Алексей ФИЛИМОНОВ. СВЕРХНОВЫЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖАНР. О поэтической видеоимпровизации

 

Алексей ФИЛИМОНОВ

СВЕРХНОВЫЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖАНР*

О поэтической видеоимпровизации

 

    Наиболее доступный для наших домоседных чувств образ будущего постижения окрестности долженствующей раскрыться нам по распаде тела, это – освобождение духа из глазниц плоти и превращение наше в одно свободное сплошное око, зараз видящее все стороны света, или, иначе говоря: сверхчувственное прозрение мира при нашем внутреннем участии.

Владимир Набоков, “Дар”

 

Не существует речи более органичной и естественной, чем поэтическая речь. Поэзия – древнейший и архаичный жанр литературы. Мы привыкли, что она непосредственно связана с печатным станком и критерием её оценки является чтение глазами. Поэт посредством речи обращался к небу, природе, тому, кто мог его услышать и понять. Так из лирики возникла древнегреческая трагедия, когда хор вступал в спор двух голосов. Наша электронная эпоха сулит “Неслыханные перемены, / Невиданные мятежи…” (А.Блок). Электронные книги обрели равноправие в научном мире и стали популярными у всегда торопящегося читателя. Случай, этот “бог-изобретатель” (А.Пушкин), открыл перед автором статьи возможности нового жанра, условно названного мной поэтическим видеоселфи. Однажды на скамье летнего парка мне захотелось поделиться впечатлением от охватившего меня лирического волнения, вызванного чувством диалога с природой. Я нажал кнопку видеокамеры мобильного телефона, обратив линзу камеры на свою сторону. Так возник портрет в пейзаже с криками птиц, запечатлённый в рифмованном стихотворении.

Пишу стихи, и в тишине

Недавно ясно стало мне,

Стихи зовут меня, любя.

Кого? Быть может не меня.

Быть может тех, кто вне и там,

Кто жизнью с бездной пополам.

 

Но что же стих? Я не скажу,

Я спрашиваю, ворожу,

Записываю, и томясь,

Я чувствую... Но с кем же – связь,

И с чем? Неведомо пока.

Стихи мои как облака,

Они недвижны, но плывут,

Зовут, и Богу предстают.

 

Так камера мобильного телефона вдохнула новую жизнь в ещё допотопный жанр сочинения стихов на природе перед высшим началом, когда глазок камеры одухотворяется, и человеку через руку, держащую телефон, передаётся особое видение. Сейчас мною сочинено тысяча семьсот подобных рифмованных видеоселфи, большая часть из них выложена на Ютубе. Видеозапись длится от тридцати секунд до минуты с небольшим, я произношу на камеру сочиняемое за мгновение стихотворное произведение. Удивительно то, что внешний, случайный мир, попадая в кадр, также оказывается соучастником лаконичного драматического действия. Крики вороны, разговор случных прохожих, след от самолёта, гул толпы в метро, восклицания близ Александрийского столпа, шум машин под эстакадой вовлечены в это вневременное и в то же время очень конкретное действие. Поэтическое видеоселфи – это прорыв  от уединения к единству с окрестным миром, от пустоты – к плероме, от внутреннего хаоса – к катарсису. Здесь также есть место новым словам, протологизмам, сотворяемым из неосязаемого эфира. Как и пушкинский поэт, автор не избегает кипения жизни, он столь же устремлён к Логосу “На берега пустынных волн, В широкошумные дубровы”.

Кто же лирический герой произведения, получающегося более сжатым и герметичным, чем обычное стихотворение, где у нас есть хотя бы дополнительные мгновения для правки маргиналий на полях жизни? “И грани ль ширишь бытия / Иль формы вымыслом ты множишь, / Но в самом Я от глаз Не–Я / Ты никуда уйти не можешь”, – писал Иннокентий Анненский в стихотворении “Поэты”. Получается, что сознание поэта перед видеокамерой готовится к метафизическому прыжку, будучи на пределе «крайствования» (М.Хайдеггер), взыскуя собеседника и в то же время подыскивая самые верные слова. Лирический персонаж или автор – некто Крайничий, заглядывающий на миг в иное измерение, доставляя его крупицы сюда. Лирическое “Я”  поэта – несводимо к языковому символу, ибо оно конкретно, но в то же время процесс сочинения знаменует вечное творчество, ограничиваемое лишь земными условиями. Неопытный ёжик на тропинке, попадающий в кадр, не только случайный персонаж, но и актёр, играющий самого себя. Детализация и обобщение – два качества поэтического видеоселфи, в этом смысле оно совмещает пристальность к деталям акмеизма и футуризма и осознание безграничности мышления поэтами-символистами. Литературное направление «вневизм» (буквально означающее взгляд извне в мир, рождающий новое измерение), заявившее о себе в 2010 году, через столетие после того, как Александр Блок и Вячеслов Иванов объявили о кризисе символизма, ставит своей главной целью развитие русской литературной традиции, прежде всего поэтической, в опоре на достижения классической литературы, стремясь к поиску новых идей и новому их синтезу. Теория и практика направления вневизм помогает понять, что является подлинно новым, а что по своей сути архаичным, но живым и современным. Вневизм, в отличие от постмодернизма, не разрушает, но созидает христианскую культуру. Жанр поэтического видеоселфи, спонтанного сочинения стихов перед видеокамерой, напоминает о древних временах, когда поэты общались со стихиями природы, и в то же время подобное видеоселфи стало возможным только в новейшее время. Поиск гармонии и меры в искусстве – вот в чём должна проявляться новизна в опоре на традицию, в основе которого «хищный глазомер» (О.Мандельштам) зодчего, портретиста и ваятеля Слова.

