Дмитрий ВОРОНИН. АКУЛА. Рассказы

 

Дмитрий ВОРОНИН

АКУЛА

Рассказы

 

КОНТРАБАНДА

 

Тимофеич возвращался домой. Довольный своей поездкой в ближнее зарубежье, он сидел у окна автобуса и вновь перебирал в памяти все те дела, которые заставили его совершить столь дорогой для нищенского бюджета путь. Щуплый, но еще резвый старичок, с живыми, почти всегда смеющимися глазами, удовлетворенно откинулся на сиденье и думал о том, что успел сделать очень важное дело в своей, подошедшей к финишной прямой, жизни – поклониться в последний раз дорогим могилам своих родных и близких.

Тимофеич, полузакрыв глаза, вспоминал с улыбкой, как навещал старых дружков, тоже, как и он, избежавших пока встречи с костлявой, как вспоминали они за бутылочкой дни давно ушедшей молодости, как слезно расставались, наверняка уже зная, что не суждено им больше увидеться на этом свете. И каждый день в течение всего своего визита Тимофеич посещал кладбище, приводил в порядок могилки и прощался, прощался, прощался. Не забыл Тимофеич и о своей половине, сходил к ее былым подружкам, привет занес, потом купил ей гостинец в подарок – головку местного сыра, с давних пор больше всего любимого женой.

Автобус сбавил ход и остановился у родной таможни.

«Забирайте сумки, готовьте документы, – напомнил водитель. – Сразу предупреждаю, у кого возникнут трения с таможенниками, ждать не стану, уезжаем сразу, как только проверят последнего».

Пассажиры, подхватив свою поклажу, потянулись к выходу, доставая документы. Сразу у автобусных дверей их встречал здоровенный таможенник, молча и строго брал паспорта, подозрительно и долго сверял их с оригиналом, скрупулезно разглядывал штамп прописки и медленно возвращал документ владельцу, внимательно всматриваясь в следующего приехавшего.

«Да, – с уважением подумал Тимофеич, невольно распрямляя свою щупловатую фигуру, – у таких молодцов никакой шпион и контрабандист не проскочит, вон как глазами стреляет! От такого ничего не утаишь, я – свой человек, а и то заробел, что уж тут про людей с нечистой совестью говорить! На замке все ж, видать, наша граница, что бы там не болтали», – и старик, гордо расправив плечи, отошел к очереди, выстроившейся к столу, за которым проверяли вещи приехавших еще два красномордых бугая и худющая девица с ярко напомаженными губами.

– Что везете? – машинально спросил Тимофеича один из таможенников, запустив по локоть руки в сумку и быстро перебирая в ней вещи. – Наркотики, оружие, валюту?

– Я террорист, автомат с глушителем везу и мину с дистанционным управлением, – пошутил вдруг Тимофеич, пытаясь скрыть вспыхнувшую досаду.

Таможенник от неожиданности столь наглого, на его взгляд, заявления моментально прекратил манипуляции руками и уставился на старика.

– А дед-то шутник, – тут же уловив смену настроения своего начальника, недобро произнесла девица.

– А мы сейчас этого шутника проверим. Так говоришь – террорист? – с издевкой в голосе произнес мордатый. – Да какой из тебя, пенька трухлявого, террорист! Небось оружие в своей жизни и в руках не держал.

Тимофеич словно остолбенел от такого неприкрытого хамства, стоял, раскрыв рот и моргая глазами.

– Что зенками бегаешь? Знать, совесть все же нечиста у тебя, – продолжал ехидничать досмотрщик. – Счас мы тебя на предмет контрабанды прощупаем, наверняка что-нибудь незаконно провозишь.

– Да как вы смеете так со мной обращаться! – взвился Тимофеич. – Я фронтовик, я честный человек!

– А если честный, так чего развыступался? – подозрительно зашипела девица. – А ну-ка вытряхивай все из своей сумки.

Тимофеич, тяжело дыша, вывернул содержимое сумки на стол.

– Нате, ищите, но если ничего не найдете, вам это так даром не пройдет.

– Ты еще и угрожаешь? Ну, пеняй на себя!

Девица ловко выпотрошила вещи старика, и тщательно их просмотрев, протянула своему начальнику целлофановый пакет с чем-то круглым внутри.

– Вот!

– Что это? – уставился тот на Тимофеича.

– Сыр, жене гостинец везу.

– Сыр, говоришь, а сколько его здесь? – ласково поинтересовался щекастый.

– Килограмма два, – недоуменно посмотрел на него Тимофеич, ошарашенный изменившимся тоном.

– Два кэгэ, ясно! А ты знаешь, сколько можно провозить? – так же мягко плел языком государственный человек.

