Валерий РУМЯНЦЕВ. ПАРОДИИ

 

Валерий РУМЯНЦЕВ

ПАРОДИИ

 

 Большой ребёнок

 

 Пусть скажут про меня: большой ребёнок.

 Я в детство не впадал, я вечно в нём.

 А мир – он тоже вечно юн и звонок,

 и нам всё время весело вдвоём.

                                              Вадим Сикорский

 

 Мир вечно юн. Мы с миром близнецы,

 Хотя у нас и разные отцы.

 Мне б не хотелось зрелым становиться

 И чашу жизни до конца испить,

 Хочу я песни щебетать, как птица,

 И вечно в начинающих ходить.

 Мой голос будет постоянно звонок,

 Я буду веселиться каждый миг.

 Пусть скажут про меня: большой ребёнок.

 Зато не скажут: маленький старик.

 

 Бытие и поэзия

 

 В сарае тёмном возится свинья,

 Гремит соседка ржавыми корытами...

 Плывёт по небу голова моя

 С глазами широко открытыми.

                               Вячеслав Казакевич

 

 Я не люблю свиней, их чушками зову,

 Противны мне их рыла непристойные.

 Когда я слышу их возню в хлеву,

 Мне чудятся явления застойные.

 Звучат в мозгу обидные слова,

 Я начинаю весь дрожать и маяться,

 Долой отсюда рвётся голова

 И наконец от тела отрывается.

 И вот она меж туч стремглав летит,

 По сторонам глазами зорко зыркая,

 И тут к стихам приходит аппетит,

 И я пишу их, торопясь и фыркая.

 

Золотая рыбка

 

 Закинул удочку я в Тихий океан,

 Попалась мне

 Малюсенькая рыбка.

 И я подумал, что и тут обман,

 А может, не обман,

 А лишь ошибка?

                         Анатолий Брагин

 

 Объехав много дальних стран,

 Я подвожу итог исканий:

 Кругом царит один обман,

 Особо в Тихом океане.

 Рыбачил там я как-то раз,

 Между Камчаткой и Аляской,

 И вынул, помню как сейчас,

 Рыбёшку из известной сказки.

 И рыбка, золотом блестя,

 Все блага мира мне сулила,

 Она рыдала, как дитя,

 И о спасении молила.

 Мне предлагала роль в кино

 И поэтическую славу,

 Но я ответил ей одно:

 Мне эти басни не по нраву.

 Я верить сказкам не привык,

 Мне не такие пули лили...

 Я сделал из неё балык,

 И мы с друзьями пиво пили.

 

 Тоска

 

 Я сижу за оконной рамой,

 мне не хочется шевелиться...

 Родила меня – просто мама,

 а могла бы родить – птица.

                     Глеб Горбовский

 

 Вижу: тучи по небу крадутся.

 Скоро небо дождями прольётся,

 Скоро птицы на юг подадутся,

 Мне же только одно остаётся:

 Тосковать за оконной рамой.

 Надо ж было такому случиться:

 Родила меня – просто мама,

 А могла бы родить – птица.

 Мне б тогда не ходить на работу,

 Целый день над землёй резвиться...

 Ну какие у птиц заботы?

 И к тому же не надо бриться!

 

 Засилье дыр

 

 Дрожит гитара под рукой, как кролик,

 цветёт гитара, как иранский коврик.

 Она напоминает мне вчера.

 И там – дыра, и здесь – дыра.

                                 Алексей Парщиков

 

 Гитару сжав дрожащею рукою,

 Брожу сегодня, как бродил вчера.

 Ищу, но не могу найти покоя:

 Повсюду мне мерещится дыра.

 

 Дыра в зарплате, в плане, в госбюджете,

 Дыра в гитаре и на рукаве...

 Как много разных дыр на белом свете!

 И я их все вмещаю в голове.

 

 Мне эти дыры гасят бег пера

 И вспышки поэтического рвенья.

 Открою рот, смотрю – и там дыра.

 Да, не найти нигде от них спасенья.

 

 О сокровенном

 

 Между поэтом и музой есть солнечный тяж,

 капельницею пространства шумящий едва, –

 чем убыстрённей поэт погружается в раж,

 женская в нём безусловней свистит голова.

