Людмила ВОРОБЬЕВА. «С годами видится простое…». О книге лирики Светланы Супруновой «Прошу тишины»

 

Людмила ВОРОБЬЕВА

«С годами видится простое…»

О книге лирики Светланы Супруновой «Прошу тишины»

 

И там есть муки и печали,

И там есть пища для страстей,

Но люди там не утеряли

Души единственной своей.

Там золотые волны света

Плывут сквозь сумрак бытия,

И эта милая планета —

Земля воскресшая моя.

                                                                                                                                     Николай Заболоцкий

 

С чего начинается поэзия? Однозначного ответа нет. Поэтических факторов великое множество. Но в наше до предела напряжённое время, когда человек перестаёт быть центром всего и главной ценностью, литература тоже теряет свои прежние ориентиры, ей всё сложнее передавать свой духовный опыт, свою высшую справедливость. Там, где каждый стремится лишь к самовыражению, теряется и прежняя традиция литературоцентричности. Человек в современной литературе аналогично лишается своего утверждённого первенства, и он уже не чувствует себя в безопасности. Раздор в умах, направлениях и оценках, происходящий в искусстве и литературе, соответственно отражается и в творчестве. В нём, как и в жизни, нет былого единства. Вероятно, вполне закономерен и расцвет постмодерна.

Между тем, бытие наше осуществляется как в простых, так и в сверхсложных формах, не зря оно играет на усложнение и на упрощение, не зря восходит и нисходит. Все поэтические формы от экспериментально-усложнённой и до выверенной традиционной – угодны поэзии. Здесь важно только одно условие – стихотворение призвано быть проводником. Простая и доходчивая истина, как замечает русский писатель Борис Екимов, всегда ближе. А поэзия и должна быть простой, сложные формы от «лукавого». Ведь люди во всём мире испытывают одни и те же похожие чувства. Читателям нужна не мудрёная литературоведческая выкладка, что годится порой для узкого интеллектуального круга экспертов, а художественная литература с её реалистичной почвой. Хаотичное время постмодерна, так или иначе, пройдёт. Изощрённые поэтические игры перестанут быть интересны и захочется по-человечески тёплых, родных слов. Настоящая литература и начинается с великого уважения к человеку, к его личности, с уважения и признания единственной истины. В противном случае – мы обречены на голый цинизм и приукрашенную фальшь.

Поэзия подлинная и начинается с внутренней тишины. «Прошу тишины» – так называется новый поэтический сборник Светланы Вячеславовны Супруновой. Прошу тишины – ты сразу понимаешь, что далеко не все слова – самое главное в жизни. «Лишь те слова, которые нужны…» – и составляют духовные смыслы их автора. Буквально первое стихотворение, открывающее книгу, берёт за душу своей доверительной манерой и уводит от суетливых жизненных треволнений:

Ненастье, дороги раскисли.

Уходим пустые во мгле.

Дела остаются и мысли,

С которыми шли по земле.

Уходим, никто не вернётся,

Не видим дороги впотьмах.

Как мало от нас остаётся,

Как мало мы были в гостях!

Смеялись, любили немного,

Шумели под небом всерьёз.

Мы так и не видели Бога

В стране кабинетов и слёз.

Дома и деревья застыли,

И нас омывает дождём.

Зачем мы сюда приходили?

Куда под ветрами идём?

 

Перед нами – тонкий лирик с неторопливой, вдумчивой интонацией, с конкретным лексическим полем, на котором нет цветистости, но при этом оно цепляет, не отпускает, щемит душу своей пронзительностью, остаётся где-то там, в неведомых сердечных глубинах. И тут же приходит осознание того, что поэзии совсем не обязательно быть глобальной и монументальной. Светлана Супрунова – поэт «тихой лирики» в противопоставление с ушедшей в прошлое громкой эстрадной поэзией больших стадионов; подобные поэтические определения давал в своё время литературовед Вадим Кожинов. Впрочем, подкупает и то, что С. Супрунова не стремится к быстрому резонансу, хорошо зная, что современная литература, утратив «трибуну», перестаёт быть глашатаем и вождём, полноправным «властителем дум». Она находит собственный, возможно, в чём-то скромный, но зато надёжный и вполне понятный путь.

Однако с чего же всё-таки начинается поэзия? О «соре», из которого «растут стихи, не ведая стыда», нам «пожаловалась» Анна Ахматова. У Светланы Супруновой стихи рождаются, растут и вызревают в благословенной тишине.

С годами видится простое,

И всё яснее каждый год.

Обиды, суета – пустое,

И правда в том, что снег идёт.

<…>

И знаешь, что не одинока,

Что где-то высоко луна,

И чьи-то голоса далёко.

Благословенна тишина!

 

Тишина – ключевое слово лирической книги Светланы Супруновой, оно окутывает её поэтическое пространство, требуя к себе спокойного внимания, душевного равновесия, сосредоточения ума и сердца. Кто-то из классиков сказал, что поэзия – это талант быть умным без ума. И мы заведомо многое прощаем поэтам, ведь чего не знает ум, то обязательно допишет трепетное слово, рождённое чувством. Супрунова относится к художникам непостижимой простоты, к тем художникам слова, которые обладают ясностью и проникновенностью. Она является автором пяти поэтических сборников, лауреатом международных, а также российских литературных премий и конкурсов. Вместо биографии, которая у неё необыкновенная, не побоюсь сказать, ещё и героическая, можно представить стихи-воспоминания, исполненные откровения и печали, в чём-то, не исключено, даже сожаления:

В пути – светло, в пути – покой.

Старушка, помолившись Богу,

Меня дрожащею рукой  

Перекрестила на дорогу.

Меня возили поезда,

Моталась я куда попало,

Летела, шла, и мне всегда

Дорог российских не хватало.

Так и жила – на стороне,

И песни слушала чужие,

Старушка же писала мне

Про хворь свою и сны плохие…

 

Дороги проходят через всю судьбу Светланы Супруновой – земные дороги нашей планеты, а в основном, конечно, – дороги России. После окончания ленинградского медицинского училища, поработав медсестрой в хирургическом отделении, в 1985 году по направлению военкомата она уезжает в Афганистан, в медсанбат провинции Баграм. Затем, по возвращении, параллельно учится в Калининградском государственном университете на филологическом факультете и Литературном институте им. М.Горького. С 1995 по 2000 годы – вновь воинская служба в горячих точках страны, на этот раз – Таджикистан. Девять лет Супрунова работала старшим литературным редактором в издательстве «Янтарный сказ», сегодня возглавляет редакцию научного журнала Калининградского государственного технического университета.

