Евгений КАЛАЧЁВ. ТУВИНСКИЙ ЗАЯЦ. Рассказ
Евгений КАЛАЧЁВ
ТУВИНСКИЙ ЗАЯЦ
Рассказ
Генеральный секретарь Тувинской народно-революционной партии Салчак Тока, учась в Москве, подружился с одним генералом из соседней Монголии.
И вот однажды генерал со свитой прибыл в гости в столицу Тувинской Народной Республики – Кызыл. Генеральный секретарь решил порадовать гостя чем-то необычным. Но чем? Природой генерала не удивишь – в Монголии не хуже; дворцов, памятников архитектуры в Кызыле нет. Да и после красавицы-Москвы с ее Кремлем, Красной площадью, собором Василия Блаженного разве можно этим удивить? Остается одно – роскошный стол. Благо при нем служил хороший повар – кореец по имени И Го.
Генеральный секретарь пригласил И Го к себе в кабинет
– Скажи, дарга*, чем можно порадовать дорогого гостя? – спросил у корейца Тока.
Повар задумался. Любое блюдо он мог приготовить вкусно, поэтому И Го пожал плечами и тихим голосом сказал:
– Как скажите, Салчак Колбахорекович, а я постараюсь. Вы меня знаете, – со скромным достоинством произнес он.
– Знаю, знаю, – доброжелательно сказал генеральный секретарь. Он не спеша встал с удобного кожаного стула, медленно вышел из-за большого красивого дубового стола, неслышно ступая по толстому ковру с тувинским орнаментом, подошел к повару и фамильярно положил ему руку на плечо. Тока знал этого сухощавого сутулого, но талантливого корейца уже много лет: с тех пор, когда И Го пришел с Сибирской армией командиров Щетинкина и Кравченко в Урянхайский край*.
– И Го, сколько дней вы шли из Красной республики Степного Баджея до Белоцарска*? – задал генеральный секретарь традиционный уже в их отношениях вопрос.
Кореец улыбнулся, он знал, что Большой дарга задаст этот вопрос.
– Тридцать четыре, Салчак Колбахорекович.
– Тридцать четыре, – удовлетворенно повторил генеральный секретарь. Он покровительственно улыбнулся своему повару, снял руку с его плеча и не спеша с чувством собственного достоинства двинулся по ковру, заложив руки за спину. – Знаю, знаю, – задумчиво и доброжелательно повторил Тока… – Баран ему и дома надоел, марал у них тоже водится… Рыба, балычок, икра? – у тувинцев и у монголов эти блюда не в большом почете, хотя, конечно, на столе и они будут – на закуску. А вот, так сказать, основное блюдо? Вокруг которого и разговор должен оживиться и чтоб запомнилось оно надолго, – генеральный секретарь замолчал, подошел к широкому окну и посмотрел на серую, сталью отливающую под хмурым октябрьским небом реку.
В кабинете было хорошо натоплено, но Салчак Колбахорекович зябко передернулся – он, глядя на ледяные воды Улуг-Хема*, вспомнил, как в детстве, в своем урочище, ходил на охоту. Не от хорошей жизни, конечно, он пошел на охоту в тот холодный с хиусом* день – есть было нечего. И ему повезло – вернулся с добычей. Авай* тут же зажарила длинноухого. Он ел зайца, облизывал пальцы, и ему казалось, что в мире нет ничего вкуснее…
Салчак Колбахорекович вернулся к своему столу.
– А зайца можешь приготовить?
– Могу, – не задумываясь ответил И Го. – Только у нас зайцев нет.
– Будет, иди, – генеральный секретарь снял тяжелую трубку большого черного телефона, сказал по тувинский: – Мерген, поймай зайца и отдай повару. Немедленно! – Тока плавно опустил на рычаг трубку, задумался.
По распоряжению Большого дарги был снаряжен отряд из десяти всадников министерства обороны ТНР. Всадники, проскакав по пыльной центральной улице мимо первого в городе двухэтажного здания бывшего переселенческого управления, на балконе которого когда-то любил пить китайский чай царский комиссар по делам Урянхайского края Григорьев, выехали к войлочным юртам, стоявшим на краю столицы. Старший – полковник Мерген Оюн подскакал к ближайшей юрте, плеткой огрел лаявшую собаку и спросил у хозяина, выглянувшего из-за тонкого войлочного полога, прикрывающего вход:
– Зайцев где-нибудь в округе видел
– Да, да, – закивал радостно хозяин юрты. – Вон там, у подножья тех гор, – он показал рукой на невысокую из песчаника горную гряду, покрытую карагатником.