                                                  Алексей Парщиков

 

 Меж поэтом и Музой – уж так повелось изначально –

 Существует искрящийся солнечный тяж.

 Только звякнет поэт своей лирой печальной,

 Тут же Муза его тянет весело в раж.

 Изливаются рифмы дождями на грешную землю,

 Замирают эстеты, читая стихи нараспев...

 В мире нет простоты, и я это с восторгом приемлю

 И кормлю пирогами украшенных мальвами дев.

 Грандиозность ботинка, скользящего с нервной лодыги,

 Неразгаданность тайн, что ещё предстоят впереди,

 И потоки стихов, уходящие в новые книги,

 Наводнение чувств вызывают в груди.

 И свистит голова, погружённая в душу поэта,

 И колёсный мужик шлёт тепло с высоты...

 Если кто-то прочтёт и осмыслит всё это,

 Мне придётся добавить ещё темноты.

 

Обманчивые надежды

 

 И куплю зачем-то лотерейку,

 А потом – корабликом пущу...

                     Анатолий Поперечный

 

 Покупаю лотерейки,

 Чтоб корабликом пустить.

 Что мне жалкие копейки!

 Я, друзья, люблю кутить.

 Пусть кораблики по свету

 Приплывут к хорошим людям,

 Лотерейному билету

 Каждый рад, конечно, будет.

 Вовсе я не помогаю

 В людях жадности развиться:

 Я кораблик запускаю,

 Лишь проверив по таблице.

 

 Бой местного значения

 

 Щека молочная – как роза.

 За мной, в забвенье брякнем лбом,

 вперёд, поэзия и проза!

 Но гаснет свет – и пыль столбом.

                              Владимир Урусов

 

 Когда в забвенье брякнул лбом,

 То что-то в голове сместилось.

 Пыль поднялась с ушей столбом,

 И мне поэзия явилась.

 – А где же проза? – я спросил. –

 Скорей зови сюда и прозу.

 В забвеньи жить нет больше сил,

 Меня трясёт как от мороза.

 Молочных щёк пунцовый цвет

 Во мне рождает вдохновенье.

 Забвенья для поэта нет!

 Долой проклятое забвенье!

 А вот и проза! Значит так:

 Я – впереди, вы – справа, слева.

 Все силы соберём в кулак

 И на забвенье лбами смело.

 

 Последняя игра

 

 Девятка мартовских грачей –

 краплёная колода!

 По наблюденью москвичей,

 шельмует и природа:

 Девятка мартовских грачей

 в такое время года?

 Глаза спросонок протерев,

 я им скажу на это,

 что выпала девятка треф

 из рукава поэта.

                   Евгений Елисеев

 

 Поэт всё должен знать и мочь –

 Профессия такая.

 Решил я как-то в марте, в ночь:

 В картишки поиграю.

 И сразу начал шельмовать,

 Ведь шулер – брат поэту,

 Хотел себе шестёрки сдать,

 Но выпали валеты.

 В рукав я сунул даму треф,

 А к ней туза в придачу.

 Вдруг слышу тихий голос: “Блеф.

 Иди ва-банк. Ставь дачу”.

 Привык я слушать голоса,

 Ведь я – поэт от бога.

 Я твёрдо верю в чудеса

 И в атеизм немного.

 Решился! Ставлю всё на кон,

 Достав туза при этом.

 Вдруг дама вылетела вон

 Из рукава поэта.

 Какой конфуз! Какой позор!

 Кричат все: “Гнать нахала!”.

 Но я твержу спокойно: “Вздор!

 Природа шельмовала.

 По наблюденью москвичей

 Она шельмует в марте.

 Глаза протрите поскорей –

 Грачи сидят на карте!”.

 В смятеньи от моих речей

 Все видят на колоде

 Девятку мартовских грачей.

 Претензии – природе.

 Поэт любой осилит спор –

 Профессия такая,

 Но всё же в карты с этих пор

 Я больше не играю.

 

 Лирическое

 

 Я спрошу – беседы для,

 хорошо ли у руля?

 Спросит он, меня дразня,

 хорошо ли без коня?

 Знаю я, что он ответит,

 папироской шевеля.

