Сергей МУРАШЕВ. ОБРАЗ АВТОРА И ЕГО МАСТЕРСТВО. Доклад на Международном молодёжном Форуме в Шанхае

 

Сергей МУРАШЕВ

ОБРАЗ АВТОРА И ЕГО МАСТЕРСТВО

Доклад на Международном молодёжном Форуме в Шанхае (опыт разбора своего рассказа)

 

Рассказать о своем творчестве я решил таким образом: я разберу один из своих рассказов, опираясь на теорию образа автора, выдвинутую известным русским филологом В.В. Виноградовым.

Я использую термин, не выдвинутый самим В.В. Виноградовым. Вскользь он упоминает о «писательском мастерстве». Но развить эту часть теории не успел. Я говорю о «писательском мастерстве» как о самостоятельной категории: в его существовании и возможности его существования отдельно от всего образа автора я, как писатель, убедился на опыте.

Чтобы составилось представление о том, что такое образ автора, приведём несколько цитат из трудов В.В. Виноградова. 

«Образ автора — это не простой субъект речи, чаще всего он даже не назван в структуре художественного произведения. Это — концентрированное воплощение сути произведения, объединяющее всю систему речевых структур персонажей в их соотношении с повествователем, рассказчиком или рассказчиками и через них являющееся идейно-стилистическим средоточием, фокусом целого»[1]. 

«В «образе автора», в его речевой структуре объединяются все качества и особенности стиля художественного произведения: распределение света и тени при помощи выразительных речевых средств, переходы от одного стиля изложения к другому, переливы и сочетания словесных красок, характер оценок, выражаемых посредством подбора и смены слов и фраз, своеобразия синтаксического движения»[2].

Заострим внимание на высказывании:

«В каждой яркой индивидуальности образ писателя принимает индивидуальные очертания»[3]. 

Получается, что есть какой-то протообраз, который в произведениях писателя принимает конкретные черты. Вот про этот первоначальный образ автора и хочется поговорить.

Для этого придётся разъять полотно текста. Выделим в нём две составляющие: то, что относится к образу автора, и то, что относится к «писательскому мастерству».

Писательское мастерство — это умение создавать тексты, строить предложения, подбирать слова. Так, к писательскому мастерству относится созданный автором произведения образ рассказчика. Мы его мы выделим в отдельную категорию и почти не будем её касаться, чтобы рассмотреть более частные примеры писательского мастерства.

Перед разбором прочитаем рассказ.

  

В войну      

…У матери тогда телята на телятнике начали дохнуть. А она не может ничего, изробилась, заболела. Лежит на кровати пластом; застонет иногда сильно-сильно. Ириша в зыбке не ревит — мне качать не надо. Сашка с Манькой уже большие — где-то чего-то делают. …Витька ещё дома. Он меня на два года старше, а тогда совсем карличек был. На подоконник (велики ли окна), веришь — нет, скочит! И помещался. Чуть только голову приклонит, за косяки руками придярживается, что-то всё на улице высматривает. И тогда тоже смотрел… Вдруг! как спрыгнет на пол.

— Идёт!!!

А кто идёт, чего идёт? Я в рёв. И реву и реву. (У меня слёзы близкие, но быстро и высыхали.) Слышу, кто-то застучал на мосту, затопал громко-громко. Я реветь перестала, за сундук спряталась и совсем не шевелюсь. А Павел Иванович, председателем тогда был, вошёл, поздоровался. Никто не ответил — Витька тоже боится, стоит рядом с матерью. А Павел Иванович к матери подошёл. Спина вся в снегу — мело тогда сильно. …В правой руке шапку держит… Подошёл, постоял, постоял, опустился перед самой маминой головой на колени (у него спина была надорвана, наклоняться не мог ). Долго присматривался к матери близко-близко, ухом прислушивался. Потом и сказал:

— Что ж ты? Что ж ты делаешь-то, Лидия? Лидия, Лидия. Фуур  с эма  с телятами! Пусть… У тебя же пятеро детей! Лидия!

Постоял ещё, повсхлипывал. А снег на спине так и не растаял, белеет. …Поднялся после с трудом, на Витьку посмотрел и ушёл.

И не померла ведь мама. Не  померла! Выкарабкалась. С того света воротилась. Здоровее только ещё стала. И нас всех вырастила. Одна.

