Виталий АМУТНЫХ. ПЕРСИКОВЫЙ МИРАЖ. Поэма

 

Виталий АМУТНЫХ

ПЕРСИКОВЫЙ МИРАЖ

Поэма

Я хотел бы тотчас же

Устремиться за легким ветром, –

С ним подняться бы в выси,

С ним искать бы тех, кто мне близок!

                                             Тао Юаньмин

 

Не жалуйся, что жизнь жестока,

Скупа от самого истока

И до последних наших дней

Реестр возможностей не правит,

В своем неколебима нраве,

То утверждали дед и прадед,

Пока не распрощались с ней.

 

 Всё тайна в этом чудо-мире,

 Везде – в Заире, на Памире,

 В Сибири… Ну, куда ни кинь.

 И карму здесь не упраздняли,

 Но все же на житейском ралли

 Позволен шанс душе в астрале,

 Неразличимый для разинь.

 

Хочу одну напомнить повесть

(И постараюсь уж на совесть) –

Легенду, небыль или быль.

Возможно, прямо от камина

Через поэму Юаньмина

Вас доставлял уж в ту долину

Ваш собственный хрономобиль.

 

 Случилось это в Поднебесной,

 В правленье Цзинь небезызвестной.

 В Улине жил да поживал

 Рыбак с обильнейшим семейством,

 Он не был отягчен злодейством,

 Прелюбодейством, прохиндейством,

 Не суесловил как бахвал.

 

Но честно промышлял рыбарством,

И за усилия, мытарства

Вознаграждал его улов.

Когда же вечером багровым

Он влекся дымом очаговым,

То под своим родимым кровом

Не находил похвальных слов.

 

 Его единая супруга,

 Будь в лодке вэн(1) или севрюга,

 Сродясь довольна не была.

 Всегда всего ей было мало –

 Она из жизни выжимала

 Всё-всё, что только та давала,

 И всё гребля, гребла, гребла…

 

Нет, упрекнуть ее в безделье,

В приверженности, там, веселью,

Ее б ни пес, ни черт не смог.

Напротив – вечно хлопотала

По дому, рыбой торговала,

Детей бивала, врачевала,

Не требуя чужих подмог.

 

 И на супружеской лежанке

 Она, подобно нимфоманке,

 К хмельному муженьку, едва

 Тот сникнет, снова приставала,

 При том, что пылкой не бывала,

 А страсть из мужа выбивала –

 Чтоб утвердить свои права.

 

Нагла, жирна, груба, бездушна,

Предубеждениям послушна…

Хотя давно тому назад,

Когда к ней в дом носили(2) гуся,

Наряженная в местном вкусе –

В штанах пурпурных, в алой блузе –

Она цвела как вешний сад.

 

 Как ветка персика в росистых

 Цветах, душистых, пламенистых,

 Невеста виделась в те дни.

 Но жертвенник иной доктрины

 Воздвигли годы-исполины.

 А, впрочем… все жильцы долины

 Так вековали искони.

 

Стяжанье, плотские утехи,

Мольбы Богам – чтоб в том успехи

Приумножались каждый год,

Чтоб разрастался скарб дворовый,

Чтобы тщеславиться обновой,

А ко всему тому – здоровый

И многочисленный приплод…

 

 Но как-то раннею весною

 Рыбак дорогою иною

 Испытанный направил чёлн –

 Вверх по реке, к ее истоку.

 Зачем оставил он затоку?

 В том не угадывалось проку –

 Плыть против равнодушных волн.

 

Он словно был подхвачен духом,

Что дышит в ветре и, по слухам,

Поет в потоках. Как стена

По берегу вставали скалы

Всё выше. Сосны… Дебри тала…

Мерцая красками опала,

Ткалась тумана пелена.

 

 И это марево клубилось,

 Преобразуя всё, бугрилось,

 Багрянилось и вновь белилось,

Текло…

Из облачных туманов

Вдруг отливались,

Дрожью бликов наполнялись

Иззелена-голубистые горы.

