакие уговоры не смогли убедить его переселиться к сыну, хотя места в доме и было достаточно. Так он до последнего издыхания и находился в собственными руками срубленном доме. Печку не топили, зима ещё хоть и не пришла, снег только чуток припорошил землю, но на улице стоял бодрый морозец, поэтому решили входную дверь оставить настежь распахнутой, чтобы не испортить покойника, как сказала одна из ровесниц отца.

 С мужиками, что мастерили гроб, договорились, что пока они копают могилу, Захар свозит отца в эту самую судмедэкспертизу. Поди, экспертиза дело нехитрое, что там больного старика экспертизировать-то? До обеда успеет обернуться, чтобы часа в два отправить отца в последний путь.

К зданию суда Захар приехал в половине девятого. Выкурил штук пять сигарет, пока дождался начала рабочего дня.

- Да вы что? – изумился охранник в какой-то новомодной форме чёрного цвета с шевроном на рукаве и в беретке с большой кокардой. – У нас тут суд, а не экспертиза.

- Так мне и сказали: «Суд медэкспертиза».

- Это недалеко от больницы. Кирпичное такое здание, небольшое, из силикатного кирпича, – пояснил охранник.

Дверь в здании с красной гербастой вывеской оказалась на замке. Захар робко постучал, потом постучал громче. Через пять минут уже вовсю колотил кулаками по металлической поверхности. Никто не открывал. Обошёл вокруг, постучал во все окна. Тишина. В неподалёку расположенном приёмном покое больницы женщина куда-то позвонила, потом позвонила ещё в несколько мест и только после этого повернулась к Захару:

- Патологоанатом-то у нас ведь по совместительству. Хирург он, а сегодня после ночного дежурства уже домой ушёл. Вы с ним минут на десять разминулись.

- Может, догоню?

- Да вы что?! Это же не частная лавочка, захотел – открыл, захотел – закрыл. Вы уж завтра приезжайте. Прямо с утра пораньше и приезжайте.

- Может сменщик есть?

- Да какой сменщик? У нас тут с этой оптимизацией столько народу сократили, что скоро каждый по десять функций выполнять станет. А Вы про сменщиков…

Дома с Иваном аккуратно занесли отца в избу, снова положили на кровать. Мужики доложили, что могила готова. Выпили за помин души тут же в доме покойного, не снимая куртки, потому что температура была чуть выше уличной. От второй стопки Захар отказался – утром снова ехать в район, как бы какой гаец не тормознул да не придрался.

Дверь судмедэкспертизы снова оказалась закрытой. Захар подождал до половины десятого, потом пошёл в приёмный покой. Та же самая женщина, что вчера отнеслась к нему  участливо, позвонила куда-то и извиняющимся тоном сказала:

- А Степаныча нашего, патологоанатома, вызвали в область на двухдневный семинар. В воскресенье – выходной, так что в понедельник и приезжайте. А что у вас?

- Да батя у меня помер. Справка нужна, без неё хоронить не дают. Говорят, лучше со всеми документами, чем потом эту, как её, сгумацию проводить.

- Эксгумацию.

- Один хрен.

- А что с отцом случилось? – участливо поинтересовалась женщина.

- Что случилось? Помер … У вас тут лечили, лечили, не вылечили, домой помирать отправили, а теперь вот экспертизу делать заставляют.

- А вы с нашим главным не разговаривали?

- Да позавчера ещё. Упёрся и всё. Законы, говорит, законы… твари бездушные! Мне теперь что, ещё три дня отца не хоронить?

- Да вы не переживайте сильно-то. Не лето на дворе, не жара… Погодите-ка, я спрошу.

Она вернулась минут через десять.

- Извините, ничего не вышло. Только с разрешения главного.

- Может, взятку ему дать? – почти прошептал Захар.

- Что вы ему, тысячу предложите? Две? Вижу, не из богатеев. Да у него машина вон миллиона три, говорят, стоит. Он с этими вашими тысячами и мараться-то не станет.

- Так подскажите, что делать? Вижу, женщина вы добрая.

- А ничего не поделать. Поезжайте домой и ждите понедельника.

Пришлось опять ни с чем ехать домой. На окраине города «гаишники» останавливали всех и что-то или кого-то искали. Тормознули и Захара.

- Старший лейтенант Давыдов, областная инспекция дорожного движения, – скороговоркой, почти невнятно представился «гаишник». – Документы, пожалуйста.

- Что-то нарушил?

- Нет, просто объявлена операция «Перехват», всех проверяем.

Посмотрел права, техпаспорт, сверил с номерами на бампере.

- Паспорт пассажира можно?

Захар взял с переднего сидения пачку бумаг, достал отцовский паспорт, подал гаишнику.

- Он у вас что, пьяный? Сидит как-то…

Гаишник начал подбирать нужное слово.

- Нет, трезвый, – у Захара снова начала закипать злость. – Мёртвый он. Вот на экспертизу возил.

- Шутки шутите?

- Да какие на хрен шутки? С этой оптимизацией вожу покойника туда-сюда вместо того чтобы похоронить по-человечески.

Старший лейтенант обошёл машину, открыл дверцу, пошатал покойника за плечо, потряс сильнее.

- Вы тут что за спектакли-то устраиваете?

Он отошёл к патрульной машине, связался по рации с начальством.

- Товарищ майор, тут такое дело… Мужик покойника в качестве пассажира на заднем сидении возит. Пристегнул ремнём безопасности и возит.

- Пьяный что ли? – не понял майор.

- Пассажир?

- Водитель, твою мать!

- Да нет, вроде трезвый. Запаха нет, но какой-то нервный.

- Обкуренный может? Или уколотый?

- Да нет, в возрасте уже мужик.

- Тогда что за хрень? Умом что ли тронулся? Совсем, блин, оборзели!

- Вот и я то же говорю, а он, мол, на экспертизу возил.

- Какую на хрен экспертизу? Ты его что ли направил?

- Да нет, на судмедэкспертизу, говорит. Покойника, в смысле.

- Совсем вы меня задолбали! И так голова кругом идёт. Гони ты его на хрен, с покойниками мне ещё разбираться! Вы преступника ищите, а не покойников. Работай, давай!        .

- Так что с этим мужиком делать?

- Да гони ты его, твою мать, куда подальше. Куда он едет?

- Домой в деревню.

- Вот и гони его куда подальше, в свою деревню. И не пудри мне мозги, не до тебя тут!

В понедельник покойник поехал в район в третий раз.

- Заносите, – сказал патологоанатом, когда Захара объяснил ему про мытарства.

- А у вас тут санитаров каких нету или помощников? Один я, пожалуй, и не осилю. Дома уже пытался. А у вас тут ступеньки, не уронить бы.

- Да какие у нас помощники и санитары? Телевизоров насмотрятся и думают, что у нас тут, как в кино. А у нас тут оп-ти-ми-за-ци-я, – заворчал доктор. – Из-за этой оптимизации половину санитарок сократили. Здесь тоже один я остался. Говорят, зачем дармоедов держать, когда даже не каждый день трупы таскать приходится.

- Может, хоть вы мне подсобите? Я заплачу, сколько скажете, – затараторил Захар.

- Да что вы там заплатите! Пошли уже! Где там ваш покойник?

Захар подъехал к самому крыльцу.

- Вы что, его так и привезли? – улыбнулся доктор, увидев на заднем сидении машины пристёгнутого ремнями покойника.

- Третий  раз уже. И ничего смешного нету, – обиделся Захар.

- Извините, издержки профессии. Чего тут только не насмотришься, но такое вижу впервые.

