Николай БАШМАКОВ. ДОЖИТЕЛЬ. Рассказ

 

Николай БАШМАКОВ

ДОЖИТЕЛЬ

Рассказ

 

Старика в деревне называли долгожителем. Сильная генетика и правильный образ жизни позволили прожить долгую жизнь. Его ровесники, поколение победителей в Великой Отечественной, ушли в мир иной, и только он в преддверии столетия оставался ещё вполне сильным и дееспособным, не утратив памяти и ясности ума.

Старик покормил заболевшего пса и присел возле дома на лавочку. Грелся в лучах ласкового весеннего солнца и размышлял не столько о прожитой жизни, сколько о текущем её моменте.

Он относил себя к людям старой закваски и власть, установившуюся в России после девяносто первого года, откровенно не любил. Его активная жизнь прошла в большой стране – Советском Союзе. Жизненный опыт позволял ему видеть недостатки и огрехи новой власти, непорядочность и лицемерие её представителей. Старик был убеждён, что у современных чиновников есть всё, кроме совести.

 В отличие от большинства односельчан, боявшихся навредить своему относительно благополучному существованию, он не скрывал своих убеждений и позволял себе по отношению к представителям власти высказываться круто. Это и стало причиной чёрной полосы в его размеренной и неторопливой деревенской жизни.

Более молодые пенсионеры, ветераны мирного времени, на глазах которых их родные деревни и сёла превратились из хорошо механизированных, работавших на страну производственных единиц в унылые поселения безработных людей, побаивались выступать против начальства. Не только лично за себя боялись, но и за своих односельчан тоже. У всех на глазах была показательная "порка", которой подвергли деревню Берёзовку. На очередных выборах деревня проголосовала за коммунистов. Сразу после этого "по плану оптимизации" в деревне закрыли клуб, ликвидировали фельдшерско-акушерский пункт и начальную школу. Лишившись здравоохранения, образования и культуры, молодые расползлись по городам и посёлкам, остались в деревне лишь старики, которым бежать было некуда.

 В этот раз на собрании ветеранов старик не сдержался и вступил в открытые пререкания с главой района. Обыкновенный мошенник, которому в прошлые времена не доверили бы руководить даже бригадой, пролез на должность главы с помощью подкупа и уловок на выборах. Примечателен был тем, что, как и многие его коллеги, страстно любил реформы. Хотя, если быть честным, на сами реформы ему было глубоко наплевать. Повышенную любовь у него вызывало движение денег при реформировании. Любым движением, как известно, нужно руководить. Он и руководил так, что солидная часть бюджетных денег незаметно и тихо оседала в карманах главы и его окружения. И так же тихо и незаметно исчезали из района или замолкали те, кто требовал справедливости или пытался проявить хоть какое-то недовольство.

Светило местного значения по фамилии Суконосов (наградили же предки фамилией!) пришёл на собрание ветеранов, чтобы поздравить их с Днём Победы. Заодно показать, что власть как никогда сильна и новый порядок жизни установлен надолго.

Ветераны молча и безучастно слушали откровенно показушную речь главы, пока тот не спросил, будут ли к нему вопросы. Вопрос задал житель деревеньки, расположенной в самой глуши района. Пенсионер заискивающим тоном просителя стеснительно, многословно и сбивчиво принялся объяснять проблему:

– У нас в прошлом годе сократили фельдшера. Теперь один фельдшер на четыре деревни… И участковую больницу в соседнем селе закрыли. Только в район надо ехать… Даже уколы сделать некому… Стариков у нас много. Как же нам жить без фельдшера? Может быть, поможете нам?..

Глава, который перед этим добрых двадцать минут рассказывал, какую заботу о ветеранах проявляет администрация района и лично он, глава этой администрации, недовольно поморщился и ответил в лучших традициях чиновничьей бюрократии:

– Что же я могу поделать? Оптимизация здравоохранения – это программа, запущенная областью и федеральной властью. Она предусматривает сокращение всех неэффективно работающих пунктов здравоохранения, чтобы за счёт освободившихся средств повысить эффективность работы оставшихся…

 Разглагольствовать дальше ему не дал старик. Именно в этом месте он не сдержался и прервал речь главы:

– Ну и где здесь эффективность? Здравоохранение призвано сберегать здоровье народа! А вы оставили людей без медицинской помощи! В чём тут оптимизация?

Глава, не ожидавший со стороны послушных пенсионеров каких- либо пререканий, на несколько секунд растерялся. В зале повисла тишина, но замешательство матёрого чиновника длилось недолго. Он взял себя в руки. Лицо его приняло обычное выражение надменности и превосходства над людьми, которыми повелевал.

