Николай БЕСЕДИН. В СВЕТЕ НОЧНОГО ФОНАРЯ. Новелла

 

Николай БЕСЕДИН

В СВЕТЕ НОЧНОГО ФОНАРЯ

Новелла

 

У каждого ночного фонаря своя территория. Иногда территории соседних фонарей накладываются одна на другую, но чаще между ними ничейная земля, тёмная в ночное время, пугающая своей неизвестностью случайных прохожих. Что там притаилось? Тьма не бывает пустопорожней, в ней всегда кто-то есть, невидимый и безмолвный. Только иногда этот кто-то выдаёт себя то шорохом, то странным звуком, то светящимся блуждающим пятном.

Этот длинноносый старый фонарь стоял в укромном переулке недалеко от центра большого города. На окраине его территории, там, где свет от фонаря терял свою яркость и становился приятным, рассеянным, примостилась небольшая лавочка. Когда-то она была со спинкой. На неё удобно отклонялся усталый человек. Но теперь от неё осталась только верхняя рейка. Лавочку и уцелевшую рейку спинки красили весной или перед приездом высокого начальства, однако не восстанавливали в первозданном виде по каким-то неведомым причинам.

…Этот осенний вечер был тихим и влажным, сберегающим скудное дневное тепло конца октября, как берегут последние слова при расставании. Фонарь был в меланхолическом настроении. На его территории не происходило ничего интересного.

Люди привычно торопились по своим делам, усталые, сосредоточенные, молчаливые. Некоторых он узнавал, как старых своих знакомых, но большинство было случайных прохожих, мимоходом перескакивающих территорию фонаря.

Этих двух немолодых мужчину и женщину фонарь видел впервые. Они шли медленно, глядя друг на друга, и мужчина говорил:

– Знаешь, у меня было предчувствие, что сегодня я увижу тебя. И я искал почти неосознанно белый берет в толпе.

– У меня его давно уже нет.

– …И вдруг я увидел твоё лицо и сначала подумал, что эта женщина просто очень похожа на тебя. Сколько же лет мы не виделись?

Женщина печально улыбнулась и замедлила шаг.

– Наверно лет пятнадцать.

Мужчина тяжело вздохнул и неуверенно предложил:

– Ты наверное устала, давай присядем на лавочку. – И стал вытаскивать газету из барсетки.

Потом постелил её на лавочку, немного подумал и снял шарф, закрыв им газету.

– Садись. Ты не замёрзла? Сегодня немного похолодало. Всё-таки осень, конец октября. Ты тогда любила это время, – произнёс он, многозначительно выделяя слово «тогда».

Женщина опять слегка улыбнулась, приподняв левую бровь, отчего её лицо помолодело и во взгляде затеплилось непонятное для него чувство.

Он вспомнил, как познакомился с ней.

Тогда он работал в стройуправлении заместителем начальника отдела. Нужно было срочно отпечатать письмо, но машинистка была больна, и ему посоветовали пойти в другой отдел, где одна из сотрудниц отлично владеет машинописью. Когда он подошёл, она сидела вполоборота, читая книгу. Тёмные волосы спадали на плечи, укрытые платком из белой шерсти. Удлинённая шея, отсутствие украшений и косметики делали её похожей на учительницу младших классов. Но когда она повернулась к нему, удивлённо приподняв левую бровь, и глаза её из миндалевидных стали похожи на спелые черешни, он увидел молодую красивую женщину лет тридцати. Она спросила:

– Вы ко мне?

Голос был низкого тембра, немного усталый и почти безразличный.

Он почувствовал, как его охватывает незнакомый доселе жар, тревожный и желанный, в котором плавились привычные слова, неспособные передать его мысли и ощущения. Он что-то машинально говорил, и сам не слышал своего голоса и не понимал смысла произносимого.

После работы он подождал её у входа в управление, и когда она вышла, пошёл с ней рядом.

Так они дошли до её дома, где она сухо попрощалась и вошла в подъезд.

Так начались их встречи…

– Где ты сейчас работаешь? – спросила женщина.

– Там же, где и живу, – засмеялся мужчина, удовлетворённо отметив, что она по-прежнему его понимает.

Ему хотелось думать о ней, но молчание, даже самое короткое, пугало его, отдаляя её образ, такой близкий и такой новый в неуловимых изменениях в лице, в движениях рук, в задумчивости взгляда…

Он спрашивал о чём-то, говорил о каких-то пустяках, но не мог избежать сравнения её нынешней с той, которая так властно завладела всем его существом.

Мужчина смотрел на её тронутое осенним увяданием лицо, на сбегающие к глазам тонкие морщинки и слегка припудренный нос и думал, что тогда она не пользовалась косметикой, и только лёгкий оттенок загара изменял естественный цвет кожи.

Она не была красавицей в расхожем понимании женской красоты. Но весь её облик – фигура, походка и особенно лицо излучали притягательную силу обаяния, шарма, скрытой и потому загадочной страсти, томительно ждущей своего часа, чтобы вырваться на волю.

Смог ли он разбудить в ней природную сущность женщины, вызволить из добровольного плена всепоглощающий поток страсти, жертвенной и требующей ответной жертвы? Иногда ему казалось, что этот час наступил, и её любовь заполонила весь его мир, он растворялся в её разрушающей и созидающей силе, но сам не смог ни разрушить, ни создать своё мужское начало, не только равнозначное её женскому, но и способное стать опорой их любви. И она снова замыкалась в себе, становилась отчуждённой, колючей, беспощадной к его слабостям.

…Он взял её руки. Они были сухие и холодные. Он подышал на них и бережно укрыл своими ладонями.