Тимофеич вопросительно пожал плечами.

– Один кэгэ, милый ты наш террорист, всего один, – издевательски заулыбался мордатый. – Все сверх этого считается контрабандой.

Тимофеич побледнел.

– Так откуда я знал, сколько можно везти, – испуганно прошептал Тимофеич. – И что теперь со мной будет?

– Посадят теперь тебя, старый ты индюк, – расхохотался мордатый.

– Дошутился, на зоне теперь шутить будешь, – продолжали веселиться стражи границы, глядя на вконец растерявшегося старика.

– Вы его еще долго мучить будете? – вдруг раздался голос водителя.

– Езжай давай, от греха подальше! – крикнула в ответ девица. – А то и на тебя акт составим, за то, что возишь контрабандистов.

Шофер зло сплюнул под ноги, сел за руль, и через минуту автобус отъехал от опасного места.

– А как же я? – беспомощно спросил Тимофеич.

– А что ты? – удивленно вскинула брови девица. – Ты остаешься.

– Будем, дед, бумагу на тебя составлять за незаконный ввоз контрабанды на территорию нашей страны. Вот так-то, – нагнулся над Тимофеичем мордатый, – дошутился ты, дед, досмеялся, теперь пришло время ответ держать.

– Ребятки, да бросьте вы, ну какой из меня контрабандист, мне уж восьмой десяток идет! Да заберите вы этот сыр, бог с ним, – совсем испугался Тимофеич, – отпустите меня домой, а?

– Нет, дед, будешь штраф платить как минимум, – продолжал давить на бедного старика таможенник, – и немалый.

– Сколько? – трясущимися руками Тимофеич вытащил из кошелька деньги. – У меня тут сто десять рублей и пять долларов осталось.

– Не, гляньте на него! – состроил возмущенную мину мордатый. – Никак он нам взятку желает предложить? Дед, а ты знаешь, что за это бывает? – разыгрывая справедливое негодование, продолжал спектакль таможенник. – А ну-ка, красавица, составь-ка акт на деда о попытке дачи взятки должностному лицу, – подмигнул он девице.

– Эт мы мигом, – заулыбалась довольная бесплатным представлением работница таможни.

– Вы что, издеваетесь? – стало доходить до Тимофеича. В глазах у него потемнело, словно очередью плеснуло из далекого сорок пятого. – Фашисты вы, подонки!

– Что-о? Оскорблять при исполнении?! – аж подпрыгнул мордатый. – Ну все, старое чучело, ты мне надоел, – и ткнул увесистым кулаком Тимофеичу в бок.

Старик согнулся пополам, хватая ртом воздух, несколько секунд пробыл в такой позе, опустился на пол и беззвучно заплакал, а еще через минуту завалился на бок.

– Что с ним? – испуганно кинулась к старику девица и, увидев пену на губах Тимофеича, отпрянула назад. – Падучая!

– Вот черт! – прижал деда к полу мордатый. – Пошутили мы, дед, пошутили! – Когда же Тимофеич пришел в себя, виновато стал оправдываться: – Ну, ты сам хорош. Мы на государственной службе, а ты со своими шуточками дебильными. Хорошо еще на нас попал, была б другая смена, там бы с тобой…

Тимофеич тупо смотрел по сторонам и никак не мог сообразить, что с ним, где он и зачем. Но вот взгляд его наткнулся на злополучный сыр, лежавший на краю стола. Старик неожиданно схватил его и стал быстро откусывать. Через несколько мгновений головка сыра уменьшилась на два трети.

– Это – бабке, – отложил остатки в сторону Тимофеич. – Гостинец. А это вам контрабанда, – похлопал себя по животу и мстительно засмеялся: – Съели?

 

КЛАД

 

Поздно вечером злющая до невозможности Зойка, накинув на голову платок, вышла из дома.

– Вот гад, ну гад, пьянь, паразит, петух общипанный! – ругалась она вслух, вышагивая по темной улице к дому подруги Люськи. – Попадись ты мне только, я тебе устрою сладкую жизнь, я тебе так устрою, что век помнить будешь! Ты у меня попрыгаешь, пьянчуга подзаборная!

– С кем это ты разговариваешь? – раздался из темноты насмешливый Люськин голос. – Сама с собой, что ли?

– С собой, с собой, с кем еще, – остановилась возле подруги Зойка. – Моего у тебя нет?

– Так и моего еще не было, – исчезли насмешливые нотки у Люськи.

– Ясно, я так и знала, сердцем чувствую: опять пьют где-то, алкаши недоделанные! Ну, погоди у меня, придешь ты домой, – погрозила кулаком в темноту Зойка.