– Буду с вами полностью откровенен. Вы, пенсионеры, уже выполнили свой долг перед государством и, по сути, являетесь дожителями! А государство видит свою главную задачу в том, чтобы эффективно лечить людей работающих. Их количество год от года сокращается, тогда как количество пенсионеров растёт. А именно от числа работающих зависит развитие экономики и ваша пенсия в том числе…

Старик, в своё время руководивший колхозом, про себя подумал: "Ну и дурак же ты, Суконосов! Такое в глаза сказать народу…". А вслух резко возразил:

– Как у вас всё просто! Как с техникой. Отслужила деталь – и на свалку её. А мы – живые люди! Оставили вам в наследство Великую страну, между прочим… Хотя бы за это проявляйте к старикам уважение и дайте им по-людски жить! Своей "оптимизацией" вы сокращаете нам срок жизни…

Глава скривился, будто лимон целиком проглотил. Разговор из сферы просвещения сирых и убогих перешёл в плоскость открытой борьбы с инакомыслящим. А в этом деле Суконосов собаку съел да не одну. От его спокойно-покровительственного тона не осталось и следа. Он заговорил тоном начальника, учиняющего разнос подчинённому:

– Только не надо пафоса! Страну они создали, в которой ни надеть, ни поесть было нечего… Понастроили колхозы-развалюхи, пьянствовали с утра до вечера и ждали, пока студенты вам урожай уберут! Сталина ещё вспомните, который столько народа погубил!

Слова для ветеранов, многие из которых начали трудовую деятельность детьми во время войны и всю жизнь добросовестно трудились в этих самых колхозах, были обидными и несправедливыми. Но никто не возразил. Старики молча сидели на своих местах, вжавшись в сиденья и опустив взгляд вниз. И только ветеран боевых действий не испугался ставшего вдруг грозным начальника. Продолжал перепалку с Суконосовым в абсолютной тишине:

– Молоды вы, чтобы нас судить! Наши колхозы кормили страну, пока мы Гитлеру хребет ломали! И после войны люди в них хоть и не богато, но достойно жили! Это такие начальники, как вы, их разрушили. А Сталина не трогайте! Вы по сравнению с ним мелковаты! Он принял Россию с сохой, а сдал её через тридцать лет с атомной бомбой! А вы уже те же тридцать пыжитесь – и никакого движения вперёд! За такой же срок без всякой войны ничего не отстроили, кроме столичного мегаполиса!..

Суконосов позеленел от ярости. Не ожидал он от какого-то старичка из прошлой жизни такого отпора. По сути, старик ему устроил прилюдную выволочку. Чиновник перестал контролировать себя и сорвался на грозный крик:

– Хватит пререкаться! Выйдите вон из зала и не портите нам праздник!

Старик, один из тех, благодаря которым, собственно, и появился этот всенародный праздник, грозного рыка не испугался и в ответ тоже возвысил голос:

– Сам уйду! Мне противно сидеть за одним столом с таким "наследником" нашей Победы!

Он направился к выходу, но всё не мог успокоиться и по дороге продолжал ворчать:

– Дожители?! Сам ты дожитель! Разжирел на народном добре! Какой ты, к чёрту, глава? Так, надсмотрщик в поселении…

Пенсионеры покорно и молчаливо слушали их перебранку. Никто не встал на сторону главы, но и за старика никто не вступился.

 

Собрание на этом закончилось. Ветераны труда потянулись в столовую, где для них накрыт был праздничный стол. А в голове Суконосова поселилась злоба и ненависть к непокорному старику. Не мог он оставить без последствий такое непослушание.

Чиновников-самодуров постоянно тянет на борьбу с людьми неугодными. Эти люди мешают им. Мешают строить нужные отношения между барином и холопами, при которых только и возможно жить припеваючи и особо не таясь воровать.

Глава подозвал к себе сопровождавшую его женщину – особый вид чиновника-секретаря, обладавшего повышенной устойчивостью и изворотливостью ума. Женщина умудрилась удержаться в администрации при трёх главах района. За эту удивительную живучесть и приспосабливаемость с лёгкой руки местной правозащитницы её прозвали Серой мышью. Той понравились стихи, опубликованные в районной газете. Образное сравнение местной поэтессы как нельзя лучше подходило к этому серому "кардиналу" в юбке:

Люблю зверей больших и дерзких,

Но по характеру не мерзких.

Пускай у них с оскалом пасть

И можно в лапы к ним попасть,

Но действуют они открыто

И не скрывают аппетита.

И недолюбливаю мышек,

По виду робких шалунишек.

Они вас сразу не сожрут,

А постепенно изгрызут.

На вид всегда чисты морально,

Но портят, стервы, всё буквально.

В деле интриг и сведения счётов с неугодными Серая мышь была незаменима. Глава общался с ней доверительно, поэтому без всяких предисловий отдал распоряжение:

– Что-то разговорился старый хрыч. Подайте на него иск в суд за оскорбление главы района, а пока ждёт судебного разбирательства, прищемите ему хвост, чтобы больше не выступал.

В отличие от начальника Серая мышь знала о старике всё, поэтому сделала удивлённые глаза:

– Как же мы ему прищемим … У него кроме дома и приусадебного участка никого и ничего нет. Старуха и та умерла…

Суконосов гневно сверкнул глазами:

– Вот и проверьте, как он использует землю! Оштрафуйте за нарушение законов! Не мне вас учить… Пусть сидит в своей деревне и не высовывается.