Меж черных сосен выступал олень,

Но тут же в камень он перетворялся,

А серый камень взмахивал крылами,

Орлом в трепещущее небо уносясь.

Туман безмерный цвета не имел,

Но все, что возникало из него,

Приобретало запахи, цвета и голоса…

И снова белой мглой все одевалось,

Все таяло…

И новые творенья создавал

Тот, чье присутствие казалось очевидным.

Незримый,

Столь щедро вдохновения плоды здесь расточавший,

Великий Кто-то не имел границ.

Он был во всем.

Всё было им.

Всё было равнозначным:

Цепи поднебесных гор,

И пестрый крохотный ручейник,

Над зеленью осоки мельтешивший.

Неизмеримый жил в простых вещах.

Главного нет.

Второстепенного нет.

Приравнено всё.

Кому уподоблено? Кем?

 И представлялось рыбаку…

 

Рыбаку рисовалось, что он не на жалком челне,

На всевластном драконе скользит средь планет и созвездий.

Улыбается солнца лучам, серебристой луне.

Он без цели стремится вперед и не ждет благовестий.

 

Светозарное небо лежит на его голове,

Величавые горы плывут, валуны и утесы.

Позабыл он о важных делах – о вьюнах и плотве,

Ни о чем не грустит, никого не зовет и не просит.

 

И вот тут различает рыбарь впереди по реке

Трепетанье, плесканье огня удалого пожара.

Он струхнул, но почуял не гарь в разбитном ветерке,

Но божественнейший аромат пития медовара.

 

Что за дива, игра, ведовство непостижных небес,

По зерцалу речного пути порассыпанных щедро?

Ах, то персиков роща, чудной зачарованный лес

В ярко-красных цветах, что дрожат от ласкательства ветра.

 

Все становится уже река, превращаясь в ручей.

Все теснее сжимают ее островерхие скалы.

Оставляет он лодку, идет в позолоте лучей,

А над ним и повсюду весна – ослепительно-ала.

 

И, казалось, не знает конца тот цветочный чертог –

Касноцветье, краса, краснина, волшебства красованье…

Но закончилась рощица там, где реки был исток,

Над истоком вздымалась гора в необычном сияньи.

 

Тайнодейственный свет исходил из высокой горы.

Меж нефритовых пурпурных глыб обнаружился тесный

Неприметный пролом – сквозь него свет мерцал из норы.

И по яшмовой гальке рыбак в путь потек неизвестный.

 

Ну зачем сгоряча он полез в странновидную щель?

Неужели, злодейка-судьба в западню затолкала?!

Он бы так же, как прежде, ловил голавля и форель,

А теперь вот застрянет в камнях – и пишите пропало…

 

Преисполнившись ужасом, полз он во чреве горы.

Но невидимый Кто-то иной приготовил сценарий –

Щель раскрыл непостижный каприз трансцендентной игры –

Поражен был тогда рыбака взгляд раскосый и карий…

 

Он увидел… Пред ним расцветал изумительный край:

В окружении гор голубых плодоносные нивы,

Зеркала безмятежных озер – хоть всю жизнь озирай,

Сосны, туты, бамбук… Ах, сады несказанно красивы!..

 

И среди вот такой красоты поднимались дома,

По-над гладью озер и полей безмятежно летали

Голоса петухов, визготня детворы, а с холма

К водопою спускались стада… Воробьи щебетали…

 

К потрясенному видом таким рыбаку подошли

Дети, желтоволосые старцы, красотки с мужьями,

Вопрошали: откудова он, из какой бишь земли,

И какими сюда, к ним, попал тайными колеями?

 

Рассказал им пришлец про своё ремесло, про реку,

И про персиков лес, и про щель, что едва не сгубила –

В ней, опасной, остаться пришлось одному башмаку! –

Бог помог, надо быть, одолеть испытаний горнило.

 

Улыбались по-дружески все, кто внимал рыбарю,

Поздравляли, что всё обошлось, а потом предлагали

Посетить их дома и, конечно, отведать стряпню,

И жасминовый чай, и хлеба, что они выпекали.

