Александр МЕДВЕДЕВ. РАДУЖНЫЙ МОСТ НАД ЖИТЕЙСКИМ МОРЕМ. О книге Александра Чашева «Отцово наследство»

 

Александр МЕДВЕДЕВ

РАДУЖНЫЙ МОСТ НАД ЖИТЕЙСКИМ МОРЕМ

О книге Александра Чашева «Отцово наследство»

 

В книге архангельского писателя Александра Чашева «Отцово наследство» под одной обложкой собраны повесть, миниатюры, байки, сказки и очерки. Жанровое и стилистическое многообразие служит единой цели: показать красоту русского Слова, значение родного языка и сохранение традиции для современного человека. Огромной радугой во всём своём многообразии воспринимается Слово, соединяющее миры прошлого и настоящего, земное и небесное, хлеб насущный и единое на потребу – всё, что нужно человеку для ощущения себя неотъемлемой частью наРода.

Произведения, включённые в книгу, рассчитаны на читателя разного возраста и знания, и автор поэтому предстаёт в одном случае – сказителем-ведуном, в другом – затейливым вралем-варакошей; бывалым человеком расщедрится на разговор, а то историком-краеведом поделится архивными находками и снабдит их комментариями, согласно настоящего времени. В каждой из ипостасей рассказчика – лирического героя книги – прослеживается единый посыл, одно заветное желание, которое писатель хочет донести читателю: «Язык наш – отцово наследство. Передать его надо в сохранности следующим поколениям, он связывает нас с прошлым, в нём следует искать ответы на вопросы настоящего и будущего. Без знаний языка вопросы предкам не задать, ответы не услышать, тайны не раскрыть».

С первых страниц книга обращает внимание на то, что знание и использование родного языка отнюдь не является само собой разумеющимся делом, что язык не есть незыблемая, неизменная во времени данность. «На каком языке мы ныне говорим? На оскоплённом реформами русском? Или российском?».

К вопросам писателя – свои добавляются. Допустим, что-то в нашей речи, бывает, и промелькнёт стародавнее, но смысл – всегда ли мы применяем то или иное слово или оборот с присущим им значением и смыслом?

Просветительскому началу книги «Отцово наследство» чужда дидактика. Александр Чашев деликатно использует старый добрый метод – «развлекая, обучай», и он развлекает читателя в самом добром значение этого слова – увлекает рассказом. Во всех разделах книги искрится познавательное зерно, и обыденное когда-то, а сегодня редко слышимое в нашей речи слово у писателя направлено на выявление примет северной природы, человека, животных, мира явленного и потаённого. Он словно в живую воду опускает слова, значения которых, порою, для нас, если не окончательно утрачены, то сильно затемнены. Так, например, детям младшего возраста, не раз слышавшим заклинание сказочного Иван-Царевича – коню: «Сивка-бурка, вещая каурка, стань передо мной, как лист перед травой!», откроется исконное значение этих слов. В сказке «Сивка с горки», на вопрос малого внука, скоро ли весна, бабушка отвечает: «Да уж, внучек, истовённо сивка под гору идёт, а бурка на гору крадётся». Мальчику – загадка: причём же тут конь вещий, когда о весне вопрос. «Обняла бабушка внука, в вихор поцеловала: – В сказе-то, может, про коня и написано, белеюшко. Только вот исстари снег у нас сивкой зовётся, а тепло – буркой». Несложно будет ребёнку после такого пояснения представить, что конь Ивана-Царевича, как снег белый, а нравом горячий. Так очищаются, омываются слова и прорастает зёрнышко познания.

Академический словарь русского языка в семнадцати томах содержит около ста двадцати тысяч слов, сообщает писатель. И для сравнения приводит данные «Архангельского областного словаря», собранные лингвистами МГУ с 1956 года и пополняемые до сих пор, – более двухсот тысяч слов! Что мы потеряли? – спрашивает он, и отвечает: «Красоту полных явного смысла слов. Как же её не хватает».

Утраченную красоту возможно и должно восполнять опять-таки красотой, явленной в творчестве. В этом Александр Чашев, как истинный потомок поморов, наследует писателям – Борису Шергину, Степану Писахову, народным сказителям – Марии Кривополеновой, собирателям устного творчества, таким, как артистка Ольга Озоровская.

«Русский Север – это был последний дом, последнее жилище былины, – писал Шергин в книге «Изящные мастера: поморские былины и сказания». – С уходом Кривополеновой совершился закат былины и на Севере. И закат этот был великолепен».

