Григорий БЛЕХМАН. МАЙ СОРОК ПЯТОГО – ОСОБЫЙ… 75-летию Победы посвящается

 

Григорий БЛЕХМАН

МАЙ СОРОК ПЯТОГО – ОСОБЫЙ…

75-летию Победы посвящается

 

Мне довелось видеть май сорок пятого лишь на киноплёнках документальных фильмов и фотографиях.

Но поскольку рождён в год нашей Великой Победы в семье фронтовиков, то о главном Празднике – 9-го Мая 1945 года, где была «радость со слезами на глазах», и о самой Великой Отечественной войне не только знал из первых уст, а был пропитан рассказами родителей, их боевых товарищей и просто знакомых, кто воевал.   

Эти стихи и навеяны рассказами наших, давно уже легендарных, победителей.

Случаются такие стихи всегда неожиданно: либо, когда думаю о войне и послевоенной жизни наших воинов-освободителей, либо, когда пишу о них в прозе – мне кажется, что стихотворение немножко дополняет образ фронтовика, о котором идёт речь, и ту обстановку, в какую он попадал в военное и послевоенное время.

Но каждое из них – именно о том, о чём мне рассказывали и продолжают рассказывать те, к сожалению, уже очень немногие кумиры моего поколения – победители Великой Отечественной войны.

И потому в этих стихах нет ничего придуманного и воображаемого, а только звучание их слов, поведанные ими   факты, написанные из того состояния, в которое входил и вхожу, когда пытаюсь в прозе рассказать о судьбах фронтовиков.

Ну и, конечно же, личное отношение к воинам-победителям, событиям их жизни и к самой жизни… 

 

* * *

Май сорок пятого – особый:

Веселье, горе, ордена…

И каждый день хотим мы, чтобы

Звучали ваши имена.

 

Они украсили колонны,

Войдя в победную весну,

Откуда список поимённый

Протянут через всю страну.

 

Вас день за днём уводит вечность,

Где в пенье птиц уходит стон,

И потому всегда при встрече

Слова склоняются в поклон.

 

* * *

В высоком звании солдата

Прошел он через всю страну,

И под Берлином в сорок пятом

Встречал победную весну.

 

Его бомбили и лечили,

Однажды свой попал снаряд,

И даже в спину как-то били,

Куда дышал заградотряд.

 

Потом прислали похоронку,

Но в этом он не виноват –

Что столько дней в сырой воронке

Лежал контуженым солдат.

 

А от воронки до Берлина –

Почти четыре года путь.

Хоть не дошла и половина,

Но память в силах их вернуть.

 

И потому, как знак крылатый,

Две фразы рядышком стоят:

«Нет выше звания солдата,

Да и надёжней, чем солдат».

 

* * *

Ко всему, наверно, привыкаешь,

Но нет-нет, и в переулках фраз –

Тихо так: «Вы знаете… ты знаешь,

Мне сегодня не хватает вас».

 

Может, вас и обошла удача,

Может, в чём-то кто и сплоховал,

Только всё могло бы быть иначе,

А не так, как было – наповал.

 

Сорок первый – это не подарок,

Сорок пятый – это та весна –

Путь к ней так трагичен, хоть и ярок…

Но ему лишь вторит тишина.

 

Только к ней никак не привыкаешь,

Потому и в переулках фраз –

День за днём: «Вы знаете… ты знаешь…

Мне всё так же не хватает вас».

 

* * *

Нет срока давности у памяти,

И каждый раз находишь в ней,

Как будто для тебя незанятой,

Любую отдалённость дней.

 

И потому всё проходящее

Лишь изменяет окоём,

Легко врываясь в настоящее,

Когда ты с памятью вдвоём.

 

* * *

В дальнем прошлом города и страны,

И ракет сигнальные огни,

Лишь ночами тихо ноют раны –

Непогоду чувствуют они.

 

Не дают забыть себя «трофеи»,

Что солдат принёс домой с войны –

Трудно повернуть бывает шею,

И зияют шрамы вдоль спины.

 

Но и это тоже бы терпимо,

Жаль вот только – нету той страны,

А какая есть – проходит мимо.

Здесь мы, видно, больше не нужны.

 

* * *

Гул танков, и вжалась пехота.

Расчёт – артиллерия бьёт.

Война – это та же работа,

Но там, где душа не поёт,

 

Поскольку душа не приемлет

Такой поворот бытия.

И стоном уходим мы в землю,

Чтоб дать ей еще одно «я».

 

Уходим мы в память, и в этом,

Наверное, будни войны,

Закаты уходят в рассветы,

И холод бежит вдоль спины.

