Александр БОБРОВ. «ПЬЮ ЗА ЧУЖОЙ СЧЁТ. ВСЛЕПУЮ…». Заметки вокруг польской политики и поэзии

 

Александр БОБРОВ

«ПЬЮ ЗА ЧУЖОЙ СЧЁТ. ВСЛЕПУЮ…»

Заметки вокруг польской политики и поэзии

У России есть две всемирно исторические задачи,

это – Славянство и Православие.

Фёдор Достоевский

 

Война с историей, с историческими смыслами, а не только с фактами – пошла не на жизнь, а на смерть. И здесь проявляются государственные структуры, свойства целых стран и отдельных людей. Для меня давно загадка: что за нация такая – поляки?.. Просто сборище галантных лжецов и подлецов, которые отличились в очередной раз в дни 75-летия освобождения Варшавы от длительной и испепеляющей фашистской оккупации. «Изгнание немецких оккупантов из Польши во время Второй мировой войны не принесло стране свободы». С таким лживым заявлением выступило 17 января министерство иностранных дел Польши. Горе-дипломаты подчеркнули, что поляки ценят усилия лишь рядовых красноармейцев, освобождавших страну от немцев. Кстати, похоже высказался бывший премьер Дмитрий Медведев: в войне, мол, победил не Сталин, а простой народ – «отдельные красногвардейцы». МИД Польши идёт дальше Медведева: «Мы уважаем честь солдат, пожертвовавших своей кровью в борьбе с нацизмом, однако режим Сталина в 45-м году принес Польше угнетение, зверства и экономическую эксплуатацию. Красная армия освободила Варшаву от нацистской оккупации, но это не принесло Польше свободу», – говорится в сообщении МИД в Twitte. Ну что сказать? Если не дипломатично, то просто хамы, сознательно зачёркивающие все смыслы, факты, реалии. Стоит только посмотреть на известные фото – обречённые женщины варшавского гетто (сами немцы снимали) и варшавянки, встречающие советских солдат (сами поляки снимали). Что, никакой разницы, политиканы и литераторы хреновы? Почему и литераторы – ну, потому что они-то должны хоть к какой-то правде и реалистичности стремиться, пусть и в век постмодернизма!

Уму непостижимо – так предать историческую и национальную память! Власти Польши решили не отмечать 75-летие освобождения многострадальной Варшавы, за которую было пролито столько крови – русской, польской, еврейской. Вообще, январь в нашем сознании – месяц 75-летия полного освобождения Польши. На пятый день грандиозной Висло-Одерской операции, 17 января 1945 года, советские войска вместе с 1-й армией Войска Польского очистили Варшаву от фашистов. Честь первыми войти в столицу Польши была предоставлена новоявленным польским братьям по оружию. Взорам их открылась страшная картина: в городе были взорваны почти все памятники истории и культуры, в том числе памятники Копернику, Шопену, Мицкевичу, Неизвестному солдату, колонна короля Сигизмунда Третьего. Было разрушено дотла 87% зданий. За пять с лишним лет оккупанты уничтожили сотни тысяч жителей Варшавы в концлагерях и застенках гестапо. В момент освобождения польской столицы там находилось лишь несколько сотен человек, которые скрывались в подвалах и канализационных трубах. Все остальное население Варшавы оккупанты выселили из города еще осенью 1944 года после подавления Варшавского восстания. Командующий 1-ой армией Войска Польского генерал-лейтенант Поплавский писал: «Удручающее зрелище представляла собой варварски разрушенная немецко-фашистскими войсками Варшава… Не знаю, где женщины взяли цветы (ведь Варшава была разрушена и объята пламенем) и преподнесли их мне и подполковнику Ярошевичу…». Население Польши с ликованием встречало своих освободителей. Всюду были вывешены советские и польские флаги, возникали стихийные демонстрации, ми­тинги, манифестации. Уже 23 января части 21-й армии вышли к Одеру в районе Оппельна, а в конце января соединения фронта вышли на Одер во всей полосе наступления. Польша была свободна, впереди лежал Берлин… На митинге в честь освобождения Варшавы композитор Тадеуш Сигединский взволнованно говорил: «Как ждали мы вас, дорогие товарищи! С какой надеждой мы смотрели на Восток в тяжелые, мрачные годы этой страшной оккупации. Даже в самые трагические минуты нас не оставляла вера в то, что вы придете и вместе с вами придет возможность трудиться на благо своего народа, творить, жить в мире, демократии, прогрессе. Лично я и моя жена Мира связываем приход Красной Армии с возвратом к активной, кипучей деятельности в наиболее нам близкой области — области искусства, которое находилось взаперти в течение почти шести лет немецкой оккупации». Теперь некоторые тщатся доказать, что взаперти искусство и литература находились в течение десятилетий социалистической Польши. Не верю: по поэзии – этого не чувствовалось! И переводы блестящие классиков советской литературы, и присуждение самых престижных мировых премий подтверждают это. А вот что сегодня?