 

Небывалые люди цветной и просторной страны

Показались тогда рыбаку в бытии без тревоги

Существами, скорее, небес, чем земли: не грешны,

Не грозны, не пьяны, не скучны, ну, как будто бы Боги…

 

Так прошел удивительный день… И насмелился гость

Задержаться у добросердечных красивых собратьев.

Он трудился со всеми, и таяла старая злость

В успокоенном сердце его, верховенство утратив.

 

«Нам не нужно надсады в делах, – говорили ему

Обитатели той стороны, – мы не копим богатства

И обходимся малым. Зато мы не служим ярму,

Мы не платим налогов и чтим предписания братства.

 

Мы не пестуем истин – нельзя, мы считаем, постичь

Ничего в мирозданьи путем суемудрия смертных.

Лишь – доверие сердцу, его навсегда возвеличь,

Откажись от услуг плутовства и доктрин эфемерных».

 

 ДЕВОЧКА:

 В упоительном нашем краю,

 Что горит как алмаз,

 Пребывает немало существ,

 Не похожих на нас.

 Как хрустальный бубенчик звенит

 Их естественный смех.

 Но Озерная Дева из них

 Восхитительней всех!

 

 «Из корицы ладья – о-о-си! –

 Из орхидеи весло.

 В пустоте-чистоте – о-о-си –

 Мы стремимся туда, где светло(3)».

 

 Вот меж лотосов Дева скользит

 И на цине струнит,

 Отражается лотоса цвет

 От груди и ланит.

 Драгоценные духи – родня,

 Ключ наследственных сил.

 Ни за что мы их не предадим,

 Кто бы что ни сулил!

 

 «Из корицы ладья – о-о-си! –

 Из орхидеи весло.

 В пустоте-чистоте – о-о-си –

 Мы стремимся туда, где светло».

 

 СТАРЕЦ:

 Не оставляет наша жизнь следов,

 И потому я не привязан сердцем

 К свидетельствам вещественных оков

 И не доступен хищным иноверцам.

 

 Пусть пучеглазый хитрый паразит

 Невнятную природу проклинает

 И что-то там о духе говорит,

 О чем он ничего не понимает.

 

 Прекрасен запах хризантем лесных,

 И юное стремящееся тело…

 Но всё конечно – нет путей иных,

 И лишь исчезновенью нет предела.

 

 ПОЭТ:

 Мой дом со всех сторон

 горами окружен.

 Весной и осенью,

 всегда уютен он.

 

 Открою лишь окно –

 на склонах вижу лес,

 Сверкают ледники

 меж облачных завес.

 

 Игривые ручьи

 со скал летят в реку,

 И говорит бамбук

 о чем-то ветерку.

 

 Скучны интриги мне

 дворцовые чинуш.

 Есть кисти у меня,

 а в тушечнице – тушь.

 

 На свитке шелковом

 размах горы Куньлунь

 Могу я заключить

 в один квадратный цунь(4).

 

 Живу я как хочу,

 не чествую вражду,

 Но отчего грустны

 бегонии в саду?..

 

 ЖЕНЩИНА:

 Шелкопряды мне навили

 Длинных, тонких, нежных нитей.

 Наткала из них полотен

 В честь предбудущих событий.

 

 Я искристые полотна

 В ярком пурпуре топила.

 Я из них наряд стачала.

 Для лица толкла белила.

 

 Налила вина я в чайник –

 Пусть оно язык развяжет.

 Скоро милый друг приедет,

 Что-то мне тогда он скажет!..

 

Что же движет людьми? Отчего, приближаясь к мечтам,

Те не в силах порыв удержать, и, несомые ветром,

По каким-то нелепым путям, по кривым бороздам

Увязают в отчаянности, во вранье непросветном?!

 

Как счастливо жилось рыбаку у красивых людей,

Так легко, так светло, хорошо… однозначно – блаженно!

Да явилась тоска, захотел он из дома вестей,

Захотелось увидеть детей, захотелось страшенно.

