Юрий МАНАКОВ. НАС ВСЕХ ТОГДА СУДЬБА ПОЦЕЛОВАЛА… Стихи

 

Юрий МАНАКОВ

НАС ВСЕХ ТОГДА СУДЬБА ПОЦЕЛОВАЛА…

 

* * *

Глаза прикрою: кисточки клубники

На цветоножках. Полдень, сладкий зной.

Ах, память, память – что другое выкинь,

Но это будет пусть всегда со мной.

 

Ах, время, время, ты течёшь сквозь пальцы,

А я вдогон сжимаю кулаки:

Когда же в жизни будет получаться

С продлением мгновений дорогих?

 

Ах, люди, люди, было б всё так просто:

Родился, вырос, пожил – на погост…

Но души расселяются по звёздам,

А может, и блуждают среди звёзд,

 

Роятся неприкаянно, покамест

Не вострубит архангелов призыв,

Но и тогда, с последним вздохом, каясь,

Сквозь радужность молитвенной слезы

 

Душа моя увидит в кратком миге,

Но не нагроможденье городов,

А в обрамленье кисточек клубники

Родные лица и родимый кров.

 

* * *

А когда-то в мире жили сказочники,

И года, как молоко, текли.

Толпы распоясавшихся лавочников

Это всё за край отволокли.

 

И юдоль земную обезбожили,

Все преданья обратили в дым.

Для кого расчистили дороженьку –

Это им известно лишь одним.

 

Но пока они собой любуются,

Жизнь кроят под закрома свои,

То подснежник где-нибудь проклюнется,

То взорвутся песней соловьи.

 

ВОДОХРАНИЛИЩЕ

За рваной каменной грядой

По воле человека

Лежат деревни под водой

Уже почти полвека.

 

Мальки по улицам снуют,

Зелёный ил взметая,

Налимы жирные живут

И в избах, и сараях.

 

И раки ползают в глуби

По брёвнышкам колодцев.

Лучей вовеки не пробить

В деревни эти солнцу.

 

Лишь ветер ивам по ночам

Нашёптывает в ушко:

Что снится брошенным домам,

Облепленным ракушкой,

 

Или про то, как у постов

Во время затопленья

Мерцали тени казаков

В воде вблизи селений.

 

А глубже, у подводных скал

Не раз в часы глухие

Из водорослей проступал

Мохнатый шлем Батыя.

 

За рваной каменной грядой,

Где волн кудрявых замять,

На дне тоскует под водой

Затопленная память.

 

МАРЬИНА РЕЧКА

Под горой в омшанике, в склон упёртом крышею,

На повети свежего сена постелив,

Как спалось – любилось нам, даже звёзды слышали

Наших песен чувственных сладостный мотив.

 

А уж как мы поутру уходили во поле

Да звенели косами острыми в лугах!

За твоей косынкою я носился соколом,

И роса поблескивала жемчугом в валках.

 

И когда полуденно растекалось марево,

Знали мы укрытие в тесных берегах:

Речка невеликая под названьем Марьина

Огибала пасеку в ивовых кустах.

 

Серебрились заводи вперемешку с плёсами,

И вода прозрачная тёплою была.

Я всю эту реченьку на тебя выплёскивал,

Ты же, как лебёдушка, берегом плыла.

 

Позже дед улыбчивый нас всё мёдом потчевал,

Из тенёчка выставив кринку молока.

Хлеб макали в миску мы, дожидаясь ноченьки,

И друг дружку весело торкали в бока.

 

…Нет давно омшаника, обмелела реченька,

Потускнели росписи брошенных лугов,

Но в душе отчётливы те деньки сердечные.

Я за них по-прежнему всё отдать готов.

 

РАДУНИЦА

На могилках снег полосками

И апрельские ручьи.

В чистом небе над берёзками

Золотистые лучи.

 

Пенье птиц, воды журчание,

И – пронзительный покой.

Нынче Радуница ранняя

Под Господней синевой.

 

На скамью присяду с краюшку,

Выложу на столик снедь,

Помяну отца и матушку,

И приму и жизнь, и смерть.

 

И родители незримые –

Я почувствую душой –

Незабвенные, любимые

Встанут рядышком со мной.

 

Вспыхнет лог святыми красками

В миг, как моего виска

То ли луч коснётся ласковый,

То ли мамина рука.

 

СОСНА

Который год, особенно по вёснам,

Со всех сторон открыта и видна,

Щепой своей покалывает воздух

Искромсанная молнией сосна.

 

В логу, на камнях бронзовеет крона,

В расщелины осыпалась игла.

И вряд ли кто теперь в округе помнит:

Какой сосна красавицей была.