– Что делать будем, а? Может, к Дездемоне сходим? – предложила Люська.

– А что толку, вряд ли они там пьют, Дездемона давно б уже выгнала. Где-нибудь за деревней соображают, – махнула рукой Зойка. – Пойду назад, никуда не денется, приползет.

Проснувшись утром и не найдя в доме мужа, Зойка обошла весь двор, заглянула в сарай и на сеновал. «Паразита» нигде не было. Наскоро управившись со скотиной, Зойка поспешила к подружке.

– Семен ночевал? – с порога крикнула она.

– Нет, а твой? – вышла из кухни взволнованная Люська.

– И моего нет, – плюхнулась на стул Зойка.

– Может, случилось что?

– Да что с ними могло случиться, с алкашами! Перепились и спят где-нибудь, – скривила толстые губы Зойка.

– Не знаю, не знаю, Зой, – покачала головой подруга. – Мой-то никогда на ночь не загуливал, даже в дрезину пьяный и то домой приползал.

– Приползал, говоришь? – призадумалась Зойка. – Ну, пошли тогда до Дездемоны, у ее мужика спросим.

Дверь им открыла сама Дездемона, длинная худющая, с растрепанными волосами непонятного цвета.

– Верка, своего позови.

– Нет его, – зевнула в ответ хозяйка.

– А где он?

– А черт его знает, – недобро блеснула глазами Дездемона. – У шалавы какой-нибудь ошивается. Пусть только явится, я ему всю морду искорябаю.

– Значит, тоже не ночевал, – констатировала Люська.

– Что значит – тоже? – подбоченилась Дездемона.

– А то и значит, что не у одной тебя мужик пропал. Наших тоже нет дома.

– А может, они вместе по бабам шляются? – осклабилась Дездемона.

– Дура, – налилась краской Люська, – у тебя только одни паскудства на уме.

– Сама дура, – огрызнулась Дездемона. – Им только дай волю, козлам блудливым, они тут же под чужую юбку залезут.

– Ладно вам лаяться, – одернула обоих Зойка, – идем в правление к преду.

И подруги, толстая Зойка и маленькая Люська, решительно зашагали к правлению. За ними, запахивая на ходу халат, поспешила Дездемона.

Рассказав председателю о своей пропаже, женщины вместе с ним отправились к заброшенным руинам барского дома, где накануне разбирали кирпич их мужья.

У развалин одиноко стоял трактор, в прицепе лежал аккуратно сложенный кирпич, и вокруг ни души.

– Куда же они могли подеваться? – недоуменно пожал плечами председатель.

– Я ж говорю, блудят где-то, – принялась за свое Дездемона.

– Три человека – не один. Если б гуляли у кого, вся деревня знала б, – задумчиво покачал головой председатель.

– А может, они в другой деревне блудят? – не успокаивалась ревнивица.

– Слушай, Верка, может хватит, а? – раздраженно накинулась Люська на Дездемону. – Если твой по бабам шарится, это не значит, что и у других такие же.

– Вот что, девушки, – почесал затылок председатель, – в другую деревню они вряд ли подались – трактор-то здесь стоит. Походите-ка вы лучше по нашему поселку, может, у кого в садочке опохмеляются. Ну, а если к вечеру не объявятся, тогда ко мне, будем искать всем миром. Но, вообще-то, пьют они где-нибудь втихую.

Вечером в конторе у председателя Зойка нервно докладывала:

– Всю деревню несколько раз обошли, нет их нигде, как сквозь землю провалились.

– Вы в Осиновку позвоните или в Волково, – встряла в разговор неугомонная Дездемона, – там они развратничают, чует мое сердце, больше негде.

– Попробую, – снял телефонную трубку председатель.

Но ни в Осиновке, ни в Волково о пропавших ничего не слышали.

Через час к правлению колхоза на мотоцикле подкатил участковый.

– Вот, Филимоныч, пропали у нас трое. Вчера у барского дома кирпич чистили и с работы не вернулись. И сегодня их никто не видел. Трактор у развалин стоит, инструмент валяется, а мужиков след простыл. Прямо наваждение какое-то, словно НЛО их  забрало.

– Знаю я это НЛО, – затараторила Дездемона. – Ты, Филимоныч, к Нюрке сходи, у нее они, нюхом чую.

– Да что ты чушь все несешь, – накинулись на Дездемону подруги. – С тобой же к Нюрке ходили, нет там никого.

– Так она вам этих кобелей и покажет, раскатали губищи, – не сдавалась ревнивая баба.

– Верка, помолчи, – оборвал ее участковый. – А вы тоже успокойтесь, – прикрикнул он на загалдевших баб. – Найду я вам пропажу, никуда ваши мужики не денутся. Не растворились же они, в самом деле. Наверняка пьют где-то, больше и думать нечего.