Не в состоянии смотреть, как патологоанатом будет вскрывать тело отца, Захар вышел на улицу и почти беспрестанно курил, зажигая одну сигарету от другой. Садился в машину, вылезал, ходил вокруг здания, снова садился, закуривал…

- Ну, где ты там? – вышел на крыльцо патологоанатом, вытирая руки далеко не свежим полотенцем. – Всё готово.

- Сколько я вам должен? – Захар достал из кармана тощую пачку купюр самого разного достоинства, среди которых были две бумажки по тысяче.

- Да ладно тебе, – отмахнулся доктор. – Бутылки нету?

- Не догадался, – извиняющимся тоном произнёс Захар.

- Тогда вот что, пока я бумаги пишу, сгоняй в магазин. Только не бери коньяк, барахло это. Возьми бутылку нормальной. Попроси не палёной, а то тебе всучат чего попроще, мол, мужик деревенский, ему какая разница.

Пока Захар ездил в магазин, доктор оформил бумаги.

- Компанию составишь?

- Дак я же за рулём. Нельзя.

- И правильно, а то спьяну-то ко мне чаще всего и попадают. Теперь в ЗАГС. Знаешь, где это?

- Да бывал когда-то, если не переехали.

- Они сто лет на одном месте. Давай загружать будем.

Вынесли, бережно усадили тело отца в тесный салон.

В деревню Захар приехал к часу дня, а в два, обмытого бабами покойника честь по чести уложили в гроб, вынесли из дома и положили на прицеп.

- В церкву-то не заежжал? – спросила ровесница отца баба Стёша. – Надо было бы молебен за упокой души-то заказать.

- Да какой молебен, коли батя никогда в бога не верил?

- Вот и худо, что не верил. Но молебен заказать всё одно надо было. Не по-христиански это. Дак и свечечек не купил?

- Да не был я в церкве, какие свечки?! Не до церквей там!

- Погоди-ко ужо, у миня дома-то есть. На могилке хоть запалим.

На погосте, когда всё было закончено, старушки стали устраиваться в машине Захара, сам он всё ещё стоял у могилы и потерянно смотрел на положенные на холмик искусственные цветы.

- Прости, батя! Пусть тебе на том свете будет лучше, чем здесь. Покоись с миром! Прости нас всех, грешных, что причиняли тебе боль. И прости всех, по чьей вине из-за этой оптимизации твой последний путь оказался таким длинным и беспокойным.

 

Глава 6. ДОМОЙ!

 

- А ты чего, бабуля, без вещей? Чемодан на вокзале забыла, что ли? – с улыбкой спросил водитель, когда Нюра подала ему билет на автобус.

- Так, поди, не в гости еду, чтобы с чемоданом-то, – не приняла шутку Нюра. – К себе домой, так какие вещи?

- Нагостилась?

- Нагостилась, сынок, нагостилась.

- Не ужились? – продолжал словоохотливый водитель.

- Уживёшься с вами, бесами…

- Это точно!

Нюра прошла на своё место, устроилась у окна и стала смотреть на почти пустую ранним утром привокзальную площадь. Пассажиров было мало. Мороз не очень-то располагал к путешествиям, и в дорогу собирались только те, кому край-конец ехать было необходимо.

Не собралась бы и Нюра, терпела бы ещё выходки зятя, но случайно подслушанный вчера разговор заставил принять решение. Только месяц и прожила она у дочери после того падения на крыльце, когда получила сотрясение мозга, но и этого месяца хватило с лихвой.

Понятное дело, зять нервничал, что каждый день надо было отпрашиваться на работе, чтобы отвезти тёщу на процедуры, ждать её там полчаса и доставить обратно. Нюра уж сколько раз говорила, что доберётся сама, но дочь только досадливо отмахивалась:

- Куда ты сама? Шваркнешься по дороге или не туда уедешь, нам потом тебя по всему городу разыскивать. У Пети начальник добрый, разрешает на работу приходить позднее.

Правда, зять и с работы стал возвращаться всё позднее и позднее, да ещё каждый день под хмельком. А в выходные с утра уходил в гараж, где собиралась компания таких же отлынивающих от домашних дел мужиков. Понятно, на сухую разговоры не клеились, начинали с пива, а пиво без водки – деньги на ветер. Вот и вчера зять заявился домой на бровях.

Васька с Колькой где-то болтались, Нюра сидела в комнате, из которой выселили к брату младшего. Дочь на кухне стала попрекать зятя за пьянку и гаражные посиделки. Тот какое-то время молча слушал, а потом громко выдал:

- А что мне дома-то делать? Надоело всё! Как в гостях живу – ни в трусах по квартире пройти, ни пёрнуть. Куда ни сунься, везде тёща.

- Петя, так ведь это мама моя!

- Вот именно, что твоя.

- А если бы твоя заболела, мы бы с ней точно так же нянчились.

- Слава Богу, что моя давно прибралась, ни меня, ни тебя не намучила. Пойми ты, я хочу у себя дома без оглядки жить. Ходить в чем хочу, пиво пить, где хочу, да и в туалет – без очереди…

- Петенька. Ну, потерпи ещё немного, придёт весна, отвезём её в деревню, а потом и сами в отпуск с ребятишками к ней поедем.

- Нет уж, уволь! Мне её и тут за глаза за этот месяц хватило, чтобы я ещё и в деревню к ней поехал.

- Петя, но ведь это же мама моя! Люблю я её! Она вон как для нас старается. И на машину тебе все свои сбережения отдала. Нам бы без её денег никогда её не купить было.

- Стариков надо любить на расстоянии. А деньги… Что деньги? Кредит бы оформили.

- Ага, кредит! И как потом с ним рассчитываться? Не ахти какие миллионы домой приносишь.

- Ты что, теперь меня ещё зарплатой укорять станешь? А посчитай, сколько на лечение тёщи потратила? На эти деньги можно было мне новую дублёнку купить. Ещё и на шапку хорошую осталось бы.

- Да ничем я тебя не корю, только прошу – будь с мамой поласковее. Она это заслужила.

- Мне теперь что, перед ней на коленях ползать, что на машину денег добавила? На задних лапках всю оставшуюся жизнь ходить? Извини, моё терпение лопнуло. Вот закончит лечение, на другой же день домой отвезу.

Процедуры в поликлинике были прописаны через день, поэтому утром, как только ребята убежали в школу, а дочь с зятем уехали на работу, Нюра взяла в шкафу тысячу рублей, нашла на столе у ребят листок бумажки.

«Я уехала домой. Спасибо за угощение!». Положила на кухонный столик, оделась и пошла искать автовокзал.

- А вон на тройку садитесь, до самого вокзала и довезёт, – подсказал первый же попавшийся навстречу мужчина.

Повезло и на вокзале. Подошла к кассе за пятнадцать минут до отправления единственного в её сторону автобуса. Пассажиров было мало, знакомых не оказалось, люди молча кутались в одежды, к Нюре с разговорами тоже никто не приставал, и она погрузилась в свои невесёлые мысли.

А какие ещё они могли быть, когда родные люди по сути выгнали её на улицу, когда вот так украдкой пришлось сбежать, чтобы не быть поводом для семейных скандалов?

Нюра ни в чём не винила дочь. Та действительно её любила, сразу же нашла через знакомых хорошего доктора, показала ему мать, тот назначил обследование, а потом лечение. Нюра даже и не подозревала, что за всё это пришлось платить. Не скажи вчера зять, и не подозревала бы, в какую копеечку её падение на крыльце у Матвеевны обошлось. Да что деньги? Права дочь, она-то им сколько давала? А сколько продуктами каждую осень увозили? Тут уж попрекать-то бы и не гоже. Но зять есть зять – чужой человек, хоть и живут уже вместе столько лет. Вон, и свои-то подчас хуже чужих бывают. Так что и на зятя она обиды не держит. Ну, брякнул спьяну лишнее, так ведь и то понять можно. А дочь хорошая, ласковая да обходительная. То и дело спрашивала, чего, мама, ещё надо? А чего ей надо? Одета, обута, сыта, в тепле, и на ласковое слово дочь не скупилась. Внуки не обижали, да и зять никогда косого взгляда себе не позволял. Вот только вчера и высказался. Так и то спьяну.