Гёте когда-то написал о том, что многие стихи тех или иных авторов «оригинальны не потому, что они преподносят нам что-то новое, а потому, что они умеют говорить о вещах так, как будто это никогда не было сказано раньше». Значит, каждый художник неповторим по-своему. Всё ново и в поэзии! В книге Светланы Супруновой «Прошу тишины» живёт сам автор, живёт скромно и неброско, но его незримое присутствие ощущается постоянно, он рядом, здесь и сейчас. Даже в убегающем, эпизодическом кадре стиха есть это чувство присутствия, оно тоже имеет реальную подкладку, имеет свой поиск опоры, имя которой – Русь. Отсюда и логическая выверенность: поэтическое слово Супруновой не растекается мыслью по древу. В стихах «Памяти Михаила Анищенко» речь идёт не только о невосполнимой утрате и потере прекрасного поэта, но и о том, что вместе с такими людьми уходит и Русь, гибнет целый мир, эпоха, сосредоточенная в одной значительной личности. И неправда, что нет незаменимых!

Всего три шага до погоста,

Но, не довольствуясь крестом,

Наверно, это очень просто:

Дождинкой стать и стать листом.

<…>

Земля зовёт, почти не дышит,

На свежий холм перекрещусь.

Россия ничего не слышит,

Но, рот зажав, рыдает Русь.

 

Как видим, в одном небольшом произведении автора – невероятно много сказано! Поэзия Супруновой проникнута состраданием, и тема Руси Небесной неслучайно выходит в её творчестве на первый план. Вот и в стихах «Дивные силы», очень русских по своей поэтической природе, живёт глубокое национальное чувство, не показное, а выдержавшее определённые испытания и ставшее жизнью и судьбой поэтессы.

Я повернулась на восход безродно,

Мне показалось, что на полчаса,

И вот уже кириллица не модна,

И с запада слышнее голоса.

<…>

Распутная, а может быть, святая,

Какие силы есть в тебе, о Русь,

Коль от тебя, ругаясь и рыдая,

Сто раз уйду и столько же – вернусь!

 

Как права она в своих горьких прозрениях! Необычный образ Родины, многострадальный и бесконечно печальный, предстаёт и в других стихах:

Всюду, и в холод, и в зной,

В белом платочке, убогая,

Всё семенила за мной,

Словом обидным не трогая.

Мне бы на берег другой,

Села я в лодку забытую.

Слышу её: «Я с тобой»,

Слышу тоску неприкрытую.

<…>

Шли средь болота и ржи,

Сколько исхожено, пройдено!

«Кто ты, бабуся? – скажи». –

«Родина, девонька, родина».

<…>

Только и дел: дорожить

Тропкой последней, не пройденной.

«Чем до скончания жить?» –

«Родиной, девонька, родиной».

 

Старинный эпический слог влечёт её, почти переходящий в рыдания, он льётся, будто бесконечная и полнокровная река. О любви к родине нечто похожее писал Борис Зайцев в книге, посвящённой Сергию Радонежскому, в которой прозаический текст приобретает подлинную поэтическую окраску: «В нём наши ржи и васильки, берёзы и зеркальность вод, ласточки и кресты и не сравнимое ни с чем благоухание России». Сильная метафора, рвущая душу на части, что пригвождена навеки вечные к этой неутихающей и невысказанной боли, к неуёмной тоске по родине, главенствует в стихотворении Светланы Супруновой «Всё тот же: дождь неделю льёт…»:

Всё это боль, всё это Русь

С её печалями земными,

О ней пишу словами злыми,

А по ночам о ней молюсь.

Откуда в сердце эта злость,

Что в нём хорошего осталось?

Наверно, чтоб не трепыхалось,

Оно посажено на гвоздь.

Покоя так и не найдя,

Сбегу в глухую деревушку,

Зайду в забытую избушку –

И кровь пойдёт из-под гвоздя.

 

Какой может быть комментарий в данном случае, когда мы зримо получаем ответ на вопрос о самой сущности поэзии?! Феномен поэтической составляющей наиболее точно выразил Борис Пастернак, который во многом объясняет и метафору Супруновой, сказав, что «строчки с кровью убивают, / Нахлынут горлом и убьют!» Поэтому два её стихотворения: «Дивные силы» и «Всё то же: дождь неделю льёт…» – по праву могли бы войти в лучшие современные антологии поэзии, их можно смело отнести к программным. Они концентрируют в себе классическую стройность и собранность речи, подтверждают верность отечественным литературным традициям.

В поэзии, в большей степени, и ценно: не интеллект, а сердце, не утверждение, а поиск, не проповедь, а исповедь. Книга «Прошу тишины» включает три раздела, первый называется «Некуда душу девать», такими строками автор завершает стихи «Огни полуночные ярки…».

Ужели уют прозевала,

Россия, куда ты вела?

Наверное, не дострадала

И крест ещё не донесла.

И выдохнусь, слёзы истрачу,

Пройду меж убогих опять –

И взгляд под руками упрячу,

Но некуда душу девать.

 

Не находит себе места сердце поэта, изливая печаль русской души в спасительную строку. Даже если цитировать отдельные строки из произведений Светланы Супруновой, то и тогда они займут немало места. Действительно, сложно удержаться, чтобы лишний раз нет-нет да и не привести их для пущей убедительности, как, например, стихи о малой родине, перекликающиеся с её же стихами об «Эмиграции». Она мягко, но и в то же время твёрдо отвечает всем уехавшим, кто покинул некогда единую страну:

Совсем не чопорной, живою

Пройду по разным городам

И загоржусь перед собою,

Что я ни фрау, ни мадам.

Возможно, край заморский сладок,

Но только по сердцу житьё

От поля до заросших грядок –

Такое горькое своё.

 

Литература прежде всего должна выражать правду жизни, а не менять, как теперь вошло в моду, формат. И Светлана Супрунова не формат меняет, уходя от раздражающей современности, от её навязчивой идеологии вглубь себя, она хочет рассказать о российской провинции, о её заброшенной глубинке, до которой нет никакого дела власть имущим ещё со времён губернаторства Салтыкова-Щедрина, или денег не хватает, как всегда, потому что воруют, или по обыкновению руки не доходят.