Серая мышь мгновенно отреагировала на гнев начальника и приняла облик покорного и исполнительного лакея:

– Поняла вас… Всё сделаем, как надо.

 

Старик оборвал воспоминания об испорченном празднике. Вставать со скамеечки хотелось. Пригрелся на солнышке. Мысли его потекли в другом направлении. Размышлял теперь над резким поворотом, который совершила страна. Он не понимал: как так могло произойти, что через каких-то семьдесят лет вернулось старое, из-за чего в своё время народ очертя голову кинулся в революцию? Снова роскошь и блеск столиц и нищета на периферии. Богатство элит и знати и полное бесправие народа. Ко всему периферия, особенно "край несметных богатств" Сибирь, в прямом смысле горела в рукотворных пожарах и тонула во время наводнений в воде.

Исчезла патриархальная семья, которая хранила и берегла мораль предков и совесть народа. Искусственно меняются вековые устои. То, что веками считалось грехом, сейчас преподносилось в виде нормы. Жизнь человека потеряла высокий смысл. Не в теории, а на практике претворяется в жизнь гнусное изречение Вольтера: "Удовольствие – есть предмет, долг и цель всех разумных существ". Человек из сына и помощника Бога в деле сбережения Природы превратился в паразита на её теле. Он покоряет, уничтожает и втаптывает в грязь Природу ради того самого сомнительного "удовольствия", которое стало целью жизни миллиардов людей.

Исчезают одна за другой русские деревни, кормившие Русь и бывшие главной её опорой. И осуществляют эту программу такие вот деятели, как Суконосов. Глава разделил людей в районе на "своих" и "чужих". А ведь, по сути, чужой для русских людей именно он, потому как душой уже не русский человек. Деньги затмили для него всё: разум, сострадание, доброту…

Деградирует с такими правителями и народ. Никакое лекарство от жадности уже не поможет. Сузилась широкая душа русского человека… Не моральными нормами и совестью теперь он руководствуется, а наличием денег. Нет денег – нет прав! Есть деньги – всегда прав!

Старик крякнул и, оторвавшись от философских размышлений, произнёс вслух: "Эх, кабы не война!".

В нём жила уверенность: переворот в девяносто первом стал возможным из-за того, что в обществе произошли критические изменения и худые люди достигли перевеса над людьми порядочными. Гитлер шёл на страну, чтобы уничтожить "второсортный" народ полностью. Не дали ему это сделать, но сколько сильных, справедливых и честных людей выбила эта страшная война! Не было в истории России такой войны и таких больших потерь. Сколько замечательных людей погибло на глазах старика! Вот и некому стало удерживать людей от греха и охранять крепкую, проверенную столетиями мораль отцов. Вот и расплодились паразиты, словно грибы после тёплого дождя. Что в итоге? Получилось, что сражались на войне и защищали родную землю для того, чтобы отдать её ненасытным упырям.

 От этой мысли старику стало совсем невмоготу. Лучший способ оторваться от тяжёлых дум – работа. Он встал и направился в огород, за которым ухаживал ежедневно, не делая скидки на возраст и самочувствие.

 

В самом начале июня к старику нагрянула проверка. Из района приехала чиновница, возглавлявшая земельный комитет. В качестве помощника привезла с собой землемера из администрации поселения, в состав которого входила деревня. Парень из приезжих чем-то напоминал хищного хорька на охоте. Крутил головой направо и налево и непрестанно рыскал глазками по усадьбе. Словно добычу выискивал. Старик не сомневался: как только умрёт, дом его разграбят такие вот хорьки. Останется сруб с пустыми глазницами вместо окон. Дома умерших односельчан – тому пример.

Чиновница – дородная женщина лет сорока восьми с невозмутимым лицом. Деловой костюм подчёркивал её официальное положение. Она была похожа на строгую учительницу. Старик мысленно так и окрестил приезжих: Учительница и Хорёк.

Женщина сухо и назидательно изложила суть приезда:

– У меня предписание районной администрации на проверку вашего хозяйства. Мы должны проверить, как вы на своём участке используете землю.

Она достала бумагу и монотонным голосом пунктуально перечислила семь пунктов законов Российской Федерации, соблюдение которых комиссия должна была проверить.

Изумлению старика не было предела. Он обратился к приезжим с изрядной долей сарказма:

– Я-то решил, что администрация на фронтовиков наконец обратила внимание! Помощь прислала. А вы собрались проверять старика, которому исполнилось девяносто семь лет, как он работает? Вы понимаете, что я уже своё отработал и могу ничего не делать, кроме как с утра до вечера в потолок плевать?

