Александр БАЛТИН. ИСКАЖЕНИЯ КАК НОРМА СОВРЕМЕННОЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ
Александр БАЛТИН
ИСКАЖЕНИЯ КАК НОРМА СОВРЕМЕННОЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ
Труд и спекуляция
Труд, вероятно, делится на механический (дворник, примеру), созидательный и управленческий, руководящий…
Возможны подразделения на подгруппы внутри этих, но, думается, они – именно группы – будут основными…
Но… куда же отнести спекулянтов?
Тут нет механики, созиданием и не пахнет, и, разумеется, к управленческой линии принцип «купи подешевле – продай подороже» отнести нельзя.
Соответственно нужна ещё одна определяющая категория.
Но её-то и нет.
Нет – ибо чёрная, паучья суета подобной деятельности исключает любые хорошие характеристики человека.
Спекуляция развивает самое худшее, низовое: хитрость (вовсе не альтернатива ума, как считают некоторые), изворотливость, корысть, возводимую в куб, презрение к окружающим.
И именно оный вид деятельности в последние тридцать лет – в мусорный период российской истории – окружен почётом: спекулянты представляются героями.
Кто такой банкир?
Просто разжиревший спекулянт.
О! эти слоны человеческого паноптикума: банки…
Они везде, они задавили нормы человеческого общения, исказили мировосприятие, превратили массы в послушных исполнителей их воли.
Спекуляция не даёт ничего социуму, разве что вливает в его метафизический состав всё новые и новые порции яды, всё никак не убивающего его.
Всё мне – и плевать на других!
Ловчи – получишь результат!
Не – трудись, созидай, твори, учись руководить – но именно рви, где подешевле, и толкай подороже.
Страна, построенная на спекуляции, не может жить.
Живёт, однако.
С неопределёнными перспективами…
Рога «развлекалова»
Развлечение логично, необходимо, оно занимают изрядный пласт жизненного времени; но нынешнее «развлекалово» – это нечто иное.
Самое низовое, примитивное, замешанное на инстинктах и отсутствии какого бы то ни было вкуса; игра на понижение чревата: социум становится однородно управляемым.
Он действительно становится «социумом», вариантом улья, и понятие народ сводится к механическим единицам, голосующим как надо, одобряющим любую государственную мерзость, ведущим себя абсолютно предсказуемо.
Именно на это направлено бурление шоу-бизнеса, бесконечная пена телевизионного мыла, дешёвое детективное чтение, приравненное к литературе, бессчётные ток-шоу, где стыд и совесть выставляются на посмешище.
Рога «развлекалова», поднявшие народ, обескровят его, продолжая удерживать население.
Не поддавайтесь!
Стремление к сложному, высокому, и, разумеется, качественному, заложено в любой душе: ведь вы же не едите отбросы, понимая: вредны для тела! Почему же отбросами позволяете засорять свою внутреннюю сущность?
Рога «развлекалова» ослабевают, если находится достаточное количество людей, понимающих их опасность.
Но они сильны пока, увы…
Искажение поэтического пространства
Сочиняющая стихи девушка в сети иронизирует над фамилией Тряпкин: она никогда не слышала о выдающемся, блестящем поэте…
Персонажи, осуществляющие управление известным якобы поэтическим сайтом, посылают приглашение на страницу Юрия Кузнецова, предлагая ему принять участие в конкурсе…
Такого на бесконечных пространствах литературного интернета раскидано избыточно: забавного, нелепого, в сущности трагичного…
Должен ли человек, тщащийся быть поэтом, пытающийся представить себя в таковом качестве окружающим, знать собственно поэзию?
Можно сказать, мол, современная не очень интересует, а вот классика…
Так ведь и классику эти горе-сочинители не знают: Тютчева с Фетом перепутают, а о Случевском, к примеру, вовсе не слышали…
…Страшный эффект: структуры русского языка, очень развитые, великое поэтическое наследие создают иллюзию лёгкости поэтического дела: многим дано кривое подобие способностей, а публиковаться – так теперь интернет есть, и за свои деньги можно печататься: счастье!
Только будет ли счастье немногим оставшимся читателям поэзии от подобных словесных выкрутасов людей, не давших себе труда ознакомиться с тем, с чем необходимо?
Возможен ли химик, спрашивающий, кто такой Либих?
Физик, не знающий Планка?
А в якобы бесконечных полях поэзии незнание основных имён – естественно ныне: как распавшееся, или разрушенное представление о мастерстве.
Что ж, всё логично: государство не считает писательство профессией, то есть делом, где возможна профессионализация.
Всё логично.
Только пространство становится… каким-то не таким.
