Сергей ШУЛАКОВ. ЗОЛОТЫЕ СВЕТЛЯКИ. О книге стихов Константина Скворцова «Лирика»

 

Сергей ШУЛАКОВ

ЗОЛОТЫЕ СВЕТЛЯКИ

О книге стихов Константина Скворцова «Лирика»

 

Мастер русской поэтической лирики, автор знаменитого стихотворения «Матушка пела», положенного на музыку и исполненного Кобзоном, и исторических драм, среди которых «Царские игры» (о Смутном времени), «Ванька Каин», «Константин Великий», «Юлиан Отступник», издал очередной сборник. Обманчиво небольшая, изящная книжка под светло-золотистой обложкой вмещает без малого 400 страниц и почти столько же стихотворений. Она не открывает новый цикл, не входит ни в один из изданных, а представляет собой одиночный акт творчества, обширный двухчастный этюд, который может позволить себе зрелый, значительный мастер, и которого мы от него ждем.

Те, кто читал Константина Скворцова раньше, могут убедиться, что поэт, создавший собственный мир, не имеет ни потребности, ни необходимости изменять свою творческую манеру ради соответствия модным течениям. Уж больно широк этот мир, в нем найдется место колыханию каждой былинки, каждой человеческой эмоции, которых, кажется, невообразимое множество.

Четырьмя годами ранее, в статье для сборника Константина Скворцова «Отбившиеся от Вселенских рук» один из самых опытных и проницательных поэтических критиков Геннадий Красников говорил: «Природа в его стихах, как часть утраченного человеком рая, всегда находится между гимном и реквиемом, между восторгом, восхищением, и оплакиванием…». Это верно. Однако природа здесь всегда человечна, она не существует сама по себе, но является исходным и определяющим условием существования людей, их ощущений. Путь лирики поэта лежит через природные ландшафты, этот путь полон чар, но неизбежно выводит к цели.

Золотой зверобой,

                        и горячее поле душицы.

И обвивший смородину

                          сказочный алый цветок.

И родник под скалой,

                тот, который доныне мне снится,

И сиреневый полог тумана вдали от дорог.

 

Я мальчишкою знал:

            ты должна здесь вот-вот появиться,

Вся из солнца и трав,

                из ручьев от рассвета хмельных.

Побелели виски.

                Замолчали в отчаянье птицы.

Я оставил тебя,

                  как венок из цветов полевых.

 

Я готов был припасть

        к первой встречной зеленой травинке,

Потому что в тумане

                      все время мерещилось мне:

Может быть, это ты

             в серебристой, как сон, паутинке,

Той, что ветер принес,

             словно птица на сизом крыле.

 

И уехал я в город,

               оставив и горы, и поле…

И в ущелье домов,

               где не встретишь живого огня,

Ты по улице шла

                в золотых светляках зверобоя.

Я узнал тебя сразу.

                      Но ты не узнала меня.

В классическом, напевном размере 5-стопного анапеста – строки в этом стихотворении разделены чаще всего на два и три ударных слога – грусть о прошлом, о надежде, сбывшейся, но и не так и не вовремя, о покинутом родном крае. Чем пахнет полезная и красивая трава зверобой? Нагретым солнцем лугом. Зверобой кольцует первое и заключительное четверостишие, духовитым, жарким, медового оттенка пламенем освещая внутреннее пространство, содержание стиха. Бликами этого света мерцают переливы ручья, они отражаются в помертвелых стеклах городских окон. Бунин сделал бы из этого сюжета длинный, наверняка очень красивый рассказ. Константин Скворцов уложил человеческую судьбу, разминувшуюся с другой судьбой, в четыре пламенеющие строфы.

Настоящее искусство не бывает безысходно. Поэт оставляет надежду, но зрелую, мудрую, как в стихотворении «…Накидка лисья».

А на тебе накидка лисья

В тон золотому листопаду.

Идем с тобой, взметая листья,

По обезлюдевшему саду…

Красноватое золото лисьего меха на плечах любимой женщины смешивается в окончательной строфе с солнечными лучами сверху и оранжевыми листьями внизу, и намеренный повтор достигает насыщенности красок:

…А на тебе накидка лисья

В тон золотому листопаду,

И эти золотые листья

Бросает небо нам в награду!

В этом стихотворении любовь столь благородна, что хочется, набравшись дерзости, додумать за автора. Образы рождают новые образы, воображение сажает героев стихотворения верхом, желтый плащ под меховым воротником на плечах прекрасной девушки спускается на круп золотисто-рыжей лошади, стремя в стремя с юношей едут они шагом по кромке леса и поля, копыта переступают по сверкающим от первых заморозков золотым листьям… Ценная книга: с этих страниц сочится волшебный эликсир молодости, тот, за которым гонялись алхимики, – позволяющий вернуть телесную юность, сохранив опыт зрелости. Отголоски этого проницания времени мы найдем и в других стихах. Например, в Сонете № 75 Константина Скворцова: «Ведь нам с тобой по миллиону лет. / Мы молоды…».

Следуя за поэтом по его дороге, мы минуем край земли, путь лежит через пустоши и таинственный лес, сводом склоняющий над нами ветви.