Полковник отпустил уздечку, хлестнул по крупу низкорослого монгольского жеребца, вынул из ножен шашку и понесся галопом. Если честно, то работы у полковника Мергена Оюна, несмотря на высокую его должность в государстве – начальника личной охраны Большого дарги, – было немного, и поэтому он рьяно старался выполнить каждое редкое поручение генерального секретаря ТНРП и члена Президиума Малого Хурала ТНР. Ко всему прочему, он, как и каждый настоящий тувинец, любил охоту. Потому и понеслись на всем скаку всадники под его началом, оставляя после себя выбитую копытами дернину, да клубы пыли.
Мерген нисколько не сомневался, что выполнит приказ Большого дарги – хоть из-под земли, но найдет и загонит зайца. Единственное, что его беспокоило в команде Салчака Колбакорековича, – слово «немедленно!». Сколько это «немедленно» – час, два, день? И не осерчает ли Большой дарга, если «немедленно» генерального секретаря не совпадет с его «немедленно»?..
К счастью для полковника Мергена Оюна уже у березового колка, который находился на полпути от юрты арата*, собаку которого он отхлестал плеткой, до гор из песчаника, всадники вспугнули косого. Заяц оказался крупным с длинными сильными лапами, которые понесли его прочь. Но длинноухий уже почти отлинял и выделялся ярко-белым пятном на серо-желтом фоне невысокой травы, полусъеденной и вытоптанной овцами еще летом.
И потому заяц вскоре был загнан и почетно доставлен на кухню к корейцу И Го.
У корейца И Го на кухне был порядок идеальный, хотя помощников у него было всего двое. Два Василия. Один – русский парень по имени Вася – истопник, водовоз и поваренок в одном лице. Второй – огромный сибирский кот Васька – сторож провизии. Васька ловил мышей и, конечно, был любим небольшим коллективом кухни.
И Го с детства любил кошек, но на Сахалине, где он родился, их большая семья еле-еле сводила концы с концами – на детей еды не хватало. Потом пришли японцы и И Го с родителями переехал на материк. На материке с десяти лет он начал работать на кухне у трактирщика – богатого корейца Кима. Потом началась революция и гражданская война. И Го ушел от Кима к партизанам. За годы войны он постепенно перекочевал в Восточную Сибирь, откуда вместе с Сибирской армией красных командиров Щетинкина и Кравченко, в которой он служил поваром, пришел в Урянхай, где и обосновался в Белоцарске – маленьком, но столичном городке края, где в основном проживали русские, но где, к своему удивлению, он встретил скромную, но сразу запавшую в душу, кореяночку, выросшую в бедной русской семье – Машу. Поженились, на краю городка И Го вырыл землянку, рядом разбил огород, ну теперь, казалось, можно было и кошку завести, но его пригласил на работу сам Большой дарга, партия которого к тому времени пришла к власти в Урянхае, а потом начали рождаться дочери и, хотя огород и кухня давали достаточно пищи, чтоб прокормить большую семью, – землянка была тесной. На настоящий же дом средств не было.
Так маленькая детская мечта о кошке и осталась бы не осуществленной, если бы однажды в дверь кухни не постучал мальчик-оборваныш и не попросил хлеба. И Го пожалел его, накормил, потом нагрел воды на плите. И вот тут, когда мальчишка снимал свои лохмотья, кореец услышал странный звук: жалостливый и тихий. И Го сунул руку в лохмотья и вытащил из них маленький серый комок, который испуганно замяукал, пытаясь уцепиться острыми коготками хоть за что-нибудь, а так как кроме руки корейца, которой он держал котенка на весу, поблизости ничего не было, котенок вцепился в руку И Го. Кореец от неожиданности вскрикнул, но тут же засмеялся и прижал беззащитное животное к себе.
Оборваныш смыл грязь и оказался белобрысым русским мальчиком.
– А я думал, что ты китайса, – пошутил И Го. – А звать тебя как?
– Вася.
– Откуда, ты, Вася?
– Из Верхне-Никольского Подхребтинского района.
– А родители где
Мальчик стал смотреть в окно, по щекам потекли слезы.
– А его как звать? – кореец с улыбкой посмотрел на прижавшееся к нему крохотное существо.