Ложная организация реальности
Тусовочная организация реальности…
С одной стороны, несмотря на неблагозвучие слова, вроде бы нечто идущее от цеховых мастеров, средневековых гильдий: в сниженном контексте, конечно, с другой…
Сущностно принцип тусовки нарушает правило первого псалма: Блажен муж…
Не в том смысле, что предельно праведен и чист, а в том, что потраченное на пустоту время пустотой и вернётся – заполнит голову мелочью, шелухой от семечек, сердце обесплодит, и… приведёт к плачевному результату.
Так, научно-фантастическая литература не может построить полноценный художественный образ: всё снижено.
Но тусовка сама по себе исключает что бы то ни было глубокое, веское, не говоря – вечное.
Тусовка – люди тасуются, как колода, а в чьих руках? – понятно, что не в благородных – есть вывернутое наизнанку содержание жизни: человек не может остаться в мудрой тишине одиночества, где вершится самая важная работа его души и сердца.
Человек не может остаться наедине с высокой книгой, или великой музыкой: ему требуется постоянное заполнение единиц пространство шумом, мельканием, чем-то пусто-пёстрым.
Отсюда процветание пустейшего, вредного для психического здоровья шоу-бизнеса, отсюда замкнутый круг: шоу-бизнес требует всё новых жертв, и жертвы продолжают охотно превращать себя в элемент тусовки…
Тусовка вредна на всех уровнях: в культурном плане талантливый человек становится заложником кривых, групповых якобы интересов, а на деле пустых амбиций: будь в науке или в искусстве…
Перестаньте тусоваться, господа!
Может быть, тогда забрезжит свет…
Слово о декабристах
Специфика времени – впрочем, затянувшегося – попытка ниспровержения всего, казалось бы, устоявшегося; и история декабристов в огульном шельмование не явилась исключением.
…Мол, стремлением разрушить существовавший тогда порядок, предваряли грядущий хаос семнадцатого года.
…Когда не хуже: зловредные масоны, мечтавшие получить власть, и присосаться к несчастному телу России.
Элементарное проходит мимо умов, гораздых на подобные утверждения: результат исторического действа определяется – в том числе – и судьбами людей, участвовавших в нём.
Декабристы едва ли были убеждены в успехе: ибо слишком очевидно сильной была махина единоличной власти, опиравшейся на чётко подчинённые войска.
Группа благородных дворян не могла рассчитывать на многое, даже если и предавались отдельные представители группы иллюзиям, что вообще характерно для людей.
То есть для себя декабристы не выгадывали ничего: и это исключает серьёзные разговоры о личной корысти, которую – поскольку ею пропитано время, «творцы новых теорий» видеть хотят везде.
Судьбы декабристов – их сибирские страдания – говорят о великой духовной силе этих людей, променявших сытую, роскошную, праздную дворянскую жизнь на «глухое урочище Сибири».
И – помимо всего прочего – страдание традиционно вызывало у русских уважение, что не относится к нынешнему времени, увы…
Странно, что стремятся ниспровергать то, что, казалось бы, ниспровергнуть невозможно; впрочем, уже и не странно: когда и победа 45 года ставится под сомнения, то можно всё: главное расшатать миф о богатом прошлом России и благородстве множества её сынов.
Грандиозность грядущего
Возможны две полярные точки зрения на семьсот лет православия как определяющей русской силы: считая от введения христианства на Руси до петровских времён, сильно сотрясших византийские, вековечные устои; два противоположных восприятия этой данности: за 700 лет ни одного учёного, медика, анатома, никаких значительных поэтов, прозаиков, мыслителей, нет университетов, когда появляется книгопечатное дело, выходят сплошные «Четьи-Минеи», «Октоихи» и проч., нет живописи, театра, музыки…
То есть – власть давящая, отрицательная, мешающая человеческому развитию…
И другой полюс восприятия: высокая церковная архитектура, огни, если не целые гирлянды подвижничества и святости, медленное вызревание грядущего…
Какая мера восприятия верна?
Конечно, было как было, и фантазии на исторические темы, своеобразный исторический постмодернизм, имеют мало смысла; тем не менее, вероятно, истина располагается (едва ли, впрочем, уютно) где-то между…
Интенсивное развитие всего высокого, начавшееся с восемнадцатого века, приведшее к веку двадцатому, который во многом, учитывая события семнадцатого года и Великую Победу в Отечественной войне, можно назвать русским, корнем берёт очень долгое накопление сил: и нынешний период – мусорно-эгоистическое постсоветской тридцатилетие, не может перечеркнуть мощного разгона и высоты устремлений; более того – именно столь долгая подготовка к великолепному движению обещает его грандиозность – и не может обмануть.