 

В густых ветвях её гнездились птицы,

А у корней журчали родники,

Здесь каждый мог в тенёчке освежиться

И оглядеть весь мир из-под руки.

 

Сосна стояла как природы милость,

И жить бы ей еще несметно дней.

…И горько, что такое же случилось

В лихие годы с Родиной моей!

 

* * *

Непредсказуемые в выборе своём,

Мы никогда не станем европейцами.

У них – лохань. Нам нужен водоём.

И в наших избах разве же согреться им

С их каменным, промозглым бытиём?

 

У них – закон. Нам волю подавай,

Да вширь, да вдаль, да с солнцем и разливами!

Нам не родны слова «конец» и «край» –

В бескрайности родились мы счастливыми,

И бесконечен русский каравай.

 

* * *

В веках легендарных, кипящих, начальных

Изломан горами простор.

Замшелые камни, колючий кустарник,

Забит буреломом притор.

 

Мой конь осторожно ступает по скалам,

Слоисто лежащим внизу,

Над нами по небу натужно, устало

Тяжёлые тучи ползут.

 

В долине пружинятся ивы под ветром,

Предзимья сквозная пора.

Притор мой алтайский, уступы и кедры,

Таёжной реки шивера.

 

Проеду я кромкой, в бурлящую воду

Осыплется щебень с тропы.

Такая рисковая наша порода –

По краю ходить у судьбы.

 

А там за притором отлогие склоны

И рубленый дом у ключа.

И комнаты в доме светлы и просторны,

И перед иконой свеча.

 

* * *

Луна прогулялась по небу,

Как сторож ночной с фонарём,

Ощупала кряжи и цепи

Космическим длинным лучом.

 

На облачке тёмно-зелёном

Проехалась лихо меж гор.

Огладив волнистые склоны,

Всмотрелась в мой жаркий костёр.

 

И кедров седых силуэты,

И зубчатых скал окоём…

Луне так понравилось это,

Что стало светло будто днём!

 

* * *

Брошу всё. Уеду в Подмосковье,

Где лесов безбрежье шелестит,

И родник иконкой в изголовье

На опушке бархатной блестит.

 

В нём песок пульсирует – как песня,

В нём узор загадочный камней.

Зачерпну ковшом воды небесной,

Сосчитаю звёздочки на дне.

 

И кувшинки ниже по затонам,

И кольчугой ряска у травы.

В вышине заманчиво-бездонной

Роспись акварельной синевы.

 

И пускай вдали грохочет город,

Я его, наверно, и терплю

Лишь за то, что вкруг него просторы,

Те, что больше жизни я люблю!

 

* * *

Желтогрудой лесной трясогузки

Под карнизом ютится гнездо.

Высвет неба в расщелине узкой

Обозначился ранней звездой.

 

Срез зимы на обрыве сугробном,

Что апрельский подмыл водоём, –

Даже снег нынче кажется тёплым

В мягком таянье тихом своём.

 

Искры весело ввысь полетели,

Скоро банька поспеет моя.

Где найти мне слова, чтоб сумел я

Отразить торжество бытия,

 

Эту неповторимую прелесть,

Этот строгий таёжный уют?

Вон и с неба звезда загляделась

На родную сторонку мою.

 

ЗВЕЗДОЧЁТЫ

Не в моде теперь звездочёты:

Ни денег тебе, ни почёта.

 

Сейчас впереди счетоводы –

И блага у них, и погода.

 

Продажной эпохи кумиры,

Торговцы – владетели мира?..

 

И тот между ними хороший:

Кто больше людей облапошит.

 

А мне по душе звездочёты:

Ведь в них есть небесное что-то!

 

* * *

Вай-фай, планшет или айфон –

Какие ж это звери!

Бредёт старушка, в телефон

Свой взор потухший вперив.

 

И – ох! – душа её полна

Не думами о небе…

Я знал другие времена,

Но не видал нелепей.

 

* * *

Я в тайге! И нету переводу

Ни весне, ни шалому ручью!

Пригоршнями солнечную воду

Талую живительную пью.

 

И подснежник первый на пригорке,

И отмякший под лучами лес.

Да, порою жизнь бывает горькой…

Только не сегодня и не здесь!

 

* * *

Июль нараспашку по родине бродит,

Осинники треплет на горных хребтах.

Цветут помидоры в моём огороде:

Зелёное с жёлтым в богатых рядах.

 

Ползут на тропу огуречные плети,

И ягоды вишни рубином горят.

Пионы на цыпочках – малые дети! –

О чём-то неслышно своём говорят.

