Алексей КОВАЛЕВСКИЙ. И СТЫНЕТ «ГРАД» НА БЕРЕГУ. Стихи

 

Алексей КОВАЛЕВСКИЙ (Харьков)

И СТЫНЕТ «ГРАД» НА БЕРЕГУ

 

* * *

Господи, как счастливы на свете

Эти люди!

                   Родину смело,

А они о кончившемся лете

Только и вздохнут нетяжело.

 

Вот и я горючим листьям клена

Прошептал:

          — Прощайте навсегда... —

А вокруг в сиянии соленом,

Как в слезе, огромная беда.

 

А вокруг ошметки и обломки,

Хаос крутежа и грабежа,

Облаков заспинные котомки,

Даже воздух —

                         режет без ножа!

 

И какой виновен в том вражина,

Лету все равно издалека.

Родину смело, распорошило —

Ни аршина больше, ни комка!

 

А была она не дыбы скрежет

И не для ушкуйников постой.

Нет ее —

                и воздух вправду режет,

Дождь осенний плещет кислотой.

 

Лезут отовсюду кривотолки,

А потом —

                   и вовсе не венец —

Только снег багровый, только волки

Будут жрать на пустыре овец.

 

* * *

В детский садик влетает снаряд...

Что напишет историк про смуту,

Украинский майдан и распад,

Террористов и прочую хунту?

 

Кто был праведен, кто виноват,

Пусть ученый не умствует много.

В детский садик влетает снаряд...

— Нет ни мамы, ни папы, ни Бога!

 

* * *

Вошли и разрывают

Вам сердце на клочки?

Прямая ли, кривая,

Куда ты, ножевая,

В какие закутки?

 

Где крыть и тех, и этих?

И каждого жалеть,

Не слушая в кювете,

Какие свищут плети

И славиц льется медь.

 

Застынь, гроза, в замахе,

Заткнись, открытый рот!

Не ты стонал на плахе,

Не ты молчал во прахе

Под сводами зевот.

 

Под лунами безумья,

На свалке черных дел,

Где каждый кряж — Везувий

И резок вихря зуммер

Над штабелями тел.

 

* * *

Половина — Авели, половина — Каины?

И не так уж ведомо, кто же я и ты,

Почему орудия, словно псы, залаяли

Посреди обвальной донбасской темноты.

 

Чьи дары неправедны, чья дорога в логово,

В бункеры нацистские, на рога врага.

Рейху будет рейхово, стогу будет стогово,

Жертвенная родина, взрытые луга.

 

ПОДГОТОВКА К ЗЕМЛЕ

Куда ты — крест и роба,

Когда ни бе ни ме,

Что брешет Кулю-В-Лоба,

Аж холодно зиме.

 

Отчаяньем пронизан,

В те логова не влазь,

Где самый лучший бизнес —

Хоть с коготок, а власть.

 

Они к земле готовят,

У них везде завал.

Зато гнобят и троллят,

Какую б ни певал.

 

И на груди рубаху

Рвать не за кого тут,

Где за собой «на плаху»

Зовет любой когут.

 

— Наплюй на их колоды, —

Шуршит в снегу пырей, —

Куда и как угодно,

Но лишь от них скорей!

 

Клыкастые ребята —

Легко отнимут жизнь.

А ты без автомата

Хотел бы обойтись.

 

А ты косишься только.

Прямей в себя взгляни!

Пластать и резать волком

Готов ли, как они?

 

СМС

Это слишком паскудно, родная:

Олигархи,

                холопы,

                              раздрай.

В Иловайском котле погибая,

СМС-ки отправим: «Прощай».

 

Ты услышишь, но ты не поможешь, —

Шаг за шагом спланирован ад.

А в тылу генеральские рожи

И помпезный столичный парад.

 

Ну а тут на золу батальоны

Изведут —

                    получи, распишись,

Возвращай в черноземные лона,

Удобряй эту черную жизнь!

