Александр БОБРОВ. ОБЛАКА НАД МРАМОРОМ. Отсвет Всемирного дня поэзии 21 марта
Александр БОБРОВ
ОБЛАКА НАД МРАМОРОМ
Отсвет Всемирного дня поэзии 21 марта
«В том, что не ложь, – уже поэзия», – писал реалист Эмиль Золя. В наше продажное и лживое время Поэзии снова не повезло: её, обращённую напрямую к внимающим людям, публичную по самой сути, накрыла тень коронавируса: отменены все массовые мероприятия, в том числе вечер в ЦДЛ, посвященный трудному выходу возрождённого когда-то 100-тысячного альманаха «День поэзии». Именно на этом вечере я хотел со сцены вспомнить – на девятый день её ухода – поэта и публициста, члена редколлегии «Советской России» Екатерину Польгуеву. Ведь Катя совсем молоденькой учительницей была потрясена событиями осени 93-го. Она как поэт, что часто бывает именно у нас в России, родилась в горниле страшных событий, прогремевших в конце ХХ века в самом центре Москвы. Уму непостижимо, что довелось нам, москвичам, пережить в любимой столице – какие там пражские события или французские выступления!
Все кончилось, но что-то началось.
История, которую спугнули,
Легко играет нами вкривь и вкось,
Позвякивая автоматной пулей.
Наряд не по плечу. Но кем-то сшит
Он для меня, и не сыскать иного...
Я больше не хочу стихов чужих
В предчувствии единственного слова...
Она и чужие стихи любила, и свои – пронзительные – стала писать. Эта призывная лирика не позволяла забыть трагических и подлых страниц российской истории, кровоточащих ран всего славянского мира, особенно любимой ею Сербии, чьих поэтов она переводила бескорыстно, по зову сердца, которое надорвалось в 48 лет. Мы немного общались с Катей – пересекались в редакции, выступали порой вместе от крейсера «Авроры» до ВДНХ, где представляли сборник «Красные колокола». Она была скромным и цельным человеком – помянем её во Всемирный праздник поэзии!
По календарю природы 21 марта – весеннее равноденствие, астрономический день рождения весны. А еще – Всемирный день поэзии, который отмечается по решению ЮНЕСКО. В первый раз праздник отмечали в Париже в день весеннего равноденствия 2000 года, 20 лет назад. Там находится штаб-квартира ЮНЕСКО, вспыхивает какая-то общественная жизнь, но, увы, почти забыта сама поэзия. Ну, а в России этот праздник календарно говоря – ровесник Путинского периода в новейшей истории России, который часто называют временем вставания России с колен и возрождением патриотизма.
Меня поражает, почему тогда этот подъём не ознаменовался общественным взлётом поэзии. Повторяю, не разливанным морем графомании в соцсетях и на эстраде, не отдельными творческими выдающимися достижениями (они были!), а обретением подлинной поэзией и поэтичной, а не попсовой песней их высокого предназначения и государственного признания. Загадка для страны с таким литературным наследием и отзывчивой душой! Или её испоганили и надломили? Но берёшь любую состоявшуюся книгу поэтов нашего поколения ровесников Победы – прикасаешься к высокой духовности и мудрости. В частности хочется рассказать о поэзии Татьяны Ребровой, поведать про её новую книгу стихов «Из зеркала выйду…». Название это – и образно, и многозначно, с продолжением надписи от обложки до красивой фотографии: «Из зеркала выйду… И с фото сойду». Но, кроме изысканной придумки, меня поразила созвучность этой строки высказыванию Василия Розанова из «Опавших листьев»: «Море русское – гладко как стекло. Все – "отражения" и "эха". Эхо "воспоминания"…». Да, есть в книге Ребровой и эхо ярких воспоминаний хоть из древней истории, хоть из бурной молодости, но есть и глубина отражения. Многие читатели знают, как проверяется качество зеркала: между двух зеркал ставится горящая свеча и – чем больше отражений огонька уходит в глубину, в бесконечность – тем качественнее венецианское стекло. К нынешним можно поднести дешёвую зажигалку, но отражений раз-два – и обчёлся. Так и со стихами: миллионы авторов в сети, миллиарды строк, а – ничего в душу не западает.
Первый же раздел книги «И скифскими подвесками алея» открывается стихотворением-ожиданием:
И эра Рыб, как рыбка золотая
Хвостом плеснув и чешуёй блистая,
Нырнула в Космос.
Время на мели.
Ещё пусты кувшины Водолея,
Но будь умна. Припомни Галилея
И Соломона.
Мочки проколи,
Чтоб скифскими подвесками алея,
Встать на востоке Неба и Земли.
Астрологи спорят, наступила ли эра Водолея в 2000 году или ждать её в 2030-м, когда исполнятся многие надежды, потому что знак олицетворяет гуманность и братство. Миф эпохи Водолея гласит, что в это время мы достигнем мира во всем мире, привилегии знати и богачей окажутся в прошлом, а элитой будут считаться наиболее просвещенные и деятельные люди. Ох, если бы! «Ещё пусты кувшины Водолея…», но поэту – ждать под звёздным небом некогда, он творит сам эту гармоничную эпоху. Многие строчки этой яркой книги просятся в название статьи, в краткую характеристику сути открывшегося мира: «Запах полыни и розы», «Жемчужный оклад» или «Высокий слог»:
Лить воск в тарелки из фаянса,
И верить в тайнопись пасьянса,
И сомневаться: есть ли Бог.
Не погуби надежды – всюду
Причастной быть к судьбе и чуду.