Судя по всему, юмор женщина совсем не понимала, и сбить её с толку было невозможно. Она сталкивалась с подобным сопротивлением постоянно. Кого, кроме стариков, могла она проверять, если в поселении не было никакого сельхозпроизводства? Не было ни одного даже самого захудалого фермера. Она, подтверждая данное стариком прозвище, заговорила строгим голосом учительницы, будто перед ней был не убелённый сединами ветеран, а неразумный школяр, не понимающий простых житейских истин:

– Закон для всех один. Это плановая проверка нескольких хозяйств поселения, в том числе и вашего. Мы должны проверить и составить акт. Если вы не можете по каким-то причинам ухаживать за землёй, мы должны это отметить, а администрация примет решение.

Старик пожал плечами:

– Не понимаю смысла этой проверки. Земля оформлена на меня. Ухаживаю за ней. Дом исправен. В огороде всё посажено. Двор прибран. Что вам ещё от меня надо? Вот помру, тогда земля автоматически отойдёт к администрации и будет такой же, как у других – зарастёт бурьяном и кустарником…

На лице Учительницы отразилось недовольство:

– Учить нас не надо. Мы люди конкретного дела. Есть распоряжение – мы его выполняем.

Старик не выдержал и возмутился:

– Да какие, к чёрту, вы люди дела? Показушники вы! Не нас стариков должны проверять, а молодых да жадных! Тех, которые последний лес в районе вырубают, ёлки на бывших колхозных полях выкапывают да фурами на продажу вывозят. Заставьте их хотя бы ямы после себя зарыть!

– Колхозные поля не ваша забота. Вы за себя отвечайте…

Старик понял, что перепалка, которую он затеял с чиновницей, ни к чему не приведёт, и махнул рукой:

– Не слепой. Вижу, что заказ выполняете. Проверяйте…

Учительница с Хорьком обошли участок, что-то помечая в тетради. Осмотрели покос, зашли в огород, заглянули в палисад возле дома. Усадьба содержалась в должном состоянии. Но к чему придраться – нашли.

– Вы не выкосили на участке траву. Это нарушение статьи… – она монотонно принялась перечислять, какие статьи стариком были нарушены.

Старик снова изумился:

– Бурьяна у меня вокруг дома нет. А если вы про мой покос, то должны знать, что траву на сено косят в июле, когда она созреет, а не в начале июня. Чай в деревне оба росли…

Помалкивающий до этого Хорёк подал голос:

– Траву положено выкосить в целях противопожарной безопасности.

Старик удивлённо посмотрел на него и кивнул на соседние участки:

– Ну, это уж вообще против всякой логики. Сосед справа у меня умер, соседи слева переехали в город к детям. Их участки заросли травой и бурьяном, но вас почему-то это не волнует. А волнует мой покос в три сотки, который я, как положено по природе, кошу в июле.

Женщина впервые растерялась. На лице её отразилось колебание. В словах старика звучала правда. Заброшенные усадьбы в деревне заросли травой и даже кустарником. И ни одному человеку во всей вселенной, включая пожарников, не было до этого дела. Она понимала, что после смерти старика его усадьба точно так же зарастёт. Штрафовать и мотать ему нервы не за что. Однако против воли начальства пойти не могла. Выкинут из обоймы – попробуй потом найди оплачиваемую работу. Серая мышь намекнула, что от этой проверки будет зависеть её дальнейшая судьба. Учительница вздохнула и вновь напялила на себя маску бездушного чиновника:

– С этих уже не спросишь. А вы ведь никуда не уехали и должны выполнять законы Российской Федерации. Мы тоже патриоты и хотим, чтобы было как лучше.

Старик презрительно фыркнул:

– Да какие вы, к чёрту, патриоты? Предали землю и в города подались! Работу себе нашли: последних стариков, живущих на земле, добивать!

Женщина потупила глаза и сухо вынесла вердикт:

– Мы обязаны вас оштрафовать за нарушения, допущенные в использовании земли. Я сегодня составлю акт, завтра вы должны приехать в район и подписать его.

Старик ответил презрительно и твёрдо:

– Не буду я платить ваш штраф! Если в чём-то виноват, перед Богом отвечу, а не перед вашей неправедной властью!..

 Хорёк поддержал свою начальницу и принялся разубеждать старика:

– Но это глупо! К вам приедут судебные приставы и заставят заплатить! Лучше уж сделать это добровольно. Пенсия у вас как у фронтовика большая. Несколько тысяч не подорвут ваш бюджет!

Они сели в машину и уехали, а старик не на шутку разволновался. Всё не мог успокоиться, ходил по дому и вслух бормотал то, что не досказал проверяющим:

– Да что же вы нормально жить не даёте! То налог на второй дом, которого у меня отродясь не было, присылаете! То квитанции за вывоз мусора на старуху, которая давно умерла, из месяца в месяц шлёте! Теперь вот траву в начале лета заставляете косить! И везде рублём наказываете! Будто с заключённым в лагере обращаетесь!

Наверное, он ещё долго так спорил бы со своими невидимыми оппонентами, но вдруг остановился и взялся рукой за левую сторону груди. Часто в последнее время стало там покалывать. Видно, поизносилось сердечко за долгую жизнь.

