Олег ИГНАТЬЕВ 
Олег ИГНАТЬЕВ
В МАЙСКИЙ САД ВЕДУТ СТУПЕНИ
* * *
День ото дня дожди сильней,
Просёлки горестней, размытей,
И безысходней жизнь людей
В краю ворон и пустырей,
Поверий, слухов и наитий.
Зарёй не слышно петухов,
На всю округу пять коров,
И средь садов, дворов промежду,
Всё меньше бодрых стариков
Привычно теплящих надежду
На долгожданный укорот
Властей, забывших о народе,
Который, стоя у ворот,
Просвета в тучах ждёт-пождёт
При самой мерзостной погоде.
* * *
Я не родился при царе Горохе,
Когда цедили брагу из ковша,
И всё ж для новых ценностей эпохи
Моя не приспособлена душа.
Её страда ещё не откипела,
А потому и ясен вывод сей:
Я не из тех садовых скороспелок,
Что сами в руки падают с ветвей.
Мне дороги заветные тропинки,
Ребячий смех в некошеных лугах
И ветер, что, серчая по старинке,
Рубаху рвёт от горла наотмах.
И хочется, чтоб в солнечном накале
Подсолнухи восторженно цвели
И светы Божьи в небе полыхали
Во весь простор ликующей земли!
* * *
Пустырь зарастает крапивой,
Протяжно деревья шумят,
И путник бредёт сиротливо
Вдоль серых дощатых оград.
Ничто не становится проще,
Всё только сложней во сто крат,
И листья в берёзовой роще
У ветра идут нарасхват.
* * *
Завоет ночь в печной трубе,
Мороз усилит свой нажим,
И пожелаешь сам себе
До самой смерти быть живым.
До самой смерти верить в то,
Что в мире Божьем смерти нет,
А это значит, что никто
Считать не станет наших лет.
Никто не скажет: «Всё, шабаш!»,
Мол, век чужой не заедай,
Лишь ангел сердобольный наш
Слезу свою смахнёт впотай.
* * *
На ветру сутуля плечи,
Поминая ад и рай,
Я не всем сказал: «До встречи!»,
И махнул не всем: «Прощай!».
Знать, в моей осталось власти
Покаянно в мире жить
И за все свои напасти
Одного себя винить.
* * *
Жрецы разрухи, чтоб вы знали,
Пойди по кругу вспять земля,
Вам головы бы поснимали
На Лобном месте у Кремля.
Живёте вы, ополоумев,
Забыв особенность стыда:
Кто без него живёт, тот умер,
Чтоб не воскреснуть никогда.
* * *
Вспомнил, как с дружком два-оба,
Он да я, да мы вдвоём,
Бултыхались до озноба
В колдубани под дождём.
А потом домой бежали
Косогором вдоль села…
Словом, не было печали,
Она позже нас нашла.
* * *
Я привыкаю думать мимоходом
О том, что жизнь бесспорно хороша,
Как дивно хороши бывают воды,
В которых свет струится не спеша.
И тело ощущает на закате
Спокойное дыхание земли,
Чтоб сердце, исполняясь благодати,
Открыто было вере и любви.
* * *
В майский сад ведут ступени,
И всю ночь таит луна
Обаяние сирени,
Самовластной, как весна.
Я сбегал с крыльца, бывало,
Разудалый, молодой,
И листва меня ласкала
Под мерцающей звездой.
А теперь она за ветром,
Спотыкаясь на ходу,
Как сирень за лунным светом,
Увивается в саду.
И печаль – моя зазноба,
Знай, вопросы задаёт,
Где мы с ней очнёмся оба
После зимних непогод?
По каким путям незнамым
Нас грехи поволокут
От одной смердящей ямы
До другой, где падаль жгут?
* * *
Заскучаю и приеду,
Сохранив мечту о том,
Как в селе Крестьянском дедов
Обустраиваю дом.