Нет, не зря говорят – в гостях хорошо, да дома лучше. Приедет сейчас домой, печку затопит, пару дней у Матвеевны поживёт, пока дом прогреется. А потом и в свой угол. Ой, как дома-то хорошо! Зима скоро кончится, весна придёт, зацветёт всё вокруг – любо-дорого!

Ну, начнёт Матвеевна пытать, почто не пожилось в городе, в тепле да сытости, скажет, что соскучилась по ней да по дому своему. А ведь и правда соскучилась!

И так благостно на душе стало! И все мрачные мысли куда-то улетучились. И хоть холодно и тряско было в автобусе, почувствовала такое умиротворение, какого не испытывала давным-давно.

Домой. Домой!

 

Глава 7. МЕСТЬ

 

Это надо же было так довести человека, чтобы всегда невозмутимый и добрый старик задумался о мести! Евсей почти до вечера оставался на погосте. Уже догорел и сам дом, и постройки, а он сидел на лавочке возле чужой могилки, погружённый в свои печальные мысли.

В Москву он точно не поедет! Что ему там делать, хоть и у родных людей? Ему простор здешний нужен, ему эта могилка рано умершей первой жены дорога. Уедет к сыну, а кто за могилкой ухаживать станет? Только вот куда теперь податься? Как погорельца, найдут, куда пристроить. Вон, сказывали, при больнице по распоряжению нового губернатора богадельню сделали аккурат для таких стариков, как он. Только он-то не беспомощный, сам за собой ухаживать может, ему нянька не требуется.

И пошёл старик в соседнюю Сосновку, где стояло несколько домов, хозяева которых на зиму уехали к своим родным. Ольгин дом стоял с самого краю. Приходилась Ольга сродной сестрой его Степаниде, потому Евсей часто бывал в этом доме, то и дело, пока сама хозяйка не стала уезжать на зиму к сыну в город, помогал по хозяйству, когда требовалась мужская рука. Знал, где спрятаны ключи от замков на входной двери и в дом.

Отперев двери, занёс охапку дров, затопил русскую печь и лежанку, сходил на колодец за водой. Глубокий колодец не замерзал даже в самые суровые морозы. Журавль даже обрадовался человеку и охотно поклонился длинной шеей, с прикреплённой к ней жердью с металлическим наконечником в виде спирали, на которую надевалась дужка ведра.

В шкафчике нашлось немного заварки, сахар, а на подвешенном к жёрдочке перед устьем печки мешочке, чтобы не добрались мыши, – горсти две ржаных сухарей.

Завтра придётся идти в посёлок выправлять взамен сгоревших вместе с домом документы, оформлять страховку. Пенсия придёт только через неделю, но продавщица его хорошо знает, и отпустит продуктов в долг. А может, в конторе сельского поселения выпишут и какую-то сумму в качестве компенсации за утрату жилья. Хотя вряд ли – дело это канительное. Поди, придётся ещё как-то доказывать, что не сам дом подпалил в корыстных целях.

Когда лежанка протопилась, разобрал постель, положил тюфяк и одеяло на горячие кирпичи прогреть и подсушить. Попил чаю, размачивая в чашке сухари, потом стал укладываться спать.

Из-за тяжких дум забылся сном только под утро. Мысли были о предстоящих хлопотах по выправлению новых документов, но даже эти проблемы то и дело уступали мучившему вопросу о мести. Не сомневался, что подожгли дом те самые гости, что стращали по первому снегу. Если не сами, то их люди. Знал, и то, кто за ними стоит. Но к этому воротиле-бандиту просто так не подобраться. Да и что может сделать с ним глубокий старик? Застрелить? Так и старое ружьё сгорело вместе с патронами. Но гордость не давала успокоиться и простить обиду.

Через несколько дней Евсей услышал, как прошёл в сторону Перекатной по отстоящей недалеко от его нового жилища тяжёлый трактор. Не поленился сходить и посмотреть, что за техника и зачем поехала в брошенную деревню. К тому времени, когда Евсей добрался до опушки, бульдозер уже сгребал остатки пепелища трёх сгоревших домов в одну кучу. Мусор загрузили в кузов большого грузовика и вывезли подальше от сожжённой деревни, а на погорелое место вскоре привезли вагончик и стали таскать в него мешки с цементом.

Будут строиться – решил Евсей. Только как же это можно, если участок по всем документам принадлежит ему, хотя дома на нём больше и нету?

В конторе поселения махнули рукой и полушепотом посоветовали не связываться. Мол, там такие связи, что и самому головы не сносить. А земля эта вместе с лесом уже давно оформлялась в аренду на 49 лет как природный заказник. Так что хоть к самому президенту обращайся, не поможет. Всё сделано по закону.

Значит, и дома наши в деревне сожжены тоже по закону – негодовал в душе Евсей. Это какие же такие у нас теперь законы, если любой богатей может творить всё, что его душе заблагорассудится?

Ещё через неделю экскаватор вырыл траншею под фундамент аккурат на месте его сгоревшего дома. Только новая постройка намечалась в несколько раз больше. Торопился новый хозяин, иначе дождался бы до лета с закладкой фундамента, но не терпелось, видно, именно к лету справить дымовую, потому что вскоре поехали одна за другой машины с дочерна обработанными оцилиндрованными брёвнами.

Незлобивый по природе Евсей унижения своего стерпеть не мог. Взял стоявший у Ольги в кладовке старинный излаженный из жести десятилитровый бидончик, наполненный на две трети керосином, и с наступлением темноты отправился в свою Перекатную. Сторожа там строители не оставили, или покинул он свой пост и отправился в посёлок, потому вершить задуманное Евсею никто помешать не мог.

Неподалёку от вагончика в ярком лунном свете обнаружил Евсей передвижную электростанцию, слил в стоящее рядом ведро бензин, полил им штабель из заготовленных на строительство брёвен, с другой стороны вылил принесённый с собой керосин, чиркнул спичку, бросил на брёвна. Бензин вспыхнул, но обработанные чем-то брёвна загораться не хотели. И всё же через некоторое время, когда горел уже и керосин, дерево нехотя стало поддаваться огню.

Евсей взял бидончик за дужку, ещё постоял, посмотрел, как пламя начинает разгораться, и по накатанной машинами колее не торопясь отправился в Сосновку, не оставляя на дороге следов от растоптанных валенок.

Он прошёл мимо деревни, потом завернул в другую сторону, попетлял при свете яркой луны по лесу, и только после этого вернулся в дом, который стал для него приютом. Уже поднимаясь по ступенькам, услышал громкий взрыв. Обернулся – над Перекатной стояло зарево пожара. Видимо огонь с брёвен перекинулся на вагончик, где кроме цемента стояли баллоны для сварки.

Зайдя в дом, сел на лавочку возле стола, устало откинулся спиной к стене. На душе не было ни радости от свершённой мести, ни злорадства, ни утешения от возмездия. Была одна пустота, постепенно уступающая место досаде на себя самого, не сумевшего простить людям их подлости.

А в посёлке, узнав о пожаре, старики вспомнили народную мудрость, что нельзя строиться на погорелом месте. Не будет от этого добра.

 

Глава 8. ПОПЕРЕЧНЫЙ

 

- Ты это, Евсей Петрович, поосторожней бы… – переменил тему глава сельского поселения, когда за бухгалтершей закрылась дверь кабинета. – Искали тебя ухари-то те.