Это Север, а с ним не шути.

То болота, то снова овраги.

Как в постель, ты ложишься на ягель.

И смеешься, а надо идти.

 

Ну а мне не до снов, не до слов.

Лишних сил не осталось в запасе.

Да и сумерки, как кабиасы,

Выползают из серых углов.

 

В бурелом манят волчьи следы,

Завлекают лосиные тропы…

Помоги мне, спасительный опыт,

Услыхать тихий ропот воды.

 

Зыбким берегом черной реки,

Черным лесом и черной тропою

Мы идем с тобой к Белому морю,

В белый свет, где горят маяки.

Пламя маяков и звезд, путеводный свет не дают сбиться с дороги, провожатый опытен и надежен, Трёхстопный анапест с опоясывающей рифмой расставляет гармоничные вехи. Кабиасы, фантастические существа, пожирающие добрые сны, не смогут стать препятствием, расточатся, освободят дорогу. Поэт хорошо знает ритмику размеров, пользуется всем богатством материала русского стихосложения, впрочем, ничего другого от Константина Скворцова и не ждешь. Доселе лирика поэта была классичной, порой безжалостной и болезненной, но необходимой для русской литературы, чтобы она оставалась таковой. В новом сборнике слышится возвышенная романтика, немного горькая, без ожиданий тинейджерского счастья, благородная, порой торжественная.

Ближе к финалу путешествия нас ожидает драгоценный приз – собрание сонетов.

Как боги любим, а живем, как люди,

От сих до сих, от пят и до чела…

Но, если солнцем ты увлечена,

Кто за измену Женщину осудит?

 

Но нет, не дремлют мировые судьи,

Вершится суд. И вот – отсечена

Ты от меня. Не наша в том вина.

Мы только жертвы дьявольских орудий.

 

В руках моих есть золотая нить,

Скажи, – я все могу переменить:

Спасти Помпею, возвратить руно,

 

Вновь пирамиды возвести в пустыне…

Но ты молчишь, ведь ты жила доныне,

Имея то, что нам судьбой дано.

Уже в первом сонете в руках поэта оказывается золотая нить, способная заново сшить, восстановить по фрагментам не столько былое счастье, сколько сами человеческие души. Венок сплетен прихотливо, конец последней строки почти всегда является началом первой. «Есть в каждом Слове верность и измена. / Недаром же так скрытно и так смело, / Так вожделенно светится оно» – завершение сонета № 6. Начало Сонета № 7: «Так вожделенно светится оно, / С таким желаньем плотью стать и явью, / Что я, произнося его, расплавлю / Весенний лед. И станет жизнь иной». Венок скрепляют сонеты №№ 75 и 105, выделенные курсивом и полужирным очертанием, повторяющие мотивы предыдущих. В сонетах встречается очень личная лирика, но ведь так и положено со времен Шекспира. Здесь, конечно, без всякой двусмысленности – хотя шекспировская двойственность, или, уж если быть точным, тройственность, современными исследователями, в целом, снята. И все же нельзя не найти далекого эха, переклички. «Два существа под взорами вселенной / В кристалле ночи чистой, как янтарь…» – выделенный автором сонет № 75 Константина Скворцова. И – «Две у меня любви – два духа разных…», знаменитый 144-й сонет Шекспира в новейшем переводе Александра Шаракшанэ. Конечно, Шекспир, или авторы, скрывшиеся под его фамилией, говорят о чувстве, близком к ревности, отчаянию и гневу – любимая изменила с лучшим другом. Константин Скворцов понимает и не страшится того, что любовь, к несчастью, преходяща, но изо всех сил стремится удержать, зафиксировать ее, изменив координаты времени, попав в его, времени, сердце, как в «око тайфуна» – пусть оно продолжает разрушительное течение вокруг, но не для героев сонета: «Как жаждем мы с тобой одной судьбы / Хотя б на миг под этим вечным небом». Поэт бросает свет на частное пространство, стрелка счетчика искренности дрожит у границы красного сектора, но именно это является признаком того, что стихи живые, хочешь ты или нет, они пробьются в душу. И это естественно: наши смутные догадки о прекрасном поэт отливает в зримые, волшебные, отчасти символистские образы:

Одно на этом свете оправданье:

Поет на ветке неумолчный дрозд.

Напился меду, наклевался звезд

И ждет возлюбленную на свиданье.

Кто может позволить себе ступать по дороге, мощеной золотом? Только романтический поэт. Он не прячет, не таит и не шифрует эту дорогу на путаных картах, жестом щедрой доброжелательности приглашает пройтись по ней вместе, позволяет подобрать самородок-другой… Их можно присвоить, поместить на книжную полку, на флэш-карту или иной электронный ресурс, где продвинутая молодежь хранит свои сокровища. Стихи этого сборника предоставляют возможность как дурацки рассудительным молодым, так и взрослым, уже застегнутым на все пуговицы, надежно приладившим доспехи, защищающие от тоски и бесконечного ожидания, обрести душевное равновесие.

И еще один щедрый подарок: впечатление от сборника довершает изысканная книжная графика народного художника РФ Владимира Носкова. Отлей ювелир со вкусом такую миниатюру из золота – цены б не было.