 

Мы не знали бандитского рая,

Да и ты с ним слеглась —

                                  невзначай.

В Иловайском котле погибая,

СМС-ки отправим: «Прощай».

 

НАД КРУЧЕЙ

Шагнули в бездну мы с порога

И очутились на войне.

И услыхали голос Бога:

— Ко Мне, последние! Ко Мне!

                                 Ю.Кузнецов

Всё заглядывали в бездну,

Скидывали Бога.

Оборвется путь железный

У гнилого стога?

 

У Лугани тополиной,

Чей живот распорот,

Где пылает мост Калинов

И гуляет смород.

 

Где радушие качало,

Будто в колыбели,

И веснушки иван-чая,

И глаза метели.

 

А теперь сорвались крыши

От Сварожьей кары

И никто небес не слышит, —

Чуешь, Поликарпыч?

 

Да и сам ты с автоматом

В маревах, как призрак,

Не поэтом, а солдатом

В эту свару призван.

 

В ней последние не станут

Первыми для Трона.

Мера им — глоток тумана,

Сиплый гам вороний.

 

За Смородину за речку

Перевоз — копейка,

Там Стожары как уздечка,

Ветер — что жалейка.

 

Ни Москвы и ни России,

И назад ни броду,

И звонит не Китеж — Киев,

Уходя под воду.

 

Покатилось в Диком поле

Безднище — на бездну.

Зря ты жмуришься от боли,

Это — не исчезнет.

 

Это будет нас каленым

Исправлять и мучить,

В мир крещеный, в мир зеленый

Уводить от кручи.

 

* * * 

Облачко телят на косогоре,

Радио о планах говорит,

И ничто не предвещает горя,

Будущей Руины не сулит.

 

И медовы до оскомин липы,

И покой похож на паука,

И, как овод, кружится и липнет

Золотая скука и тоска.

 

Задержись еще немного, стадо!

Время, пастушка того помучь —

Никаких Руин ему не надо,

Этих затяжных падений с круч...

 

Под Славянском он еще погибнет,

Поплывет куда-то по Донцу,

И скользнут обугленные липы

Тенью по бескровному лицу.

 

* * *

Отменили тебя проходимцы,

Перекрыли тебе кислород,

И хохочут нам в постные лица,

И сулят еще больше невзгод.

 

А была ты... А впрочем, была ли?

Подышала ли правдой когда?

В равелине, в донбасском подвале,

Под Батыгой и Сталиным?

— Да.

 

* * *

Выбредай из сибирской тайги,

Вылезай из карпатского схрона —

И воюй.

               А в сторонке враги

Пусть не ведают вовсе урона!

 

Пусть враги наблюдают опять,

Как вы сеетесь в землю родную,

И кричат: — Хай живе!

                           — Исполать! —

Потирая ладонь о другую.

 

Сколько можно!

                         Вокруг оглядись:

Как живут, что жуют эти люди,

Почему их так милует высь,

Что они ей подносят на блюде?

 

* * *

До самой околицы — счастья!

А в небе играют кнуты,

И надо уже возвращаться,

Покуда добры блокпосты.

 

Покуда какой-нибудь воин

От гнева на нас не ослеп,

Дорога, подвода и воля —

Во всю подрасстрельную степь.

 

ПОПЫТКА МИФА

Какой Донбасс, какая Троя?

Гремит безвременья поток.

И даже память о героях

Продлится, может, лет пяток.

 

Какому мифу эту пору

Пронзить, как угольную мглу,

Когда хоронят без разбору

Огарки трупов и золу?

 

Кто укры здесь, кто ополченцы?

Чьи тучи ходят, чьи стада?

А в сердце беженца лишь пекло:

— Забыть, отринуть навсегда!

 

Вот все преданье, вся легенда:

Не видеть, уходя ко дну,

Одних, горланящих победно,

Других — жующих белену.

