Виталий СЕРКОВ. «А ВОДА ИЗ КОЛОДЦА ЛЕДЯНАЯ НА ВКУС». Размышления о поэзии Виктора Кирюшина

 

Виталий СЕРКОВ

«А ВОДА ИЗ КОЛОДЦА ЛЕДЯНАЯ НА ВКУС»

Размышления о поэзии Виктора Кирюшина

 

Предваряя разговор о поэзии Виктора Кирюшина, я должен пояснить некоторые аспекты моего знакомства с ней. В 2011 году в Москве в издательстве «Новый ключ» вышла книга «В пятидесятых рождены…». Лирическая поэзия современной России. Составителем, автором предисловия и одним из 12 авторов этой книги являлся столичный поэт Павел Косяков, с которым я состоял в переписке, не будучи с ним лично знаком, и с которым зачастую спорил, а иногда даже писал на некоторые строки его стихотворений пародии, поскольку наши взгляды на поэзию во многом расходились. Я бы даже сказал так: не столько на саму поэзию, сколько на практическое применение в своём творчестве этих взглядов. Справедливости ради, я должен отметить, что составитель провёл огромную и очень нужную на ту пору работу, отобрав авторов из различных регионов страны, «наиболее ярко, талантливо и последовательно продолжающих есенинско-рубцовские традиции лирической поэзии России», как было указано в анонсе. Среди них был и Виктор Кирюшин.

На момент выхода книги мною уже были написаны статьи о поэзии таких авторов этой книги, как Николай Зиновьев из города Кореновска, Краснодарского края и Евгений Семичев из Новокуйбышевска, Самарской области. В 2012 году я написал статьи о поэзии ещё четверых авторов этой книги, в том числе «Мир не придуманный, мир настоящий» и «Простая прелесть бытия» – о поэзии Виктора Кирюшина. Почему я об этом вспомнил? Да потому лишь, что троих из этих авторов (Евгения Семичева, Юрия Перминова и Евгения Чепурных) Виктор Кирюшин в интервью, опубликованном в качестве предисловия к книге «Ангелы тревоги и надежды», назвал среди самых близких ему современных поэтов. А ещё Светлану Сырневу, о которой в числе прочих авторов-женщин я писал в статье о женской поэзии «Под вопли кликуш и ничтожеств». Я хочу сказать, что наши предпочтения в поэзии совпали почти полностью. По крайней мере, в главном. И поэзия большинства остальных авторов книги мне импонировала. Сомнения и некоторое раздражение вызывал не столько состав авторов коллективного сборника, сколько предисловие к книге, автором которого был упомянутый выше Павел Косяков. К тому же, я всегда был противником составления каких-либо «кассет», «блоков» из имён, пусть и самых, как казалось составителям, талантливых. И всегда в такие дела вмешиваются субъективность, какие-либо личные интересы составителя, дружба, знакомство и пр. Свою позицию на эту тему к тому времени я успел уже оформить в виде стихотворения, да правильно поймут меня и простят читатели, ибо не ради собственной рекламы я его привожу:

Пока ты носил на плечах эполеты,

Пока суету изгонял и пороки,

Одни – в знаменитые вышли поэты,

Другие – ни много ни мало – в пророки.

А их имена затолкали в «обоймы»,

Как будто они не поэты – патроны.

Но высохли вскоре поэзии поймы,

И пылью покрылись фальшивые троны.

И новое племя по этому праху

Шагает и слушает звёздные ветры.

И лишь одиночки восходят на плаху,

Считая к бессмертью последние метры.