Старик устало опустился на стул и подумал уже с каким-то безразличием и отстранённостью: "Пенсия фронтовика им глаза колет. Большая, видите ли. Под немецкие пули и снаряды бы вас хоть на один день".

Следом за проверкой старик получил извещение в суд. Дело об оскорблении главы района возбудил лично прокурор района. Придворный бульдог, по-собачьи верный хозяину района, прославился тем, что установил негласный рекорд в области. Та самая правозащитница, как только народ выбрал её депутатом Земского собрания, немедленно попала к нему в лапы. Он буквально под микроскопом рассматривал все её речи и статьи и за два месяца сумел возбудить против неё двенадцать дел. Теперь она не вылезает из судов. Какая уж тут законотворческая работа?..

Старик тяжело вздохнул. Придётся и ему на суд ехать. Не то принудительно погрузят в воронок и опозорят перед народом.

 

Под старость старик полюбил сидеть и смотреть на звёздное небо. В молодости некогда было. Напряжённая работа, повседневная суета отвлекали. Теперь времени было достаточно. Миллиарды лет светят звёзды, постепенно затухая, как и человек. У них свой срок жизни.

 Под звёздным небом хорошо думалось и многое вспоминалось. Будто кто подсказывал с небес. Старик разглядывал Млечный путь и пытался заглянуть ещё дальше в глубину, в другие галактики. Наверное, и там есть планеты, на которых кипит жизнь. Как она там устроена? Он часто и много размышлял о жизни. В мыслях возвращался в прошлое, раздумывал о будущем. Что одинокому человеку ещё делать? Чем заполнить длинный день.

На фронте в минуты затишья мечтал о мирной жизни. Все мечтали, не он один. И выжить на войне всем хотелось, да не всем довелось. Казалось, кончится война и будет всеобщее счастье. Что могут желать люди после такой страшной войны? Думалось, заживём по-новому, без войн, мирно и счастливо. Поначалу так и было. Колхоз окреп, стряхнул с себя проблемы военных времён. В деревню пришёл достаток. Женился. Родили, вырастили и выучили троих детей. А потом в Москве произошёл переворот и всё рухнуло.

Куда всё это делось? Ещё совсем недавно по полям бегали трактора и комбайны. Склады были завалены зерном. Зерносушилки работали до нового года, зерно увозить не успевали. За три десятилетия всё порушено. Заросло бурьяном и кустарником русское поле. Сдали в металлолом трактора и комбайны, а крестьян-механизаторов превратили в безработных поселенцев. Крестьян, которых обижали во все времена, при любой власти, при нынешней вообще ликвидировали как класс.

Русский мужик всегда был опорой государства. Не только хлеб растил, а защищал его. Наполеон ещё говорил: "Дайте мне русского солдата, и с моими генералами я завоюю весь мир". Добрались до русских мужиков "демократы", как индейцев загнали в резервацию, чтобы уничтожить окончательно сеятеля и защитника земли русской.

Мужик и моральные устои из века в век хранил. Знал, где добро, где зло. Что делать можно, а что – грех большой. Не знать хранила русские ценности, как их сейчас называют, а мужик. Она, знать, всегда на западную моду падкой была. Там мораль простая: что доход даёт, то и хорошо.

Куда всё делось? Распалась семья, вымер его род. Вымирает и его деревня, как десятки тысяч других в большой пока ещё России.

Под старость остался совсем один. Первым ушёл старший сын. Офицер Советской армии, орденоносец, получил ранение в Афганистане. Как радовалась семья, когда привезли его оттуда израненного, но живого. И как накрыло их горе, когда получили сообщение о том, что он умер в госпитале. Рано умерла от рака и дочь, уехавшая с мужем в промышленный город Магнитогорск.

На младшего была надежда. Механизатор, тракторист и комбайнёр. За добросовестный труд награждён орденами. Женился, вырастил двоих детей, но слабым оказался, не вынес доли, уготованной ему "демократами". Оставшись без любимой работы, спился и умер, не дожив до пенсионного возраста.

Внучку унёс "ветер перемен". Уехала с "женихом" в Испанию и пропала. Остался один внук, но из него вышло непонятно что. Приезжал несколько лет назад. Чиновником каким-то в городе стал или криминальным авторитетом. Непонятно. Поди сейчас разбери… Начал учить старика жизни. Неправильно, говорит, жизнь вы прожили. Революцию кровавую устроили, с Европой войну развязали… Выгнал его вон.

Последней покинула его супруга. То ли от душевных переживаний, то ли просто устала жить. Всякое было в их жизни, но жили дружно, любили друг друга, а вот в один день умереть, как в сказках пишут, не удалось. Ну, так на то они и сказки, мечтать можно о многом, а как оно на деле сложится – одному Богу известно. Вон телеящик трещит, будто американцы прибор изобрели, который человеку дату смерти предсказывает. На что только люди не идут ради славы и наживы. Господа Бога готовы заменить, чтобы Нобелевскую премию дали. С другой стороны, эти падкие на всё, что блестит и дурно пахнет, сороки что хошь наговорят. Им лишь бы сенсация случилась.