Женщина благодарно посмотрела на него.

– Как дела у твоего сына?

– Так себе. Но меня больше беспокоят не его дела, а его отношение к нынешней жизни, к прошлому, к тем, с кем он работает, встречается, проводит время. У него нет друзей, как это было у нас.

– Допустим, и у нас их было негусто.

– Но один-два всё-таки были и есть, слава богу. А он одинок, как и многие из рыночного поколения. Думаю, что их одиночество – это знак времени, а не какие-то особые склонности к отчуждению от внешнего мира и недоверия к другому человеку.

Мужчина взял упавший на её колени слегка пожелтевший, с загнутыми краями лист тополя, и стал разглаживать его. Лист ломался, он упрямо не хотел обретать прежнюю форму.

Потом он посмотрел на неё и улыбнулся неожиданной мысли: свет от фонаря делил её на светлую и тёмную стороны. Он освещал лицо, левое плечо и левое колено, оставляя остальное в тени.

Он вспомнил, что она не любила, когда он брал её под правую руку, и шла всегда справа. Даже в ту поездку в деревню, где он снимал полдома у пожилой женщины, когда, едва они вышли из автобуса, она подвернула ногу и он нёс её, отдыхая, на руках почти два километра, – она ни за что не хотела прислоняться к нему правым боком. Чудачество, конечно, – думал он, – оно свойственно женщинам.

– Скажи, – прервала молчание женщина, – ты вспоминаешь обо мне?

– Всегда, когда идёт дождь или хочется почувствовать себя счастливым.

– И часто тебе этого хочется? – в голосе её послышались нотки насмешливости. – И тогда ты тоже был счастливым, когда бросил меня одну у озера и укатил в Москву?

– Но ведь ты так откровенно смотрела на парня из соседней компании. Я не смог сдержать порыв ревности. Я просто не владел собой. Это была какая-то дикая сила, неподвластная моей воле.

– Не понимаю, почему тогда же я не бросила тебя.

Она вспомнила, как шла пешком замёрзшая, плачущая, беззвучно и растерянно, как искала в его словах и поступках чужое и оскорбительное. Она отказывалась от предложений услужливых водителей подвезти её, желая лишь одиночества в своём непонятном для неё унижении.

Женщина поёжилась от внутреннего ознобного холодка и хотела встать, но мужчина удержал её.

Вот так же, как и тогда, она понимала, что нужно уйти от него, но ноги не слушались.

– Знаешь, какой счастливый момент в наших встречах я вспоминаю чаще всего?

Она безучастно посмотрела на него.

– Я ждал тебя в пригороде Ленинграда, когда ты должна была приехать с Катей. У меня была договорённость с директором дома отдыха, чтобы вы пожили там пару недель. Ты согласилась только после того, как я дал обещание, что меня там не будет. И всё же я мало верил, что ты приедешь. Я ждал на платформе в каком-то болезненном состоянии; то жар, то холод пронизывал меня, усиливаясь после каждой приходящей из Ленинграда электрички, в которой не было тебя. Прошло, наверное, часа два, когда я увидел, как вы идёте с Катей по платформе. Я вдруг чуть не закричал от немыслимой радости и бросился к вам, расталкивая идущих навстречу.

– И ты действительно выполнил мою просьбу и уехал, когда устроил нас, а не остался где-то рядом?

– Была у меня такая мысль, но я всё же уехал.

Женщина разочарованно посмотрела на него и плотнее прижала воротник куртки к шее.

– Казалось, что особенного в этом, ведь были и счастливые встречи и поездки в другие города, когда всё принадлежало нам, но там, на влажной платформе, я испытал невероятную близость к тебе, более глубокую, чем физическая. Вспоминаются слова одной героини из старого фильма: «Считается, что вершина любви – это физическая близость. У меня, представьте, наоборот».

– Не нужно смотреть старые фильмы. Они рождают несбыточные мечты.

– Разве ты не была счастлива со мной хотя бы на миг? Разве не любила?

Женщина улыбнулась:

– Ну разве только на миг. А любить… Если я столько лет встречался с тобой, таясь от мужа и дочери. Да и что такое любовь?

Она снова почувствовала озноб и невольно прижалась к нему.

Мужчина укрыл её краем куртки и нежно обнял за плечо, сначала она приняла его заботу, но потом всё же убрала его руку.

Мужчина не стал настаивать.

– Давай пойдём в наше кафе.

– Ты приглашаешь меня на музейную экскурсию?

– Нет, в путешествие в терра инкогнита.

Женщина подхватила шутку:

– Эту землю мы назовём кладбищем разбитых сердец.

Мужчина сделал вид, что обиделся.

– Зачем же так? К тому же это почти плагиат. Нет, это будет земля воскресших чувств.

Осенний вечер постепенно наполнялся холодным и влажным ночным воздухом.

Всё больше окон в домах излучали приглушённый шторами свет, обозначая, что жизнь перемещается с улиц в маленькие мирки усталых людей.

Ночной фонарь светил уже изо всех своих вольтовых сил, чтобы разогнать неизбежно надвигавшуюся ночную тьму. Он хотел задержать мужчину и женщину, чтобы они не уходили, оставляя его в одиночестве.

Не так часто ему нравились те, кто сидел на лавочке возле него.

И всё же они поднялись. Мужчина взял свой шарф. И они стали медленно удаляться, не заметив, как фонарь вдруг вспыхнул голубоватым светом, посылая его вдогонку уходящим, и погас.

Такое бывает с фонарями, когда они устают бороться с тьмой, окружающей их, мрачной и безысходной.