Анатолий ПОБАЧЕНКО. ИЗ АЛТАЙСКОЙ ТЕТРАДИ. Памяти Василия Макаровича Шукшина

 

Анатолий ПОБАЧЕНКО

ИЗ АЛТАЙСКОЙ ТЕТРАДИ

Памяти Василия Макаровича Шукшина

 

1.

Воскресенье,  идём на Пикет!

С каждым шагом – подъём тяжелее.

Сеет дождь, и лесок в молоке,

но дорога – белеет, светлеет.

 

Я тянусь за друзьями туда,

где легко сбросить горести в реку.

И течёт с поднебесья вода,

и дышать хорошо человеку.

 

Где-то здесь он сидел в тишине,

расправляя могучие крылья…

Кто бы знал, что Господь в Шукшине

боль вселенскую на люди выльет…

 

2.

Осилю горочку  крутую

и – обниму весь белый свет,

пойму здесь истину простую,

которой чище, горше нет:

всё положить за синь родную,

за землю русскую – сполна,

и выбрать песню молодую,

уйти туда, где жизнь вольна –

на поиск Правды, слов ядрёных,

на поиск верности, добра,

уйти с Катунью разъярённой

к свинцовым ветрам октября.

И знать всегда,

                      покуда совесть

свербит мне сердце –

                               вечны дни,

всё длится сельской жизни повесть,

неиссякаем гор родник.

                  

3.

Гора Бекет, гора Манак,

Катунь посередине.

Со мною рядом друг-кунак

в пальтишке из ватина.

Чужой души здесь не бывать,

родные мы издревле,

кукушке долго куковать,

пусть Бабурган не дремлет.

На страже духа век стоят

и горы, и туманы,

они в себе любовь таят,

как сок земли баданы.

И, чтобы родина жила,

стоять нам друг за друга!

Кто из Москвы, кто из села,

мы все – собрались кругом.

Гора Бекет, гора Манак,

Катунь посередине,

и с ними добрый в жизни знак –

шукшинские картины.

 

4.

Ничего не боялся,

жил всегда для души,

никому ведь не клялся,

шёл из дальней глуши.

Там, взаправду, так тихо,

что услышишь порой,

как поёт облепиха

по-над синей горой.

Если кто и разбудит

моську рыжую вдруг,

то – по улочкам бродит

неприкаянный друг.

Он идёт, бесконвойный,

и дивится заре,

песне новой, прикольной,

у костров дикарей.

Нараспашку рубаха

и круты желваки,

и зелёная птаха

не слетает с руки.

 

5.

Хочу воедино связать рукава,

в куртинах таловых мальки-острова,

до первого света туманы собрать,

порадовать лето, подсолнухов рать.

 

В студёные воды войти, онеметь,

здесь камешки сводят железо и медь.

Подняться к вершине пологой горы,

измерить аршином себя изнутри

и складную басню рассказывать вслух,

где небушко ясно, где родины дух.

 

6.

Отцвела калина по тебе весной.

Галечник да глина за кривой сосной.

Холодна водица у реки Катунь,

обжигает лица горный колотун.

 

Вызревает в гроздях новый ясный день,

над селеньем Сростки бродит чья-то тень.

И темнеет синька высоко в горах…

Мне б синицей тенькать на семи верстах,

раз бы мне напиться жадно из ведра,

вдоволь нагрузиться горького добра.

 

7.

Идёт с горы Пикет в простой рубахе парень,

несёт в руках букет из васильков и мари

гостям и землякам, родимой облепихе,

что светит далеко – полям овса, гречихи.

 

Он в праздник, раз в году, приветит всех на свете,

и с ним всегда – Катунь, Алтая тёплый ветер.

Сюда идёт народ подумать о бессмертье,

найти душе оплот в житейской круговерти.

 

И пусть у школы в ряд цветут извечно флоксы,

поведать каждый рад судьбе звонкоголосой –

о яростных годах и незабытых зорях,

о радости труда и Чёрной речки горя.

 

8.

Шукшин вернулся на Пикет

подумать

                 о деревне милой,

чтобы не сгнил родной штакет,

не затянуло б

                         душу илом.

 

Подумать

                   о тебе и мне,

как жить

              простому человеку,

вновь об угрозах и войне,

как неотъемлемых для века.

 

И душу мыслями свербя,

забыв о сапогах, мундире,

он, видимо,

                    вобрал в себя

всю черноту

                     больного мира.

 

9.

Шумит Катунь…

                        Неудержимо

её движение вперёд…

Клокочет в струях его имя

и вечность камень мерно трёт.

 

В разливах – удаль молодая,

в водоворотах – буйство сил,

дрожит прожилка золотая

на тонкой солнечной оси.

 

И, надрываясь на порогах,

летя в неведомую даль,

Катунь раскручивает сроки,

как бы у времени спираль.

 

Ещё дела, ещё заботы

и трудный день – спасибо дню,

ещё несметная работа

расставит жадно западню.

 

Там бьётся жизни кинолента,

звенит калины спелой гроздь,

а на плечах – наказов центнер

лежит… Его – попробуй сбрось!..

 

И в шуме вечном,

                         неустанном,

я берегу в своей судьбе

Алтайский край, Пикет,

                                  баданы

и стоны диких голубей.