Своеобразным отсветом великолепия северных былин хочется назвать сказы из первого раздела книги Чашева. Надо отдать должное писателю, знающему ценность самородному северному слову, неподражаемому говору поморов, и при этом деликатно пользующемуся этим богатым выразительным средством, – он избегает стилизации и фестивального фольклора. Языковые старины поморские в его письме появляются безыскусно, словно сами собой, сообразно героям и месту. Этаким сказочным клубочком ведут они читателя к сердцу русского человека: в одном обличье человек предстаёт современником, в другом – предком, а в ином – сказочным персонажем, у которого транспортным средством может оказаться «ступолёт». Эти признаки местного или архаичного говора не самоцель, главное для автора – неповторимая мелодия пейзажа, колорит северного дома, тёплый свет в лицах героев его разнообразных повествований. Да, слова, поморская манера изъясняться применены им не в подтверждение подлинности героев: истовое обаяние людей, их широкую душу, сметливый ум, крепкий характер писатель открывает нам в их судьбах, в счастье полноты жизни и сквозь несчастья исторические, бытовые, личные.

Вместе с тем, Александр Чашев считает приемлемым, наряду с обиходными народными словоупотреблениями, идущими из глубины веков, прибегнуть к профессиональному сленгу, дабы выявить экспрессию и стилистическую окрашенность речи персонажа. В миниатюре «Бич», например, писатель вначале рисует языковой портрет моряка, ставшего бичом – бывшим интеллигентным человеком. И лишь после того, как посредством экзотических слов «тайного языка» произошла идентификация персонажа, определилась его принадлежность к некоей социальной группе, писатель затрагивает вечную нашу тему о том, как «ссорятся божья душа с грязным телом».

Разным трудом живут люди, о которых рассказывает автор «Отцова наследства». Нашлись у него слова и для ёмкой характеристики положения большинства своих коллег по литературному труду, творящих в условиях современного российского издательского дела и книготорговли.

«Встретил одноклассника. Полвека не виделись. После восьмилетки он устроился на завод, слесарем до выхода на пенсию оборону крепил. О том, о сём поговорили, мне вопрос задал:

– Ты, слышал я, книги пишешь? И много за них платят?

– Да нет, – отвечаю, – плачу за них я, а не мне.

– Как это? – удивился собеседник.

– Да очень просто – сочиняю, издаю за свой счёт и продаю сам.

– С прибылью, наверное, не хилой?

– Нет прибыли, в лучшем итоге окупаю стоимость издания.

Посмотрел на меня собеседник внимательно, словно рентгеном просветил, паузу выдержал и участливо так спросил: – Ты что ё…больной?».

Приведённая полностью миниатюра «Диагноз», говорит, конечно, не о состоянии здоровья современных российских писателей, а скорее, о сильном общественном недомогании – о мире перевёрнутых ценностей. И недомогание это, судя по очеркам раздела «Читая страницы минувших веков», есть не что-то из вновь приобретённого, а хроническое, оно издавна проявлялось в разных сферах человеческой деятельности в иные периоды нашей истории. «Не ценит просветителей государство российское, – делает вывод писатель в очерке «В поисках идеала». – В любые времена». И в глухую старину, и в самую новейшую пору «Увы, не дано понять движений блаженных душ «нормальным» людям». Нет сомнения, что и у читателя найдётся немало тому примеров. Что говорить, «нормальным», живущим по закону время – деньги, всегда было трудно понять блаженных, чудаков, занимающихся убыточным промыслом сеяния разумного, доброго, вечного. А только сами эти чудаки живут отнюдь не блажью, но уверенностью, что без них, без их усилий мир задохнётся от посредственности.

Всем нам, «Ходящим по морю житейскому», – так называется один из очерков книги, – нужна крепкая вера, подобно апостолу Петру, чтобы удержаться на бурных его водах, надобна вера в справедливость. Мыслями об этой вере пронизаны все части книги Александра Чашева. Писатель доносит их в художественной форме, образно, отыскивая для того верные живые слова и наделяя ими речь героев. Даёт, словно в поддержку своим персонажам, высказаться историческим личностям, поднимая архивные материалы. Наконец, открыто говорит о справедливости недвусмысленным языком публицистики:

«В сердцах насельников Русского Севера, русских по плоти, крови и духу людей жил нравственный закон. Просты его предписания: живи, не мешая жить другим, уважай чужой труд и плоды его, помоги ближнему, когда это требуется, умей благодарить от души, будь нужным хоть кому-то, и самое главное – люби. Ибо житейское море непостоянно, ходящим по нему без взаимной помощи пробыть не можно».