 

В Варшаве есть любопытный памятник свободе слова, стоящий на одноимённой площади: тёмный металлический лист, переходящий с дорожки на плавно вздымающуюся плоскость. Он посвящён, понятное дело, цензуре в социалистической Польше. Здание за ним раньше занимало польское цензурное ведомство, и памятник символизируют отклеивающуюся черную полосу, которой вымарывали неугодные слова и фразы в текстах. Теперь ничего не вымарывают, но кажется порой, что чёрная полоса на сером фоне – ширится. Я назвал свои заметки по строчке классика ХХ века Константы Ильдефонса Галчинского: «Воли захотели? – нате!». Иронические стихи перевёл Евгений Храмов:

Воли захотели? – нате!

Скумбрия в томате,

скумбрия в томате.

Хек!

Похоже, хек наступил не только поэзии, но и общественной, гуманитарной мысли в Польше, да и в России тоже, если брать славянскую тему. «Внезапно стало ясно, что никакого славянского братства не существует. Его и не существовало никогда». Этим стремительным открытием Герман Садулаев поспешил поделиться на сайте «Свободная пресса» и даже в газете «Советская Россия». Выходит, он и Достоевского с его словами из эпиграфа опроверг? Похожую мысль проводил не раз и Захар Прилепин, задавая, например, в массовых «АиФ» вопросы: «А есть ли оно, это славянское братство? Или мы десятки лет пытались его купить, да не получилось? А может, вообще на него не стоит рассчитывать, сами справимся?». И сам же отвечает: «Славянские народы, с тех пор как они стали отдельными народами, никогда не были едины. Если говорить о чехах, поляках, болгарах, то для них вся эта славянская история была не так однозначна, как для нас». Конечно, не однозначна, но идея панславизма родилась у хорвата Крижанича, а оформилась чешскими славистами! Сегодня в это трудно поверить… Но славянские народы и впрямь не были едины – тут англосаксы всегда знали, как раскалывать и стравливать самое многочисленное племя Европы. Но Россия остаётся центром и спасителем Славянского мира.

«Нет истины там, где нет любви» – это завещал нам Пушкин в заметке «Александр Радищев», посвященной книге «Путешествие из Петербурга в Москву». То есть он говорил столь высокими словами о политике, о гражданской миссии русского писателя. Я не разделял тогда возмущения некоторых читателей по поводу того, что, мол, именно Садулаев учит русских, как воспринимать славянский вопрос. А кто-то защищал: у него мать – терская казачка. Ну, сколько в крови казаков турецкой и кавказской крови, мы тоже знаем, но, убежденно считая Левитана и Гоголя русскими гениями, хочу заметить, что статья эта, увы, была все-таки – не русская. Именно по небрежению пушкинским заветом. 

Хочу напомнить: на приеме в Кремле в честь президента Чехословакии Бенеша 28 марта 1945 года, когда Великая Отечественная война близилась к нашей победе, Сталин предложил тост «За новых славянофилов, которые стоят за союз независимых славянских государств!». Конечно, выдающегося стратега и политика можно упрекнуть в непонимании вопроса, но именно Сталиным было совершено величайшее достижение – уничтожение фашизма и радикальное смещение славяноговорящих государств на запад Европы, наряду с собственно формированием их как национальных государств. Так была создана неблагодарная Польша – одно из самых моноэтнических государств мира, сегодня доля поляков составляет в нём 97,5%. Язык и культура – только польские, евреи фашистскими и собственными палачами были почти полностью уничтожены, но по невообразимому складу нации – у власти сегодня националисты! С кем же и за что они борются?