Но ни в этот вечер, ни на следующее утро мужики так и не объявились. Мало того, за ночь пропало еще четверо. Филимоныч в недоумении только руками разводил и пытался переорать наседавших на него баб.

– Ну не знаю я пока еще, где они находятся! В других деревнях их тоже нет, значит, здесь где-то схоронились.

– А может, неживые они уже, – запричитала вдруг Люська.

– Что ты ерунду городишь, – сорвал голос участковый. – Что значит – неживые?

– А то, – с новой силой заволновались бабы. – Может, маньяк у нас в деревне объявился, или басмачи в рабы мужиков уворовали, или на выкуп.

– Какой маньяк, какие басмачи? – вылупил глаза Филимоныч. – Общее помешательство у вас, что ли?

– Сам дурак. Аль телевизор не глядишь? Вот в Сирии сколько рабов находили, и денег мильоны требуют! – орали бабы, не давая участковому опомниться. – А ты тут штаны протираешь. У тебя из-под носа семерых уже утащили, а ты и глазом не моргнешь. Совсем нюх потерял.

– Да чё вы на Филимоныча набросились? – пожалела растерявшегося милиционера Верка. – Никакие это не басмачи, это волковские шалавы наших мужиков сманивают.

– Дездемона, ты уж, прям, сразу объяви, что в Осиновке и в Волково позавчера публичные дома открыли, а мы об этом до сих пор ничего не знали, – съязвил кто-то.

Вокруг раздался оглушительный хохот.

– Ладно, смейтесь, – обиделась Верка, – а вот как еще кто пропадет, тогда вспомните мои слова, да поздно будет, опутают мужиков лахудры волковские.

Дездемона как в воду смотрела – к вечеру пропало еще девять человек.

– Звони в область, пусть собаку присылают, – наседали на участкового разъяренные бабы.

– Не смешите народ – собаку приглашать! Что тут, убийство какое произошло? Ни трупов, ни крови. Да меня пошлют куда подальше, и весь разговор.

– Тогда сам ищи, нюхай, а не стой тут, как истукан!

– А вы не орите, у меня от вашего ора уже мозги вздулись, того и гляди лопнут.

– Пусть лопают, один черт от них никакого проку.

– Все, бабы, шабаш! – рявкнул на толпу Филимоныч. – Я вам говорю: они точно где-то пьют, поэтому давайте искать их всем миром. Сегодня уже поздно, скоро темно, поэтому устроим в огородах засады. Им же нужно чем-то закусывать, думаю, к утру их вычислим. Если нет, тогда с утра каждую щель в округе проверим. Согласны?

– Чего уж теперь, – дружно закивали бабы, – назначай, кто куда.

– Дежурить будете по трое. Если кого увидите, шум не поднимайте, пусть запасутся, чем пожелают, а потом, когда обратно возвращаться станут, проследите за ними. Заметите, где прячутся, – и сразу ко мне. Мы их всей деревней брать будем. Все ясно?

– Давно бы так, – воспрянули духом бабы, расходясь по назначенным местам. – Уж мы их возьмем, так возьмем, только кости затрещат!

Где-то, только-только за́ полночь, сидя в засаде за кустами смородины в своем огороде, Зойка толкнула локтем Люську.

– Слышала? – указала она кивком головы в сторону забора.

– Что? – испуганно прошептала Люська.

– Штакетник треснул.

– Я счас проверю, – дернулась было с места Дездемона.

– Сидеть, спугнешь! – схватила ее за локоть Зойка. – Филимоныч приказал только вслед идти.

Бабы вновь затаились, напряженно всматриваясь в темноту. Минуты через две от забора отшатнулась чья-то тень. Кто-то порыскал по огороду минут пять и опять исчез за забором.

– Пора, – поднялась из-за кустов Зойка.

Замирая от страха, бабы осторожно двинулись вслед ночному пришельцу. По земле стелился редкий туман, небо приволокло тучами, и только редкие звезды, выглядывая из-за них, давали возможность преследовательницам различать впереди смутную фигуру.

Тень выделывала замысловатые петли, плыла в волнующейся дымке в сторону барских развалин.

Люська, Зойка и Верка, дрожа в предчувствии чего-то ужасного, старались не отставать от «привидения».

– Зойка, видала? – вдруг затыкала пальцем вперед Дездемона. – Испарилось оно, нет его нигде.

– Ой-е-ей, – закрестилась в ужасе Люська, – это мертвяк, бабоньки, зама-нивает!

– А-а-а! – заголосила Верка и первая кинулась прочь.