Видеоролик отражает состояние внепредстояния – сочинения стихов на лоне природы или в самой гуще мегаполиса. Откуда черпает вдохновение автор, словно пародирующий пушкинского Импровизатора? «Итак, для вас не существует ни труда, ни охлаждения, ни этого беспокойства, которое предшествует вдохновению?..» – поражался Чарский из «Египетских ночей» потоку вдохновения итальянца. «Репортёрской» записи видеоселфи может дать импульс нечто небывалое, перед чем душа замирает от восторга или же трепещет в страхе перед безобразностью и насилием. Необходимы ли дополнительные персонажи в кадре, случайные прохожие, их смех либо непереводимые междометия? Нужны ли крики птиц на непонятном нам языке? Почти не различаемый обыденным слухом гул вечности? Нужен ли современной публике «человек снимающий» себя и свои стихи на видео? Ритмическая речь порой обижает и даже пугает прохожего, телефон, который поэт, “соглядатай праздный” (С.Есенин), держит на расстоянии вытянутой руки, видится ему инструментом подглядывания. Несомненно, человек подготовленный и знающий поэзию, увидит те или иные мотивы в стихотворении и способен оценить его общую гармонию. На человека, несведущего в поэзии, такие видеостихи оказывают суггестивное воздействие.  Я догадываюсь, что именно настораживает и даже пугает случайных встречных, до которых долетают некоторые слова: это ритмическая речь. Так мой серебристый пудель заходился от истерики от чтения стихов вслух.

Некоторые видеостихотворения можно перенести на бумагу, а другие невозможно, они существуют только в неразрывной связи с текущим мгновением записи и лапидарными средствами выразительности – от мимики героя или персонажа до мимолётно выхваченных лиц прохожих. Ускорение сознания поэта находит отклик в виде слов, приходящих невесть откуда и «рифмующихся» буквально и условно с конкретным временем попавшего в кадр мира. Волшебное зеркало или магический кристалл телефона или камеры запечатлевает поток сознания в нас и вне, создавая  мифологическое третье измерение.

От незримого Бога до вспыхнувшей на солнце паутинки – вот охват поэтической импровизации. Непредугаданность происходящего перед глазком камеры – а следовательно, и в душе поэта – рождает пространство неосознанного, к чему можно лишь едва прикоснуться логикой или интуицией. Прекрасное и безобразное могут легко поменяться местами всего лишь за секунды перед глазком видеокамеры: лик окажется личиной, прекрасная бабочка примостится на кучу мусора. В этой наглядности внутренних и внешних метаморфоз, на мой взгляд, и есть объяснение тому, отчего «видеостихи» оказываются более герметичными и насыщенными символами, нежели привычные «бумажные». Ибо в поэтической видеоимпровизации все времена стремятся соединиться в единое навсегда, миг бессмертия как никогда близок, и все перспективы сходятся в одной точке сотворчества, точке проекции невидимого нами луча преображения действительности.

 

* * *

Есть в сумерках томительных крупицы,

А в них успокоенье, может быть,

Сияньем поглощённые страницы,

И лица здесь иль там, кому открыть.

 

Сие наитье, просверк чрезвычайный,

И дымы опрокинуты вовне,

И всё, что мнилось, пресекалось тайной,

Реальностью предстало в полусне.

 

За этим сумерки нисходят час за часом –

Нет, не мгновенье, – лишь приотворив

Ту глубину, в которой мы прекрасны,

И не напрасно повторим мотив.

 

* * *

Убегаешь от света?

Тьму торопишь в ответ.

Пограничное лето –

Это вечный завет

 

Между светом и мною,

Меж безмолвьем и тьмой.

За телесной стеною,

За чужой глубиной

 

Двери вдруг отворимы,

И распахнута высь.

Свете мой нетаимый,

Здесь, вокруг, воплотись,

 

И во мне безымянно

Просияй, и в ответ

Я скажу: – Слово – манна,

Слово – горний завет.

 

* * *

Январь. Цусима. Белоснежность,

Простор вне окон и пустот.

Завещанная Блоком нежность

Сейчас крылами к нам сойдёт,

 

И обовьёт, и растворится,

И мы восстанем вместе с ней,

Цусимы искренние лица

И солнце красное ясней.

 

И под колёсами созвучий

Дробится всё – и мир, и сны,

И броненосец, стерегущий

Бездонность блоковской войны.

 

======================================================

* Статья из сборника «Литература и жизнь» Секции критики и литературоведения Санкт-Петербургского отделения Союза писателей России. Издательство писателей «Дума» 2019.