С Америки всё пример берут. Не может служить Америка для России примером. Страна, умертвившая коренное население и сбросившая на безоружных людей атомную бомбу, не мнимая, а самая что ни на есть настоящая империя зла. Самое противное для русского человека то, что Россия стала жить по дьявольским законам этой империи и разрушает у себя всё, что дано ей от Бога.

Старик опять распалил себя думами. Навалившийся негатив вызывал цепную реакцию, и вместо радостных моментов из прожитой жизни на ум шли воспоминания горькие и тоскливые.

 

Сердечко стало пошаливать постоянно, и старик решился поехать в райцентр в поликлинику. В мирной жизни он редко обращался к врачам, а с того времени, как деревня "по оптимизации" лишилась фельдшера, вообще к докторам дорогу забыл. За это время многое поменялось. В регистратуру пришлось отстоять такую очередь, которые, если верить телевизионным брехунам, "были только при социализме". Две медсестры, пожилая и молодая, с трудом справлялись с наплывом больных.

Когда пришёл черёд старика, пожилая куда-то отошла. Молодая девчонка, старательная и совсем неопытная, тоненьким писклявым голоском вежливо спросила:

– Что у вас, дедушка?

Старик, словно извиняясь за то, что отрывает занятых людей по пустякам, заговорил с ней ласково, как с маленьким ребёнком. Она и была с высоты его лет ребёнком.

– Мне бы к врачу, дочка. Что-то в груди покалывает… А фельдшера в деревне сейчас нет.

Девчонка уткнулась в компьютер, долго и старательно что-то там выглядывала и пропищала:

– Могу вас записать только через две недели на одиннадцать часов дня.

Старик подумал, что она его не поняла, видно, плохо объяснил.

– Нет, дочка, мне нужно к врачу сегодня… Сердце поизносилось, без лекарств уже не может.

Девчонка подняла на него глаза, в которых сквозило сочувствие, и принялась оправдываться:

– Что же я могу поделать, дедушка? У врача всё уже расписано на две недели…

В это время подошла пожилая. Она слышала последнюю фразу, быстро ухватила суть разговора и заговорила заученным тоном:

– Сегодня вы можете попасть только к платному кардиологу. До обеда она работает в стационаре, после четырнадцати часов принимает платно. Пройдите в пятый кабинет, уплатите деньги и попадёте на приём.

Сделал, как сказали. Уплатил деньги. Что поделаешь, деньги все кинулись зарабатывать. Врач-кардиолог один. До обеда принимает бесплатно, после обеда платно. Женщина, крупная и нервная, лет сорока от роду, начала приём с того, что устроила ему выволочку. Видно, не приглянулся чем-то ей старик. А может, личные проблемы наложили на её настроение отпечаток. Тоном недовольного жизнью человека принялась старику выговаривать:

– Вы читать умеете? Написано же русским языком: на приём приходить с анализами и кардиограммой. Своё время не жалеете, так хоть моё пожалейте. Я ведь не рентген, просветить то, что у вас внутри, не могу.

Старик удивлённо поднял брови. Не врач, а врачиха. Так называют подобных в деревне. С этой ласково, как с девчонкой из регистратуры, не поговоришь. Он заговорил твёрдым мужским голосом, в котором проскальзывали металлические нотки, выработанные во времена, когда он успешно руководил колхозом:

– Что вы на меня шумите? Вы врач, я к вам за помощью пришёл, деньги заплатил. Чтоб вы все эти кардиограммы сняли и лечение назначили! А вы ко мне с претензиями!

Нашла коса на камень. Врачиха уступать не собиралась:

– Я тоже не могу разорваться. Видели, сколько больных? Всех надо принять, если буду тратить на каждого больного по часу, многие на приём вообще не попадут. Обратитесь к участковому фельдшеру, он вам выпишет направление на анализы и кардиограмму. С анализами и кардиограммой придёте ко мне с этим же договором. Повторно платить не надо.

Старик возразил:

– Так ведь это опять надо бегать и ждать, а у меня болит в груди сейчас. Да и нет у нас сейчас в деревне фельдшера, сократили. К вам же опять придётся ехать.

Врачиха в ответ:

– Ну что я могу поделать? Правила сейчас такие. Не я их устанавливала. Если сильно болит, вызовите скорую, она привезёт вас в стационар.

 Получалось, у старика – своя правда, у врача – своя. Старику надоело это бессмысленное препирательство. Не мог он понять логику этих людей. Раньше всё проще было. Пожаловался – положили в больницу, обследовали, вылечили. Плюнул он в сердцах и пошёл к двери.

– Куда же вы? – закричала вслед врачиха. – Давайте я вас хотя бы послушаю!..