За ней рванули и остальные. Не разбирая дороги, спотыкаясь и падая, бабы с дикими подвываниями влетели в деревню. Найдя Филимоныча у правления, они, перебивая друг друга, принялись взахлеб рассказывать ему о случившемся.

– Мертвяк это был, – заикаясь, всхлипывала Люська. – Мертвяк самый натуральный, я сразу обратила внимание! Над землей парил, ноги болтались из стороны в сторону, а как до развалин долетел, тут же пропал, сквозь землю провалился.

– Старый барин это, – выпучив глаза, показывала параметры привидения Дездемона. – Мне еще бабка рассказывала: ходит по ночам, невесту себе ищет. Найдет красивую и за собой в могилу утаскивает.

– Ага, точно, – раздался чей-то насмешливый голос. – За Дездемоной мертвяк приходил. Красивше ее в нашей деревне сегодня не сыскать никого.

Кругом грянул громкий смех сбежавшихся на крики баб, и в сторону Верки понеслись подковырки.

– Что ж ты, Верка, за ним не бросилась? Глядишь бы, уж сидела б сейчас во дворце подземном и купалась в золоте и бриллиантах. Иль Зойка с Люськой не пустили?

– Дуры, я ить серьезно говорю, – не на шутку разошлась Дездемона. – Барин это мертвый, вот вам крест.

– Ага, барин, – смеялись кругом, – встал из гроба и прямиком до Верки, невестой неписаной! А она его не поняла, счастье свое под землю упустила.

– Ну, всё, хватит, – отсмеявшись, строго прикрикнул на баб Филимоныч. – С барином все ясно. Вы мне лучше скажите: место, где это привидение исчезло, вы запомнили?

– Да вроде, – неуверенно затопталась на месте Зойка.

– Тогда пошли, – скомандовал участковый и решительно зашагал на длинных ногах в сторону барской усадьбы. Не услышав за собой шагов, Филимоныч оглянулся назад. – Вы чего? – удивленно спросил он у стоявших как вкопанных женщин.

– Ночью?! – ахнула Дездемона. – Я не камикадзе какая-нибудь добровольно отправляться на съеденье к вурдалаку.

– Какому вурдалаку, какому вурдалаку! – топнул сапогом обозленный Филимоныч. – Ты чего, белены объелась, или наркотик какой проглотила?

– Ничего она не глотала, – вступилась за Верку Зойка. – Откуда нам знать, кто там шастает!  Может, там бандюги какие, бандеровцы?

– Кто-кто? – аж присел пораженный Филимоныч.

– Бандеровцы, – неуверенно повторила Зойка.

– Тьфу ты, черт! – сплюнул от досады участковый. – Точно сдурели. Какие еще бандеровцы, их уж полвека как нет!

– Как нету, если на Украине аж целое войско.

– Так то ж на Украине, а не у нас в деревне. С ума что ли сбрендила?

– А если нету, тогда кто это, а? – скрестила руки на пышной груди Зойка.

– Мужики это ваши, вот кто!

– Не, мужики наши ни с того ни с сего растворяться не станут, я по своему Степану знаю, – задумчиво произнесла Люська.

– Ну-ну, давай высказывай, кто же это, по-твоему? – раздраженно посмотрел на нее Филимоныч.

– Права Верка, как бы вы над ней не смеялись, барин это прежний, места себе не находит.

– Может, и точно барин? – засомневались вдруг бабы. – Ведь и нам раньше в детстве бабки рассказывали страшные истории про развалины.

Филимоныч, открыв от изумления рот, обводил всех обалдевшим взглядом.

– А может, и не барин, – неожиданно изменила свое мнение Люська. – Может, мертвяк  какой кому в дом хотел прийти, кладбище-то рядом.

– Свят, свят, свят, – закрестились бабы, испуганно поглядывая друг на друга.

– У тебя что, крыша совсем поехала? Приди в себя! – заорал на Люську Филимоныч. – Может, санитаров из дурдома вызвать? – и тут же обратился к толпе: – Ладно, бабы, давайте по домам. Возьмите, если уж вам так страшно, вилы, топоры, фонарики – и вперед, барина искать.

– Я кол осиновый захвачу, – серьезно заявила Дездемона.

– Зачем? – не понял Филимоныч.

– В сердце вурдалаку вбивать.

– Бери хоть десять, – махнул рукой участковый.

Через час вооруженные до зубов бабы во главе с Филимонычем подошли к заброшенной усадьбе.

– Кажись, где-то здесь, – неуверенно остановилась Зойка у кустов сирени.

– Тогда так, – громким шепотом распорядился Филимоныч, – разбиваемся на группы по пять человек и тихо, как мыши, обследуем каждый кустик, каждое деревце, каждую канавку вокруг. В случае чего – кричите, ясно?