 

Рассмотрим название рассказа. «В войну». Это не сфера действия рассказчика: название даёт автор. Можно ли это отнести к мастерству писателя? Скорее всего, нет: неужели такое корявое, неумелое на первый взгляд название можно назвать мастерством? С другой стороны, никакое другое название не может так ярко осветить рассказ от самого начала до конца. Вероятнее всего, за словами «в войну» скрывается неуловимый образ автора. Вообще за хорошим названием всегда можно почувствовать образ автора, так как название стоит отдельно от текста, и ничто не отвлекает внимание читателя.

Начинается рассказ с прямой речи, словно уже вырванной из диалога или даже монолога. Может, в этом тоже проявляется образ автора? Нет, это только мастерство писателя. Для проявления образа автора это начало не нужно, это только ввод в ситуацию, в обстановку. Экспозиция. Понимает ненужность начала для выражения образа автора и писатель. Поэтому безжалостно отрубает всё лишнее и оставляет только самое необходимое. Это мастерство писателя, да, руководимое образом автора, но только руководимое. Дальше, до «Санька с Манькой уже большие» идут слова рассказчика. Как мы уже договорились, не будем их разбирать как мастерство писателя, а выделим в отдельную категорию. А вот слова: «где-то чего-то делают» организованы уже образом автора. «Где-то», «чего-то». Неужели рассказчик не знает или хотя бы не может предположить, что они делают? Понятно: старшие брат и сестра работают. Но если мы поставим в текст «работают», сразу возникнет вопрос, где они работают. А если напишем, например: «навоз возят на колхозные поля», то и вовсе заострим внимание на Саньке с Манькой. Автор не хочет, чтоб это произошло. Он заштриховывает, затеняет, то, что ему мешает. Отнесём «где-то чего-то делают» к переходному явлению — это не образ автора, но уже и не чисто мастерство писателя. Если в примере, рассмотренном выше, образ автора руководит мастерством писателя, то в данном случаи он непосредственно присутствует.

Теперь обратим внимание на слова из словесного ряда, связанные с Витькой: «карличек», «велики ли окна», «и помещался», «приклонит», «за косяки руками придярживается». Все эти слова организованы образом автора. Рассмотрим слово «приклонит». В значении рассказчика — это склонить голову, в значении автора — «некуда главы приклонить» — так сказал Христос. Тогда понятны все остальные из перечисленных слов, они с помощью писательского мастерства выводят, делают чётче и понятнее образ автора, проявившийся в «приклонит», показывают нам распятого на перекрестье рамы Господа.

Менее явно образ автора проявляется «и помещался». Для рассказчика «и помещался» — это значит: вмещался, был соразмерен. Автор же как бы помещает героя в окно, как бы в картинку, берёт, поднимает и ставит. И тогда уже можно изображать: «за косяки руками придярживается». На первый взгляд образ автора более явно виден как раз в «и помещался». Но это заблуждение. Просто в «и помещался» присутствует движение, а движение проще заметить. В «приклонит» образ автора более насыщенный. Попробуем убрать из текста «приклонит» и все остальные выделенные слова потеряют смысл.

Дальше рассмотрим слова: «высматривает», «смотрел», «Идёт!!!», «кто идёт, чего идёт», «слышу кто-то», «затопал громко-громко». Все они относятся к одному словесному ряду — приближение чего-то страшного и неизвестного, какой-то силы. И во всех этих словах отсутствует образ автора, остаётся только писательское мастерство. Надо сказать, что данный словесный ряд — прекрасно выполненная смычка, соединяющая две сюжетные линии: связанные с Витькой и с матерью. Так же можно отметить писательское мастерство в предложениях: «Я в рёв. И реву, и реву. (У меня слёзы близкие, но быстро и высыхали)». Находка автора это: «я в рёв. И реву, и реву». Здесь и шум, наполнивший избу, и плач по матери, и страх перед неизвестностью. Но уберём пояснительное предложение в скобках, и находка превратится в пародию. Отсюда следует — важно не столько найти нужное слово, сколько оправдать его в тексте. Это и есть писательское мастерство.

Вот только с середины рассказа что-то случилось с автором. До этого чуткий к слову рассказчика, он перестал слышать. «Председателем тогда был» — зачем такая утяжелённая конструкция. Слово «тогда» для рассказчика не свойственно. А эти грубые пояснения: «мело тогда сильно», «в правой руке шапку держит», «(у него спина была надорвана, наклоняться не мог)». Это явно не рассказчика, они ему ни к чему. Это — авторское, словно ремарки. Сюда же можно отнести: «присматривался к матери близко-близко, ухом прислушивался», «постоял ещё, повсхлипывал», «поднялся после с трудом», «А снег на спине так и не растаял, белеет». Слово «белеет» в последней цитате, как и «с трудом» в предыдущей — явно авторские, оценочные. Неужели это образ автора? Но это так прямо, в лоб, безыскусно.