Нарублю сучья, дровишек,
И – давай метель, бушуй!
Глянет кто – хозяин дышит,
С виду вроде не буржуй.
В бурках, в стёганой фуфайке,
И треух на голове.
Он расскажет без утайки,
Как дела идут в селе.
Мы дойдём с ним до колодца,
И, узнав, что я поэт,
Подмигнёт и улыбнётся:
– Стало быть, не мироед.
Говорим про жизнь, судачим,
А в степи гудит пурга,
Заметает след сайгачий,
Стелет на зиму снега.
24 декабря 2017
* * *
Свято, крепко, нерушимо
Дедов дом стоит в селе.
Под окном проходит мимо,
Гурт овечий на заре.
В прошлом печь углём топилась,
Кизяками, кураём.
Нынче газ. Скажи на милость!
– С газом точно не помрём, –
Говорит владелец дома
(Жаль, конечно, что не я
Уложил в скирду солому,
И укрыл её, друзья).
Глянул, сада нет в помине,
Вместо яблонь – будяки.
Люди пришлые – иные,
Сад им как бы не с руки.
Чабануют, что доходней
Огородной маеты…
Не в цене, видать, сегодня
То, что выше суеты –
Праздник майского цветенья,
Яркий свет, пчелиный гуд,
Всё, что в райские селенья
Души наши унесут.
На каком-таком безмене
Взвесишь радость бытия?
Я б зашёл в родные сени,
Да хозяин в них не я.
Оттого стою напротив
Под акацией кривой,
И листва на тонкой ноте
У виска звенит пчелой:
Этот дом под черепицей,
Что стоит крыльцом во двор,
И за гробом будет сниться,
Как он снится до сих пор.
* * *
Поэт, проверь стихи на слух
Так, чтоб захватывало дух
Не у тебя, а у того,
Кто знать не хочет ничего,
Кто позабыл родимый дом
И… загрустил бы вдруг о нём.
Такие, брат, стихи пиши,
Чтоб для ума и для души.
Как говорят, от сердца чтоб,
Иначе амба, крышка, гроб.
* * *
Унылый лес, обтрёпанный
Ветрами и дождём,
Люблю твоими тропами
Бродить туманным днём.
Всё зыбко так, всё призрачно,
Что вновь осознаёшь,
Как в жизни ни капризничай,
А к Господу придёшь.
И, значит, нужно вечером
Возжечь свечу Ему,
Благому и Предвечному,
Как Спасу своему.
И, значит, утром надобно
Прийти пораньше в храм,
Чтоб не углы разглядывать –
Души увидеть срам.
Души своей – ровесницы
Причастника того,
Которому повеситься
Позволил грех его.
* * *
Памяти художника Сергея Смирнова
Ты сказал, что позвонишь. Три года,
Говорят, обещанного ждут.
В Сан-Франциско славная погода,
Вот ты и расстался с жизнью тут.
Волны океанского прилива
Пенный перекатывали вал.
Лёгкой смерти ангел молчаливый
Тайным светом душу спеленал.
Кто-то за тебя да помолился,
Ангелов Христовых попросил
Сделать всё, чтоб ты не заблудился
В мире, где никто из нас не жил.
Не твоя была на это воля
И не ты исчислил дни свои…
Сердце обернулось сгустком боли,
Сгустком нерастраченной любви.
Той любви, что приобщает к свету,
К вечности, к небесной красоте
И к её земному силуэту,
В цвете воплощённом на холсте.
Живопись – не блики и рефлексы.
Это нежность, трепет, вещий сон,
Утренний туман в распадке леса,
Времени диктат, судьбы резон.
Ты писал красивые картины!
У тебя был гения запал.
Ты всходил на горние вершины,
На которых мало кто бывал.
Ты прощал делягам и пройдохам
Зависть вороватую, обман.
Их обнимет куст чертополоха,
А тебя – Веласкес, Тициан.