 

* * *

Не сыщешь по карте, по глобусу

Дорогу мою проливную.

Но вот выхожу из автобуса

И влажную землю целую.

 

А птицы мелькают ладонями,

Горящими в топке таинственной...

Бездонное, а не бездомное

К тропинке подводит единственной.

 

НОЧНЫЕ СТИХИ

 

1

Разгулялась ночь, как половодье,

Льдины — то столетие, то год...

А ведь где-то, может, и сегодня

Мама моя, мамочка живет.

 

У какого поворота речки,

За какими всхлипами воды?

Девочкой,

            как свечка на крылечке,

Светится из радости-беды.

 

А миры грозят и колобродят,

А она —

            так жаль ее, невмочь —

Думает, что это половодье,

Думает, что это просто ночь.

 

2

Вспоминай, вспоминай, ну же, ну же!

Вот он я, вот стожок на лугу,

Вот скуластая дикая стужа

Просит лодки на том берегу.

 

Не спеши помогать — не оценит!

Льда настелет —

                     и к нам босиком,

И ни дома не будет, ни тени.

И река не вздохнет ни о ком.

 

3

Тумана пряжа у калитки,

Где доля-пряха тоже гость,

Где все, что соткано,

                                  до нитки

И впрямь, наверно, расплелось.

 

И ни родства? Один лишь хаос

Глядит в лицо из-за холма?

Но где бы мы ни оказались,

Окликнет эхо:

                        — Мама! Ма...

 

* * *

Накапала в сердце отваги —

Бумагу любить и чернил

Такие болота-овраги,

Что выбраться станет ли сил.

 

А надо б! Но что там приветит?

Свирепая резь соловья,

Да тот, кто лузги не заметит,

Умывшись водой из ручья.

 

Бурлю эту воду, а в прочем

Не вижу ни смысла, ни дня.

Ах, Отче, всеведущий Отче,

Поймай, словно рыбу, меня.

 

* * *

Конечно, Харьков — не Луганск, но не Москва и Питер.

Здесь не один огонь угас внизу, а не в зените.

 

Но мы рванемся, жизнь моя, не осыпаясь пеплом,

В другие выси и края над этим серым склепом!

 

Какой Арбат и Кремль какой, хоромы и палаты,

Когда туда подать рукой, где за пяту не схватят.

 

А если так, то поживем и не погаснем сроду,

Все эти слободы махнем, не глядя, — на свободу.

 

СЛОБОЖАНСКИЕ ГЕРБЫ

К рогу изобилья проторила

Перво-наперво стезю змее.

Языки чугунила, как била,

Вороньем пугала на жнивье.

 

К вёдру обсевала ночь лузгою,

Плеском рыбным рунила ставок, —

Причащайся, слобода, к покою,

Дар продай за кадыка кивок.

 

Герб носи от хаты до хорома,

Изнывай от яда и литавр.

Все равно еще с тобой мы дома,

Как бы ляд пернатый ни летал,

 

Сколь бы сноп ни кланялся дороге,

Что уперлась в близкий косогор.

Там на камне выбиты итоги

И пестрят стервятники, как сор.

 

Многое расскажут сабля с пушкой,

Еще больше подпоет фагот.

Награди же и меня полушкой,

Как-никак — я тоже твой народ.

 

* * *

Вновь гуляют листопады,

Носят головы в мешках,

Говорят: не будет ада,

Только мы, да смерть, да прах.

 

И на том спасибо, Осень!

Обучай нас не камлать,

А смотреть в прицела прорезь

И на взгорок, и на падь.

 

Кони, люди, гоминиды

Рады ринуться во мглу.

Я и сам ворчу для вида,

Притороченный к седлу.

 

Я и сам люблю дороги,

Эти вихри, этот вздор

Почтаря, что эпилоги

Вместе с письмами припер.

 

* * *

Кленом быть, считать зверюгу марью?