 

Вот тогда распростился рыбарь с тем народом чудным,

За радушие благодарил и, смущаясь ужасно,

В страховитую щель вспять полез он путем потайным –

Что-то вновь подгоняло его непреложно и властно.

 

Обесцветившийся, опростившийся персиков лес…

Вот и лодка лежит под кустом – дождалась трудовая…

Но, идя по течению вниз, он на ветках древес

Сек зарубки, при этом о доме родимом страдая.

 

 В мир сторонний, доверчивый, но справедливый, свободный,

 Куда завел, шутя, путь водный,

 Для чего-то хотелось ему обозначить стезю…

 Но дальше друг от друга стали

 Речные берега. Детали

 Родных краев затрепетали,

 Родных – как тина карасю.

 

Жена не слишком возмущалась

Его отсутствием. Ругалась,

Что лодка чертова пуста…

И не привез он даже цаня(5),

Без толку лишь пробалаганя

Все это время. О болване

Таком судачат – срамота!..

 

 Но с перцем сочные дим самы(6),

 На травах пьяные бальзамы,

 Пахучий квашеный бамбук…

 Известно, жалкую лачугу,

 Соседа – наглого хитрюгу,

 И даже злобную супругу

 Преображает пост разлук.

 

Жизнь потекла в привычном русле,

В делах рутинных дни загрузли,

И, если вспоминал чудак

О том, что с ним весной случилось,

То уверял себя: приснилось!

И ту божественную милость

Забыть старался кое-как.

 

 Ах, кто бы мог сказать наверно,

 По руслу той реки безмерной

 Как много утекло воды,

 Пополнил ли рыбак потомство,

 Как избегал он вероломства,

 Чем одарило скопидомство

 За все житейские труды?

 

Но как-то на глаза весною

Попалась ранью росяною…

Да, ветка персика в цвету.

И что-то тут в груди взвинтилось,

Все вспомнилось, всё воротилось…

И почка сердца вмиг раскрылась…

И сделалось невмоготу…

 

 Тогда дрожащими руками

 Ветрило поднял, пустяками

 Вдруг показались все дела,

 Которым отдавал он силы,

 И захотелось до могилы

 Заклясть судьбу, чтоб проводила

 Вновь в край свободы и тепла.

 

Рыбак был преисполнен рвенья

На этот раз свои стремленья

Привычке ветхой не предать,

Но сеть порвав предрассуждений,

Поверий, жалких заблуждений,

Среди душевных услаждений

Поймать блажную благодать.

 

 Кругом бурлило водополье,

 Река являла своеволье

 В весенней дерзости своей.

 Со всех лощин, со всех расселин

 Неслись потоки – бешен, хмелен

 Их танец – дик и беспределен

 Мятеж средь голубых полей.

 

Отчаянье в одно мгновенье

Схватило сердце черной тенью –

Хоть слезы лей, а хоть стенай:

Ведь ни за что среди смешенья

Потоков, талых вод круженья

Не распознать ручей прозренья,

Ведущий в персиковый край.

 

 О, как смешны любые метки,

 Что расставляем мы нередко

 Вблизи намеченных дорог!

 Но крутит время в свистоплясе,

 Свои меняя ипостаси…

 Рыбак вернулся восвояси,

 Где прожил отведенный срок.

 

Я тоже приближался к лесу,

Приподнимал цветов завесу,

И полз через опасный лаз.

Почти нашел народ чудесный,

Почти испил законов честных…

Но шанс дарителей небесных…

Он как-то сам собой угас.

 

 То было просто наважденье?

 Стремление к освобожденью

 Средь глупых мелочных забот?

 От той попытки немудрящей

 Шрам на сердце горит саднящий,

 А персиковый лес манящий

 Как прежде где-то там цветет…

 

---

1. Вэн – китайское название корюшки.

2. В древнем Китае отец жениха посылал в дом невесты в качестве символа брачного предложения - дикого гуся.

3. Су Ши. «Фу о Красных скалах».

4. Цунь – 3,2 см.

5. Цань – китайская монета.

6. Пельмени.