Светлана Супрунова далека от эскапизма, просто она пытается на происходящее вокруг взглянуть изнутри, даже если картина эта неприглядна и убога.

Мы сегодня с тобой неуклюжи,

Под ногами сухая листва,

На пути то ухабы, то лужи,

До калитки по пояс трава.

И, пробравшись, калитку открою,

И поглажу сухие стволы…

Окна старые вровень с землёю

И обшитые тёсом углы.

<…>

Люди добрые, дом умирает!

Мы, продрогшие, ищем ночлег. ...

В тишине, где так рано светает,

Пять старух доживают свой век.

 

Тема неперспективных деревень, что давно планируются под снос, достаточно актуальна, хотя кто хочет сегодня слышать об этом и тем более писать? Однако Супрунова озвучивает явно непопулярную проблему, потому что связь с родной землёй невозможна без истоков, без её стержневого корня – русской деревни, что придаёт словам поэта крестьянскую весомость и прочность. У Светланы Супруновой есть своя сильная привязка, и она не стремится к витиеватости мысли, которой свойственна некая «библиотечность», язык её классически прост и изящен. Свежая, живая струя душевности обволакивает пространство авторских текстов. Сила слова и заключается в их «провинциальности». Многие русские умы, философы, писатели и художники вышли именно из провинции. Вот и деревушка, которую описывает поэтесса, затерялась в далёкой безвестности, среди огромной России:

Справа речка, а слева опушка,

А грибов-то – под каждым кустом,

Деревянная мокнет церквушка

Под холодным осенним дождём.

<…>

Я таких не видала окраин,

Позолота нигде не блеснёт,

И в поношенной рясе хозяин

В одиночестве службу ведёт.

Спозаранку молебен читает

За страну и за завтрашний день,

Уж не крестит, а всё отпевает

Поколенье глухих деревень.

Всё едино – дожди, завируха,

Эту древнюю дверь отопрёт,

Приблудится, бывает, старуха,

И свечу, как на память, зажжёт.

Столько света в приюте убогом,

Что, теряясь, почти не дыша,

Прослезится от близости с Богом

Непутёвая чья-то душа.

 

Сколько же их, зарастающих травой забвения, доживают свой век на земле русской?! Русь настоящая с её умирающими деревнями и сёлами ещё осталась нам, и, давно потеряв веру, что же делать с этим бесценным даром, мы так до сих пор и не знаем. Вообще, тишина родного угла, дорогого кусочка земли – благословенное пристанище и убежище великой русской литературы. Поэтесса оберегает эту исконную забытую тишину, вдохнув в неё собственное звучание и собственное содержание. Голос её то тихий, то всеми слышимый, вбирает в себя тишину мира, будучи предельно убедительным и достоверным. Возникают внезапные параллели и вспоминается есенинская «шестая часть земли с названьем кратким Русь», и слова Василия Розанова о том, что «каждый русский, указавший на сердце своё, должен быть вправе сказать: «Здесь бьётся одна стодвадцатимиллионная часть России».

Нужно сказать, из-под пера Светланы Супруновой выходят надёжные вещи, в которых ощущается сильное нравственное начало. Неумолимая правда жизни заставляет её создавать по-настоящему прочные произведения. Они аналогично той же крестьянской избе, вобравшей в себя целую народную ойкумену, крепко стоят на земле, врастая в неё своими духовными корнями. И тут даже старая добрая каноническая форма стиха будто встроена в обыкновенную бытовую жизнь. «Цветы сегодня ярче за окном, / Мой тихий дом как будто ближе к бору, / И шлёпаю, укутавшись платком, / По длинному, как память, коридору», – долог и труден путь памяти, путь человека совестливого, верующего, которому присуще чувство вины. «Как много мне надарено с утра / И запахов и света за порогом, / Душа чиста – всё вымели ветра, / И я осталась с Родиной и Богом», – сила тишины, что снисходит лишь на людей верующих, исцеляет теплом родового очага. Дом – древний образ, олицетворяющий истоки всех начал – вечной и незыблемой обители предков. У Светланы Супруновой здесь все счастливы и несчастны одновременно – парадокс или скорее реальность российской действительности, её обветшавшей глубинки, забытой Богом. Настолько всё зримо, правдиво, что эта обнажённость видения и пугает, и открывает глаза на происходящее рядом, как в стихах «Поминки»:

Осенний день. Безмолвье околотка.

Дешёвый гроб трясётся на возу.

В пальтишке куцем сухонькая тётка

Смахнула пальцем пьяную слезу.

<…>

Потом в избе раскладывали ложки,

Звенели чарки, люд повеселел.

И дождь пошёл, и крест торчал в окошке,

Но вот никто в окошко не глядел.

 

И никуда не деться от столь неприглядной, имеющей место быть натуралистичной картины, собственно, как не деться от горькой правды нашего невесёлого бытия.

Светлана Супрунова, судя по всему, обладает редким даром – способностью фиксировать время, совмещая разные пространственные измерения. Согласитесь, старинный дом, согретые любовью предметы быта могут многое рассказать и о человеке, и об эпохе, в которой он жил. «Ты не думай, что дома и вещи, сделанные человеком, ничего не знают и не помнят, что они не живут…» – эмоционально писал Юрий Казаков. Светлана Супрунова, пройдя немало дорог, возвращается к своим корням, к своей тихой пристани, находя и конечную цель всех исканий:

То снег, то дождь, а я о том,

Что память вовсе не остыла,

Позвать бы всех в притихший дом,

Кого люблю, кого любила.

Сесть у стола и всё простить,

Поговорить бы нам о многом,

И если не с кем говорить,

То остаётся – только с Богом.

 

Лейтмотив дороги неизменно присутствует в её творчестве, которое тоже можно сравнить с путеводной нитью. Мощная и духоподъёмная составляющая дороги – убегающий в неведомую даль поезд. «Никому не скажу и уеду, / Ни друзей, ни любви не найдя, / И пойду с чемоданом по следу / Полоснувшего поле дождя», – подлинная мудрость и состоит в постижении гармонии между природой и людьми. «Приживусь на недели, на годы / Среди ягод и тонких осин…» – не эти ли простые истины усваиваются долго и почему-то трудно, понимаются поздно, но ведь не ищут и не желают иного счастья, «если сытно и тихо в дому»? У автора – тонкий слух на саму мысль. Нет беспредметности. Ей не нравится непонятное, непрояснённое. Веское и разумное слово, предельно внятное, поэту ближе всего, как ближе и глубокие, выверенные мысли. «Двери тёмные, стальные. / Постучать ли, позвонить? / Я живая, вы живые, / Так давайте говорить…» – родственно-близкие мотивы звучат в таком пронзительно-строгом и нежном стихотворении.