Сегодня для меня уже вполне ясно, что не только фальшивые троны пылью покрылись, но и «новое племя» или слишком долго «слушает звёздные ветры», или оно оглохло от барабанного боя, многоголосья постперестроечных десятилетий, от шуршания денежной массы и не способно извлечь из этих звуков и шорохов ничего достойного поэзии. А в одиночке, восходящем неспешно на плаху истории и считающем к бессмертью последние метры, я всё явственней узнаю поэта Виктора Кирюшина. Другие читатели и почитатели поэзии в этой роли могут увидеть кого-то другого. Да и сам Виктор Кирюшин, называя самых близких ему современных поэтов и говоря о нынешнем состоянии поэзии, вполне чётко обозначил свою позицию: «Каждый из названных мной поэтов обладает яркой индивидуальностью, собственным поэтическим миром, неповторимым и самобытным…». Должен оговориться, что я, прочитав книгу «В пятидесятых рождены…», среди прочих «неповторимых и самобытных» Виктора Кирюшина выделил особо. И с той поры в моём «табеле о рангах» он занимает особое место, абсолютно не входя в противоречия и не соперничая с другими достойными творцами современной поэзии. Раньше я не единожды задумывался над тем, почему поэзия Виктора Кирюшина воздействует на мою душу особым образом, а после прочтения интервью, взятого у него Еленой Серебряковой и помещённого в качестве предисловия к книге, многое для себя прояснил. И истоки поэзии, и восприятие её, и отношение к ней у нас идентичные. И как не согласиться со словами Виктора Кирюшина: «…и термин «поэтическое мастерство» для меня сомнителен. Есть, конечно, вещи, относящиеся к ремеслу, которые необходимо знать, но тайна поэзии, её особая энергетика всё-таки возникает из другого. Не из знания, а из озарения, наития. Это и есть дар Божий и никаким трудолюбием, усидчивостью его отсутствие компенсировать невозможно». И далее: «…сам литератор, неважно прозаик или поэт, должен представлять из себя личность. Хорошо Бунин об этом сказал: «Тот, кто называется «поэт», должен быть чувствуем как человек редкий по уму, вкусу, стремлениям и т.д. Только в этом случае я могу слушать его интимное, любовное и проч. На что же мне нужны излияния души дурака, плебея, лакея, даже физически представляющегося мне противным?». Поскольку не так часто можно прочитать мнение современного поэта такого уровня, абсолютно совпадающее с твоим мнением по этому вопросу, позволю себе процитировать ещё один абзац из интервью с ним: «Сегодня как будто шлюзы какие-то открылись: ринулись в литературу и дураки (и дуры), и плебеи, и лакеи, и гламурные звёзды, и телеведущие. Сказать им чаще всего нечего, характеры не яркие, страстишки мелкие, подробности слишком частные. Люди чувствуют этот подлог и протестуют по-своему: просто перестают читать литературу, в которой, по выражению Константина Леонтьева, царит «поэзия изящной безнравственности». Вот одна из причин падения общего интереса к чтению в наше время. Конечно, не вся литература такая, но как раз эту чаще всего пропагандируют, хвалят, тащат на экран…».

«…Казалось бы, одним из критериев значимости писателя должен служить его успех у читателя. Но сегодня и этот критерий не работает: на слуху не самые лучшие… Рецепт, на мой взгляд, один: наплевать на успех вообще, меньше всего задумываться над этим. А вот верить в себя необходимо. Верить и упрямо делать своё дело. Мы ведь не знаем, «как слово наше отзовётся»».

Открывая книги Виктора Кирюшина, в данном случае «Ангелы тревоги и надежды» или «Облака над садом», сразу же становишься свидетелем и соучастником событий реальной или выдуманной жизни поэта. И начинаешь сопереживать и героям его лирических произведений, и самому автору, поскольку понимание того, что «Оступаемся вдвоём, / Только падать в одиночку» пришло и к тебе в силу возраста и житейского опыта. Но человек тем и интересен, что и создаёт сам, и преодолевает всю свою жизнь сам «Отношений тупики, / Заблуждений перекрёстки». И не каждому ведь дано осознать, что:

Так бывает и притом

Понимать необходимо:

Человеческим судом

Только явное судимо.

Всё же тайного стыда

Малодушно не отриньте,

Чтоб не сгинуть без следа

В этом странном лабиринте.