Как считают своды и заря,

Как о том немотствуют провалья

Самых темных чисел декабря.

 

Завтра солнце повернет на лето,

А зима — пускай и на мороз,

Все равно до косточки согреты

Клен и ты. До благодарных слез.

 

* * *

Ты-то есть, а где они?

Пожили — и хватит?

Ты-то есть. Хотя бы пни

И разор в квадрате.

 

Да куда-то в никуда

Их узкоколейка,

Безымянная звезда,

Вьялица-жалейка.

 

Да вина того и тех,

Этого и прочих.

 

Нас прощаешь позже всех,

Поминая к ночи.

 

ЕСЕНИН И ШЕВЧЕНКО

 

1

Никого ты не обманешь —

С первой строчки все видать:

Ножик месяца в кармане,

Захолявная тетрадь.

 

У берез дрожат коленки,

С Кос-Арала сбита прыть.

И Есенину с Шевченко

Ну о чем бы говорить?

 

Кровь течет в Днепре и Волге,

Друг товарищу не брат.

А они так долго-долго

Говорят и говорят...

 

2

...О Пугачеве, о Богдане —

И вскользь как будто обо мне:

Что лишь скулю в своем капкане

И к третьей

                  все свожу

                                   стране.

 

* * *

Опять летят дороги —

Куда? В небытие,

Где гоги и магоги

И каждому свое.

 

Где зарева в полнеба

И челюсти печей

Нас вопрошают немо:

«Ты чей? Ты чей? Ты чей?».

 

* * *

А кто-то все видит поглубже,

А кто-то над схваткой стоит,

Сажает строптивого в лужу,

Иван ты ему или Смит.

 

Слывет не святым и не уркой,

Не шут, не палач при дворе,

Но двигает каждой фигуркой

В своей хитроумной игре.

 

СЕРАЯ СВИТКА

Все, чему учен, — лайдачить,

Пану подошвы лизать.

Где-то решили иначе:

Будет вершитель и знать.

 

Стал. Заправляет районом.

Семь иномарок. В какой —

Встретится вдруг с небосклоном,

Вечный обрящет покой?

 

Встретился. В самой-пресамой —

Вон полыхает внизу.

Рядышком тень по сусалам

Тщетно мусолит слезу.

 

Не получилось прибытку,

Только злословье богам.

Бросили серую свитку

К неумолимым ногам.

 

— Вот он. Как был когутяра,

Так и остался.

                       — Пиши:

«Стоит сермяжная тара

Больше продажной души.

 

Вычесть за выделку если

Да за доставку сюда,

Выйдет обман, а не песня —

Можно сгореть со стыда».

 

А на краю небосклона

Вновь из полымя в огонь,

Как журавли над районом, —

Хонды и форды его.

 

* * *

На работу спозаранок.

На плечо — топор,

А нутру — молчи, подранок,

Дело будет не с ураном,

И колхоз наш, как ни странно,

Как ни тяжко с новым планом, —

Не тюрьма и мор!

 

У кого-то все иначе?

А они гуртом,

На земле не много знача,

Побеждая, но не клянча,

Воплотят, решат задачи...

И вослед я глухо плачу

Да грожу пестом:

 

— Сколько их ты погубила,

Темень-сторона!

Закопала и забыла,

Хорошо, коль есть могила...

Позову — воротишь рыло

И опять свое уныло

Роешь у гумна.

 

Пожила ты, пожевала —

И самой капут?

А они за тем же салом,

Тем же хлебом — из порталов,

Не с балов, а из подвалов

На работу, вал за валом,

Как из прорвы прут.

 

УХОДЯЩИМ ПЛАНОМ

 

1

Там родина спит, ожидая

Повторных рождений твоих,

И млечного солнца, и мая,

И песен, которым, зевая,

Нельзя научиться из книг.

 

2

Но будто в утробе: «Помилуй!»,

Но будто за гробом: «За что?».