С глубокой и горькой статьёй выступила на днях в польском издании Myśl Polska профессор, специалист по русской литературе Анна Разьны (Anna Raźny). Хочу напомнить, что в мае 2014 года она подписала открытое письмо к русскому народу и правительству Российской Федерации с просьбой защитить славянский мир и европейское христианство от духовной агрессии Евросоюза. Это письмо вызвало отрицательную реакцию в польских средствах массовой информации, где она была обвинена в предательстве Польши и по доносам «демократов» – того же редактора-русофоба Адама Михника – была отстранена от преподавательской деятельности в Ягеллонском университете. Увы, русские политики и литераторы Анну Разьны не поддержали – только я в «Советской России», где и Садулаеву, кстати, возражал без особенной поддержки коллег.

Зато стоило мне выступить с критическими геополитическими и поэтическим заметками после рождественской дороги в Польшу – на меня обрушилась лавина женских упрёков от новоявленных полонофилок. Татьяна Воронина раздражённо написала: «Автор умеючи плетёт кружева… И как-то от этого ни тепло, ни холодно... У русских, белорусов, украинцев, поляков абсолютно одинаковый ДНК. Мы не просто братья, а родные братья. И как же космополиты безродные изумительно виртуозно ведут свои дела среди нас, что мы все переругались и оказались по разные стороны баррикад!». То есть я, автор переизданной книги «100 великих славян» и бесчисленных статей во славу, как показала дальнейшая дискуссия в «Российском писателе», – причислен ею и другими сторонницами к безродным космополитам. Но причём тут ДНК в век политизации, страшной обработки умов и психики? И вообще: поэзия – не ДНК, а язык, судьба и душа. И если Воронина считает, что всё это у нас одинаковое, то я ей сочувствую из-за такого уровня понимания. Пусть тогда нам дамы объяснят что-то о русских, ставших свидомыми украинцами, или о католиках-хорватах, ненавидящих сербов. Там ведь прямо не генное, а кровное единство! – и что?

Особо поразил отклик Валентины Беляевой. Впервые я после критической статьи (их у меня – не счесть!) получил прямой упрёк в предвзятости и враждебности: «К огромному сожалению, статья о современной польской поэзии с изначальной тенденциозностью безапелляционно, не дипломатично и неоправданно выдержанная во враждебном ключе к «гнилой» Польской республике вообще (слово из фейсбука), перешла грани приличия...». Ничего себе! – даже о польских пограничниках, которые её снимали с поезда, задерживали и унижали (почитайте в том же РП) – Беляева так не писала, как о Боброве. Да, любовь зла... Но откуда ей ведомо, что с «изначальной тенденциозностью»? Никогда так не писал ни о русской, ни о венгерской, ни даже об украинской современной поэзии. Это просто прямое оскорбление моей правдолюбивой натуре и литературной позиции – от хрупкой и возвышенной поэтессы, как-то связанной с Польшей. Я что, не зная языка, специально выхватывал строки или подбирал стихи по чьему-то наущению, по корысти? А сами переведённые и опубликованные ТЕКСТЫ – ни о чём не говорят?!

 