Естественно входят в поэтические тексты, которые у  Супруновой лишены какой-либо красивости и позы, многословия и фальши, и сакральные истины. Так, поначалу в элегическом произведении «Листья», пока осень, пока листопад, несмотря на неустроенность мира, на его надломленность, остаётся надежда. Авторская попытка прийти к индивидуальной форме гармонии и к согласию с миром достигается не посредством его переделки, подчас и невозможной, а в процессе адаптации к уже существующим реалиям. «Мало жизни в сердце, мысли мелки, / И живу как будто по нужде. / Ивовые листья, словно стрелки, / На остывшей замерли воде. <…> Ничего-то, глупая, не знаю / И ничем всерьёз не дорожу. / Справа храм – туда ли я шагаю? / Слева крест – туда ли я гляжу?» – утеряна вера, поэтому даже сегодня, когда возрождаются храмы, нелегко в давно застывших душах посеять святые зёрна веры. Окружающий нас мир очень разный, где есть свет, там есть и тень. «Зачем смотрю – сама не знаю – / В глаза соседей и друзей, / Чужие жизни наблюдаю, / Забыв на время о своей?» – мы связаны на этой земле и общей болью, и похожими грехами, и маленькими радостями. Значит, должны быть милосердны друг к другу, что говорится и в Писании, о чём ясно и откровенно, по-своему говорит и Светлана Супрунова:

Взметнулись птицы, откричали.

Всё чаще плач, всё реже смех.

Какие разные печали,

И только крест – один на всех.

 

Нечто мистически-библейское открывается в её загадочном произведении «Посох», когда жизнь через собственный опыт подводит автора к выявлению границ добра и зла:

В дверь мою постучали три раза,

И от чьей-то тяжёлой руки

Зашаталась на тумбочке ваза,

Облетели с цветов лепестки.

Не услышав ответа в расспросах,

Повернула я ключ до конца,

За порогом увидела посох,

Прислонённый к стене у крыльца.

 

Вне сомнения, у Светланы Супруновой – талант преображать увиденное, некое искусство прочитывать тайные знаки человеческой судьбы, при этом всегда оставаясь предельно правдивой перед собой и перед читателем. Приведём полностью и последние две строфы данного стихотворения:

Разглядела я тайные знаки,

Древний росчерк на старой коре,

И завыли, завыли собаки,

Заметалась пурга во дворе –

Как от глаз укрывала кого-то,

Уходящего в ночь от потерь.

Широко распахнулись ворота,

И захлопнулась намертво дверь.

 

В Нагорной проповеди Иисус Христос провозгласил: «Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими». Не бывает лёгких путей, лёгких решений: мы постоянно совершаем выбор, и, каков он будет, такова будет и наша судьба. Любое лукавство претит поэту.

Приходя к согласию некоторых противоречивых вещей, автор знает: тут очень важно гармонию не перепутать с равнодушием, с той холодной отстранённостью, когда художник делает вид, что единственно верной истины не существует. Подобные художники, как правило, творят искусственный мир, отличающийся разрывом мечты с действительностью. Но у Супруновой – чеховский поиск художественной правды. Она пытается сказать о том, что думать нужно скромно и жить скромно, без амбиций. В её текстах присутствует интересное разнообразие ситуаций и самых простых людей – беспроигрышный вариант «простого человека». Писатель должен стремиться быть как все. Для Светланы Супруновой необходимо испытывать доверие к тем людям, которым адресована её строка. Она создаёт целостный образный ряд человеческих судеб. Не зря Владимир Дудинцев считал, что «самое высшее из того, что есть в природе, и самое достойное внимания – это не вещи, а человек». Вот и «Последний друг», как мудро подмечает Супрунова, уходит вместе со всеми, уходит в бесконечной череде знакомых и дорогих лиц, чтобы в конечном итоге остаться совершенно в ином качестве:

Идут, идут, и кто-то – в дом соседний,

А я смотрю на этот строй живой,

И все пройдут – останется последний,

Уже не друг, а человек родной.

 

Каждая жизнь в произведениях Светланы Супруновой дана в исполненных с любовью отражениях и портретах. Цикл её стихотворений, посвящённый обычным людям, возможно, ничем не примечательным, представляет краткий нравственный абрис всего происходящего, когда достоевская «тайна человека» – всё то, что с ним происходит на этой печальной, грешной земле, не отпускает их автора. Вечно скорбная, одинокая человеческая жизнь понятна Супруновой, где неизбежное её герои принимают с молчаливым достоинством. «Живёт в небогатой квартире» «без связей и нужных людей», «живёт, никого не ужалит», её Нина, живёт с душевной осторожностью, умением пройти и не задеть, возразить и не резануть. Здесь необходима честность авторского слова, равноценная верности своим убеждениям, когда-то утверждённая великим исследователем человеческих душ Ф.М. Достоевским. «Бедные люди», «униженные и оскорблённые» ей всегда ближе, чем «богатые, которые тоже плачут». Отсюда и образы лишних людей, задевающие за живое щемящей и трогательной мелодраматичностью: женщина, сидящая «на паперти своей…» и ждущая подаяния, или та же Валентина, всё успевающая и даже пишущая – не стихи ли в своё ночное дежурство? «В старом доме», «на ступеньке грязной Пашка беломориной дымит», и жаль до сердечной боли этого непутёвого Пашку, а почему жаль – и не знаешь, и объяснить наверняка не сможешь. «И нам сочувствие даётся, / Как нам даётся благодать…» – недаром уверял нас Тютчев.

Весьма примечательно, что открытость души, исповедальность и искренность – особая черта нового литературного этапа. Пространство смыслов, в котором прошлое и настоящее русского народа соединяются, в поэзии Светланы Супруновой непременно проходят через судьбу каждой личности. Тут имеют значение свои авторские характерные черты и чёрточки, свой ракурс, когда духовный, поэтический и реальный путь художника, словно в зеркале, отражается и в его судьбе, и в творчествеа Светланы Супрунова как бы и не стремится специально осознать миссию поэта – всё происходит непроизвольно. В её исповедальных стихах, как и в есенинских, читается вечная жизнь:

Далёко, за жухлым листом,

В грядущее мысли уносят.

