Григорий БЛЕХМАН. ЗЕМЛЯ – ЭТО БЕРЕГ НАДЕЖДЫ… К 70-летию поэта Геннадия Иванова

 

Григорий БЛЕХМАН

ЗЕМЛЯ – ЭТО БЕРЕГ НАДЕЖДЫ…

К 70-летию поэта Геннадия Иванова

 

Он давно уже стал «Всероссийским старостой» нашего Союза писателей, который без Геннадия Иванова – замечательного русского поэта и организатора – представить себе невозможно. С ним в любое время можно поговорить, посоветоваться. Я не знаю человека, которому он отказал бы в беседе не только на литературную тему или тему, касающуюся организационных дел в Союзе писателей России, но и обсуждении любого житейского или общественно-значимого вопроса.

По взвешенности и мудрости суждений, он, конечно же, давно уже достиг той уважаемой календарной даты – 70 лет, какая украсит его с нынешнего 14-го марта. Но внешне и по мобильности ритма своей жизни это, если и не юноша, то абсолютно молодой человек, чью доброжелательную личностную и творческую энергию чувствует каждый, кто с ним знаком, или знает только его поэзию. 

Поэтому хочу пожелать тебе, дорогой Геннадий Викторович, чтобы и вторая половина твоей жизни стала, как минимум, не менее яркой и убедительной во всех отношениях, чем нынешняя, рубеж которой ты в эти дни так достойно переходишь.

Ну, а поскольку, чем бы истинный поэт ни занимался, поэтическую суть его личности ощутишь сразу, да и знаменитое: «Я – поэт. Этим и интересен», уверен, останется на все времена, давайте побудем наедине с поэзией нашего юбиляра.

 

Начну со стихотворения, строка которого определила название этого очерка:

Таинственно и безбрежно

Шумит мировой океан.

Земля – это берег надежды,

И он неслучайно нам дан.

Мы здесь наполняемся верой,

Мы здесь открываем исток.

И сущим живя, не химерой, –

Ложимся лицом на восток.

Ложимся, закрыв свои вежды.

Проснёмся в хоромах Отца.

Земля – это берег надежды.

Надейся и верь до конца…

Когда-то мастер лаконичных определений Вадим Кожинов сказал, что «произведение писателя – это рентген его души». И всякий раз, когда читаю очередной поэтический цикл Геннадия Иванова или перечитываю его сборники, одним из первых вспоминаю это стихотворение и приведённые слова Кожинова. Потому что для меня «рентген души» Геннадия Иванова – в его строках: «Земля – это берег надежды. / Надейся и верь до конца…».

В одном из своих ранних стихотворений, размышляя на тему вечную, он написал:

…Надо жить, хотя так трудно верить

В лучший смысл земного бытия,

Надо приходить на этот берег,

Чтоб тоска развеялась твоя.

Ведь уже не раз такое было:

Так же сердце от неверья стыло,

А потом, откуда ни возьмись,

Начиналась, продолжалась жизнь.

Каждый из нас время от времени сталкивается с таким «откуда ни возьмись», которое вдруг может развернуть твою жизнь, в очередной раз показывая её многообразие и непредсказуемость. Поэтому, когда читаешь, такое ощущение, будто сам написал. Хотя ничего удивительного в том нет, поскольку истинный поэт, о чём бы ни писал, всегда скажет не только о себе, но и о тебе. А что-то и за тебя.   

Иногда бывает – обычный эпизод: ты плывёшь на корабле или теплоходе, смотришь на воду, о чём-то думаешь. Потом забываешь об этом. А у поэта тем временем возникают ассоциации и образы, которые обладают магией притяжения, и не отпускают его, пока не выльются в слова, которые потом не забудешь:

Когда погас на горизонте свет

И от миров повеяло кочевьем,

Я всё глядел на уходящий след

При свете кормового освещенья.

И думал я, что жизнь, как этот след,

Недолго вьётся, мчится и играет,

Что чуть подальше – и его уж нет,

И он в волнах бесследно исчезает.

Но всё хотелось на него смотреть…

Работал винт, поток воды толкая,

И нёсся след – исчезнуть, умереть,

И смысл, и очертания теряя.

Если человек рождён поэтом, он – философ, и многое услышанное или увиденное трансформируется его сознанием в объединяющее начало, как, например, возникшее вроде бы из мимолётной фразы четверостишие:

Говорят, что ласточки – из рая.

А цветы? А дождика вода?

Всё из рая то, что, умирая

Нам хотелось видеть бы всегда.

Просто, и так ёмко в этом кратком изречении сказано. Такая простота приходит не сразу, а через многие размышления и пережитое. А умение сказать ТАК, конечно, даётся природой. 

Для меня это четверостишие связано ещё и с такими строчками Геннадия Иванова:

Торопиться неохота,

Жизнь так хороша!

Поле, речка и болото –

Любит их душа.

Любит ветер, дождь и вьюгу,

И тепло в избе…

И лететь не надо к югу,

Как скворцу, тебе.