– Васька, – сглотнув ком вставший в горле, сказал мальчик…
Заяц был крупным. И Го положил освежеванную тушку в чан, залил ее холодной колодезной водой, добавил уксуса. Конечно, можно было сделать проще: сначала отварить зайца, а потом сверху обжарить – так было бы гораздо быстрее, но вкус был бы совсем иным. И Го не мог себе этого позволить. И даже не потому, что ему бы Большой дарга или кто-нибудь из гостей сделал замечание – заяц был бы все равно вкусным, а потому что со времен работы у богатого корейца Кима (а может быть это было у него врожденным?), он привык все делать на совесть – чтобы не было возможности даже в мыслях, даже во сне себя в чем-то упрекнуть.
Через три часа И Го вернулся к зайцу: достал его из чана, нашпиговал тушку бараньим жиром, натер солью, обложил чесноком, луком и только ему известными очищенными и нарезанными кореньями, полил маслом и поставил в духовку жарить.
– Вася, прикрой поддувало и пока дров не подкладывай, – сказал он своему помощнику.
Во время жаренья И Го поливал зайца с ложки соком, образовавшимся на противне.
Наконец заяц был готов. Повар поставил аппетитную тушку на стол остывать. Оставалось только переложить его на красивое блюдо, украсить зеленью, добавить соуса и можно есть. К зайцу И Го решил приготовить не менее пяти соусов. Вася во дворе рубил дрова, поэтому он сам пошел в кладовую, где хранилась провизия, чтобы выбрать нужную для особого привкуса соуса траву, которая в засушенном виде пучками висела под потолком.
И Го был доволен собой: и заяц прожарился равномерно и в меру, и трава у него была заготовлена впрок, и порядок у него был отменный и на кухне и в кладовой, и помощники у него хорошие: мешки все целы, не прогрызены, да что там говорить, мышами здесь даже и не пахло, и Васе уже можно поручать готовить некоторые блюда самостоятельно – хороший парень: аккуратный и уважительный – настоящий повар получится… И Го задумался:
«Вот и старшая дочка Аришка подрастает, симпатичная, вся в мать, не успеешь оглянуться и уж замуж невтерпеж. Это и хорошо. Лишь бы парень хороший достался. Вот Вася. Хоть и русский, а работящий, как кореец... – И Го вздохнул: – Вот только жить им негде». И Го давно уже собирался поговорить с Большим даргой, чтобы ему помогли с кругляком, да разрешение дали на строительство. Лучше на том же месте. Поставил бы сруб вокруг землянки, крышей накрыл, окна пропилил, рамы вставил, а там бы разобрал старую землянку, пол настелил, а на месте землянки погреб бы вырыл. Всем бы места хватило и Аришке с Васей. «Ну все, сегодня пусть гуляют, зайца едят, а завтра пойду к самому Токе», – решил для себя И Го.
Повар выбрал траву для добавки в соусы, наложил в ковшик густой сметаны, вернулся на кухню, и, еще закрывая за собой входную дверь, услышал знакомый звук. Звук, к которому он привык за много лет и на который кореец И Го не сразу обратил внимание. И Го прошел мимо плиты к большому столу, поставил на него ковшик со сметаной, положил пучок травы и лишь после этого посмотрел в ту сторону, откуда раздавался звук. Посмотрел и замер от увиденного. Что с ним происходило в это мгновение, можно описывать бесконечно долго, а если коротко: кореец умер – на мгновение, потом сердце опять забилось, бросило в артерии огромное количество крови с адреналином, кровь ударила в голову и, не помня себя, И Го, схватив разделочный острый нож, рубанул по шее урчавшего от удовольствия кота, пожиравшего зайца.
Когда Вася с охапкой березовых полешек вошел на кухню, он удивился тишине, стоявшей там. Его шеф, которого Вася почитал за приемного отца, хоть и старался все делать без лишней суеты и уж тем более без лишнего шума, своей неутомимой ежесекундной, ежеминутной работой создавал на кухне особую атмосферу созидания, в которой обязательно присутствовали звуки режущего ножа, размешивающей ложки, бульканья варева на плите, шипения на сковороде или потрескивания дров в печи.
На кухне стояла непривычная тишина и лишь редкие капли, ударяющие о чисто вымытый деревянный пол, словно ход часов напоминали о том, что жизнь продолжается, что время все равно идет, независимо ни от чьего-либо желания ни остановить его, ни, тем более, повернуть вспять.