Была ли кому-то врагом? –

Ведь спросят, наверное, спросят.

<…>

Как первый проклюнулся стих,

Как травы ожили с рассветом,

Как быть я хотела для них

Своей, а не просто поэтом.

Как в сердце хватало зимы,

Черпала я, сколько хотела,

Тепла у старушки взаймы,

Вот только вернуть не успела.

 

Возникает странное чувство защищённости от столь пронзительного и отнюдь не случайного признания, ровный и ясный свет струится в пространстве поэтического текста, открывая целую философию жизни. Неизречённая библейская глубина сокрыта в произведении «Поэт»:

Иных жалел, себя не славил,

Что мог, дарил и отдавал,

И кто-то врал, другой лукавил,

А ты всё слышал – и прощал.

Наглец наглел, скупцы скупились,

Ты знал: такие не уйдут,

Когда клялись, когда божились –

Ты снова знал, что предадут.

 

Действительно, поэту дано видеть и понимать больше и дальше, и невероятно велика созидательная сила слова, о чём ещё говорил древнегреческий философ Сократ, она настолько велика, что способна «большое сделать малым, малое представить огромным, вещь, давно всем известную, выразить по-другому, а вещи новые представить на старый лад». И Светлана Супрунова представляет свой особый взгляд поэта на мир, который становится, «как старая одёжка», когда «ты вырос и тебе он мал».

Второй раздел книги «Прошу тишины» имеет одноимённое заглавие и начинается патриотическими стихами «Бронзовый солдат». Стоит заметить, что темы войны не абстрактна для её автора, у которого есть собственное отдельное видение и войн прошлого, и войн современности. В стихах «Бронзовый солдат» встречаются разные эпохи, когда та далёкая война 41-го вдруг напомнила о себе кровавым донбасским синдромом.

Донбасс в крови.

Опять летит снаряд,

И доползти до дома нету силы.

Стоит за шахтой бронзовый солдат,

И зеленеют братские могилы.

<…>

Как на посту, прервав когда-то бег,

Стоит солдат под холодом столетий,

И за его спиной – ушедший век,

За плащ-палаткой – снова сорок третий.

 

Оказывается, война, уходящая в защитных плащ-палатках, истоптанных кирзовых сапогах, уже забытая, возвращается и может повториться в не менее страшном варианте и напомнить о себе иным ракурсом. «Сосед галичанский, скажи, / Зачем твои пули летают? / Боюсь не наветов и лжи, / Мне страшно, когда убивают», – обращается поэтесса к кровным братьям-славянам. Мы вынуждены опять постигать язык войны – язык вражды и ненависти, вопреки законам жизни и любви. Светлана Супрунова отличается характерным нравственно-этическим подходом в изображении войны, философско-психологическим проникновением в её древнюю природу. Вот и афганская война, такая странная, непонятная в новейшей истории вошла в литературу как окопная правда, свидетельство тех, кто там был и вернулся, – своеобразный человеческий документ. Справедливости ради отметим, она может сказать об этом достоверно, так как прошла данный путь, поэтому у неё не совсем женский взгляд на многие вещи и не совсем женская судьба. Любая война ставит человека на грань пограничной ситуации, предоставляя возможность выйти и на другой уровень осмысления реальности.

Отсюда закономерны и, знаю, будут востребованы самой жизнью стихи «Третий тост», отвергающие абсурдность и бессмысленность гибели русских солдат, выполнявших свой интернациональный долг. Сегодня, когда мир сотрясают нескончаемые войны, эта правда стала очевидна:

Нас соберёт однажды время,  

Нарушив будничный уклад,

И, лапу положив на темя,

Заставит посмотреть назад.

Вручит стаканы нам по праву

И, насыщая интеллект,

К словам подсыплет, как приправу,

Родной афганский диалект.

<…>

Тяжка смертельная пропажа.

Воскреснут лица в тишине,

Которые эпоха наша

В чужой рассеяла войне.

 

Когда-то все утраты и потери должны получить своё оправдание, надо лишь быть предельно честными к себе и к памяти тех, кто не жалел себя. Тогда почувствуешь, что третий тост отмерен каждому свыше, и он:

За тех, кто под звездой упрятан

От жизни этой, как от бед,

За тех, кто в цинке запечатан

И у кого могилы нет,

Кто жуткий крик в горах оставил,

Чей стон в душе своей храню,

За всех, кто, падая, добавил

Свеченья Вечному огню!

 

Не укор ли всем нам, не прекращающим войны, и стихотворение «Возвращение», в которых «кроткая старушка» сердцем ощущает их зло и горе, тихо изрекая: «Храни нас всех Господь… Война – оно занятие пустое, А сердце всё же просит тишины… Нельзя ли как-то миром, без войны?». Утеряно великое равновесие Добра и Зла в людях – именно этим, а не только разрушениями, и страшны войны, происходящие на нашей общей планете.

И сумерки надвинулись тревожно,

И я тогда подумала о том,

Что без войны, наверное, и можно,

Когда сердца наполнены добром.

Какая-то неведомая сила

Нам раздаёт смиренье и покой,

Не то добра кому-то не хватило,

Не то другим насыпано с лихвой.

 

Война, как 500 лет назад, о чём говорил Макиавелли, заставляет и политиков, и обычных людей «отступать от добра».

Ещё одна ось, одна боевая параллель в книге Светланы Супруновой – Отечественная война 1812 года. Продолжая патриотическую тему, Супрунова вспомнила о легендарных героях той во многом загадочной войны. В духе талантливой пародии написано стихотворение «Давыдов и Жуковский». Перед нами – две выдающиеся личности, овеянные романтической славой. Что же касается Дениса Давыдова, то он стал своего рода неповторимым феноменом и литературной, и военной судьбы.

«В усадьбе пахло пирогами,

Жуковский мимо проезжал.

Насытясь ратными делами,

Денис усы свои срезал.