Написав иконный лик печали,
Что увидел ты в её глазах?
Детскую мечту об идеале,
Милую с сынишкой на руках?
Ничего теперь ты не расскажешь,
Не приедешь и не известишь,
Лишь в один из дней на вернисаже,
Рядышком незримо постоишь.
* * *
Душа не зря почуяла испуг,
Того гляди, слезой горючей брызнет:
Есть у дороги поворотный круг,
Нет круга поворотного у жизни.
Мы жили на задворках у мечты,
Наш век прошёл в посулах краснобаев
Среди цветов куриной слепоты,
За сытыми приварок доскребая.
Он с виду был похож на пастуха,
Который, Бога поминая всуе,
Пускал свой бич под крики петуха,
Лупцуя пыль и шкуры полосуя.
Он приучал нас думать вопреки
Всему тому, что виделось спасеньем,
Когда в домах белились потолки,
А храмы оставались в запустенье.
И вот теперь берёт испуг сердца,
Подвергшиеся страшному разору,
Ведь даже на поминках мертвеца
Бутылка – средоточье разговора.
Нам крепко надо помнить, кто мы есть
Перед людьми и совестью своею,
Тем более, что задержаться здесь
По доброй воле вряд ли кто сумеет.
* * *
Базар. К арбузам жмутся дыни,
Пахучие, как в сотах мёд,
В себя вобравший вкус медыни,
Когда весною сад цветёт.
Когда за ветром в конских гривах
Ты сам умчаться был готов,
Пополнив ряд людей счастливых,
Таких, что просто будь здоров!
И мы коней с дружком под вечер
Засёдлывали и – айда!
Судьбе неведомой навстречу,
Горевшей ярче, чем звезда.
А в клубе ждали нас девчата,
И юность в их глазах текла
Медовой роздымью заката,
Что, как вино, пьянить могла.
Не зря им сумерки шептали,
Нашёптывали в очерёд
Сквозь чуткий сон на сеновале
Про сглаз и бабий приворот.
Вот и выходит, что под старость,
Я славить рад медовый Спас,
Иначе б сердце истесалось
И жизнь моя оборвалась.
* * *
Возле моря в час отлива
Я пугаюсь дум своих,
Грустных, тёмных, несчастливых
И давно не молодых.
Обрывает листья ветер,
И душа скорбит опять,
Что трудней всего на свете
Обижающих прощать.
Привечать их на пороге
И, досаду поприжав,
По одной идти дороге,
Хоть обида и свежа.
Оттого и смотрим хмуро,
На творящих произвол,
На людские шуры-муры
И на тех, кто сердцем зол.
Что ни встреча, то утрата,
Вспыхнет луч и вновь темно.
Это море виновато,
Обнажающее дно.
* * *
Росою утренней сверкая,
Встречает степь заботы дня,
Словно хозяйка молодая,
В хлеву подойником звеня.
Мир этим звоном был разбужен,
Чтоб на кокошнике зари
Сверкало множество жемчужин,
С огнём пылающим внутри.
Звенит капель, будто впервые
Качнулся маятник времён,
И люди, сердцу дорогие,
Благословили этот звон.
Хмельную радость дней весенних
Не выпить всю, не расплескать,
И вот сирень заходит в сени,
Устав меня в проулке ждать.
Усмешки ласковой не пряча,
Она взирает с видом тем,
Мол, по рукам моим горячим
И не соскучилась совсем.
Мол, по сердцу ей стать иная,
Степных ветров шальная прыть,
А всё же ластится, родная,
Желая голову вскружить.
* * *
Уже поспел боярышник, и вскоре,
Как ситец выгорая на свету,
В лиловом оперении цикорий
Поклонится терновому кусту.
А следом замелькают по откосам
Сухие листья клёнов и осин,
И кто-то, не решив свои вопросы,
Засмотрится на перелётный клин.