- Что за ухари и что за надобность? – сделал непонимающий вид Евсей.

- Ты чо это передо мной-то комедию ломаешь? – обиделся глава. – Думаешь, я поверю, что в Перекатной стройматериал с вагончиком сами по себе загорелись?

- Дак это, может кто цигарку обронил?

- Вот на цигарку и списали всё. Мол, из-за неосторожного обращения с огнём загорелся вагончик, а когда баллоны взорвались, пламя на брёвна перекинулись. Только это ведь на дурака рассказ, Евсей Петрович! Там всё застраховано было, потому проще было так оформить, чтобы дело об умышленном поджоге не возбуждать. Взять-то с тебя всё одно нечего. И в колонии от тебя какой толк? Казённые харчи проедать только.

- Дак хоть в тепле да сытости, не то, что на заимке.

- Ты про заимку вон Зинаиде-продавщице сказки свои опять рассказывай. Она дальше своего огорода нигде не бывала, так по посёлку эту весть разнесла, что погорельцу-то в лесу поселиться пришлось. Колька-балабол ещё поверит в твои россказни, а уж меня – старого охотника не проведёшь. Знаю я, что тут на сто вёрст никаких заимок отродясь не было. Поди, у Ольги в доме устроился? Вы же с ней сродственники по жене будете? Ох, осторожнее будь, Евсей Петрович! Не ровён час эти ухари не успокоятся. Они-то знают, что не от цыгарки пожар возник. Брёвна-то каким-то новомодным раствором от огня обработаны были.

- Илья Иваныч, да мне-то что с тех брёвен? – продолжал отнекиваться Евсей.

- Да не хитри ты, Евсей Петрович, – досадливо махнул рукой глава поселения. – Ты думаешь, я поверил, что твой дом от выпавшего из лежанки уголька загорелся, как ты тут в бумагах своих написал? А то я у тебя дома не бывал и не знаю, какой ты аккуратист! Да у тебя перед печкой-то железный лист чуть не метр на метр прибит был. От уголька у него… И Тамарин дом от уголька, и Татьянин тоже от уголька, хоть три месяца и печки не топились. Зря ты с этими бандюгами связался. Уступил бы подобру-поздорову, и канители никакой не было.

- Ага! – повысил голос Евсей. – Я им родительский дом, в котором сызмальства живу, просто так уступить был должен. Хватит, доуступались уже, эти бандюганы теперь скоро всей страной править будут.

- Страной не страной, но многими городами, думаю, уже правят, – согласился глава. – Ты думаешь, наши, из района, тут главные? Да за ними такие люди стоят, что и предположить страшно. Ты тут говоришь, что сын в Генеральной прокуратуре служит. Это ещё главу района напугать может, а те, – он поднял показал пальцем на потолок, – может, с самим Генеральным чаи распивают. И не только чаи. Я вот пока только понять не могу, по кой леший им наши места сдались. Думаю, не из-за красот наших, не из-за одной только Перекатной. Видел я документы на аренду территории на 49 лет и документы на землеотвод. Там даже взлётная полоса для легкомоторных самолётов предусмотрена. В поле сразу за деревней. Смекаешь, чтобы из Москвы на выходной на личном самолёте сюда можно было махнуть. Видно, приелись им Мальдивы с Майорками. Нет, понятно, медведи тут, лоси… Но не стали бы они только из-за этого столько денег вкладывать. Там что, поближе к Москве медведей с лосями уже всех постреляли? Нет, брат, что-то тут не то, потому нашим ухарям из района хвост и прищемили, потому они и не рыпаются. Есть слух, что под главу нашего Петра Иваныча копать стали. Как раз из-за вот этого землеотвода в Перекатной. В интернете пишут, что под губернаторскую резиденцию место хорошее в области подыскивают. Только, смекаю, для кого-то повыше. Может, и для самого! А что? В Карелии резиденции есть, на Валдае есть, на Чёрном море есть, ещё десятка полтора где-то. Почему бы и у нас не построить? Места безлюдные, тихие, охраны много держать не надо. На это место какие-то другие виды имеются. Тут на самом деле что-то грандиозное замышляют, а что – понять пока не могу. Да и не понять уже. На пенсию уходить надо, пока силком не выгнали. Новый-то вон как старые кадры менять начал! Что-то тут большое затевается. А на большие деньги свои люди нужны.

- Вот выйдешь на пенсию, ко мне на заимку и переезжай, – улыбнулся Евсей.

- А ты вот что! – вспомнил вдруг глава поселения. – По весне Ольга-то наверняка домой приедет, куда тебе деваться?

- А я к сыну уеду. Давно зовёт, да и не дело с женой врозь на старости лет жить.

- Хотел бы, давно уехал. Знаю я тебя. Тебе от корней своих не оторваться, да и старое дерево не пересаживают. Не приживётся. У нас вон по распоряжению нового губернатора в районной больнице Дом ветеранов устроили. Может, туда тебя определить? До лета. А летом специально для стариков из малых деревень посёлок будут строить. Каждому – отдельный домик. Тогда и жену свою заберёшь из города. В домах-то, слышь, и отопление, и вода горячая, и туалет тёплый, всё, как в городе. Нет, правда, чего тебе ещё-то надо?

- А надо мне было, Илья Иванович, в своём родном доме до конца моих дней дожить, да не довелось, – глубоко вздохнул Евсей. – А в специальном поселении для стариков мне не выжить. Дикому зверю в вольере тяжело. Так и мне невмоготу будет. Старое дерево, ты правильно говоришь, не пересаживают. Не смогу я в казённом доме, где всё одинакое. Мы же с тобой сызмальства к красоте приучены. Издревле люди дома свои вон как украшали! А что с той красоты, если так рассуждать? Резные наличники тепла не прибавят Причелины да фриз крышу не держат, просто фронтон украшают. Помню, дед говаривал, что делают люди это для защиты дома и семьи от бед и разной нечисти, только, разумею, главным было красоту навести. И полотенца для того вышивали, и дорожки на пол покрасивше ткать старались. В красоте-то выросши к красоте и тянуться станешь. А при красоте и мысли чище, и душа благороднее. Оттого и место для поселений не наобум выбирали. Возьми нашу Перекатную! Простор-то какой! Я на этом просторе жизнь прожил, а ты мне в больничку, где всё пластиком обито, с палатами на шесть человек заселиться предлагаешь.

- Не в больничку, а в Дом ветеранов. Там по два-три человека в комнате.

- А и по три дак! Как с чужими людьми в тесноте-то прожить?

- Чудак человек! – воскликнул глава поселения. – Так до лета же! А там в отдельный домик переберёшься. Ты ещё вон какой крепкий, сам себя обиходить можешь, нянька тебе не нужна. А там, в этом заказнике планируют и магазин свой, и медпункт, и центр досуга, и ещё хрен знает что новый губернатор напридумывал. Короче, всё для достойной старости.

- Значит, я не достоин в том заказнике жить. Что в домике том я делать буду? Сиднем сидеть да ждать, когда краюху хлеба принесут? Спасибо за заботу, Илья Иваныч, но не для меня это. А силком повезут, на другой же день обратно пешком уйду.

- Ох, и поперечный ты старик, Евсей Петрович! Ладно, бывай здоров!

- И тебе, Илья Иваныч, не хворать! А на пенсию отправят, перебирайся ко мне на заимку, – хитро подмигнул Евсей.

- Была бы у тебя заимка, навещать бы стал, только ведь нету никакой заимки.

- А мы с тобой выстроим! – засмеялся Евсей. – Что у нас сил не хватит хибару в лесу на берегу реки поставить?