Тряхнувши головой кудрявой,

Он закрутил их для красы,

И пахли дымом, пахли славой

На блюдце розовом усы», – в такой лёгкой, искрящейся форме создаёт автор произведение, отражающее саму суть натуры бравого офицера, натуры авантюрной и вместе с тем не поверхностной, крайне разносторонней и серьёзной. Денис Васильевич Давыдов (1784-1839) – участник всех войн своего времени, отличался беспримерной храбростью. Военный по призванию, он был поэтом, блестящим военным писателем-мемуаристом, героем Отечественной войны, генерал-лейтенантом. Сам Пушкин высоко ценил самобытный талант Дениса Давыдова: «Певец-гусар, ты пел биваки, / Раздолье ухарских пиров, / И грозную потеху драки, / И завитки своих усов» (1821). Интересно пишет о нём, развеяв миф о якобы его легкомысленном сумасбродстве, отмечая его исключительность во всём, и современный писатель Захар Прилепин в книге «Взвод: офицеры ополченцы русской литературы», где помещены 11 биографий поэтов Золотого века: «Самый известный генерал из числа прославленных русских генералов, <…> военный теоретик, чей опыт рассматривается в военных академиях, – только один: Давыдов. В числе русских полководцев были заметные литераторы: иные писали стихи, другие оставили стоящие мемуары. Но стать легендой и военной, и литературной – это и по мировым канонам нонсенс».

Не менее будет заинтригован читатель и воспроизведённым в этом романтическом ключе замечательным образом первой русской женщины-офицера, кавалерист-девицы Надежды Андреевны Дуровой (1785-1866), которую тоже открыл Пушкин и явил миру в своём «Современнике», отметив её живой слог и оригинальный стиль её «Записок», дав ей первую рекламу на литературные мемуары. И Надежда Дурова была решительна буквально везде, во всех жизненных и творческих начинаниях. Надо признать, что её загадочный образ сегодня будто всплыл из небытия и стал волновать современных писателей, в особенности поэтов. Не обошла его и Светлана Супрунова, о чём свидетельствуют её стихи «Надежда Дурова»:

Опять в руках ломались спицы,

Не получались кружева,

И о свободе пели птицы,

Манила неба синева.

Себя слезами орошала –

Конец терпению, конец! –

И пол холодный целовала,

То место, где стоял отец.

И в полукруге серых окон

Блеснули ножницы в руке,

Упал к ногам последний локон,

И конь затопал вдалеке.

 

И самому автору этих волнительных строк не знать ли, пройдя дорогами войны, какой на самом деле она бывает?

Луна взойдёт над страшным миром

И поле брани озарит,

И бабье сердце под мундиром

Так не по-бабьи застучит!

 

Нити из далёкого прошлого ведут поэта в день сегодняшний. Может, поэтому Светлана Супрунова и обращается к убедительным фактам былой истории, чтобы развенчать лукавую идеологию антипатриотизма, то новое время, «где правнук медаль продаёт», где до последнего стоит старый ветеран, оберегая свои «шесть соток» земли – «кусочек родины своей», как есенинскую «шестую часть земли с названьем кратким Русь». Закономерно, что рядом в её книге идёт и блок гражданских стихов, углубляющих военную проблематику и направленных против революций и войн, когда, по мнению поэта, «так не должно быть – с криками и кровью… без креста». Светлана Супрунова приходит к глобальным прозрениям значения мира – древнего понимания этого слова, необъятность которого прочитывается в её трепетном произведении «Планета»:

Всё продумала, всем подала,

Всех под куполом синим простила.

Я планету с орбиты сняла

И её на ладонь поместила.

Обезумев, затих океан,

И вода не туда стала литься,

Заметавшись от страха, в карман

Залетела какая-то птица.

 

Мир, увиденный с такой проникновенной нежностью, автор переносит в окрашенное народным фольклором произведение «Границы», где огромный мир равноценен Родине, которую она «скатала» «в яйцо». Заметим, что стихи Светланы Супруновой отображают систему концентрированных кругов, словно вписанных друг в друга, они включают в себя мир детства, мир семьи, мир любви – своё одухотворённое индивидуальное пространство, а также мир русских городов и деревень, огромный мир великой России. В поле зрения автора, как видим, образующие вещи, согретые милосердием, состраданием, любовью, наполненные просветлением чувственной женской души. В поисках исконного пути, в поисках истоков Супрунова вновь и вновь возвращается и полностью остаётся с темой Руси, России. Эти стихотворения, единожды прочитанные, нельзя забыть, они запоминаются надолго: «Дожди зарядили, так сыро, а мне бы / Хорошей погоды и слов бы простых. <…> Как будто и в небе всё та же Россия, / Тропинки по кругу – куда тут уйдёшь?», или ещё: «Я пригрелась во сне и в тепле … <…> О моя горемычная Русь, / Почему ты обижена небом?» – ей неведом грех благополучия и духовной успокоенности. Образ России – это образ вечной странницы, ищущей веры, правды и добра, что «шла себе своей дорогой… <…> Мимо брани, мимо дыма, / Меж окурков и плевков… / И прошла Россия мимо, / Не узнав своих сынов».

Впрочем, ничего не меняется в России, русский человек по-прежнему обижен, по-прежнему ищет лишь правды, не мечтая о счастье. «Что нужнее – несчастье иль счастье? / Это вовсе не праздный вопрос», – задумывается иеромонах Роман. Прозаик Леонид Андреев в рассказе «Губернатор» писал: «Ещё не родившись, мы уже тысячекратно обижены». А в современном романе «Правда и блаженство» Евгений Шишкин говорит о том, что «никогда, ни в кои веки, жизнь простого человека в России ни в грош не ставилась». Принимает эту безысходную реальность и Светлана Супрунова, принимает как необходимую данность, без которой и не умереть, но без которой и не жить:

Злые дожди моросили,

Снова колёса в грязи.

Сколько простора в России,

Место найти б для Руси!

Эту дорогу лихую

Нам ли веками топтать?

Господи, дай нам другую –

Не через дебри и гать!

Ветра б попутного в спину

И чтобы на сердце тишь.

Голову вверх опрокину:

«Господи, что ж ты молчишь!».

 

Вспоминается русский писатель Борис Зайцев и его революционный рассказ «Улица Святого Николая» (1921), где он с горечью высказывался: «А ты живёшь в жизни новейшей, вновь беспощадной, среди богатых и бедных, даровитых и бездарных, неудачников, счастливцев. Не позабывай уроков. Будь спокоен, скромен, сдержан. Призывай любовь и кротость, столь безмерно изгнанных, столь поруганных <…> но не гаси себя…». Разве не об этом болит душа и у Светланы Супруновой, по-настоящему русского поэта, который и говорит неустанно именно о русском человеке, о его тихой, неприметной жизни, до которой власти всегда было недосуг, а сегодня тем паче. И как награда – редкая поэтическая удача – стихи «Баба Оля»:

Докучают в лесу комары.