И полнишься смертною силой,

И каменный грохот, как сто

Галактик, — над вечной могилой.

 

СНЕЖИНКИ

То по Айдару манною,

То пухом по Донцу.

И варежкою маминой

Проводят по лицу.

 

Гоняло душу пустищем,

Спускало прямо в ад.

А эти вот безустые

Целуют и парят.

 

Глядят в котлы и варева,

Висят на волоске.

И маминою варежкой

Проводят по щеке.

 

Такие бестелесные,

Как будто нет войны

И сундуки небесные

На чудо не скудны.

 

И можно в дали дальние,

Где полем, где лужком,

Сквозь прутья и окалину

То пухом, то ползком.

 

Добраться неизломанным,

С руками, с головой,

И спать в стогу соломенном,

Как будто ты живой.

 

* * *

Дымки поселка из долины,

И стынет «Град» на берегу.

Под корень срезан,

                           куст калины

Раскинул руки на снегу.

 

Метель замашет белым флагом,

Но «Град» опять огонь ведет.

И по низинам, по оврагам

Вскипает ноздреватый лед.

 

Труп старика чадит у ганка,

Горят

          под сатанинский свист

Вишневый сад — не вышиванка

И хата — не сепаратист.

 

* * *

Откуда фанаберия?

Заезжен, как саврас,

А собственной империи

Хотел бы по Кавказ.

 

Осины чуют каинство,

На Сян глядит луна…

Вся суть его до камешка

Теперь и ей видна?

 

СТАНИЧНИЦА

Над терриконом воздух серый.

И лучше бы в гробу лежать,

Но от «циничного бандеры»

Уже пора тебе рожать.

 

И ты родишь, кусая губы.

Ты не удавишься тайком.

Твой сын здесь вырастет нелюбый

И байстрюком, и чужаком.

 

Об этом сраме, о бедламе

Ему расскажет кто-нибудь.

...Хоть не играли головами

И псам не скармливали грудь!

 

Фашизма было не с лихвою,

И не вселенским стал содом...

Подружке платье выпускное,

Тебе — готовиться в роддом.

 

Сданы экзамены. В той школе,

Где все случилось хмурым днем.

Глаза твои сухи от боли,

Холодным выжжены огнем.

 

СЛАДКАЯ ВАТА

Сладкая вата укрыла курганы,

Солнышко тонет — в дыму карамель.

Где вы, чудесные дальние страны?

Хряк перегарный бросает в постель!

 

Если оставят живой у разъезда,

Ляжешь на рельсы, не слыша гудков.

...Снова тяжелое, грязное лезет —

Всё на твоих-то тринадцать годков?

 

Сладкая вата? Ах, падлы и суки!

По террикону, как сперма, слеза.

Ночь поднимает молящие руки,

Долго, как мама, кричат тормоза.

 

* * *

Только меряются рейхами, в преисподнюю рулят.

Есть одна война — за рейтинги и другая — у солдат.

 

Есть одни — кипят и булькают, и глядятся в зеркала,

А другие — бриты «Буками», и нельзя найти тела.

 

Гнуться перед отморозками и команды слышать: «Пли!».

И калинами, березками после рваться из земли?

 

А всего-то надо с рейхами разобраться бы нам, брат.

Есть одна война —

за рейтинги и другая — у солдат.

 

* * *

Как разыгралось не на шутку!

Какому бесу ты камрад,

Когда срываешься с попутки,

Вбегаешь — морок в полушубке —

И ставишь в угол автомат.

 

А здесь не топлено с Крещенья,

А здесь лишь тени ждут весну:

Они просили попущенья,

Они дождались превращенья

Сухого кашля — в тишину.

 

Теперь гуляй, совсем дурея,

Свинцом дороги поливай,

Чтобы тепло пришло скорее

И от Лугани до Кореи

Царил собачий брех и лай.