- Сил-то хватит, да только не поставить там теперь никакую хибару – лес-то наш теперь в частной собственности. Вот такие дела! Ладно, иди с добром! Да поосторожнее будь! Сказал бы – христом-богом прошу, да ведь не верующие мы с тобой.

 

Глава 8. ЗАКАЗНИК РАДУЖНЫЙ

 

Сам ли новый губернатор додумался до проекта или кто подсказал ему эту идею, но она была быстро одобрена и получила поддержку на самых верхах. Процедура вывода земель из сельхозоборота под жилищное строительство, хотя и не обрабатывались они по много лет, всегда занимала от года до двух, тут волшебным образом решилась в течение двух месяцев. Чиновники, не привыкшие к таким стремительным темпам работы, которые насаждал новый губернатор, насели на специалистов некогда мощного института гражданского строительства, и те за неделю успели сляпать проект посёлка. Именно сляпать, нарисовав его на бумаге даже без привязки к местности. Все, в том числе и зам по строительству, решили, что для начала сойдёт и так, а потом, когда начальство к проекту охладеет, как это почти всегда было при прежнем руководстве, можно будет спокойно доработать, нарисовав смету с учётом интересов заказчика и исполнителя.

Но Виктору Львовичу достаточно было лишь несколько минут внимательно посмотреть на бумаги, чтобы увидеть представленную ему липу.

- Николай Степанович, – новый посмотрел на зама по строительству. – Это что вы мне подсунули? Вы сами смотрели на эту липу?

- Виктор Львович, вы же понимаете, что за неделю нельзя было сделать проект лучше, – начал оправдываться зам.

- Не понимаю, – строго прервал новый. – И понимать не хочу. Мы все – одна команда, и должны работать слаженно, единым механизмом по всей вертикали власти с организациями и ведомствами по своему направлению. Лично вы, Николай Степанович, с поставленной задачей не справились. У меня и у всех вас нет времени на уговоры и раскачку. Надо действовать, быстро, напористо, решительно и при этом высокопрофессионально. Николай Степанович, вы понимаете, чего я от вас жду?

- Заявление по собственному… – выдавил из себя зам.

- Спасибо за понимание, Николай Степанович! Благодарю вас за многолетнюю работу в должности! Наградной отдел прошу подготовить документы на Грамоту губернатора. В следующий понедельник представлю вам нового заместителя. который будет заниматься вопросами строительства. Надеюсь, Николай Степанович, вы понимаете, что афилированным строительным фирмам придётся серьёзно потесниться. За эту неделю я изучил вопрос и понял, что местными силами со строительством посёлка не справиться. Проект придётся заимствовать и срочно объявлять тендер. Напоминаю, что в июле мы должны начать заселение посёлка.

Привезённый из Москвы новый зам по строительству оказался тоже молодым и напористым. Он заведовал в крупном банке сектором инвестиций в гражданское строительство, потому в работу включился со знанием дела. Вместе с личными вещами привёз он проект какой-то канадской фирмы, что специализировалась на возведении именно таких посёлков из сборных домиков для строителей.

Оказалось, что и комбинат панельного домостроения был в своё время приобретён у той же фирмы, что значительно облегчало дело. Ещё через неделю у дышащего на ладан предприятия неожиданно появились новые собственники и сразу же начали реконструкцию. Деньги тоже появились неожиданно, хотя до этого банки не хотели давать даже на оборотные средства, из-за чего, собственно, комбинат и захирел вскоре после пуска первой очереди. Объявленная процедура банкротства тянулась уже несколько лет, но желающих купить убыточное предприятие не находилось. И вот опять же будто по волшебству вопрос решился в одночасье.

В апреле в Залесном районе, в двадцати километрах от райцентра, на берегу реки возле соснового бора появились геодезисты. Почти в эти же дни на окраине Залесного начала разгрузку техники, вагончиков и чёрных пластмассовых труб прибывшая из Тюмени комплексная бригада по строительству газопроводов низкого давления. Одетые в синие комбинезоны молодые мужики уже на следующий день приступили к работе, всем своим хозяйством быстро продвигаясь в сторону будущего посёлка.

Одновременно высадился десант энергетиков. Несколько бригад рассредоточились на очистке трассы, другие начали монтировать опоры. Таких темпов слаженной работы раньше не видали не только в районе, но и в области. Всем было привычно, когда возле одного экскаватора стояло несколько человек начальства, отдающего бестолковые распоряжения, из-за которых то и дело приходилось всё переделывать заново. Прибывшие газовики и энергостроители работали без понуканий от зари до зари.

Газ вели для котельной. Губернатор сразу же распорядился вместо заложенных в проект газовых плит ставить в дома электрические, ибо жить в домах будут люди преклонного возраста – не дай Бог, из-за их слабой памяти случится беда. Тогда вся хорошая затея будет тут же подвергнута резкой критике противников проекта, коих после первых же публикаций в газетах и на сайтах появилось немало. Эти сразу же окрестили проект резервацией для стариков, которые будут оторваны от привычных условий жизни и сразу же начнут вымирать в казённых домах.

В мае на территорию будущего посёлка повезли бетонные блоки под фундаменты, а ещё через неделю туда же пошли колонны машин со стеновыми панелями и смонтированными на комбинате половинками крыш, которые оставалось только поднять и соединить вместе. Изначально предполагалось, что сборку домов будут вести канадские строители. Они готовы были игнорировать все наложенные санкции, но заломили такую цену, что пришлось отказаться от их услуг в пользу турецких. На них можно было хорошо сэкономить в свою пользу.

На монтаж каждого дома отводилось три дня. И посёлок начал расти прямо на глазах.

Имея надёжные связи в различных СМИ, Вероника хорошо подсуетилась, и сразу же после появления первых домов поехали в Радужный репортёры ведущих телеканалов, журналисты самых тиражных газет и интернет-изданий. Интервью нового губернатора о проявлении властью всех уровней небывалой доселе заботы о ветеранах замелькали на экранах телевизоров, его портреты на фоне первых домов или в интерьерах уютных жилищ появились в десятках газет и журналов. При этом губернатор не забывал подчеркнуть, что проект лично курирует сам президент, и что это заслуга партии «Единая Россия», которая проявляет заботу о ветеранах, обеспечивая им достойную старость. Это было особенно важно, чтобы отнять на предстоящих выборах голоса у коммунистов, делающих ставку именно на стариков, пробуждая у них ностальгию о советском прошлом, когда покупательская способность пенсии была несравнимо выше нынешней, когда старикам действительно оказывали почёт и уважение.

Пропагандистская машина заработала в полную силу.

Вероника со своими помощниками нашли в далёких умирающих деревнях брошенных всеми стариков, которые бесхитростно рассказывали о своих бедах и благодарили власть за проявленную заботу, ещё не осознавая, чем для них может стать это переселение к благам цивилизации. А блага эти давались за отказ от своих корней, за недоступность к родным местам, к могилам предков, хоть и обещали агитаторы, что на праздники желающих будут возить в покинутые ими деревни.

Самые же осторожные и умудрённые жизненным опытом в заботу власти верили с трудом или не верили совсем, памятуя о бесплатном сыре. И после каждого визита работников социальных служб, рассказывающих о прелестях жизни в новом посёлке, сомневались всё больше, не скрывая горьких слёз и пугаясь новой жизни.

В начале лета в Радужный начались экскурсии. Стариков забирали, на машинах везли в новый посёлок, знакомили с условиями жизни, показывали пока ещё пустой медпункт, обставленный красивой, не виданной раньше в деревне, мягкой мебелью центр досуга, столовую, в которой можно будет дешево обедать, чтобы не готовить дома, уговаривали лечь на широкие с возможностью регулировки кровати, чтобы прочувствовать всю прелесть удобной постели, где можно поднять изголовье, включали телевизоры с двумя десятками каналов.