За три версты угадывать напасти
Его, должно быть, приучили дни,
Которые всегда не в нашей власти,
Как шум ветров иль звёздные огни.
Укроет мгла сады и перелески,
Дожди пройдут вдоль сельских пустырей,
И мир предстанет блёклым, словно фрески
Ещё не восстановленных церквей.
Ну, а пока, вдали, прощаясь с летом,
Незримый невод тянут журавли,
Как будто ловят верные приметы
Надолго покидаемой земли.
* * *
Всё в мире пересказано словами,
Подошвами истёрто до основ.
Какой же за горами, за лесами
Нам благовестит звон, в конце концов?
Инстинкт любви и самосохраненья,
Что в каждой жилке солью растворён,
Смеётся надо мною без стесненья,
Когда горит и гаснет небосклон.
Ведь всё равно за клином журавлиным
Потянется родная сторона,
И я целую красную калину,
Пока со мною знается она.
* * *
Много мыслей перебрав,
Говорю, панове:
Кто спокоен, тот и прав,
Кто гневлив – виновен.
Растравляя спесь свою,
Что вы кипятитесь?
Не забудьте, что в бою
Каждый русский – витязь.
* * *
Не забыть того, что было с нами,
Память – это жизни паруса,
И гудят набатными ветрами
Старцев соловецких голоса.
* * *
Снова май расправил плечи ловко,
Поглядел хитро: дивись, народ!
И луной, как гирей-двухпудовкой,
Проломил на речке талый лёд.
Дескать, Небо с вами, христиане!
Рано причитать за упокой.
Русский мир не вычерпать горстями,
Он глубинней злобы мировой.
Как бы кто зубами там ни щёлкал,
С нами вечно будут пребывать
Молодость рябины краснощёкой,
Сосен восхитительная стать.
Тёмной силой век наш перекручен,
Только это ведь не навсегда,
Если проплывает вдоль излучин
Талый лёд и полая вода
Снова разлилась по луговине,
Старые покосы притопив,
Как случалось это и доныне
В мире, что и дальше будет жив.
* * *
Русич, кто ты? Сын ли Иафета
Или, может, Иафет пришёл
В землю, где сыны добра и света
Усадили странника за стол?
Как провал нам в памяти восполнить?
Где ответ был, там курится дым
И колчан летает, полный молний,
Что сожгли когда-то Русалим.
* * *
Николай Шипилов! Где ты, Коля?
Песнопевец света и любви?
Помяну тебя в своём застолье,
Вспомню откровения твои.
Всех нас осень держит на примете,
Осеняет снегом и дождём.
В погребальном саване на свете
Мы, считай, с рождения живём.
Что-то жизнь в сердцах наговорила,
Нашептала что-то, приплела,
А потом свела тебя в могилу,
Словно проводила до угла.
Ты хлебнул тоски, глотнул печали,
Постоял в туманном ивняке
И, на вёсла навалясь, отчалил
К звёздам, что мерцают вдалеке.
Вроде, как на встречу с давним другом,
Вроде, как на остров Сахалин,
Над которым гуси режут угол,
Чтоб лететь потом – за клином клин.
Дети и жена остались дома
С памятью, наполненной слезой,
Что гнетёт, как смертная истома,
И звучит оборванной струной.
2006
* * *
Снова сумерки пророчат,
Что, согласно вещим снам,
Волчий глаз безлунной ночи
Это всё, что светит нам.
Помнят выгоны с полями,
Да в низине мочаки,
Что идут на них с ветрами
На разбой солончаки.
Не снегами, не дождями,
Если вспомнить времена, –
Кровью сердца и слезами
Соль земли растворена.
К нашим горестям и бедам
Дурь слетает, как с куста.
Комиссар теперь полпредом
Называется спроста.
Глупость неискоренима,
Видно, разум тут и там
Исчезает в клубах дыма,
Прибивается к ветрам.