Хлопнул дверью и пошёл к ветеринарам. Нужно было чем-то лечить пса.

Пока шёл, размышлял о медицине. Вместе с обществом как-то незаметно изменились и врачи. Клятву Гиппократа они дают по-прежнему, но душу человека уже не видят. Ведь как, порой, больно было на фронте во время ранения. Выть хотелось… А скажет медсестра-пигалица: "Терпи, миленький, терпи, родненький, сейчас перевяжу, легче станет", – боль, и правда, утихала, и стыдно становилось перед девчонкой нюни распускать. Врачи лечили не только тело, но и душу человека. Прощупает тебя всего, простучит. Расспросит о симптомах и самочувствии, родословную всю поднимет, кто чем болел.

Теперь врачи живого человека перед собой не видят. Лечат тело. Уткнувшись в анализы и бумаги, определяют диагноз. Потому, наверное, часто и получается: одно лечат, другое калечат. И валят всё на технический прогресс. Какой же он прогресс, если душа человека оказалась на последнем месте?

 

Пёс прибился к нему несколько лет назад. Его выбросили из проезжавшей через деревню машины. Видно, не нужен стал "брат меньшой" хозяевам. Старик называл таких хозяев "сердобольные сволочи".

Пёс привязался к нему, ходил за ним как тень, куда бы он ни направился. Хоть в лес, хоть на рыбалку, хоть к соседям. Когда старик ловил рыбу, сидел на берегу и терпеливо ждал. В лесу не терялся, был всегда возле хозяина.

 Нрав у него был добрый, он редко рычал и лаял на людей. Только на тех, кто представлял угрозу, от кого чуял зло. Спал на крылечке. Когда старик уезжал в район или спал, пёс охранял дом. Вот тут его доброта куда-то пропадала. Не подпускал к дому даже знакомых.

Недели две назад, после похода в лес, пёс серьёзно заболел. То ли съел чего-то, то ли от лис какую-то заразу подхватил. У него пропал аппетит, стала клоками вылезать шерсть и оголилась кожа. Ходил, опустив хвост.

В ветлечебнице старика тоже разочаровали. Ветеринары, так же как и врачи, уселись в тёплые кабинеты с компьютерами. Помощи на месте от них не дождёшься. Говорят: "Везите собаку, здесь в клинике посмотрим. Если неизлечимо больна, то усыпим". А как везти больного пса, если в деревне не осталось личных машин? В автобус с ним не пустят.

Сердобольная женщина, принёсшая ветеринарам на лечение кота, посоветовала зайти в киоск на рынке. В нём торговали всем: начиная от корма и лекарств для зверушек и птиц, кончая приправами для потравы мышей.

Торговка с хитрыми глазками подробно расспросила, когда заболел пёс и какие у него симптомы болезни. Дала порошок, велела смешать его с кормом. Не велела только давать псу после еды пить.

 

Старик, пока трясся в полупустом автобусе, снова погрузился в свой беззвучный монолог, обращённый к невидимому собеседнику. Мысли его крутились возле родной деревни.

Он любил жизнь. Не был пустым мечтателем-романтиком, но не признавал и современных циников, видевших в русской деревне только дерьмо и нищету, а в русском человеке – только быдло. Старик верил людям, а люди, как и общество, на его глазах менялись к худшему.

Где-то сверкают яркие, вызывающе кричащие рекламы столичных городов. Где-то в южных регионах развивается сельхозпроизводство, а на исконно русских землях жизнь умирает. Корешки России засыхают в полном соответствии с природой. Сначала вымерли маленькие деревеньки, потом пришёл черёд больших сёл. Недалёк час, когда исчезнут с лица земли и крупные сёла и посёлки, которые уже превратились в "поселения" безработных и бесправных людей. Старик сравнивал эти поселения с зоной. Были раньше такие зоны – вольные поселения для зеков, "химиками" их называли.

Современные поселения и впрямь напоминают лагерь, где хозяином является глава, который имеет свою администрацию. Задача администрации: не производство организовать, а следить за порядком в поселении. Контролировать, чтоб пайку людям давали в виде мизерной пенсии или зарплаты. Да подачку на День пенсионера или на День Победы подбрасывали. И наказывать строптивых, если таковые выявлены. Опять же организовать контроль во время выборов, чтобы голосовали, как надо. Та же резервация, что и в Америке, только не для индейцев, а для русских людей.

Старик тяжело вздохнул.

Некому вдохнуть в деревни и сёла жизнь. Потому и заросло русское поле, о котором слагали и пели песни, кустарником да бурьяном. И сами песни ушли из деревни следом за библиотеками и клубами. Народ перестал петь. Какие песни могут петь доживающие свой век "поселенцы"? Даже с жизнью прошлых столетий, когда крепостной крестьянин гнул спину на помещика, нельзя сравнивать. Тогда крестьянин и его семья работали. Сейчас тихо спиваются и умирают в резервациях нового типа. Разве для этого воевали и победили?