– Ясно, – дружно закивали бабы и разбрелись в темноте.

Минут через десять ночную тишину прервал дикий вопль:

– А-а-а!

За ним прозвучал другой, потом третий, и через минуту вся округа вопила что есть мочи. Со всех сторон мимо участкового в сторону деревни пробегали бабы. Спотыкаясь, они падали в мокрую траву, тут же вскакивали и продолжали свой бег, крича дурными голосами.

У Филимоныча глаза полезли на лоб от изумления, и он, сам не зная, что и подумать, кинулся вслед за женщинами. Только у околицы все потихоньку остановились.

– Вы чего? – перевел сбившееся дыхание участковый, поправляя фуражку. – Случилось что?

– Заорал кто-то, – икнув, ответила Люська.

– И что?

– Страшно, – загалдели кругом бабы.

– Значит, кто-то один заорал, – стало доходить до «Анискина», – и все – тоже; кто-то один побежал – и остальные тоже, так?

– А сам-то чего, лучше, что ли? – огрызнулись бабы.

– Кто первый закричал, признавайтесь! – не стал вступать в перебранку участковый.

– Ну, я, – всхлипнула в толпе Дездемона.

– Почему, можно полюбопытствовать? – ехидно спросил Филимоныч.

– Из-под земли голоса раздавались, – стучала зубами Верка.

– Свят, свят, свят, – в страхе закрестились бабы.

– А тебе не померещилось? – прищурил глаза Филимоныч.

– Н-нет.

– Понятно, – участковый задумчиво почесал затылок, сдвинув фуражку на густые брови.

– Что – понятно? – насторожились женщины.

– Под землей они.

– Кто «они»? – в испуге взвизгнули в толпе. – Мертвяки?

– Дуры, мужики ваши, вот кто! – в сердцах сплюнул Филимоныч, поражаясь бабской глупости. – Видать, нашли все ж погреба…

– Какие погреба? – с любопытством уставились на «Анискина» бабы, отходя от испуга.

– А такие, – обвел всех победным взглядом участковый. – Если вы помните сказки про барина, должны помнить и рассказы про винные погреба, что были в старину при этой усадьбе. Мне отец рассказывал, что в его молодости эти подвалы еще искали, а потом забросили, посчитав все это за выдумки. Но, видать, правдой оказалось, другого объяснения пропажи наших мужиков не нахожу. Видать, наткнулись случайно на погреба, ну и…

– Идем назад! – загалдели вокруг бабы. – Верка, показывай место, где голоса слышала. Это что ж такое, без нас дворянское вино хлестать!

– Не пойду, – уперлась Дездемона. – Давайте утром.

– Никакого утра. Сейчас, немедленно! – орали бабы, подталкивая Верку в спину. – До утра они, может, всё выпьют. Что ж, из-за твоей трусости нам без барского вина оставаться? Веди, а то поколотим.

Вернувшись к развалинам, Дездемона молча показала страшное место.

Тщательно обследовав небольшой участок усадьбы, бабы наткнулись на лаз под землю, прикрытый ржавым куском железа. Из-под него наружу прорывались приглушенные мужские голоса.

– Ну, вот вам и барин-вурдалак, и мертвяки, а бандеровцы, – усмехнулся Филимоныч, отодвигая в сторону ржавую крышку. – Я спущусь первым, оценю обстановку, а потом вас кликну.

– Ни черта! – оттолкнули его в сторону бабы. – Не надо нам никакой обстановки. Знаем мы тебя, счас будешь орать, что все конфискуешь именем закона. Мы чего, зря страхи такие терпели, ночь не спали, чтоб ты наше вино у нас отбирал? Отойди, Филимоныч!

– Постойте, – попытался прорваться к лазу «Анискин», – слово даю, что не буду ничего конфисковывать. Сами подумайте, мужиков надо подготовить, а то ведь вас увидят – сразу скандал, мордобой. А я их припугну, постращаю, тогда и вы спуститесь.

– Не врешь? – подозрительно поглядывали на Филимоныча бабы.

– Да когда я врал? – оскорбился участковый.

– Перекрестись, – нахмурилась Зойка.

– Вот-те крест! – простучал по груди Филимоныч.

– Лезь, – согласились бабы.

Минут через пятнадцать из лаза появилось раскрасневшееся довольное лицо Филимоныча.

– Бабоньки, да там не склад, а клад самый настоящий! – в восторге тряс початой бутылкой вина «Анискин». – Ох и вина, ну и вина! На неделю пить не перепить!

– Где там наши голубочки? – радостно затараторили бабы, спускаясь в погреб. – Соскучились, небось, без нас?