Вернёмся снова к середине текста. Дело в том, что именно здесь автор забирает слово рассказчика себе. «Я реветь перестала, за сундук спряталась, и совсем не шевелюсь. А Павел Иванович, председателем тогда был, вошёл, поздоровался». Вот она передача: «за сундук спряталась, и совсем не шевелюсь» — всё, рассказчика больше нет, она спряталась. Теперь мы наблюдаем всё с точки виденья автора, но не всеведущего, а просто находящегося рядом с героями. Это небольшое смещение ощущается. Но и история из семейной — разрастается во всенародную, уже не просто женщина умирает, но страна. Тогда все «лобовые атаки» автора оправданы. «Председателем тогда был» — здесь только начало разговора от лица автора и автор сразу делает акцент, что теперь говорить будет он. «Мело тогда сильно» — все мы знаем, когда у нас метёт и куда это отсылки. «В правой руке шапку держит» — подчёркивается не только видимость картинки, но и то, что стоит со снятой шапкой — так стоят перед покойниками и в церкви. «У него спина была надорвана, наклоняться не мог». Только ли это для того чтобы поставить человека на колени? А, может, его в армию из-за этого не взяли. А, может, он уже в колхозе надорвал, потому что одни бабы да малолетки? А слово «надорвана» — сколько в нём? Теперь это уже не просто председатель, а что-то побольше. «Наклониться не мог» — только на коленях, только на коленях можно вымолить. И вот она молитва: «присматривался к матери близко-близко, ухом прислушивался», «постоял ещё, повсхлипывал».

«А снег на спине так и не растаял, белеет» — это значит холодно в избе, а ещё надорванная спина, значит совсем больная, не греет — замело, белеет.

И вот последнее словосочетание из словесного ряда про Витьку: «На Витьку посмотрел и ушёл». Может, он видел Витьку сквозь метель в окне, может, подумал, что с ними будет, но в этом словосочетании сгусток образа автора, который нас возвращает к Витьке в окне, к Витьке с матерью: «Витька тоже боится, стоит рядом с матерью». «Посмотрел и ушёл». «И ушёл» — это переход слова от автора опять к рассказчику. «И не померла ведь мама. Не померла! Выкарабкалась. С того света воротилась. Здоровее только ещё стала. И нас всех вырастила. Одна». Где здесь образ автора? — его нет. Проявления образа автора сделали своё дело раньше и благодаря им данные предложения скрывают за собой другой смысл. Но удивительно, что благодаря писательскому мастерству абзац этот очень подходит рассказчику. Это словно заученная, много раз повторяемая жизнеутверждающая фраза. Чем достигается такой эффект? В ударный конец каждого предложения ставятся главные слова: «мама», «не померла», «выкарабкалась», «воротилась», «стала», «вырастила», «одна». Причём последний гласный звук в каждом слове «а». Это писательское мастерство, но не образ автора.

Разобрав текст рассказа, можно сделать вывод, что образ автора в иерархии выше писательского мастерства, часто он определяет, как действовать писательскому мастерству. Но бывают случаи, когда писательское мастерство выступает совершенно автономно («Я в рёв. И реву, и реву. (У меня слёзы близкие, но быстро и высыхали.)»). С другой стороны, есть случаи, когда и образ автора выступает автономно («ремарки» из второй части текста). Отсюда следует, что текст может быть построен исключительно с помощью писательского мастерства или исключительно благодаря образу автора. Причём по значимости и силе выигрывает, конечно, второй вариант, а по «красивости» — первый. Правда, в художественной литературе обычно присутствует и то и другое. Нельзя сказать это про публицистику. Но настораживает вот что: последнее время на прилавках магазинов, в журналах всё больше появляется литературы, где образ автора ужат до минимума, практически до нуля, а писательское мастерство разрослось пышно. Мало того, во многих институтах студентов-журналистов учат ни как выразить образ автора, а как его изобразить. «Дурно пахнут мёртвые слова»[4]. Такое писательство существует, но не живёт.

 

---

[1] Виноградов В.В. О теории художественной речи. М. 1971. С. 118.

[2] Виноградов В.В. О языке художественной литературы. М. 1959. С. 155.

[3] Чудаков А.П. В.В. Виноградов и теория художественной речи первой трети XXвека // Виноградов В.В. Избранные труды. О языке художественной прозы. М. 1980. С. 311.

[4] Н.С.Гумилёв. стихотворение «Слово».