Юрий ЛУНИН. УДОСТОЕННЫЕ ЧЕСТИ. Доклад на Международном молодёжном Форуме в Шанхае
Юрий ЛУНИН
УДОСТОЕННЫЕ ЧЕСТИ
Доклад на Международном молодёжном Форуме в Шанхае
«Хоть у китайцев бы нам несколько занять / Премудрого у них незнанья иноземцев», – устами Чацкого говорит А.С. Грибоедов, и не доверять ему сложно, ведь это был человек исключительно компетентный в вопросах международных отношений.
В то же время, прочитанные мною доклады наших китайских коллег и уже услышанные мною отдельные их выступления словно бы говорят о другом. Они говорят о том, что китайцы отнюдь не лишены той «всемирной отзывчивости», о которой говорил Достоевский как о преимущественно русской национальной черте.
Кстати, имена двух наших классиков – Достоевского и Толстого – на сегодняшнем форуме буквально не сходят с уст выступающих, причём как с русской, так и с китайской стороны. Вспоминаются, в основном, наиболее крупные произведения: «Преступление и наказание», «Братья Карамазовы», «Война и мир», «Анна Каренина». Я же вспомню относительно небольшие по размеру тексты, которые, тем не менее, стали для меня ключевыми. Я вспомню «Записки из подполья» Достоевского и «Смерть Ивана Ильича» Толстого.
Каким бы прекрасным и справедливым ни было общество, какой бы благополучной ни была жизнь его представителей, – рано или поздно каждую отдельную человеческую жизнь ожидает могила. Перед этим открытием (внешне таким простым) в ужасе стоит смертельно больной герой Толстого Иван Ильич. Смерть – конечный нуль – обессмысливает человеческую жизнь.
Об этом открытии рассуждает и китайский автор – участник нашего форума Ян Цинсян, пытаясь обнаружить в неизбежном «нуле» человеческого существования мерцание какого-то не-нулевого смысла.
«Мир равен нулю, то есть мир вновь открыт и обретает нулевую же бесконечную жизненную силу».
В одном из своих стихотворений Ян Цинсян даёт этой мысли, по существу основанной на философии Лао Цзы, неожиданно «русское» развитие.
Пусть день наших гробниц будет как новая жизнь.
Писательница Сань Сань в своём докладе, больше похожем на исповедальное эссе, говорит: «Когда я слишком сильно “ищу себя”, я пробую какое-то саморазрушительное поведение».
Здесь мы уже вспоминаем подпольного философа Достоевского, утверждавшего, что «слишком сознавать» – не только наивысшее счастье, но и великое наказание, своего рода крест. Ведь «слишком сознавать» – означает быть свободным.
«Нисколько не удивлюсь, – читаем в «Записках», – если вдруг, ни с того, ни с сего, среди всеобщего будущего благоразумия возникнет какой-нибудь джентльмен с неблагородной или, лучше сказать, ретроградной и насмешливой физиономией, упрёт руки в бока и скажет нам всем: “а что, господа, не столкнуть ли нам всё это благоразумие с одного раза, ногой, прахом, единственно с той целью, чтобы все эти логарифмы отправить к чёрту и чтобы нам опять на своей воле пожить?”».
Общность философского поиска – вот что удивило меня при чтении докладов наших китайских коллег.
Что же? Выходит, Грибоедов был не вполне прав, говоря о китайском «незнанье иноземцев»? Или со времени «Горя от ума» многое изменилось?
Думаю всё же, что слова Грибоедова остаются верными и актуальными по сей день, просто, говоря о «незнанье», русский драматург имел в виду не бездумное игнорирование чужих культур, а что-то другое, и это что-то следует, как я думаю, искать в долгожительстве китайской цивилизации. При всём уважении, которое она оказывает другим цивилизациям, она не может не смотреть на них, как на младших братьев и сестёр. Это не гордыня, не бахвальство; это элементарная историческая справедливость.
Поэтому, принимая гостей, Китай никогда не чувствует себя удостоенным чести; напротив, он сам оказывает честь. И лично мне этот второй вид гостеприимства гораздо ближе первого.