Вася положил дрова возле печи и подошел к корейцу, сидевшему на большой кастрюле с крышкой возле стола, на котором лежал заяц с обглоданной задней лапой, а рядом на боку вытянулся кот. Из-под кота стекала кровь, которая большими красными каплями падала со стола на пол. Кореец сидел, опустив голову в натруженные неутомимые руки, и был недвижим.
– И Го, – тихо сказал Вася. – Папа! – в следующий момент вырвалось у него. – Папа! – парень, опустился на колени перед поваром и неумело обнял его за плечи.
Кореец И Го, словно очнулся, отстранил Васю, встал, осмотрел стол, на котором лежали заяц и убитый кот. Времени до ужина генерального секретаря с монгольским генералом оставалось уже мало.
«Пока начнут, разомнутся закусками, поедят под водочку с лимоном хан*, тут и поспеет», – размышлял повар.
– Вася, обдери кота, – сказал И Го…
Стол был великолепен, а после конной прогулки с генералом аппетит у генерального секретаря был просто ошеломляющим. А приготовлено было как!
«Да, повезло ему с поваром, повезло», – довольный размышлял Салчак Колбахорекович. Генералу из Монголии тоже все очень нравилось, и особенно понравился заяц
– Какой жирный, – покачивая головой от удовольствия, говорил гость, уплетая основное блюдо. – У нас в Монголии заяц не такой
– Это тувинский заяц! – с гордостью за свой прием, за свое государство, за своего повара – корейца И Го – сказал Тока…
На следующий день, после бессонной ночи кореец И Го пришел на прием к начальнику личной охраны генерального секретаря полковнику Мергену Оюну и попросил, чтобы его уволили. Уговоры ни полковника Оюна, ни Большого дарги, к которому повар был приглашен, не подействовали. Причину, по которой он увольнялся, кореец И Го никому тогда не сказал.
Лишь через пятнадцать лет, после того как ТНР добровольно вошла в состав России, мой отец, направленный служить в республику и живший на квартире у корейца, узнал про этот случай.
Вася же женился на дочери И Го Арише, работал поваром в обкоме партии и получил большую благоустроенную квартиру в том районе, где проживали одни «шишки». А потом его забрал с собой в Москву приехавший с проверкой в Туву большой человек из Центрального Комитета. Говорят, что в умении готовить Вася превзошел самого И Го.
А И Го, похоронив свою единственную любовь – кореяночку с русским именем Маша, и вырастив дочерей, которые разлетелись кто куда, доживал свою долгую жизнь один, в землянке, построенной еще в пору своей молодости и революционных преобразований, от зари до зари копошась в своем огороде. Кошку он так и не завел, и от предложений
переселиться к кому-либо из дочерей отказывался – не мог жить без своего огорода.
А когда, заболев, слег, Василий Игоревич увез его все-таки в Москву, определил на лечение в стационар 4-го Медицинского Управления, где он и умер. Похоронили корейца И Го на московском престижном кладбище.
==========================================
Словарь:
Дарга – начальник.
Урянхай, Урянхайский край – дореволюционное название Тувы.
Улуг-Хем – тувинское название Енисея, переводится как Великая река.
Авай – мама.
Хиус – ветер холодный пронизывающий, с песком и снегом.
Белоцарск – дореволюционное название Кызыла – столицы Тувы.
ТНР – Тувинская Народная Республика – добровольно вернулась в состав России 11 октября 1944 года на правах автономной области (сейчас Республика Тыва).
Арат – чабан, пастух, коренной житель Тувы, ведущий кочевой образ жизни.
Хан – тувинская кровяная колбаса.
Интересно читать произведения с историческим подтекстом, словно окунаешься в то время.Другая эпоха, другие люди, другое отношение к жизни, к работе. Все изменилось за какие- то сто лет. Мы изменились. А в какую сторону, стали хуже или лучше? Не пойму.
Хороший рассказ. В нём, как в капле росы, отразился целый мир.
Евгений Сергеевич, историю с тувинским зайцем я услышал первый раз в тайге у костра от Сергея Лукича, царство небесное ему и вечная память. Это было в 1980 году. Сейчас, сорок лет спустя ты напомнил своим рассказом ту прекрасную тувинскую осень, тайгу, нашу молодость. Спасибо тебе.. Пиши больше. Удачи в творчестве.