Выйдешь в поле – надышишься вволю,

А за полем ютятся дворы.

Кто не знает у нас бабу Олю!

Снег и ливни, менялись вожди.

Неохотно расскажет, бывало,

Как, дитя прижимая к груди,

От пылающих изб убегала. <…>

Нынче вьюга следы замела,

До могилы не стёжка – аллея.

Никого не ругая, жила

И ушла, ни о чём не жалея.

Кто плеснул бы на мир белизны! –

И когда загибаюсь от боли,

Всё глядит на меня со стены

Матерь Божья с лицом бабы Оли.

 

О, сколько их на горемычной русской земле милосердных женщин, подобных бабе Оле, на которых и стоит, и поныне держится эта земля! Не в них ли и заключается непостижимая правда её?! И течёт поэзия Супруновой, как спокойная и прозрачная река, на зеркальной глади которой отражается человек. «Только взглянув назад в своё прошлое, человек в зеркале своём видит свою собственную природу», – считал Пришвин. Хочет идти к человеку не за чем-нибудь, а к нему самому и Светлана Супрунова. Она остро реагирует на людскую боль, постигая простую и сложную философию земного бытия: «Не видя ни поля, ни рек, / Не слыша прибрежный камыш, / Куда ты спешишь, человек, / Куда ты всё время спешишь?». Нравственная категория человеческой души – для неё вовсе не формальный признак, когда «это сложно, очень сложно – утепление души», когда необходимо думать, как прожить, «чтоб этот мир не осудить, / не растоптать чужие души?».

Читая книгу Супруновой, впитываешь её тихую радость, мирный дух и терпение. А уставшая душа и сердце просят тишины, исцеляющей и мудрой. «Поймёшь, что не страшно в пустыне, / Что мысли, как прежде, чисты, / И что одиночество ныне / Роднее мирской суеты», – вероятно, только в одиночестве и покое, в стремлении к тишине и рождаются настоящие стихи. Вообще, тепло и доброта – два главных слова и понятия в поэзии. «О дай мне, Боже, тишины, / О дай нам всем добра и мира!» – поэтесса афористична, но эта афористичность не ради красивого слова, в ней большой смысл человеческого существования. Авторские высказывания покоряют великой простотой, о которой оптинский старец сказал: «Где просто, там ангелов до ста. А где мудрено, там ни одного». И просить тишины – значит просить молчания, просить внимания к человеку. Вот почему разговор серебро, а молчание золото. Лирическая героиня Светланы Супруновой идёт к домику «у тихой реки», чтобы найти внутреннее отдохновение, идёт туда, где «всё по-божески, просто», где есть приют душе, вечной страннице и скиталице.

В стихах Супруновой не найдёшь непомерных амбиций, нравоучений и морализма. Автор в поиске и сомнениях, ей незнакомы гнетущие чувства зависти, ущербности, ведь страдание всегда рядом с радостью:

Зачем живу? чтоб видеть поле,

Смотреть на запад и восток?

Не зря душа грустит по воле,

Как узник, отбывая срок.

 

Была бы, как говорится, совесть чиста, «и чтоб под этим серым снегом / мне с чистой совестью лежать», – ничего не требуя от жизни, честно напишет она. Лишь творчеству дано многое восполнить, ощутить поэзию как некое духовное дуновение, как некую сакральную тайну:

Отгоревать, отплакать, отсмеяться.

Но вырвутся из снежной целины

На белый свет – как заново родятся –

Лишь те слова, которые нужны, –

Невычурные, самые простые,

И вспыхнет свет божественный в ночи,

И сбудется – заговорят немые.

Утихни, каждый, слушай и молчи!

 

Сохранить свет души, не изменить себе: «Я почестей и титулов боюсь – / За ними не видать уже поэта», – как верно и точно подмечено, угадано скромным сердцем. У каждого в жизни свой опыт, впрочем, как и своё литературное родство. В литературе был долго потерян единый мир. Говоря собственное слово о жизни, Светлана Супрунова пытается соединить его раздробленные части, ей многое удаётся, и она вызывает к себе доверительное отношение. Александр Межиров замечал: «Действительность, какая она есть, для стихов не годится. Её надо создавать. Она должна быть преодолена, то есть преображена. Иначе не получится ничего, кроме информации. Но сложность в том, что и уходить от первичной реальности слишком далеко ни в коем случае нельзя. Соразмерить всё это способна только божественная интуиция». Особая интуиция, свойственная лишь натурам поэтическим, присуща и Светлане Супруновой.

Достаточно мощный по своей энергетике стиха третий раздел книги, в котором утверждающе звучит поиск Божественной правды, – «Во спасение свечи горят». Следует признать, тут нет проходящих вещей и строк – буквально каждое стихотворение попадает в цель. Вот что любопытно: тематически произведения повторяются, но при этом возникает ощущение, что уже знакомые темы приобретают иное, более пронзительное и конкретное звучание, когда ты не можешь безразлично пройти мимо, пролистать одно стихотворение за другим, такая в них светлая печаль и светлая радость. Всплывает невольно розановское: «Будьте светлы духом». Зримый, древний, как мир, образ птицы явственно проступает в стихах «Доев ломоть последний хлеба…», когда лирическая героиня, подобно «распятой птице» с «опущенным крылом – «и не упасть, и не взлететь». Потрясающая конкретика образа! Вероятно, этот уникальный момент поэзии приходит с самостоятельно обретённым мировоззрением, как в небольшом произведении Светланы Супруновой «Огонь, вода и медные трубы». Можно на дорогах жизни и судьбы перешагнуть «через огонь», можно, не утолив жажды, перешагнуть через ручей, но, как известно, неисповедимы пути Господни: «О только бы, услышав трубы, / Не понимать, о чём поют!» – восклицает поэтесса. Впрочем, ничто не ново под луной: нет мысли, которая бы не существовала во вселенной до нас! Между тем, автор находит своё лаконичное и живое слово, исходящее несказанной болью:

Случается, вздрогну невольно,

Своё разбирая житьё,

За краешек прошлого больно

Зацепится сердце моё.