 Знает он, что я отвечу,

 сигаретку наклоня.

 Мы с ним выпьем молока,

 взяв корову за бока.

 А корова скажет “му”

 мне и другу моему.

          Дмитрий Толстоба

 

 Приятно утром выпить молока,

 Корову взяв за тёплые бока.

 Я пью и одного лишь не пойму:

 Зачем кричит корова дико: “Му!”.

 И делает мне страшные глаза.

 Быть может, это молока из-за?

 Но коль на самом деле это так,

 То это совершеннейший пустяк.

 Я выпью сам и другу предложу.

 “Пей досыта”, – приветливо скажу.

 Затем, напившись с ним отвала до,

 На пару сядем сочинять рондо.

 

 Причина ликования

 

 Уха

 и рыбья голова

 рождают во мне

 необыкновенные слова...

 ... ем

 остановиться не могу,

 и климат меняется

 в моём мозгу,

 и я ликую.

               Григорий Корин

 

 В рыбе фосфора куча,

 Фосфор для мозга нужен.

 Чтоб мысль свою сделать могучей,    

 Ем я уху на ужин.

 Головы рыбьи смакую.

 Чувствую, как умнею,

 Чувствую мощь такую,

 Что описать не смею.

 Чувствую, как друг о друга

 Мои извилины трутся.

 Ходят мысли по кругу,

 И за стихи берутся

 От трения мозг воспаляется,

 Даёт теплоту такую,

 Что климат в мозгу меняется,

 И я ликую.

 

 Кто чем шевелит

 

 Пишут сердцем стих нескучный,

 Мне-то что!

 Валяй, хоть почкой!

 Головой писать сподручней,

 Шевельнул мозгой – и строчка.

                                   Анатолий Брагин

 

 Кто пишет сердцем, кто пером,

 Иные строчат на машинке.

 У одного стихи как гром,

 А у другого – как пушинки.

 Я по-особому привык

 Работать в жанре стихотворном,

 Поэтому и мой язык

 Своеобразный и проворный.

 Пусть пишут ручкой иль ногой,

 А мне-то что! Да пусть хоть почкой!

 Я лично шевелю мозгой,

 Как шевельну – так сразу строчка.

 Нашевелил на целый том,

 Вдруг стала голова чесаться:

 Мозга мне шлёт сигнал о том,

 Что нужно срочно умываться.

 

 Письмо к России

 (Сергей Есенин )

 

 Ты жива ещё, моя Россия?

 Жив и я, привет тебе, привет.

 Слышал я из-за заморский сини,

 Что в тебе порядка больше нет.

 

 Слышал я, что ты летишь как тройка,

 И куда, не ведаешь сама,

 Что в тебе сплошная перестройка,

 И маячит нищенства сума.

 

 Слышал я, ты в покаяньи бьёшься

 И ведёшь с прошедшим смертный бой,

 Говорят, что ты на части рвёшься,

 Чтобы снова стать сама собой.

 

 В общем, слухов носится немало,

 Но всё это тягостная бредь.

 Не такое в жизни ты видала,

 Чтоб теперь так просто умереть.

 

 Эх!

 

 Редактор вырубил строфу

 Из моего стихотворенья:

 Мол, ты не Пушкин, не Ду Фу...

 А Брагин...

 Это без сомненья!

                     Анатолий Брагин

 

 Редактор рубанул сплеча

 По моему стихотворенью.

 Строфа, от ужаса крича,

 Бежала прочь в одно мгновенье.

 

 Да, не Ду Фу, не Пушкин я,

 А Брагин, чем и интересен.

 Редактор, хоть мы и друзья,

 Убил немало моих песен.

 

 Он лесорубом был рождён,

 А вот работает в журнале,

 Под корень вырубает он

 То, что другие создавали.

 

 Когда я вижу хладный труп

 Любимого стихотворенья,

 То говорю: “Эх, лесоруб,

 Ты не Белинский, без сомненья!”.

 

 Бегун

 

 Бежим, бежим...

 Вся жизнь – в бегах.

 И без оглядки.

 И наступаем впопыхах

  Другим на пятки.