 

Чтобы победный чад разливом

Шибал во всех твоих углах

И водку ты мешал бы с пивом

И целил прямо, а не криво

В горшки, как бошки, на колах.

 

Чтоб вспоминал свое геройство,

Подросту хлипкому басил,

Как забивал нам в стопы гвозди,

Как вырывал глаза и ноздри,

Как раскурочил пол-Руси.

 

ОТЦОВСКИЕ НАКАЗЫ

Забрит племяш в Луганске,

А в Харькове — сынок:

Пожалуйте, будь ласка,

На цвинтар, не в шинок!

 

Забудьте, как играли

На отчине отцов —

Быстрей на всем Айдаре

И нынче нет пловцов.

 

Теперь вы под Попасной,

Белугами мыча,

Сойдетесь в рукопашной —

И сверху будет чья?

 

А от отцов — наказы:

«Не тронь родную кровь!

Луганец — едь в Черкассы,

А харьковец — в Ростов!

 

И будь что будет после,

Но в брата не стреляй,

Какой ни слышишь возле

Патриотичный лай.

 

Довольно! Проходили!

Но вышел разве лад?

На версты и на мили —

Один собачий ад...».

 

Неправильные батьки,

Дремучие совки!

Плывите в небо, братья,

Да наперегонки.

 

Уж там-то будут даром

И воля, и покой,

Как в детстве над Айдаром —

Малюсенькой рекой.

 

Уж там и вправду правда

Одна — на ты и я.

И незачем обратно,

В отцовские края.

 

* * *

Объяснить не сможет и Балаков,

Посвятивший красноречью жизнь,

Почему, как чехи и словаки,

Мы с тобой, земляк, не разошлись.

 

Почему в подвалах столько пленных,

Почему разобраны мосты

И меж нами стенки, а не стены

И за край закатный — блокпосты.

 

И туда то «Бук», то беспилотник,

То душа, спеленута броней, —

Как ей там, на пастбищах Господних,

Тяжело, наверно, кровник мой?

 

Почему твой миномет заквакал,

Почему трава кричит «Ложись!»,

Объяснить не сможет и Балаков,

Посвятивший красноречью жизнь.

 

* * *

Затопим ли когда-нибудь буржуйку

И посидим ли вместе за столом?

А где-то хлопцев разметало жутко

И не ушел в берлогу костолом.

 

Охапка дров сырая не расскажет,

Чей мы в степи увидели оскал,

Кто заворочался под нашим кряжем

И озеро геенны расплескал.

 

НА ДОНЦЕ

Что мне шумит, что мне звенит

далече рано пред зорями?

                         Слово о полку Игореве

 

Погоня столетия длится —

Свистящую слышу стрелу.

А там Ярославна томится,

В Путивле, в дыму, на валу.

 

Ветвистые грозы ударят,

Прорвут полотно тишины,

И вновь металлической гарью

Потянет — с другой стороны.

 

Споткнусь от сквозной пулеметной —

И в воду горячим лицом.

И сносит повзводно, поротно

В глубины столетий Донцом.

 

И слышится гул напряженный,

И голос родной вдалеке...

Туманы, как светлые жены,

За нами плывут по реке.

1980

 

* * *

И затерпнешь с Донбассом, с вдовою,

И качнешься горелой травою,

А железный сапог — тот и тот —

По слезам и по душам идет.

 

Разведите два ужаса эти,

Пусть воюют, как йеху и йети,

Не в поселке моем, не у шахт

Пьют свое за ушатом ушат.

 

«Отойдите, две смертные силы!» —

Терриконы кричат, и могилы,

И горелая в балке трава,

И убитая горем вдова.

 

ПЕРЕМИРИЕ

Вокруг села стога, как шлемы,

И жерди-ратища черны.

И никакого нет проклена

В устах и сердце тишины.

 

Уже снаряд не пронесется?

Ни в дом, ни в сад не угодит?

И лишь бадейка над колодцем

Всей пустотой своей гудит.