– А то-о-о! – глухо ответило подземелье.

 

АКУЛА

 

Павел Федосеевич, сухопарый подтянутый отставник, по утренней зорьке решился на рыбалку.

Позвонил свояку-пенсионеру, что будет ждать его у моторных причалов часов в шесть, пусть не опаздывает. Решили пойти на щуку.

Толстый Анисим подъехал ко времени, открыл сарай, сложил в плоскодонку снасти. Павел Федосеевич укрепил на корме старенький «Вихрь», и к полседьмому уже вышли в залив.

Погодка стояла просто прелесть, свежий ветерок приятно обдувал лицо. Катер шел, словно по маслу, залив смотрелся, что зеркало, – сплошная гладь, самое то для рыбалки.

– Ты на щуку-то ходил когда? – со смешком обратился к свояку Павел Федосеевич. – Представляешь, что это за рыба?

– Ха, щука, скажешь тоже, – пренебрежительно сплюнул в воду Анисим. – Что я щуку не видел? Нашел рыбу! Да мы акул в Африке таскали десятками, вот это рыба так рыба. А ты – щука… Тьфу! Мне даже и интереса нет на нее смотреть.

– Так чего ж тогда со мной поперся? Спал бы себе дома да сны снил, – усмехнулся в усы Павел Федосеевич.

– Надоело на диване валяться целыми днями, решил прошвырнуться, развеяться. Да и море опять же вспомнил, вот и подумал: хоть в этой твоей луже покачаться, что ли. А в ней и волны-то нет. Какова лужа – такова и рыба, – высокомерно заключил толстяк.

– Ну, ты, конечно, знатный рыбак, кто спорит, – засмеялся Павел Федосеевич. – За свою жизнь тыщи тонн рыбы переловил, да все по рации.

– Смейся, смейся, – надул щеки Анисим, – только ты-то отроду столько улова сразу не видывал, разве что по телевизору. Мелюзгу всякую ловишь, а какая она настоящая рыба, никакого понятия не имеешь.

– Например, акула?

– Да, акула. Видел бы ты ее пасть, не улыбался бы. А то хвастаешься только всякими там судаками да щуками, – злился бывший моряк. – Посмотрю я сегодня на них.

– Посмотришь, посмотришь, – сбавил ход Павел Федосеевич, сосредоточенно выискивая глазами место для рыбалки. Высмотрев недалеко от берега плантацию водорослей, рыболов заглушил мотор. – Здесь, – коротко сказал он и принялся готовить спиннинги.

– Знаешь, как обращаться с этой штуковиной?

– А какие тут премудрости? Забросил – да мотай катушку, – усмехнулся свояк.

– Оно и видно, какой ты рыбак, – укоризненно покачал головой Павел Федосеевич.

– А что, разве не так? – удивился Анисим.

– С берега так, а тут другой подход. Мы ж на «дорожку» ловить будем.

– Что это значит?

– Ну, на малом ходу тянуть за собой блесну, время от времени чуть подтягивая ее к себе, или наоборот, отпуская, – объяснял рыбак. – Посмотришь, как я, научишься.

Павел Федосеевич завел мотор и на самых малых оборотах повел катер вдоль водорослей. Пройдя метров сто, забросил блесну в воду и стал медленно разматывать леску.

– Вот так, усвоил?

– Да уж, велика премудрость, – скорчил надменную мину Анисим.

Минут через пять толстяк нетерпеливо принялся елозить на скамье, а еще через пару минут, сплюнув в сердцах за борт, начал сматывать катушку.

– Ты чего? – удивленно посмотрел на него Павел Федосеевич.

– Чего, чего, – невольно забубнил свояк, – нет тут рыбы ни черта, поехали на другое место.

– Ну ты даешь! – рассмеялся рыбак. – Ты что, думаешь, блесна – это трал, забросил – и на нее сразу со всех сторон щуки слетаются?

– А как же иначе?

– Так ведь кроме твоей блесны в заливе и настоящая рыба водится, и в количестве немалом. Так что это не щука блесну ищет, а блесна щуку. Такая рыбалка терпения требует.

– А такое может быть, что тут щук вовсе нет? – с надеждой в голосе спросил Анисим.

– Может.

– Так вот, чувствует мое сердце, нет тут ничего. Поехали в другое место, – оживился толстяк.

– Слушай, ты зачем сюда приехал? – не на шутку обозлился Павел Федосеевич. – Рыбу ловить – так лови, а не указывай тут мне. У тебя на судне капитан трал за борт тоже по указке твоего сердца опускал? Нет? Так и здесь молчи, ты тут отдыхающий.