Несколько бабулек поддались на уговоры и, захватив из своих домов самое необходимое, справили новоселье в Радужном, сразу же став звёздами телеэкранов. Им обещали, что в свои деревни они будут ездить хоть каждую неделю, как только прибудут уже закупленные для посёлка маленькие автобусы.

Но большинство решение принимать не спешили, хотя и понимали, что в своих деревнях им будет ох как не просто с наступлением новой зимы, когда в конце лета уедут в свои города дети и внуки.

 

 

Глава 9. УХОДЯЩАЯ ЭПОХА

 

Пётр Иванович сидел в своём кабинете в глубокой задумчивости. Секретарше своей – Полине, которая просидела в его приёмной чуть не сорок лет, сказал, что будет работать с документами. Пусть не отвлекают по мелочам. Разве что понадобится он кому из области.

Лукавил Пётр Иванович. Понимал, что в области он уже больше никому не нужен, что со дня на день найдут ему замену. Жалко, что не из своих, а опять из Москвы какого-нибудь бойкого паренька, которыми окружил себя Виктор Львович Соколовский.

Конечно, отставка рано или поздно должна была произойти. Даже по нынешней пенсионной реформе он задержался. В прошлом году отметил две шестёрки. В области таких динозавров во всей системе власти больше не осталось. Ему ещё тридцати не было, когда занял кресло председателя райисполкома, потом год был вторым секретарём райкома, после чего на конференции избрали его первым. Так и руководил районом, пока партия не почила в бозе.

Система власти менялась, на смену партии пришли Советы народных депутатов. Крикунов да критиканов на выборы выдвинулось немало, но не было среди них ни одного хотя бы с небольшим опытом руководящей работы, и люди снова доверили власть ему. Потом и Советы ушли в прошлое, а он как был, так и оставался руководителем района при любом названии этой ветви власти. Были несомненные успехи, но были и провалы. Но не по вине районной администрации, впавшей в полную зависимость от финансирования из бюджета области.

Ещё при партии, Пётр Иванович сумел убедить руководство обкома в необходимости иметь свои производства стройматериалов. Дали деньги на кирпичный завод и деревообрабатывающий цех.

Это теперь кирпич сразу укладывают на поддоны да ещё плёнкой оборачивают, а в прежние времена грузили в самосвалы навалом и когда высыпали на землю, если не треть, то четверть уходила на бой. Но при жутком дефиците народ вынужден был довольствоваться и половинками.

На свой кирпичный завод люди приезжали сами и аккуратно укладывали кирпичик к кирпичику, а глина оказалась такой хорошей, что бой практически исключался. Из своего кирпича в районе стали класть не только печки, кое-кто замахнулся уже и на кирпичные дома, что пока в окружённой лесами местности было в новинку.

Обеспечил он досками и вагонкой всех желающих. И люди начали активно строиться, обновлять старые дома, ставить красивые палисадники из штакетника.

Потом взялся за дороги. Теперь уже мало кто и вспомнит, как весной и осенью на райкомовском козлике по полдня добирались на первой-второй передаче до колхозов за каких-то полсотни километров, и что основным видом транспорта были в районе колёсные трактора с тележками.

А потом всё в одночасье посыпалось. Постоянные задержки зарплаты и неуверенность в завтрашнем деле остановили индивидуальное строительство. Сразу же захирели и остановились как кирпичный завод, так и деревообработка. Да и не только они. У колхозов не стало денег на ремонт тракторов, распалось крепкое производство Сельхозтехники. Почти остановился леспромхоз, потому что под напором невесть откуда возникших экологов, верховные власти запретили молевой сплав древесины, а вывозить было не на чём. Но даже по волшебству появись лесовозы, для них нужно было строить трассы, и это в то время, когда даже грейдировать посыпанные щебёнкой дороги было не на что. Колхозы, чтобы выжить, начали продавать коров, пришлось остановить маслозавод. Казалось, пришла пора полной разрухи, но он своим авторитетом сумел тогда убедить руководителей хозяйств не опускать руки, а искать возможности для выживания. И ведь выжили.

Но то время ушло в прошлое. Никто его вспоминать не хочет. А теперь и он сам, и те, с кем то тяжелейшее время пережили, стали уходящей эпохой.

Наверное, справедливо, что пришло новое время, оно поставило новые задачи, и решать их новым людям. Но многого не понимал и не хотел понимать Пётр Иванович. Он привык смотреть на перспективу, а нынешняя власть планировать или не умела, или не хотела и жила одним днём при созданном ручном управлении. И эта рука для управления расставляла свои кадры не по принципу профессионализма, а по личной преданности или по просьбе нужных людей.

Если быть честным, эта чехарда началась ещё при прежнем губернаторе, которому в последнее время кто-то сверху навязывал в замы и в руководство департаментов людей из Москвы. Новый при назначении местных даже не рассматривал и привозил на должности юристов, экономистов, банкиров. Доходило до абсурда. Так директором департамента инвестиций назначил социолога, селом стала руководить гинеколог, департамент культуры поручили возглавить психиатру.

Эти приехавшие их столицы люди понятия не имели о регионе и даже об отрасли, которыми им теперь довелось руководить. Но, похоже, при ручном управлении это даже и не требовалось. И Пётр Иванович, и те, кто раньше до своих должностей рос по ступенькам, начиная от рабочего, мастера, инженера или учителя, стали уходящей эпохой. Этого он никак понимать не хотел!

Оставив должность уехать бы куда подальше, только Пётр Иванович был из старой когорты руководителей, которые работали не для личной выгоды, а для дела, потому денег не скопил, квартирами или особняками в области или где-то за границей не обзавёлся. А значит, придётся ему жить в своём районе и с болью в сердце смотреть за затеянными преобразованиями.

А преобразования тут намечались какие-то крупные. Всё держалось в секрете, но даже по тем отрывочным сведениям, что просачивались в интернет или передавались друг по другу от немногих сохранившихся ещё в коридорах власти чиновников прежнего состава, губернатора привезли для выполнения чего-то грандиозного.

Кто-то говорил, что ещё до Великой Отечественной геологи обнаружили в этих местах алмазную жилу, но в те времена такие сведения держались в строжайшей тайне, так же как найденные месторождения углеводородов, расчётные запасы которых знали только в Министерстве да в Политбюро.

Говорили о строительстве в области полигона для радиоактивных отходов, которые повезут с атомных станций Финляндии, Болгарии, Франции, других стран Евросоюза. Но для этого могли бы подыскать и другие, бросовые территории, где есть железная дорога. Короче – тёмный лес с этими планами, совсем, как в его родном Залесском районе.

Одно понимал Пётр Иванович, что резервация для стариков с красивым названием Радужный становилась лишь пиар-проектом для предстоящих выборов. Новую областную власть надо было узаконить всенародным голосованием, чтобы дать ей волю для решения той задачи, для которой эта команда в область и была десантирована.

А кроме того, проект действительно будет хорош и для всей страны, чтобы показать проявляемую заботу о ветеранах. К многодетным семьям и молодёжи надо было добавить ещё одну многочисленную категорию потенциальных избирателей старшего поколения.

От невесёлых раздумий разболелась голова. Пётр Иванович потянулся нажать кнопку прямой связи с Полиной, чтобы принесла какую-нибудь таблетку, потому что сам в лекарствах не разбирался и не хотел забивать голову их названиями, но передумал. Встал, подошёл к шкафу, достал бутылку водки, налил полстакана, залпом выпил, вытер губы тыльной стороной ладони, сел в привычное кресло. Ещё несколько минут думал, потом взял лист бумаги и написал заявление об уходе по состоянию здоровья.