Людей спасал высокий слог.
Но в эти дни с возвратом холодов и снега мне вспомнились слова столь любимого Татьяной художника и поэта Николая Рериха: «Россия – это бесконечные снега, над которыми поют мёртвые серебряные метели, но на которых так ярки платки русских женщин». Да вся эта книга – яркий павлово-посадский платок на снегу. Не столько с традиционными пышными розами, сколько современный – с рябиновым узором.
Тихий свете – то душа берёзкина
Всё струится из села Федоскино –
Вдруг поманит, промелькнув, узор.
И простор затянет, как воронка,
И меня, и лес, и воронёнка...
Гибельный для недруга простор.
Русская поэзия запечатлела и этот бескрайний спасительный простор, и погибель яростных врагов. Что ещё хочется подчеркнуть в Год памяти и славы, бездарно отмечаемый на федеральных телеканалах: в годину страшных испытаний для нашей страны было начисто опровергнуто древнее изречение: «Inter anna silent Musae» – «Когда говорят пушки, Музы молчат». Во время Великой Отечественной войны была создана великая фронтовая поэзия и военная песня. Только профессиональными поэтами и композиторами за первые два месяца войны было написано более тысячи песен, и на пути к Победе – созвездие их разрасталось до Галактики. Поэт-фронтовик Сергей Наровчатов точно сказал о том, что плеяда его товарищей по поколению не выдвинула гениального поэта, но все вместе они стали гениальным явлением русской, советской поэзии.
В год 75-летия Победы хочется вспомнить хоть несколько строк, которые запечатлели тогда, по горячим и дымящимся следам, значение подвига советского солдата. Это особенно важно на фоне яростного оплёвывания этого подвига в тех странах, которые ценой своей жизни он же освобождал, той оголтелой пропаганды, что ведётся вокруг исторических событий и опошления высоких гуманитарных устремлений. Но они запечатлены на века – в чеканных строках.
Недавно побывал в Польше и написал заметки о современной польской поэзии, ударившейся в постмодернизм, сознательно ставшей асоциальной и демонстративно отказавшейся от традиций поэзии социалистического времени. Один из тех, кого сбрасывали поэты новой волны, был, конечно, сталинист и жертва сталинизма – Бронислав Броневский, который и сражался в армии Пилсудского, и сидел в польской тюрьме как сочувствующий коммунистам, прошёл лагеря и официальное признание. Но когда глава правящей партии Берут заказал именно Броневскому написать слова нового польского гимна, он отказался и принес лишь листок со строчкой старого гимна "Jeszcze Polska nie zginęła". И новый польский гимн так и не появился. Конечно, Polska nie zginęła, но сбылось ли предсказание Броневского из стихотворения, посвящённого памяти Шмуля Зигельбойма – узника Варшавского гетто, покончившего жизнь самоубийством:
Общим нам будет небо над разбомбленной Варшавой,
после того как победу в битве кровавой добудем:
каждый получит свободу, хлеба кусок и право,
будет единая раса, высшая: честные люди.
(1945, пер. Андрея Базилевского)
По-моему, до единой высшей расы хоть в Польше, хоть в России – ох, как далеко. А поэзия – лишь отзвук надломленной души нации. Но ведь надежды-то были другие! Упомянутый Сергей Наровчатов, певец славянского братства на фронте, так писал во взятом чешском городке, где к нему по мартовскому снегу бросилась девушка в одном платьице:
…И прежде чем я понял что-нибудь,
Меня заполонили гнев и жалость,
Когда, с разбегу бросившись на грудь,
Она ко мне, бессчастная, прижалась.
Какая боль на дне бессонных глаз,
Какую сердце вынесло невзгоду…
Так вот кого от гибели я спас!
Так вот кому я возвратил свободу!
Далекие и грустные края,
Свободы незатоптанные тропы…
– Как звать тебя, печальница моя?
– Европа!
1945г.
Теперь на фоне неблагодарной печальницы Европы, после всех репортажей о сносе памятников советским солдатам в той же Польше и замене памятника освободителю Праги маршалу Коневу на памятник генералу Власову, чьи войска (сам предатель был против!) попытались примкнуть к Пражскому восстанию, эти стихи кажутся наивными. Но ведь так было! А мы должны помнить и повторять строки замечательного, но подзабытого поэта – Героя Социалистического труда Александра Прокофьева из стихотворения «Облака над мрамором»:
На мрамор занести б всех поимённо
Солдат России, чтоб в века, в века,
Да чтоб над этим мрамором знамёна,
Простреленные, рвались в облака.
И в мирное время продолжают греметь выстрелы, рваться неравнодушные сердца и лететь журавли из песни на стихи Расула Гамзатова. Делегация поэтов от Союза писателей России должна была встретить Всемирный день поэзии в Махачкале, в недавно созданном Театре поэзии имени Гамзатова, но и тут проклятый вирус вмешался. Возглавлял группу первый секретарь Союза писателей России Геннадий Иванов, которому накануне исполнилось 70 лет. Полёт отменён, но летят, как облака над мрамором, его строки:
На планете нашей изначально
Брат идёт на брата, льётся кровь…
Но спасает горько и печально
Этот мир великая любовь.
Посмотрите на этих смеющихся молодых поэтов из семинара Михаила Луконина, Евгения Евтушенко и Марка Соболя. Печален на правом фланге один лишь симферопольский футболист Саша Ткаченко, который раньше всех ушёл из жизни… А многие – и живы, и продолжат творить. С праздником, коллеги!