А интеллигенция? Расселась в благополучных городах и изображает из себя судей. Восклицает с пафосом: "Стыдитесь, господа!". Стыдно может быть только тем, у кого совесть есть. Пора бы понять: у людей во власти она отсутствует.

Жаль ему российскую интеллигенцию. Мечется, ищет какой-то выход и топит одновременно любое реальное дело в словоблудии, а любого едва народившегося молодого лидера с совестью – в дерьме. Обличает существующую власть и вместе с тем борется всеми силами за президента, который является гарантом этой власти. Только президенту и верят. Дескать, правильные речи говорит, умные. А оценивать лидера надо не по речам, а по реальным делам. И пока он власть и сверхдоходы олигархов не ограничит, а в деревни и сёла жизнь не вдохнёт, не быть ему в истории прогрессивным преобразователем. Сталина вон "отцом народов" до сих пор называют за то, что не просто державу поднял, а жить, учиться и работать простому народу возможность дал. А этого как будут звать? Отцом олигархов?

 Некому вдохнуть жизнь в русские деревни… Ничего не ответил на монолог старика и невидимый собеседник…

 

Пёс бился в конвульсиях, скрёб лапами, изо рта текла пена…

Старик редко плакал, но тут из его глаз непроизвольно потекли слёзы. Он смотрел на корчившегося в судорогах пса и оправдывался:

– Прости меня, дурня старого... Обманула меня стерва, вместо лекарства, видно, крысид подсунула… Не вылечил я тебя, а отравил… Своей рукой лишил оставшейся жизни…

Как бы услышав старика и простив его, пёс затих.

"Видно, отмучился, надо пойти похоронить… Где-то холстина была…" – старик побрёл в дом. В груди опять разгорался пожар. Он снова вспомнил врачиху и негромко ругнулся: "Система здравоохранения, мать вашу… Для сохранения здоровья народа ваша система или для его погибели – сразу и не разберёшь…".

 Прилёг на диван, пережидая боль. Когда через час вышел, пса нигде не было. Видно, отлежался и ушёл умирать в лес.

Старик посмотрел на звёзды, как делали это до него миллиарды людей, и в очередной раз задал себе вопрос: есть ли там, на планетах, вращающихся вокруг светил, жизнь? Наверное, есть. Не может быть, чтобы среди такого количества звёзд она зародилась только на одной-единственной. Неужели жизнь там так же несправедливо устроена, как на земле? Так же страдают люди, так же воюют друг с другом и не могут понять, для чего живут, кто и для какой надобности даровал им разум?

Он опустил голову вниз. Взгляд его наткнулся на чашку, из которой ел пёс. По всему получается, сегодня он потерял своего последнего друга…

Старик наклонился к чашке... В груди вдруг перестало жечь и покалывать, там произошёл взрыв…

"А ведь Суконосов в нашем споре победил", – мелькнуло в затухающем сознании…

Тут и нашла его соседка Анна. Она пекла для старика хлеб, а он за хлебом не пришёл. Лицо старика, как всегда, скрывала суровая маска, только едва уловимая гримаса указывала на перенесённую им боль. Боль духовную и физическую.

Схоронили старика тихо. Пафосных речей не говорили. Да и кому говорить? Четыре старика в деревне осталось и несколько старушек. Мужики вырыли могилу. Женщины организовали поминки. С трудом опустили гроб и торопливо начали забрасывать его землёй. Соседка Анна перекрестила могилку:

– Ещё одного дожителя Бог прибрал… Упокой его душу, Господи!

Вот и вся надгробная речь…

Когда зарыли могилу и собрались уходить, на опушке увидели худого пса с облезшей шерстью, внимательно смотревшего на странную людскую суету. Увидев, что на него обратили внимание, пёс тут же скрылся в чаще.

Из райцентра на похороны никто не приехал. Не Девятое мая, чтобы умершему фронтовику уделять внимание. Лишь через две недели районная газета статистически буднично и равнодушно упомянула в своих сводках: такого-то числа и такого-то месяца ушёл из жизни последний в районе участник Великой Отечественной войны…

На девять дней поредевшее население деревни пришло на кладбище на поминки. Дожители пришли к дожившему… Рядом с могилой, в ногах у старика, лежал вытянувшись в струнку мёртвый пёс. Против яда, произведённого человеком, противоядия в лесу не нашлось. Верный друг пришёл умирать к своему другу, хозяину и отравителю…

Покой и тишина окружали их отныне. Все оставили их в покое. И глава со своей злобой и ненавистью, и землепользователи с их санкциями, и даже прокурор с судьёй…

Лишь равнодушные, воспетые поэтами звёзды всё так же молча и безучастно смотрели с небес на этот деревенский погост и на эту затерянную на просторах России умирающую деревеньку. Человек для них не более чем микроб, и звёздным системам, этим молекулам макромира, нет дела до людской суеты. Их предназначение – нести для жизни свет, и они миллиарды лет исправно делают своё дело. А как там, внутри, устроена жизнь, им неинтересно…