Стихотворение в очередной раз показывает, насколько поэт отличается от простого смертного: рассказывая о себе, он невольно рассказывает и о нас. Ведь когда на душе хорошо, то тебе хорошо везде, и «неохота» что-то менять. А ещё хочешь поделиться этим состоянием и рассказать всем и каждому о том, как после пережитого возникает вновь чувство, которое звучит просто и точно: «И снова – жизнь!»:

Белые хлопья каштанов цветущих

С розовым цветом внутри…

Мыслей не надо угрюмых, гнетущих.

Всё расцветает – смотри!

И одуванчиков жёлтые краски,

Зелень и листьев, и трав…

Все они сбросили снежные маски.

Всякий ликующий – прав!

Было безумно, но мы дотерпели.

Вот и наградою нам

Тонко, свирелисто птицы запели!

Сердце прильнуло к цветам!

Наша весна – это Божия милость.

Дивно в родной стороне.

Бог не оставил – и жизнь заструилась

В реках, полях и во мне…

Казалось бы, ЧТО ещё надо, чтобы жить в гармонии с природой, частью которой являешься и ты. Но, почему-то мы развиваемся так, что всё больше нарушаем её законы, не задумываясь, насколько неправомочны это делать.  Ведь жизнь тебе дарована свыше, поэтому пройди свой путь земной достойно и благодарно. 

И поскольку поэты – «люди без кожи», они особенно чутки к происходящему:

Мы люди последних времён.

Нам выпала доля такая:

Земли и воды слышать стон,

К ним собственный стон прибавляя.

Мы люди последних времён.

Опоры надёжные сбиты,

И катится всё под уклон.

Помогут ли чьи-то молитвы?

Помогут ли наши труды?

Задумано – так и случится:

Рассеются наши следы,

И только дымок будет виться…

Галактики гибнут, а тут

Какая-то мелкая сошка –

Земля; этот замысел крут,

И ждать нам осталось немножко.

Но замысел есть и другой:

Чтоб мы до последнего вздоха

Любили бы берег земной –

Неважно, какая эпоха.

Любили бы лист золотой,

Любили бы снег над рекой,

Полей плодородных покой,

Людей, с их великой тоской…

Когда читаю стихотворения Геннадия Иванова, вижу, что каждое из них не только отражает время, в какое написано, но и уходит во вневременное пространство, благодаря глубине философских размышлений. Не случайно этого поэта изначально отметили такие известные и уважаемые в литературе люди как Владимир Соколов, Василий Казанцев, Владимир Цыбин… И не случайно его строчки востребованы не только сверстниками и теми, кто старше, но и ровесниками наших детей. А это показатель, к которому стремится и о каком мечтает любой пишущий человек.

И объясняется эта востребованность тем, что его поэзия даже о самом горьком – светла. Сколько ни пишет, свет в его строчках не меркнет. Что-то, кроме природного склада, помогает этому поэту. Может отчасти то, о чём он сказал в одном из стихотворений:

Выхожу из храма. Лето под парами.

Ласточки мелькают и звенят: фьюить!

После полной службы в православном храме

Умереть не страшно и не страшно жить.

Всё понятно-ясно: что, куда, откуда,

Как нам жить сегодня, завтра и всегда

Если б мы так жили – вот уж было б чудо,

Не было бы страха Страшного Суда.

Я пошёл за город, где цветы и речка.

Всё прекрасно, даже этот нежный слизнь!

Нагревает воду солнечная печка,

Торжествует милая временная жизнь.

Думаю, именно такая «питательная среда» даёт просветлённость его душе и позволяет Геннадию Иванову в любых обстоятельствах сохранять присутствие духа, что и отражается на поэтической интонации каждого из стихотворений. Даже, когда оно начинается строками печальными:

Всё детективными завалено томами.

Поэзии в продаже не видать.

– Что делать нам с бессмертными стихами? –

Спросил поэт. Отвечу: – Издавать!

Без них кругом великая пропажа,

Без них на нас не сходит благодать.

Да, издавать бессмертные, и даже

Бессмертные не очень – издавать!

Это восьмистишие отражает очень важную мысль, которую когда-то сформулировала Марина Цветаева. В одном из разговоров с Валерием Брюсовым она сказала, что поэзия это – высшая степень словотворчества, и в любые времена даётся лишь единицам. А потому и в любые времена слово поэта становится, в конечном счёте, самым значимым.

Из такого слова выстраивается «поэтическое дерево». Свидетелем роста одной из его ветвей стал Геннадий Иванов:

Я видел поэтическое дерево –

Я видел Соколова, Передреева,

И Кузнецова, Тряпкина и Сухова…

Я видел их и слышал, и любил.

Казанцева, Жигулина, Горбовского

И Решетова, но березниковского…

Рубцова я не видел, но поистине

Он рядом, ближе многих ближних был.

Да, это было дерево так дерево.

Душа при нём жила, любила, верила.

Застал я время дивное в поэзии,

Чему я рад и по чему грущу.