После развала Советского Союза в 1991 году и последовавшего за ним раскола в писательских рядах степень накала словесной борьбы противоборствующих сил возросла в разы. Поневоле многие мастера художественного слова возвысили свой голос в защиту традиционных ценностей русской культуры и русского бытия, отстаивая право на идентичность. Обличительная, публицистическая поэзия разливалась по страницам периодических изданий и выходящих, хотя и с трудом, книг. Слово приравнивалось к штыку. Можно найти и объяснения этому, и оправдания. Только всё чаще приходится задумываться: а много ли вышло толку от противоборства, и не утратила ли наша поэзия главных своих качеств и своего предназначения? И смог ли человек в этой борьбе сохранить ценности и идеалы, ради которых ломались копья и писательские перья, если из-под пера Виктора Кирюшина вышли такие пронзительные и грустные строки и поставлен вопрос, на который нет пока ответа, но напрашивается ещё один вопрос: «Доколе так будет?!»:

Потемнели времён витражи,

Божий лик затмевает личина.

Вот уже от пронырливой лжи

Правда сущая неотличима.

Нынче всякое лыко в строку…

Разве станут об истине печься,

Те, кому довелось на веку

Трижды клясться и трижды отречься?

Поэзия Виктора Кирюшина не призывает на баррикады, но заставляет вглядываться и вслушиваться в себя, возвращаться к истокам и к понятиям «честь» и «совесть», какой бы стороны жизни ни касались его строки. Хотя ни призывов, ни пустой риторики читатель в стихах поэта не найдёт. Лирику поэта могут некоторые назвать «тихой», пользуясь мерками второй половины ХХ века, когда и появилось это определение. Чаще других его применяли к поэзии Николая Рубцова. Но сегодня многократно доказано, что она не была «тихой», а просто не нуждалась в барабанном бое, обладая глубиной и пронзительно показывая правду жизни. И поэзию Виктора Кирюшина я назвал бы пронзительной. Касается ли это каких-то личностных мотивов или строк о любви, вкраплений неожиданно возникших переживаний или очарований, как в этом стихотворении:

Звёзд ледяных над городом кочевье,

Когда зима, когда темно к шести,

И женщина в автобусе вечернем –

Глаза в глаза и взгляд не отвести.

Убогий путь меж выбоин и рытвин,

Ползущий в ночь раздрызганный ковчег

И красота, подобная молитве,

Та самая, что примиряет всех.

На миг один заставит встрепенуться

И мир забыть, где властвует зима…

А следом надо просто отвернуться

И дальше жить, и не сойти с ума.

Касается ли размышлений о судьбах русских парней, оказавшихся по разные стороны линии фронта в Донбассе:

Может, вот здесь у разбитой котельной

Пламенем адовым вспыхнет зенит,

Мир пошатнётся, и крестик нательный,

Мамой подаренный, не сохранит…

<…>Молча уходим леском предрассветным.

Где, за каким затаился кустом

Брат мой и враг мой

С таким же заветным,

Мамой надетым, нательным крестом?

Или же размышлений о приближающейся старости и невозможности исполнения каких-то замыслов, как в стихотворении «Точка»:

…Бросить пить, сменить режим,

Предпочесть горбушке мякоть

И над замыслом чужим

От отчаянья заплакать.

Строки его оставляют неизгладимое впечатление и оживляют ассоциативные цепочки воспоминаний. А они, как известно, у каждого свои и дороги каждому по-своему. Потому и поэзия Виктора Кирюшина с каждым годом становится ближе всё более широкому кругу истинных ценителей высокого искусства. А ещё они кинематографичны, о чём я уже писал ранее, особо выделяя в этом отношении его стихотворение «Здесь только вороньё витийствует картаво», последние строфы которого настолько пронзительны по эмоциональному накалу, что не привести их я не могу:

…Иному – тяжкий крест, а грешнику – отрада,

Я всплеском этих рук заведомо сражён.

Не верю, что ждала, но так наивно рада

Случайная моя и лучшая из жён.

Потом минует день, и вскрикнет электричка,

И я тебе шепну: «Любимая, держись!».