 

А там, где и любят и ждут нас,

Где нам и уют и тепло,

Пусть весточкой станет попутной

Хоть кто-то, кому повезло. 

 

* * *

Война пришла к нему с изнанки,

Где, в добавленье всех невзгод,

В его петлицы лейтенанта

Вмешался сорок первый год.

 

А лейтенант хотел в то лето

Узнать лишь – кто тому виной,

Что с того раннего рассвета

Платить пришлось такой ценой.

 

Ведь нам внушали – если завтра

Враг нападёт, он будет бит…

Но разворочена казарма,

И командир уже хрипит…

 

А лейтенант, лишённый взвода,

Отправлен рядовым в штрафбат.

Но и от этого исхода

Не смог понять – кто виноват.

 

Так и узнал войну с изнанки,

Где, в добавленье всех невзгод,

В его петлицы лейтенанта

Вмешался сорок первый год.

 

* * *

Поговорили ни о чём,

И помолчали о заветном.

Потом взлетели две ракеты,

И стало сразу горячо –

 

В дыму рассеивает взгляд –

Свои, чужие, крик и скрежет

Без промежутков, только между

Воронками гудит земля…

 

И вдруг всё стихло – бой угас.

И мир уже не так был тесен –

Вокруг ни слов, ни слёз, ни песен.

Ни сил… Ни большинства из нас.

 

* * *

В военных буднях всё первично,

И потому в письме домой

Пишу о том, что здесь отлично,

А я сегодня выходной.

 

И это к истине так близко,

Поскольку тихо третий час…

Вот только в танке возле Минска

Лишь двое выжили из нас,

 

И потом пропитались спички.

Но, всё равно, в письме домой

Кто выжил, сообщит: «Отлично,

И я сегодня выходной».

 

* * *

Нам только выполнить приказ

И за высотку зацепиться,

А пулемёты косят нас

И вниз укладывают лица.

 

Всё это будто бы во сне –

И васильки, и стон, и лица…

Но есть приказ, и нужно мне

За ближний выступ зацепиться.

 

Хоть и осталась горстка нас,

Ещё чуть-чуть, и мы осилим…

Но там ведь тоже есть приказ,

И на кону лишь «или-или»…

 

Потом – такая тишина,

И в ней мотивом колыбельным

Высотку чувствует спина…

И выдох входит в мир отдельный.

 

* * *

Мы живём на повышенных нотах,

Потому что с обеих сторон,

Постоянно строчат пулемёты,

И не слышно окрестных ворон.

 

Да и к лучшему: с криком вороньим

Неизвестно с какой из сторон

Могут сразу пойти похоронки,

Даже если здесь нет похорон.

 

А их нет, потому что не можем

Мы уйти из повышенных нот…

Это будет значительно позже,

Когда речь прекратит пулемёт.

 

* * *

Почему вдруг смолкли пулемёты,

Почему подмога не идёт,

И молчит радист из третьей роты,

Будто бы воды набрал он в рот.

 

А молчит он, потому что провод

Перебит, поскольку был налёт.

И потом – один для связи повод,

Чтоб сказать: «Подмога не придёт».

 

Да и сам радист теперь не сможет

Дописать своё письмо домой –

Третьей роте, видно, всей положен

В этом месте вечный выходной.

 

* * *

Всё пройдёт. Ну а то, что останется,

Будет с теми, кто дальше пойдёт.

Прячут лица случайные станции,

Что ушли в «недолёт-перелёт».

 

А у нас и землянки остужены,

Потому что их нечем топить,

И ремни затянули потуже мы,

Нам почти уже нечего пить.

 

Только чуть бы ещё продержался я,

Чтоб смогли эшелоны уйти –

Что поделаешь: эвакуация,

Ну а нам – по другому пути…

 

Здесь у всех – полустанки и станции,

Да и свой «недолёт-перелёт».

Ясно только – лишь тот, кто останется,

Сможет знать, как всё дальше пойдёт.

 

* * *

Ветер стонет жалобно и долго,

В переулке поднимает пыль.

И дрожит у матери иголка,

Да склонился над столом костыль.

 

Мать и рада – дождалась сыночка,

Хоть и инвалид, а всё же, жив.

Только плачет потихоньку ночью,

Потому иголка и дрожит.

 

А солдат – он, как и был солдатом,

Так и тут – опять уже в строю,

Дел ведь много – покосилась хата,

Половицы «дышат и поют» …

 

И теперь он, как бы ни болело,

Сам себе отдал уже приказ:

То, что было – было. Делай дело –

Время всё расставит лучше нас.