Ему было жаль людей, с которыми вместе работал и которых сразу же после его отставки начнут менять на пришлых, но понимал, что это всё равно вот-вот случится. Он сам и его команда стали в нынешних условиях уходящей эпохой.

 

Глава 10. НЕ ПОЖИЛОСЬ

 

Летом Нюре сделалось совсем худо. По весне Колька на тракторе вспахал огороды, картошку посадили дочка с зятем. Конечно, и сама дома не усидела, гоношилась на грядках, занималась готовкой.

Дочка же с зятем приезжали и окучивать. Только поторопились, на недельку бы попозже, а так из-за холодов задержалась картошка со всходами, зато мокрица с лебедой пёрли вовсю. Потому не столько окучивали, сколько ворошили землю для прополки.

На второй раз окучивать пришлось Нюре самой. Легко ли пятнадцать-то соток одной, но за неделю управилась. Зато упласталась так, что к концу работы спина не разгибалась. Мазью жгучей, что дочка привезла, натирала поясницу, но помогало худо. А тут, как назло распогодилось, жара накатила несусветная, колодец для полива досуха вычерпывала. От жары ли, от усталости ли голова кружиться стала. Иногда так закружит, что то за стену, то за огородный забор держаться приходилось, лишь бы не пасть. А ведь и пала. Хорошо Матвеевна рядом оказалась, водой на лицо побрызгала, в дом завела.

У Семёновых внуки на машине гостевали, привезли из посёлка медичку. Та давление смерила, укол поставила, наказала в район отвезти, в больницу на обследование.

Ребята у Семёновых хорошие, в район так в район. Вместе с фельдшером и покатили, только пыль столбом.

А в районе теперь тоже какое обследование с этой оптимизацией, когда на всю больницу вместе с поликлиникой два терапевта, хирург, полставки гинеколога да четверть ставки акушера? Они там сразу за всех: и за кардиолога, и за лора с гастроэнтерологом. Кардиограмму сделали, про болезни порасспрашивали.

Рассказа Нюра про зимнюю напасть, что головой стукнулась, в городе лечилась, да не все процедуры прошла, домой уехала. Не стала истинную причину скорого отъезда открывать, соврала, что надо было бумаги пенсионные переоформлять.

В область бы на обследование Нюру отправить, УЗИ головы да шеи сделать, но она напрочь от этой поездки отказалась. Тем более что туда самой добираться надо. Тогда доктора и предложили ей в новом посёлке пожить, там как раз первые дома заселять начали, а оборудование для показательного медпункта закупили такое, о котором в районной больнице и мечтать не могли. Мол, там как раз УЗИ-то и сделают. По всамделишному-то в областную бы больницу отправлять надо, но врачам устное распоряжение было подбирать среди пациентов население для нового посёлка. Добровольно туда из деревень, да ещё в середине лета, никто переселяться не хотел, а задача от губернатора была заселить посёлок к августу.

Настращали доктора, что дело с головой серьёзное. Лечиться надо, как бы худа не было. Посёлок рядом, это не в область за две сотни километров. Понравится, на всё время останешься, не понравится, неволить не станут.

Ну, на всё-то время Нюра бы ни за что и не согласилась. Мыслимо ли дело – огород бросить. Дали телефон дочери позвонить, обсказала всё, как есть, но та с мужем в какую-то заграницу путёвки купили. Ребят в деревню как раз хотели привезти на месячишко.

Вот в какой такой посёлок на лечение ехать, когда за внуками присмотр нужен? Расплакалась Нюра, домой засобиралась, да только прямо у доктора в кабинете и сознание опять потеряла.

В чувство привели, а госпитализировать возможности нет – все десять коек заняты, и выписать некого. В кабинете главного на диване постелили, капельницу поставили, дочери позвонили и подробно всё обсказали. Та тут же хотела всё бросить и приехать, но успокоили, что её присутствие не требуется, а вот бабушку в деревню отправлять нельзя – не ровён час там в обморок падёт. Про посёлок объяснили, но про этот Радужный в области уже только глухой да слепой ничего не знали – столько про него натрезвонили.

Попросили дочь уговорить мать пожить там да хотя бы немного подлечиться. Там, мол, условия куда как лучше больничных, где всё финансирование до невозможности урезано.

Так Нюра и пополнила ряды малочисленных новосёлов.

Домик ей понравился. Не хуже, чем у дочери в городе. Даже и лучше, потому что в палисаднике цветы посажены – знай ухаживай. И медики приветливые. УЗИ головы сделали, данные по компьютеру куда-то отправили. Вскоре ответ пришёл, что после травмы гематома не до конца рассосалась, она и стала причиной головокружения. Требуется серьёзное лечение.

Хорошо в казённом домике, только всё одно – не дом родной, к которому привыкла. Сходит утром Нюра на процедуры, с такими же стариками там пообщается, наслушается их печали и совсем загорюет. Зимой бы дак не столь расстраивалась, а лето же на дворе. Как там огород? Как Матвеевна? Сама-то с тросточкой ходит, а тут ещё и Нюркины грядки поливать надо. Совсем тошно от таких дум становится. Но долечиваться хочешь не хочешь, а надо. Один раз сбегла, так вон к чему привело.

Десять капельниц выдержала, десять раз какой-то шлем с проводами надевали, массажи головы какими-то штучками делали, и вправду головокружения кончились. Домой запросилась, только старшая докторица лишь отмахнулась, потерпеть велела ещё хотя бы недельку. Там губернатор приехать должен, а поговаривают, и сам президент может прилететь на посёлок посмотреть, ленту красную разрезать. Неужто живого президента посмотреть не хочется?

А что Нюре президент, коли огород дома брошен? За неделю-то такой жары там всё сгореть на грядках может. Хорошо, если Матвеевна поливает, а если тоже слегла? Нет, домой надо. Президента с губернатором и без неё есть кому встретить.

Из посёлка машины-то одна за другой ходят, материалы всякие тащат, проверяющих возят. Неужто никто до райцентра не подбросит? А там, поди, тоже найдутся на дороге люди добрые, довезут до развилки.

И снова, как зимой тайком от дочери, укатила Нюра из посёлка в свою деревню. Не пожилось ей в казенном доме со всеми удобствами.

 

Глава 11. ТОРЖЕСТВА

 

В начале августа в новый посёлок прилетел президент. Два десятка домов уже были полностью готовы и заселены, остальные не успели подключить к канализации, тем не менее траншеи засыпали, землю заровняли, а там, куда должны были пройти высокие гости, даже раскатали привезённые из областного центра рулонные газоны.

За два дня до визита в посёлок прилетели полтора десятка офицеров федеральной службы охраны. Они осмотрели окрестности, особенно – прилегающую к посёлку опушку леса, заглянули в каждый домик, приказали вывезти припозднившихся с работой строителей, убрать с глаз долой технику.

Утром появился в посёлке комфортабельный автобус с хорошо одетыми стариками. Одну, будто бы семейную пару, отвели в крайний домик, возле которого поперёк улицы уже была натянута красная лента. Её предстояло перерезать, давая жизнь новому проекту, уже нашумевшему на всю страну.

Приехавших на автобусе напоили чаем из одноразовой посуды, покормили бутербродами, усадили на складные стульчики рядом с площадкой, где планировался митинг по случаю встречи с главой государства. Ловкие официанты быстро собрали использованные стаканчики и мусор, сложили всё в машину и укатили в город.

В медпункте ещё накануне расставили по местам привезённую мебель, аппараты для диагностики и физиолечения, а утром в день торжества в нём появились миловидная средних лет доктор и три будто подобранных на конкурсе красоты длинноногие медсестры в новеньких коротких халатиках. Всё это организовали сотрудники службы протокола, знающие, что президент больше любит общаться с красивыми, чем невзрачными.

