Олег КУИМОВ. ПАРАЛЛЕЛЬНЫЕ МИРЫ ДМИТРИЯ ВОРОНИНА. Современная русская сатира

 

Олег КУИМОВ

ПАРАЛЛЕЛЬНЫЕ МИРЫ ДМИТРИЯ ВОРОНИНА

Современная русская сатира

 

Сатирик – профессия дефицитная во все времена. Ныне же положение с сатирой просто удручающее. Серьёзные писатели наличествуют, юмористов, а по большей части псевдо-юмористов, площадно-шутовского типа пруд пруди. А вот сатирики словно вымерли, как доисторические мастодонты. Они, конечно же, где-то существуют, но не каждый редактор сумеет назвать вам хотя бы одно имя современника. Одно слово – штучный товар. И когда вдруг «День литературы» признал калининградского писателя Дмитрия Воронина лауреатом издания за 2019 год, от сердца отлегло: нет, не сгинула ещё наша сатира!

На самом деле мы с Ворониным дружим уже много лет, и некоторые его произведения читаны мною не единожды. И тем не менее писать о творчестве Дмитрия достаточно трудно, поскольку в одно время его тексты воспринимаются тяжело, а в другое – пролетишь и не заметишь. Это как разглядывание преломляющихся картинок: с одной стороны глянешь – волк, с другой – заяц. Вот так и в нашем случае. Известный критик Вячеслав Лютый сравнил писателя Дмитрия Воронина с Михаилом Зощенко и дал точную, что называется, не в бровь, а в глаз, характеристику точки их творческого пересечения и творческого же расхождения: «Но вот скрытая мотивация автора давнего и нынешнего одна и та же: дать картину современной социальной жизни и не погрешить против художественной правды. Между тем, у Зощенко в его малых сюжетах мы, пожалуй, не найдём симпатий рассказчика к персонажам».

И всё оно действительно так. Лейтмотивом всего творчества Дмитрия Воронина является патологическая тяга к справедливости, а потому рассказы его зачастую политизированы, в то время как сатира Зощенко ориентирована на высмеивание человеческих пороков и мещанства. Но вот прочтёшь в другой раз нашего современника – блеснут сквозь строки очки – нет, не Воронина, а великого сатирика, с которым и факт сравнения уже сам по себе значителен, – Аркадия Аверченко. И данную схожесть обусловила в первую очередь добрая интенция слова. Однако следует признать: если Аверченко вскрывает гнойники с осторожностью заботливого хирурга, то Воронин в качестве обличителя более суров и требователен – опять же справедливости ради.

Чтобы создать анекдотическую ситуацию, без которой ни юмористика, ни сатира не могут жить, Дмитрий Воронин всесторонне карнавализирует художественное пространство при помощи говорящих фамилий (большевик Чугункин из «Праведника»), гротеска, аллегории, а также масок с выраженной символикой карнавала – карикатурностью и клоунадой. В этом отношении показателен рассказ «Венецианская история». Главной декорацией театрализованного автором представления становится Венеция, а точнее, вид из окна расположенного на двести девятом этаже кабинета нефтяного магната. Свыше шестиста метров над городом не случайны. Они символизируют ту пропасть, что разделила властителей мира и народ. Плевки из окна, в том числе и в сторону церкви, возомнившего себя хозяином жизни коротышки Луиджи и его жены подчёркивают эту пропасть, обусловленную духовной деградацией финансовых воротил мира.

А в финале автор срывает маски со своего «героя». И в роли Луиджи оказывается пациент питерской психбольницы Пашка, а происходящее – сценой его воображения.

Театрализация вообще основной приём писателя Воронина, особенно ярко продемонстрированный в «Миротворце», «Лосе». Порой она перерастает в фантасмагорию («Красная площадь», «Страшный сон»), и даже в театр абсурда, который тем не менее реалистичен, как в «Жизни и похоронах бабы Насти». Сам процесс оскотинивания спивающихся героев упомянутого рассказа гиперболизированно преломляется в сцене похорон и поминок несчастной женщины в таком анекдоте, что и помыслить страшно и мерзостно. Однако и это правда, вызывающая жажду наведения порядка в несовершенном мироустройстве. Подобное устремление лежит и в основе рассказа «Каменный Клаус», где кара настигает юного нациста уже в престарелом возрасте.