 

Да – не дождалась его невеста,

И друзей почти уже и нет.

Но ведь он остался, значит, вместо

Них теперь держать ему ответ.

 

Вот и держит. А дурные вести…

Но не стоит вечно горевать.

Только жаль – не дождалась невеста,

И до срока постарела мать.

 

* * *

Память вольно сохраняет даты,

У неё особенная власть –

Вот и клён украсил в сорок пятом

Осень, что тебя не дождалась.

 

В летнем парке – духовой оркестр,

И печаль с надеждой пополам,

Где друг с дружкой кружатся невесты –

Тех, кого война с собой взяла.

 

Этот вальс амурскими волнами

Чуть качает и слегка дрожит.

Он и тем, кому остаться с нами

И кем память станет дорожить.

 

Хоть давно мелькают наши даты,

Но не все. И остаётся в нас 

Эта осень в дальнем сорок пятом.

Что с тех пор тебя не дождалась.

 

* * *

Стоит черёмуха невестой,

И отгремел уже салют,

Но вместе с радостным известьем

Дожди как будто слёзы льют.

 

Но вот и выплаканы слёзы,

И наступает сенокос.

А на селе из всех вопросов

Один главенствует вопрос –

 

И не какое будет лето,

А кто ещё придет домой,

Хотя и время для ответов,

Похоже, вышло той весной…

 

Так и останутся невесты

У дальних лет сороковых,

Где похоронки будут вместо

Тех, кого нет уже в живых.

 

И лишь как прежде, год от года,

Стоит в черёмухе весна,

Да гранью этого исхода

Звучат родные имена.

 

* * *

Не часто падает звезда,

Но постоянно есть надежда,

Что не погаснет она прежде,

Чем мы успеем загадать.

 

О чём-то главном: может быть,

О том, чтоб больше мы не знали

Тех криков, что из-под развалин

Солдаты слышат, как мольбы…

 

Хотя и каждому свой путь,  

Но тишина терзает душу,

И больно, больно её слушать,

Но время не перевернуть.

 

Оно врывается в твой дом

Бедой из писем треугольных.

Да и без этого невольно

Ты часто думаешь о нём…

 

Теперь другая правит жизнь –

Другие имена и песни.

А те, что были на их месте,

Уходят в память или ввысь.

 

* * *

Конечно, всё идёт вперёд –

Другие песни, сны и лица,

В погоны перешли петлицы,

И канул сорок первый год.

А вслед за ним и сорок пятый –

Пришли героями солдаты…

 

Но в том они не виноваты,

Что здесь их стали забывать.

И имена их называть

Всё чаще только раз в году.

Как будто память не в ладу

С тем, что не будь их в сорок первом –

В его невиданном аду,

Когда всё было как в бреду,

Они имели нас в виду…

Хоть от Москвы и до Берлина

Их не дошла и половина.

 

Но канул сорок первый год,

А вслед за ним и сорок пятый…

Вот только не такой исход

В своей стране бы ждать солдату.

 

* * *

У входа строгая охрана –

Видно, высокий кабинет,

Но там уже для ветерана,

Похоже, времени и нет.

 

И после очереди долгой

Опять ни с чем идёт домой…

А на Дону и в устье Волги

Он шёл без очереди в бой.

 

Шёл, где сильней была охрана,

Но никакая из преград

Там не смущала ветерана –

Даже в боях за Сталинград.

 

И вот теперь у кабинета

Впервые, через много лет,

Он ощутил и без ответа –

Его страны той больше нет.

 

* * *

Друзья уходят – в одиночку

И парами. И день за днём.

А я не в силах ставить точки

В их бесконечности проём.

 

Друзей всё меньше днём и ночью,

Хотя всегда – и день, и ночь –

Я не прощаюсь с ними, точно,

Могу им чем-нибудь помочь.

 

Не успеваю. Только память

Берёт их бережно хранить –

Уже стоят за именами

И гипс, и мрамор, и гранит.

 

Но, как и прежде – днём и ночью –

Смотрю в бессрочный их проём…

И вижу всех – поодиночке

И парами. И день за днём…

 

* * *

День ото дня, из века в век

Друг друга где-то убивают

И, не успев уйти, всплывает

Вопрос: «Чем болен, человек?

 

Зачем стремишься на крови

Создать себе благополучье?

Мирская жизнь ведь только случай

С одним напутствием: «Живи!

 

День ото дня, из века в век –

Свой путь земной пройди достойно,

Чтоб в мир иной входя, спокойно

Произнести: «Я – Человек».