Кстати, некоторые наивные люди стали говорить: «Боброву хорошо судить – он от фонда «Русский мир» в командировку поехал». Смешит такое непонимание реалий: поехал я, конечно, за свои – кто меня от фонда Вячеслава Никонова командирует? Там совершенно другие сотрудники и авторы. Отправился я показать своей знакомой католическое Рождество исключительно по своей неуёмной воле, а вовсе не в деловую поездку, но, конечно, не мог лишь благостно погрузиться в атмосферу праздника. В кабинет «Русского мира» Краковского педагогического университета попал чудом – по любви заведующей Хелены Плёс к России. Поговорили мы с ней после свадьбы дочери накануне – недолго и не о поэзии, конечно. Наоборот, когда я спросил у Хелены Плёс, кого она из современных краковских поэтов порекомендует почитать? – знаток польского и русского мира только махнула рукой: «И называть не хочу! Тем более выделять». Ну, тогда я сам погрузился в поиски, сразу, под сенью замков и костёлов. Мне в большом книжном магазине «Под глобусом» порекомендовали типичного сына «бескровной революции, покончившей с коммунистическим режимом» – одного из тех, кто пришёл на этой волне и, не стесняясь в выражениях, объявил о решительном разрыве с прошлым. Молодой тогда краковский поэт Мартин Светлицкий написал в одном из своих программных стихотворений: «Пора захлопнуть картонные двери и открыть окно, / открыть окно и проветрить комнату». Он стал известным, раскованным автором, продолжает писать последние лет тридцать «обновлённые стихи» про одно и то же, примерно в одном и том же ключе: бабы, алкоголь, сигареты; вокзалы, бары, гостиницы; улицы, кухни и подъезды; встречи и расставания. Вот стихи, которые теперь не актуальны даже в России – «38-я песня о водке»:

В моей квартире нет проблем

с алкоголем, поскольку

я пью в городе.

Пью в городе. Пью от страха,

пью на радостях.

Пью в городе. Пью в сумерках.

И в дни карнавала, и во время поста.

Пью в городе. Пью на свои.

Пью за чужой счет. Вслепую.

Внимание! Внимание!

Внимание, я иду!

Это я, несу

свой сороковник. Мне не страшно,

ведь я,

скорее всего, здесь не живу. 

                                           (Пер. Игоря Белова)

Сам переводчик из Калининграда постоянно находится в гуще современной польской поэзии, осмысливает протекающие в ней процессы: «Иосиф Бродский заметил когда-то, что «другой язык, будь он трижды славянский, это прежде всего другая психология». (Пригвоздите его ДНК, Воронина! – А.Б.) История Польши – это история национальных катастроф, территориальных разделов, геноцида и репрессий. И из этого опыта исторических провалов полякам удалось сделать великую литературу, и прежде всего великую поэзию. Особенность польского психологического состояния – это умение находить достоинство в поражении, отношение к свободе как к высшей ценности, независимость и самоуважение, рыцарский дух. Не зря, кстати, поляки так любят Булата Окуджаву – им близок его образ солдата разбитого полка, одерживающего моральную победу. И, конечно, не случайно известный поэт, публицист и литературный критик Лешек Шаруга назвал свою книгу о польской поэзии 1939-1988 годов (а это едва ли не самый сложный период польской истории) «Борьба за достоинство»…».

Оказывается, и в Польше была своя rewolucja godności – раньше Украины. К чему она привела? К полной раскованности и потере ответственности, воспетой литературоведом Михаилом Бахтиным. Вот один из ведущих лириков Петр Мицнер (род. 1955), который славится своей иронией:

Было табу

                     и нет

Нет ничего лучше польских колбас

нет ничего лучше польских девиц

сорванных прямо с ветки

лучше пажитей водки

Польша

мое сердце бьется снаружи

Польша

дай огоньку

Польша о твой монумент выбью трубку

присяду на пути демонстраций

Патриотизм у меня

в аптечке первой помощи

 

Иногда от современной польской поэзии и впрямь требуется прибегать к аптечке первой помощи. Вот характерное стихотворение Геновефы Якубовской-Фиалковской из силезского Миколува, который, если Польша будет так рьяно развенчивать «преступления Сталина», придётся вернуть Германии. Она демонстрирует свою брутальность и раскованность на грани распущенности:

 ищу его (бога и мужчину)

в аэропорту Истамбула

. . . . . . . . . . . . .