Протянется слева направо

Глубокая рана моя.

Какие же острые, право,

Бывают у жизни края!

 

С лёгким изумлением воспринимаешь и стихотворение «Вчерашний дождь», о котором, по всей видимости, и писать «уже не стоит», ну, что нового, доселе невиданного, услышишь в нём? Последние, ключевые, фразы у Светланы Супруновой решают всё: «И я внезапно поняла, / Что ливень в нём не разглядела», – делает она неожиданное открытие. Поражает граничащая с озарением феноменальная ясность её строки. К примеру, стихи «Раздумья» приводят в «тихий дом», где «на обоях старых / светлые квадраты от икон», пронзая сердце внезапными прозрениями: «Чую, что-то в жизни пропустила, / Проболтавшись в городе большом». Согревая тело, мы забываем, что «вечно холодно душе». И мается, и страдает «человека выпавшая долька», и не находит себе места на горемычной земле.

Книга «Прошу тишины» убеждает в главном – русская литература жива, несмотря на многие неутешительные прогнозы, в её удивительную живучесть всегда верил Валентин Распутин. «Тишины бы, до самой луны, / Я на небо глаза поднимаю, / Но, проснувшись, опять понимаю: / Не бывает такой тишины», – вопреки всему, она бывает в поэзии, и Светлана Супрунова наполняет магической тишиной пространство своих текстов. Литература для неё прежде всего совесть и душа, та традиция русской классики, у которой, по словам Михаила Пришвина, «есть дыхание правды». И «всё больше выстраданный стих» Светланы Супруновой набирает обороты, их автор смотрит не в зеркала, что чаще всего лгут, а заглядывает «в глубь себя». Каждый художник рано или поздно, но обязательно должен выработать собственный литературный метод. Так, для Светланы Супруновой жизнь отдельного человека – целая история, в которой видятся тысячи других жизней. Целиком и полностью подкупает бескорыстный характер её героинь, представленных автором с традиционной художественной достоверностью: «Бабка Прасковья», «Баба Маня, по кличке Яга», «Клавдия», или та же «худая старуха», прошептавшая вечернюю молитву, «утром с лампадкой погасла», и уже никогда она «не возвратится на пристань, / где плачут так долго, так часто».

По-своему необычны, собственно, их крайне мало в книге  Супруновой, и произведения о любви, в которых нет, что стало модным, всеразрушающей страсти. Любовь и счастье – понятия вообще неопределённые; их преходящие, краткосрочные моменты автор уловила тонко и до предела обнажённо. Встретились через много лет два когда-то близких и родных человека, но – это мажорное «но», когда «всё будет уже по-другому, / Ты спрыгнешь на мокрый перрон, / Свернёшь неуверенно к дому, / Встречаемый граем ворон…». Всегда всё происходит в жизни слишком поздно, о чём писал в одном из рассказов Леонид Андреев, семена душевной усталости, прорастающие в человеке, медленно разъедают его, разрушают саму возможность любви. «Уйти не захочешь впервые, / Впервые легко отпущу», – таков итог долгих ожиданий призрачного счастья. А запоздавшее счастье имеет особенность мстить. «И боюсь, боюсь влюбиться…» – есть поэтому у Светланы Супруновой и такие откровенно-нерешительные строки.

Чрезвычайно характерно для её лаконичной и ёмкой поэзии обращение к вере, поднимающее творчество уже на другой, высший уровень, осенённый Божественным светом любви. Не страшны даже шквальные «ветра», когда «стены целы и падать не смеют», когда «во спасение свечи горят», когда «эту землю ветра не развеют, / если храмы её устоят». И что бы ни случилось, не предать в дальних странствиях веру родную – единственную связующую нить с русской землёй: «И эхо катится, рыдая, / И я смотрю туда, где Русь, / И, за муллой не поспевая, / Словами русскими молюсь». Ох, как нелегко распознать Бога, меняющего обличья, как в стихах «Ты где, Отец?»:

«Дорог полно, людей не перечесть,

Подходит кто-то, даже не назвался.

«Ты ищешь Бога?

Это я и есть», –

И, высморкавшись в руку, рассмеялся.

<…>

Обувку износившая, в пыли,

Я обошла околицы и дали.

«Не проходил», – на западе рекли,

Вздыхали на востоке: «Не видали».

<…>

Из облака проклюнулась звезда,

Глухую деревушку осветила.

«Куда ушёл?» – «Не сказывал – куда».

«Когда придёт?» – «Да я и не спросила»», – весь путь человеческий и состоит в разгадке и узнавании небесных знаков жизни и судьбы, в открытии в себе Бога. Только узнаем ли, распыляясь в сиюминутном и мелочном?

В поэзии Светланы Супруновой присутствует тот элемент чуда, волшебства, что дарует красоту в близком и повседневном, когда горести забываются, а в памяти остаётся только свет и радость. И порой нужно лишь сесть в поезд, «поверив в преданность дорог», а главное – «не растеряться, если встретят». Сойти на нужной станции, утонуть в травах и, хотя бы на миг увидеть, что мир существует и без нас. Ещё уметь замолчать, а затем вновь вернуться и понять, что мы «разучились слушать тишину», что говорить можно и сердцем, рождающем сокровенное слово, ведь не зря «перо и лист доверил нам Господь». Создавая свою поэтическую «постройку на века», Светлана Супрунова не страдает величием, а желает лишь одного: «Пускай хоть камешком в опору / Моя закатится строка». По-чеховски просто, искренне, без зависти в её лирических строчках прочитывается человеческая жизнь:

Мне уже не хочется иного,

Был бы хлеб, а небосвод бы – чист,

Лишь бы чувство превратилось в слово

И легко легло на свежий лист –

Без высокомерия и злобы,

Без витийства, простенько легло,

Не ждало похвал мирских и чтобы

Мёрзнущему стало бы тепло.

 

Найдите время для себя, впустите в себя тишину, открыв книгу Светланы Супруновой. Расскажите поэзию яркими отдельными строками, увидев там себя, почувствовав неравнодушную душу поэта и просто женщины, влюблённой в эту горькую и всё же такую неповторимую жизнь, навстречу которой она идёт с открытой душой, налегке, оставив далеко позади груз тревог и волнений, идёт с верой, надеждой и любовью к миру и людям: «Я всё та же, с добрым словом, / И впервые без зонта».

г. Минск