Проза калининградского писателя представлена разнообразием тем, и в этом отношении её можно назвать сатирической летописью времени со множеством сцен, характеризующих духовное и нравственное состояние постсоветского общества в исторической перспективе. Показательны «работа» милиции в «Долгой дороге к дому», «служба» народных «слуг» в «Гумке» и на редкость изящно ироничных «Параллельных мирах», а также действительное положение дел в школе («На Берлин») – с назначениями беспринципных директоров и их приспешников.

Та же «летопись» сообщает, что в нравственном сползании не отстают и низы. В качестве цветочков из сказочной присказки предстанет рассказ «Воры» об очередных иванах без родства – наглых воришках, растаскивающих из полузаброшенных нищающих деревень последнее. А уж ягодками ужаснёт картина последнего духовного падения матери из рассказа «Товар», продающей для развлечений четырнадцати-, а затем и двенадцатилетнюю дочь сластолюбивым бандитам. И мне понятен праведный гнев писателя, «убивающего» всех негодяев в устроенном старшей дочкой пожаре. Вот он, яркий пример любителям либеральной толерантности, почему нельзя поступаться устоявшимися в тысячелетиях общественными принципами: сластолюбие ненасытно и в своей жажде новых утех рано или поздно переходит границу, защищающую другое «Я».

Мало кто знает подлинную изнанку жизни бомжей, а ведь любопытно. И эта тема проиллюстрирована в рассказе «Бич, названный бомжом». Один день из жизни бомжа по прозвищу Фотограф изобилует такими деталями, наличие которых вызывает уважение к писателю за хорошее знание темы.

Не прошла мимо автора и тема общественно-политических процессов, сотрясающих современную Украину. В рассказе «Честная служба» показана глубинная составляющая психологии националистического и антирусского движения. Диагноз пугающий: генетическая ненависть некоторой части западно-украинского населения.

Возвратимся к теме сравнения писателей. Аверченко лёгок и искристо-весел, слово Воронина более тяжёлое из-за обличительной интенции и врождённой мужицкой основательности. А всё потому, что, в отличие от классика, Дмитрий Павлович не стесняется предстать перед нами политичным. Вот как, к примеру, проявляется авторская позиция в изображении губернатора в «Последней охоте»: «Через двадцать минут раскрасневшийся от быстрой ходьбы и дорогого коньяка временный хозяин приличного куска российской земли в окружении своей разномастной свиты вошёл в летнюю беседку, площадью с хорошую танцплощадку». И пусть эти властители поплёвывают свысока на своих критиков, они не ведают, что песок времени засыплет их имена и их презрение, а презрение народа, и уж тем паче настоящего писателя, останется.

И совсем неожиданно звучат в иной тональности рассказы «Воздушный шарик» и «Одинокая парта». Первый являет собой деликатное педагогическое пособие родителям о преображающей силе любви. Подобным же воспитательным содержанием обладает и «Одинокая парта», но это уже страшный трагический урок для каждого из нас – и взрослого, и ребёнка. Очищающий урок сострадания и сочувствования, потому что только через прохождение боли, вызывающей сопереживание, мы способны видеть в ближнем подобного себе. Исчезает боль – притупляется острота сопереживания, соощущения, и человек невольно черствеет. Она, эта боль, не давая огородиться от ближних коркой, способствует нашему совершенствованию. Одна из задач литературы в том и состоит, чтобы человек не покрывался такой плесневелой коркой.

И творчество Воронина встряхивает нас, тормошит, не позволяет остыть содержащейся в нас человечности. А его талант фантасмагориста, отстаивающего идеалы добра, даёт надежду на то, что и наше время способно оставить в литературе имя ещё одного достойного сатирического писателя.