И альманахи были интересные,

И вечера поэзии чудесные.

И в памяти до сих пор живы строки,

Чей взмах крыла по-птичьи был высоким…

Мы с Геннадием Ивановым сверстники, и могу под каждой из приведённых строк подписаться, поскольку сам об этом постоянно рассказываю молодым. Только не так лаконично и образно, как получилось здесь у поэта.

А получилось потому, что он сам давно уже стал частью этого «поэтического дерева». Не мог ею не стать.  Когда ветвь этого «дерева» развивалась, такие уважаемые в поэзии люди, как Владимир Соколов, Василий Казанцев, Владимир Цыбин, заметили, отметили и благословили молодого поэта. Время показало, что они не ошиблись.

Среди имён приведённого стихотворения уже давно и органично можно ставить имя Геннадия Иванова. Качество его поэзии, где так сильно редкое сочетание лирики гражданской, философской и нежнейшей личной, позволяет смело об этом говорить.

 На какой странице ни откроешь сборник, это сочетание, как и в самой жизни, чувствуешь сразу:

Бог поможет России!

Не может он ей не помочь,

Так её испытавший

Огнём и мечом, и забвеньем.

Вот уже посвежело, светает

Кончается ночь –

Веет правдою и возрожденьем.

Вот уже просветлело,

Уже проступают черты,

Вот уже прояснилось,

И птичье послышалось пенье…

Бог поможет России,

Но если поможешь и ты –

Тоже правдою и возрожденьем.

Две последние строчки – важнейшие в его гражданской лирике. Это – позиция поэта, от которой он не отступает, и потому имеет право призывать читателя тоже следовать знаменитому: «Кто, если не я, и когда, если не сейчас?».

А причина такой позиции Геннадия Иванова – любовь к своим корням и благодарность судьбе, что она у него такая:

В избе горячей глиной пахнет печка.

Я у окна сижу. Дымится чай.

В окне берёза – голая, как свечка;

Летят снежинки как бы невзначай…

Пойду к реке. Летят снежинки в воду

И тают в тёмной, будто ночь, воде…

На кочки падают, на мост и на колоду…

В осоке снег, как в рыжей бороде.

Летят снежинки, словно наши годы.

Но без печали, в радости одной…

Сегодня веет таинством свободы,

Свободы истинной, свободы не земной.

Это не простое созерцание, а слияние души с мирозданием, ощущение себя в нём, чувство ответственности перед ним. И перед Словом, которое даётся поэту мирозданием. А потому и читаем:

Если бы в слове не было тайны,

Если бы в слове не было Бога –

Любая строчка была бы случайной,

И мы бы зависели от подлога.

Но кто бы и как ни крутил мозгами,

А выведет слово на чистую воду

Того, кто в бедламе нашем и гаме

Пишет своей суете в угоду…

Как тут ни вспомнить строчки Николая Гумилёва из его знакового стихотворения «Слово»:

…Но забыли мы, что осияно

Только слово средь земных тревог,

И в Евангелии от Иоанна

Сказано, что Слово это – Бог…

А для того чтобы мы не ставили слову «пределом скудные пределы естества», поэзия и существует. Поэтому в человеке живёт надежда на своё высокое предназначение, о чём Геннадий Иванов пишет так:

Нет. Во мне надежда не померкла,

Я в неё и нынче погружён.

Небо в звёздах светится, как зеркало,

В нём и я со всеми отражён.

В нём весь род мой, все на свете жившие,

Люди, звери – все отражены.

Только видно это всё Всевышнему,

Мы таких видений лишены.

Нет, не всё так плоско, как мы думаем

В час унынья и в безмолвья час.

Где-то есть за солнцами и лунами

Дом, где ждут, где вечно помнят нас.

Потому и так логично то, что идёт дальше в своей возвышенной и мудрой простоте: 

Для чего и живём,

Для чего и тоскуем?

Чтобы выйти однажды

На берег морской

И увидеть:

Громадами волн атакуем,

Берег выстоял,

Выдержал бой.

А зачем – и не знать.

Так должно быть – и точка.

И не думать,

Что путь наш нелеп.

Исчезает не жизнь,

А её оболочка.

Будет новая жизнь –

И дорога, и хлеб…

И всё это, благодаря Искусству, важнейшим компонентом которого является Слово. Когда Геннадий Иванов пишет:

Поэзия как бы умолкла.

Свои потеряла права,

Ягнёнок она перед волком,

Она перед бурей трава.

Поэзии как бы и нету,

Нелепо – и петь, и парить…

Но муза приходит к поэту,

И есть им о чём говорить.

Пишет он о нашем времени. Времени, в котором духовные ценности, казалось, уходят в тень материальных устремлений. А история знает, к чему обычно приводит такое движение.

Оттого поэт и сопротивляется ему, как может, своим душеполезным стихотворчеством.

За что так и любит Геннадия Иванова его многочисленный читатель в России и среди той части русскоязычного зарубежья, которая сохранила трепетное отношение к русскому слову и своему Отечеству.