                Борис Рябухин

 

Начитавшись медицинских книжек,

Жизнь свою я провожу в бегах,

От простуд, инфарктов и ошибок

Шпарю на стремительных ногах.

На бегу дал детям воспитанье,

На бегу стихи строчить привык,

На бегу усиленным питаньем

Поощряю мысли и язык.

Устремив свой взгляд к заветной цели,

Я несусь неведомо куда,

На моём спортивном, стройном теле

Не успеть оставить след годам.

Если вдруг замечу чьи-то пятки,

Тут же без труда их обойду.

Этот подвиг занесу в тетрадку,

И стихи в издательство уйдут.

Жизнь моя – мелькание лодыжек.

Грудь мою тисками ветер сжал.

Только что-то мало моих книжек...

Может быть, я не туда бежал?

 

 Тайна

 

 Как много в этом городе людей!

 Все вместе люди знают всё на свете –

 И ни один не знает, что меня

 Ты полчаса назад поцеловала.

                                          Илья Фоняков

 

 Как много в этом городе людей!

 Средь них, наверняка, есть иностранцы:

 Профессора, торговцы, дипломаты,

 Рантье, писатели, военные, шпионы.

 Все вместе люди знают всё на свете:

 Секреты производства кока-колы,

 Болезни мозга и болезни века,

 Устройство звёзд и синхрофазотрона,

 Рецепт окрошки и симптомы гриппа,

 Все тайны бытия и государства...

 Но знания людей несовершенны,

 И им природой предначертан круг,

 А что за ним, гадать лишь остаётся.

 Но ты да я одной владеем тайной,

 Хотя меня уже гнетут сомненья.

 Скажи, родная, было ль то взаправду

 Иль только показалось, что меня

 Ты полчаса назад поцеловала?

 О счастье жизни! То и вправду было.

 Так пусть об этом мой читатель знает!

 

 Большие надежды

 

 Всего дано мне было в изобилье,

 так чем же я не баловень судьбы? –

 друзья любили, женщины любили,

 вот если бы, ах, если б да кабы!..

                                  Евгений Елисеев

 

 Собрать стишат штук двести или триста.

 Издать их. Разве я не баловень судьбы?

 Ах, только б не попал мой сборник пародисту.

 Ах, если бы, ах, если б да кабы!..

 

 Диалог

 

 – Облака мои косматые,

 Далеко ль ва-ам?

 – Далеко-о!

 – Небеса мои крылатые,

 Высоко ль ва-ам?

 – Высоко-о!

 – Но малы мне

 мерки ваши –

 Мне и выше-е,

 мне и дальше-е!

                Борис Рябухин

 

 Вышел рано утром в поле

 И кричу:

 – Облака, мне ваша доля

 По плечу-у!

 Захочу и улечу я

 Далеко-о!

 Облака в ответ с восторгом:

 – О-о-о!

 Разошёлся я и гордо завопил:

 – Я летаю без руля и без ветрил!

 Небесам со мной тягаться не с руки,

 Мои мерки для них слишком велики!

 Ох, зачем такие словеса?

 Говорил сто раз: не заводись!

 Вдруг дождём пролились небеса,

 И раздался голос:

 – Охладись!

 

 В бреду

 

 В руках

 Облаков

 Задвинуты сути

 На медный засов.

 Вбегают

 Скелеты.

 Хрустят якоря.

 Летят

 На котлеты

 Леса

 И моря...

    Николай Ланцов

 

 Я болен лежу:

 38 и 7.

 В окно погляжу

 И теряюсь совсем.

 Вот руки выходят

 Из недр облаков.

 В них сборник пародий

 И сборник стихов.

 Страницы рвут в клочья

 Шальные ветра,

 Из них многоточья

 Летят до утра.

 Все сути укрыты

 На крепкий засов.

 Погиб в рифах быта

 Корабль вечных слов.

 Вбегают скелеты,

 Костями гремя,

 Берут пистолеты,

 Пугают меня.

 Хрустят якоря

 У меня на зубах

 И манят в моря

 На сосновых гробах.

 И снова скелеты

 Мне шепчут: “Люблю”.

 Я их на котлеты

 Отважно рублю.

 Я помню сквозь бред:

 38 и 7.

 И этих котлет

 Не хочу я совсем.