 

А в кадке с водой отражается небо,

Купаются звёзды в её глубине.

И жук-носорог пролетает свирепый,

Но с ним я знаком – и не страшен он мне.

 

Качается солнечный зонтик укропа,

Клубника отходит, пространство кисля.

А я, как и в детстве, молю Бога, чтобы

Всегда оставалась такою земля!

 

* * *

Дорога в гору. Крутизна. И кедры,

Кудряво расступившись по краям,

Целебный запах источают щедро

И словно путь обмахивают нам.

 

В просветах пики снежные и солнце

По-августовски ласково блестит

На листьях чемерицы. Колокольцем

Трель жаворонка в зарослях звенит.

 

И вдруг неясный гул и содроганье,

Покой разодран, топот всё слышней:

Натягивает привод мирозданья

Хмельной табун несущихся коней.

 

Беда в лицо оскалом конским брызжет.

Стихийных сил сквозное торжество…

И как успел своих я ребятишек

Смахнуть с дороги под кедровый ствол!

 

Пахнуло на мгновение отгоном,

Альпийским лугом, влажным потником

И первобытным чем-то, незнакомым,

Что долго еще чувствовал потом.

 

Пронёсся смерч, упругий, беспощадный.

В пыли табунщик придержал коня:

«Остались живы все? Ну, вот и ладно». –

И он умчался, стременем звеня.

 

А мы стояли, я и мои дети,

В нас клокотал отчаянный восторг:

Вот так вот просто взять и вечность встретить,

Впустить в себя, раскрыть такой простор!

 

Вновь над кустами пташечка свистала,

И кедры путь нам лапками мели.

Нас всех тогда судьба поцеловала

И табуном растаяла вдали.

 

ШАНЬГИ

У обрыва черёмуха вновь расцвела,

Будто б в августе крылья ей никто не ломал.

Тех бы шанег, что мама нам в детстве пекла…

Я таких больше в жизни никогда не едал!

 

Плещет просинью небо, плывут облака.

И летят к палестинам своим журавли.

Карагай обрамляет исток родника,

И курится туманами вершина вдали.

 

Отчий дом под горой, рядом сад, огород.

Мне бы маминых шанег да стакан молока,

Я бы запросто за день поправил заплот,

Весь бурьян бы повыдергал наверняка.

 

Но давно в том саду не поёт соловей,

И чужие гнездятся на родимом крыльце.

Я проездом на родине милой моей –

Никогда не вернуться мне сюда насовсем.

 

Разметало ненастье родню по земле.

Но едва расцветает мой черёмухи куст,

Я сюда приезжаю, здесь грустится светлей,

Здесь и помнится ярче шанег маминых вкус.

 

* * *

Выйду я на речку тихоструйную

В предвечерний не тревожный час.

Где-то есть за солнцами и лунами

Дом, где ждут, где вечно помнят нас.

 

Где-то там, в садах неосязаемых,

Благодать разлита по цветкам.

Лишь во снах порой туда летаем мы,

Чтоб потом не верить этим снам.

 

Предзакатно роща соловьиная

Озарилась цветом золотым.

Что там впереди? – Страна былинная,

Иль столетий зыбких терпкий дым…

 

ПОКОС

Ах вы, грабли мои, ах вы, вильцы!

Остывающий августа день.

На стогу тальниковые вицы

Виснут шапочкою набекрень.

 

Я – приверженец солнечных буден,

И покосную пору люблю.

Всю-то ноченьку сниться мне будет

Луг, как тот океан кораблю.

 

И валы духовитого сена,

Зной, по склону стекающий в лог.

И вот этот – в бескрайней вселенной

Самый сердцу родной уголок!

 

* * *

Лиловые шапки маральего корня,

Рябинка вцепилась, как в память, в утёс.

И всё здесь я знаю, и все меня помнят,

И – только моя здесь в ночи россыпь звёзд.

 

Я видел немало. Склоняются годы

Кедровыми лапами к вечной скале,

А думы мои по-над пропастью бродят:

То к солнцу взметнутся, то тают во мгле.

 

Я многих теперь перемен не приемлю.

Живу, как могу – и не в поисках благ…

Куда-то относит родимую землю,

И рад бы помочь ей – да только вот как?

 

* * *

Алтай мой, горный и лесной,

Дай мне спокойно час мой встретить

Под свежесмётанной копной

На шелковистом разноцветье.

 

А перед тем из родника

Дозволь испить воды холодной,

И пусть душа за облака

Взметнётся ласточкой свободной.

 

Мой край родимый оглядит

С весёлой грустью на прощанье.

И словно в створку улетит

В неведомое мирозданье.