– Ну и черт с тобой, – набычился свояк. – Лови тогда один, посмотрим, кто из нас прав окажется. А я лучше винца выпью, – и Анисим, развалившись на скамье, откупорил бутылку портвейна.

Минут через двадцать Павел Федосеевич встрепенулся.

– Есть, – напрягся он, глуша мотор и поднимаясь со скамейки. Осторожно накручивая катушку, рыбак внимательно следил за движением лески.– Здоровая, килограмм на девять-десять, а может и больше. Готовь сачок и крюк.

Раскрасневшийся от выпитого вина Анисим неуклюже схватил снасти и, пошатываясь, приблизился к борту, с любопытством вглядываясь в воду.

– Когда подведу к катеру, сразу подашь крюк, а сачок подлаживай щуке под голову. Ясно?

– Ясно.

Возле борта неожиданно для Анисима промелькнул бок рыбы.

– Что это? – побледнел он.

– Щука, щука, крюк давай, – протянул назад руку рыбак.

В эту же секунду над водой показалась открытая пасть рыбины.

– Вот это да-а! – восторженно прошептал Павел Федосеевич, увидев перед собой метровую щуку, и тут же повернулся назад. – Крюк!

Анисим белее белого, дрожа всем телом, отступал к противоположному борту.

– Крюк! – вновь рявкнул бывший офицер.

– А-а-а! – раздался протяжный вопль, и свояк, бросив снасти на дно катера, вывалился за борт.

Павел Федосеевич, открыв от изумления рот, смотрел, как неуклюжий Анисим резво отгребает от катера.

– Ты куда? – наконец опомнился рыболов. – Ты чего?

– Акула! – испуганно заорал в ответ толстяк, остановившись метрах в двадцати от катера. – Отпусти ее, бога ради!

– Да ты чего, офанарел? – пораженно уставился на свояка Павел Федосеевич. – Ты давай назад, я ее счас сам заведу.

Перехватив леску в левую руку, он отбросил спиннинг в сторону и поднял крюк. Перебирая леску в кулаке, рыбак подтянул щуку к катеру и сноровисто запустил крюк под жабры. Рыбина мощно ударила хвостом по поверхности воды, резким движением стараясь освободиться от глубоко застрявшего в ней крюка. Еле удерживаясь на ногах, Павел Федосеевич подвел сачок под зубастую хищницу и, поднатужившись, перебросил ее через борт.

Расплывшись в счастливой улыбке, рыбак дрожащими от напряжения руками прикурил сигарету и глубоко затянулся, любуясь огромной уродиной.

– Ты чего, вытащил ее? – раздался вдруг издали испуганный голос.

Павел Федосеевич, вздрогнув от неожиданности, повернулся на зов.

– Я тебя спрашиваю, ты что, акулу в лодку достал? – хрипела торчащая из воды голова.

– А куда ж еще? – недоуменно пожал плечами счастливый обладатель богатого трофея.

– Выкинь ее немедленно за борт! – завизжала голова.

– Да с какой это стати?

– А с такой, что я не приближусь к лодке до тех пор, пока эта гадина будет там находиться!

– Слушай, – окончательно пришел в себя рыболов, – так ведь если я ее отпущу, она ж к тебе бросится.

– Это почему? – раздалось после секундного затишья.

– Мстить, – еле сдерживал смех Павел Федосеевич.

На несколько минут воцарилось молчание, затем вновь раздался испуганный крик:

– Ты уверен?

– А то, акулы ведь злопамятны.

– Вот черт, и что же мне теперь делать?

– Не знаю, – давился вырывающимся наружу хохотом рыболов.

– Ты меня сюда затащил, ты и придумывай что-нибудь, – снова завизжала голова.

Пал Федосеич склонился в приступе беззвучного хохота.

– Что откусила? – в страхе возопила голова. – Что откусила?

– Ногу, – икнул в ответ Павел Федосеевич, вытирая обильные слезы.

– Я предупреждал, я говорил тебе, Пашка, что с акулами шутки плохи.  Крови много?

– Хлещет, – опустился в бессилье на скамейку «умирающий».

– Чего там с тобой, ты как будто меньше стал? – вновь раздался рыдающий голос.

– Вторую ногу оттяпала, тварь!

– А-а-а!

– Плыви к берегу и зови на помощь, – икая, простонал «пострадавший». – Может, еще успеете спасти.

В стороне раздались удары по воде. Павел Федосеевич из последних сил проорал вдогонку:

– Анисим, я вспомнил: эти твари в одиночку не плавают, так что давай быстрей.

– А-а-а! – прозвучало в отдалении, и Павел Федосеевич обессилено склонился на скамейку, корчась в судорогах нескончаемого хохота.