и снова дымлю в кабинке для курильщиков

и пью второй бренди (за стойкой бара)

муэдзин призывает к молитве

четыре утра

минареты вонзаются в меня

словно пенис бога

когда в туалете аэропорта я спускаю

джинсы колготки трусы и писаю

 

Переводчик Игорь Белов считает, что «писать такие стихи на восьмом десятке – признак особой крутизны». А по-моему, тут не крутизна, а кощунство и нечто другое – не хочется обнажать дальше…

Но на сайте «Российского писателя» дамы продолжали обрушивать шквал упрёков в предвзятости (зато Польша и её поэзия – ну, совершенно непревзята!), в каких-то заведомых кознях. Даже мои стихи из книги иронической поэзии «Вообще и в частности» 1989 года (!) приводили: мол, если эти горькие строки польские товарищи прочтут – какой безрадостный вывод о России они сделают? Да какая мне разница? – пусть читают, но меня принялись упрекать в «утрате национального чутья», гвоздить стихами Тютчева, который писал их полтора века назад – тогда, когда чехи выдвинули идею панславизма под эгидой России (а сегодня – повторят?). Потом вообще стали указывать, что надо на моём сайте оставлять, потому что я ведь со ссылкой на статью напечатал пост – проверить: есть ли другие читательницы? Но первым откликнулся читатель – Владимир Спектор: «Александр Александрович! Мы с Вами почти из одного поколения (я 51-го года). Но из одного воспитания – это точно. У меня не брат, а двое молодых дядей (братья мамы) погибли один в Брестской крепости, а второй в Белоруссии в 43-м. Спасибо за очень интересные, глубокие, честные рассуждения о Польше. Прочитал на одном дыхании. Уверен, что Вы и сами знаете цену Вашей статье. Кстати, то, что она вызвала такое оживленное обсуждение, подтверждает мои слова – очень интересная. Удачи Вам и здоровья».

Советую всем полонофилкам прочитать статью польского профессора – упомянутой Анны Разьны, которая в отличие от них – пострадала за свои славянофильские убеждения. Вот что она пишет о взаимоотношениях наших стран после полного потакания Польше, после поспешного признания Госдумой нацистского сценария Катынского расстрела: «Четко обрисованная картина мирного сосуществования и сотрудничества разрушилась в 2014 году. Польша, поддержав государственный переворот на Украине и гражданскую войну Киева против взбунтовавшегося Донбасса, внезапно стала врагом Москвы. Не потому, что это соответствует нашим государственным интересам, а потому, что польские атлантисты в ущерб собственной стране решили претворять в жизнь глобальные интересы трансатлантических игроков. Они обратились к безумной концепции восточной политики Ежи Гедройца (Jerzy Giedroyc), согласно которой существование большой Украины в сталинско-хрущевском географическом формате с включением Крыма гарантирует, что Польше не будет угрожать опасность со стороны России. Стремление Варшавы, которая продолжает вести яростную борьбу с наследием коммунизма, сохранить Украину в ее коммунистической конфигурации, служит свидетельством не только того, что польские атлантисты используют двойные стандарты, но и того, что они не отличаются высоким уровнем интеллекта». Прямо в корень заглянула моя коллега и ровесница, и опять Украина как антиРоссия всплыла. Конечно, это всё политика и идеология, но разве литература, даже медитативная лирика, – вне идеологии? И если нынешняя польская поэзия демонстративно, в отличие от поэзии социалистической Польши, не касается гражданских тем, решительно рвёт не только с традициями послевоенных корифеев, но и с традициями славянства, былого фронтового и филологического содружества («захлопнуть картонные двери»), то почему я должен к ней относится столь трепетно и с непонятным пиететом стучаться в захлопнутые двери?

Но всё-таки в дороге по пасмурной Польше, на сыром висленском ветру я не растерял последних проблесков надежды, их помогает хранить наше вековое спасение – Слово! Кто-то уже считает, что и это миф, но я со школы верил в миф про славянских храбрых воинов, перехитривших с помощью соломинок многочисленных врагов…

Славянский мир расколот и загублен.

Я описать провалы не берусь –

От ельцинских балканских загогулин

До путинских тирад про Беларусь.

Но прошлое – не призраки в тумане.

В Берлине шли последние бои,

И наши окликали: «Эй, славяне!»,

Поскольку понимали, кто – свои.

Сегодня этот оклик – без ответа,

Скукожилась славянская душа...

Ну ничего, переживем и это,

В воде через соломинку дыша.