Всё до горечи знакомо
В нашей сумрачной поре,
И акация у дома,
И тутовник во дворе.
И душа, как в церкви служка,
Ставит свечи дотемна
Маслобойке, крупорушке
И станку для самана.
* * *
Пыль горячую в три слоя,
Дух полынный и паслён
Для меня июль присвоил
С незапамятных времён.
Отогнал гусей на речку,
Сделал мостик без перил
И скамейку у крылечка
По-хозяйски смастерил.
Расчесал черешне кудри
И, связав пучком полынь,
Светом солнечным припудрил
Щёки толстые у дынь.
Он к скирде приставил вилы,
Отдохнул, набрался сил
И, чтоб совесть не томила,
В сад калитку починил.
И должно быть раскумекал,
В ящик пряча инструмент,
Что чужбина человеку
Ничего не даст взамен.
* * *
В блёстках радужной запруды,
Окаймлённой камышом,
Летний ливень с перегудом
Осетровым бьёт хвостом.
А по межам и угодьям,
Там, где степь весной цвела,
Ни о чём не споря, вроде,
Бьются в кровь перепела.
* * *
Угодить другим – от века
Это вам, как говорят,
Не петух прокукарекал
Среди ночи невпопад.
Жизнь всегда была тяжёлой,
Неподатливой на зуб.
Но, коль мы сажаем жёлудь,
Вырастает всё же дуб.
* * *
Я не то, чтобы завистлив,
Но, прижав ладонь к виску,
Сам себя ловлю на мысли:
Век наш балует Москву.
То подарит ей накидку
Ослепительных огней,
То с восторженностью прыткой
Предлагает руку ей.
Улестил сердечным жаром,
Лаской, скрытой от других,
И по скверам, тротуарам
Шёпот лиственный затих.
Кольцевой была столица,
Стала трижды кольцевой.
Если дальше так продлится,
Пензу сделают Москвой.
Может быть, не столь богатой,
Но зато, зато, зато…
Несмотря на все затраты,
Нашей, русской на все сто!
* * *
Мы изгнаны из рая
Так много лет назад,
Что можем, умирая,
Представить только ад
В его безумной силе,
В подробностях тех дней,
Когда мы все грешили
От юности своей.
* * *
Очи долу опуская,
Поверяя жизнь свою,
Матерь Божия, Донская,
Грешный аз Тебя пою.
У Тебя Христос в объятьях,
Богоданное дитя,
Наш Источник благодати
И земного бытия.
Так ужель Ты не способна
В Духе истины творить,
Наставляя жить беззлобно,
Православно в мире жить?
Ты любовь прозрела сердцем,
Ту, которой нет светлей,
А моя вся в заусенцах,
В язвах низменных страстей.
Мир немыслимо обманчив,
Но, пожалуй, на земле
И не может быть иначе,
Ни в столице, ни в селе.
Впрочем, Ты всё это знаешь,
Матерь Света, ведь не зря
Скорби в радость претворяешь,
Как пасхальная заря.
* * *
На холме село, церквушка,
А вокруг цветущий дол.
Небо – та же крупорушка,
Звёздный сыплется помол.
Подставляй мешки, чувалы,
Короба и сундуки.
Дело, стало быть, за малым:
Просыпайтесь, мужики!
Окликай сосед соседа,
Осеняй себя крестом,
Да ступай в поля, проведать
Рожь в сиянье золотом.
Поведи плечом, косою
Сбей росу, ведя прокос,
Чтобы купно за тобою
Сыновья шли в полный рост.
Обдуваемые ветром,
С лёгким зноем за спиной…
Степь, наполненная светом –
Лик отрады неземной.
Откровенней, благородней
Сердце русское пылай!
Не забыл про нас Угодник
Преблаженный Николай.
Не забыла Божья матерь,
Освещая путь во тьме,
И Христос Спаситель, кстати,
Тоже держит нас в уме.