Платок твой вдалеке погаснет, словно спичка,

А может быть, свеча, а может быть, и жизнь…

В стихах поэта находят свой приют не только родные ему люди, но и странные люди из тех, что были на Руси всегда, и из тех, что стали приметами сегодняшнего дня. То мелькнёт «Фигура бомжа на углу», как отголосок бесприютности миллионов наших соотечественников внутри страны и за её пределами в постперестроечные времена. То «Ванька, чудак, простофиля, юрод», у которого «Крестик нательный – богатство его», и которого «жалеет начальник и раб: «Малый простак и на голову слаб. / Нынче не просто прожить дурачком». / Ваня вздыхает и пашет молчком…». Автор не высказывает открытого сочувствия этим людям, но он знает им настоящую цену, поэтому и заканчивает повествование с названием «Ваньки» так:

Эх, забубённая наша страна!

Если б не Ваньки, России хана.

То в стихах появится странник, и автор утверждает:

…Того, что странник этот ищет,

И не бывает на земле.

Смешно за выдуманным светом

Гоняться, не смыкая глаз,

Но он, не знающий об этом,

Счастливей каждого из нас.

О чём эти строки? Не о том ли, что, погнавшись за благополучием, богатством, успешностью, человек забывает про мечту и про то, что он создание Божие, что он всего лишь частичка природы? А ещё, как мне думается, о том, что человек, выдумывая всё новые условности и правила социума, загоняет себя в непреодолимые сети, из которых всё трудней выпутаться.

Поэзия Виктора Кирюшина гармонична, ибо рождена на стыке или при слиянии двух звуковых начал: природного (шум реки, гроза, шуршание камыша, птичий гомон) и техногенного. Умение вычленить необходимые вибрации современного мегаполиса, которые улавливает чуткий, даже абсолютный, слух поэта, и соединить их с музыкой природы, живущей внутри поэта, иногда с детских пор – задача не из лёгких. При этом всё время поэт должен вслушиваться в себя, ища истоки того или иного события, тех или иных отголосков прошлых и сегодняшних дней, входящих в гармонию с еле улавливаемыми звуковыми волнами. Другими словами, поэт должен соединить то, что соединению, казалось бы, не подлежит. И ему это удаётся:

Услышать можно «нет» и «да»

В случайной фразе.

Так преломляется вода

В хрустальной вазе.

Опять бессвязный шум дождя

У самой двери.

Так что-то шепчут уходя,

В уход не веря.

Надежда ветреная лжёт

О счастье рядом.

А вдруг и вправду обожжёт

Случайным взглядом?

Судьба ль замыслила менять

Пути и сроки…

Но разве смертному понять

Её намёки?

А следом и прозрения приходят:

Сложное стало простым.

Полное с виду – пустым.

Неразличимое – явным,

Неоценённое – главным.

Я не случайно выше упомянул о постперестроечных десятилетиях, когда многие поэты, в том числе и автор этих строк, находили отдушину в публицистике. Виктору Кирюшину по счастливой ли случайности, по внутренним ли его убеждениям, по глубинному ли пониманию роли поэзии удалось этого избежать. И вряд ли поэт наблюдал равнодушно за происходящим в стране, в рядах писательских, при последствиях раскола Союза писателей. Был он и на баррикадах, отстаивая писательский дом. Но в поэзии Виктор Кирюшин выбрал другие пути-дорожки, спасаясь за известным русским долготерпением и умением ждать, что и вылилось в небольшое, почти программное, стихотворение, которое думающему читателю расскажет о поэте больше любой автобиографии и другим поэтам даст рецепт не только достижения успеха, но и правильной самооценки:

Какое счастье пёрышком скрипеть!

Переводить лиловые чернила.

Описывая то, что учинила

Над нами жизнь, её перетерпеть.

За веком не стремиться поспешать,

Земные сроки меряя чинами.

Какое счастье медленно ветшать,

Как шуба, позабытая в чулане.

Всё проиграть, но партию спасти.

Пройти в ферзи, изображая пешку,

Чтобы шутя триумф перевести

В пародию, иллюзию, насмешку.

На сегодняшний день о поэзии Виктора Кирюшина написаны статьи такими известными и такими разными литературными критиками, как Нина Ягодинцева, Валентин Курбатов, Вячеслав Лютый. Могу с уверенностью сказать, что многие ещё захотят почерпнуть ключевой воды из колодца поэзии Виктора Кирюшина и утолить духовную жажду, а утолив её, поделиться радостью с другими.

г. Сочи