Верный своей привычке, президент опаздывал на полчаса. Одной из новосёлов на жарком солнце стало плохо, доктор, не та, что ждала высокого гостя в медпункте, а другая, действительно направленная в посёлок на работу, поднесла к носу бабули нашатыря, отвела в тень ближайшего домика.

- Сюда нельзя, – сразу появился рядом статный мужчина в тёмно-синем костюме с белой рубашкой при галстуке.

- Так человеку же плохо, – пыталась возразить врачиха.

- Не положено, – отрезал охранник.

- Тогда в медпункт?

- Туда тоже нельзя. Медпункт входит в маршрут следования свиты.

- И куда мне с ней?

- Отведите в её домик.

- Спасибо за совет! – язвительно сказала врачиха. – Доведу, если дойти сможет до конца посёлка.

Пока президент с губернатором выходили из вертолёта, народ расставили для встречи с высоким гостем. Привезённых на автобусе хорошо одетых стариков – в первые ряды, уже заселившихся в Радужный – сзади, чтобы не портили картину своей пёстрой, не по случаю, будничной одеждой, потому что собирали вещи к переезду второпях и про нарядные платья даже не подумали.

Президент подошёл к микрофону, одарил собравшихся очаровательной улыбкой, поздравил с праздником. Потом поговорил о безмерной заботе о ветеранах, что стало прерогативой власти, посетовал на бытовавший многие годы недостаток внимания к людям старшего поколения, отдавшим все свои силы и здоровье во благо страны, о грядущем повышении пенсий, программе улучшения медицинского обслуживания за счёт строительства высокотехнологичных центров, о качественно новой системе оказания первичной помощи, о пилотном проекте по созданию таких посёлков для переселения ветеранов из брошенных деревень, за что особая благодарность новому губернатору за его инициативу, которая будет подхвачена в других регионах и в ближайшее время оформлена в виде федеральной программы.

Потом губернатор благодарил президента за всемерную поддержку ценной инициативы, обещал начать строительство таких посёлков в других районах области, пожелал новосёлам крепкого здоровья на долгие годы счастливой беззаботной жизни.

Президент спросил, не желает ли кто из новосёлов высказать свои замечания и пожелания. Едва он успел закончить вопрос, как из первого ряда выступила вперёд больше похожая на актрису оперного театра, чем на проработавшую полвека дояркой бодрая хорошо причёсанная старушка в кокетливой шляпке и здоровым румянцем во все свои упитанные щёчки. Те, кто внимательно следит за встречами президента с народом, эту старушку могли уже не раз видеть на разных подобных мероприятиях. То она держала за руку внуков и благодарила главу государства за заботу о детях, то оказывалась пациенткой нового медицинского центра, где ей сделали сложнейшую операцию, то среди жителей села из Хабаровского края, благодаря своевременному вмешательству президента страны, спасённого от бушующего пожара.

- Низкий вам поклон, дорогой наш президент! – начала она хорошо поставленным голосом много раз отрепетированную речь. – За заботу вашу о нас от всех ветеранов спасибо огромное! Сегодня мы в очередной раз увидели неподдельную заботу о нас, людях старшего поколения. Если бы не вы, доживать бы нам свой век в старых полуразвалившихся хибарах да ждать там неминуемой смертушки без медицинской помощи, мёрзнуть зимой в промороженных домах без дров и пропитания. А теперь мы оказались ровно в раю небесном, где есть всё, как в городских квартирах. Даже ещё и лучше, потому что тут мы на родной земле со своими огородами на лоне красивой природы. Знаю, что вы любите народные частушки, поэтому я ещё и спою. У нас ведь и гармонист свой здесь есть. Ну-ка, Митрич, подыграй.

Стоявший рядом с ней в первом ряду старичок растянул гармонь, бабулечка запела:

Вам спасибо, президент

За таку заботу!

Как устану отдыхать,

Попрошу работу.

- Низкий вам поклон!

И она театрально поклонилась под громкие рукоплескания привезённых на автобусе участников праздника.

Кто-то из новосёлов тоже хотел сказать слово, только его вперёд не пропустили, но слабенький тонкий голос некоторые всё же услышали:

- Да мы бы свой век и дома доживали, а вот такие посёлки внукам нашим стройте, чтобы они могли жизнь хорошо начинать, а не в кабалу с ипотекой на двадцать лет залезать.

Но этот голос, в отличие от пламенного выступления частушечницы, не попал ни в одну из многочисленных телекамер, не был записан ни на один диктофон целого автобуса приехавших репортёров.

Президенту и губернатору подали на блестящем подносе ножницы. Отрезав по кусочку красной ленты, они заткнули их в нагрудные карманы пиджаков и в сопровождении свиты чиновников, до этого стоявших в сторонке, пошли осматривать посёлок.

Первым делом заглянули в медпункт, где президент больше любовался смазливыми медсёстрами, чем интерьером и оборудованием, пошутил, что с таким персоналом он и сам не прочь пройти обследование. Потом высоким гостям показали досуговый центр с новенькой библиотекой, кинозалом с удобными креслами и огромным телевизором, на экране которого как раз шёл старинный фильм «Доярка и пастух», комнаты для рукоделия, игры в шахматы, спортивный зал с различными тренажёрами и множеством аккуратно поставленных на специальной стойке палками для скандинавской ходьбы. В другом конце здания была сауна и небольшой бассейн.

- Прекрасно, прекрасно! Молодцы, всё хорошо продумали для достойной старости, – похвалил президент. – А можно посмотреть на условия жизни ветеранов?

- Конечно, можно! – согласился губернатор. – Давайте заглянем хотя бы вот в этот, первый попавшийся домик.

 В первом попавшемся доме гостей ждал накрытый стол с самоваром и разными сладостями. Радушные по-праздничному одетые хозяева встретили гостей поклоном:

- Милости просим к нашему столу! Чем богаты, тем и рады!

Президент и губернатор сели к столу, свита вышла на улицу, чтобы не мешать журналистам.

- Как вам новый дом? – поинтересовался президент, отхлебнув ароматного чая.

- Спасибо вам! Нарадоваться не можем! В деревне-то мы жили в избушке, которую ещё его дед ставил до первой мировой, – показала на мужа и начала рассказывать старушка. – И дом покосился, и крыша прохудилась, а кто ремонтировать-то будет? Детки в городе, да и тоже уже на пенсии, не ахти какие работники. Внукам не до нас – свои семьи, свои заботы. Дороги в деревню нет, случись что, так и врача не вызвать. А тут – благодать! И дом хороший, и врачи, и продукты в магазине всякие. И всё-то рядом, не надо за сколько-то километров за хлебом шагать. Вот спасибо-то вам за такую заботу. Мы о таком чуде и мечтать не могли.

Президент отхлебнул ещё глоток, поставил чашку на блюдце, даже не притронувшись к печенью и пирожным с конфетами. Поднялся из-за стола.

- Извините, нам пора. Большое спасибо за угощение. Мира вашему дому и будьте здоровы!

Репортёры высыпали на улицу, следом за ними вышли президент и губернатор и направились к вертолёту. Спектакль был окончен. Что это спектакль, понимал и сам президент, но ему такие постановки нравились. Этот репортаж теперь будут крутить по всем каналам, повышая рейтинг главы государства и ведущей партии к началу очередных выборов. Догадывался ли глава государства, что этот показательный посёлок останется единственным в своём роде, хотя выделенные на проект деньги будут успешно освоены и в других территориях великой страны, где точно так же доживают свой век брошенные на произвол судьбы старики и старушки.

Да в Радужном к зиме привезут в каждый домик по несколько металлических кроватей из покосившейся сарайки районной больницы, чтобы разместить на них немощных бедолаг из соседних районов, где такие резервации будут построены ещё нескоро.

Тюмень