Елена КРЮКОВА. ВЕЧНЫЕ ЛЕБЕДИ РУССКОГО НЕБА. О книге Андрея Шацкова «Лебеди Тютчева»

 

Елена КРЮКОВА

ВЕЧНЫЕ ЛЕБЕДИ РУССКОГО НЕБА

О книге Андрея Шацкова «Лебеди Тютчева»

 

Поэзия Андрея Шацкова удивительна. Она земно-насущна и высоко-небесна. Его стих крепок и мужествен – и одновременно в нем просвечивает великая нежность, светится великая любовь, внутри которой – и трагедия, и праздник. Андрей Шацков – знаковый поэт, хоть опирается на знакомые всем реалии. Он свято чтит и радостно продолжает традиции русской поэзии – и в то же время его тайная музыка нова, непредсказуема, она плоть от плоти всей совокупности времен: прошлого, настоящего и будущего русской культуры.

Есть одна новая работа поэта, к которой стоит внимательно присмотреться, приблизиться к ней душой, неспешно вчитаться в строки, за которыми – распахнутые горизонты земли, истории, любви... И, конечно, перед нами – философия, нравственная позиция, работа духа.

Поэт подобной духовности не может не быть религиозным. Божественное для Андрея столь же насущно, как и человеческое, мирское. Реальность мира не заслоняет от него подлинную его, первообразную жизнь, где торжествуют символы и существуют промыслы. Поэт одинок, но он не оставлен Богом, если он им живет и дышит.

Именно такого внутреннего наполнения, такого философского пространства его новая книга – "Лебеди Тютчева".

Она небольшая. Это классический стихотворный триптих – число три, священное для многих народов древности, для русского народа, для всякого христианина: Троица Единоначальная, святой складень в полутьме и тишине храма... И при чтении ее более чем уместно вспомнить это незабываемое: "Вот эта книжка небольшая / Томов премногих тяжелей..." (Афанасий Фет – на книге стихотворений Федора Тютчева). Но емкость триптиха велика. Это именно тот случай, где словесное, вербальное, интонационно-музыкальное вещество становится очень плотным и весит на чашах весов культуры предельно много.

 

* * *

Эпиграфом к первой части триптиха служит фрагмент из "Сказания о Мамаевом побоище", и сразу – вспышка имени, великолепно, с самого детства знакомого нам по русской поэзии:

"Князь же Великий Дмитрий Иванович послал к нечестивому царю Мамаю избранного своего юношу, по имени Захарий Тютчев, испытанного разумом и смыслом...".

Но многого мы, читатели, как выясняется, и не знаем.

Предок Федора Ивановича Тютчева, Захарий Тютчев, был дипломатом; что средние века, что девятнадцатый век, что нынешний день – искусство дипломатии во все времена сложно, тяжело, подчас кроваво (вспомним Александра Грибоедова), но именно оно либо соединяет в дружбе страны и народы, либо зовет родной народ на защиту Отечества, когда оно в опасности.

...И верил, знал: Рязань не выдаст

И не ударит братьям в тыл.

Не может по-другому выпасть

Тому, кто сердцем не остыл.

Неся на Куликово поле

Завет отцов из тьмы веков:

О вере, доблести и воле,

И одоленьи на врагов!

А в синеве, расправив крылья,

Сопровождая княжью рать,

Летело лебедей обилье –

Небесных витязей отряд!..

Вот они, лебеди. Они появляются именно здесь, в первой части триптиха. Святая птица на Руси; птица-символ, птица-упование, птица-надежда. У славян лебедь был всегда священной птицей. Люди верили, что душа, покидая тело, странствует по небу в образе лебедя. И это тоже своеобразная троица: лебедь – жизнь, лебедь – смерть, лебедь – небесная вечность.

В самом лебеде тоже ведь символика: по легенде, умирающий лебедь поет потрясающей красоты песню, и это песня поэта; вспомним крылатое выражение – "лебединая песня"... Лебедь с его белизной – чистота, благородство, чистейшая нота природы, рода. Род Тютчевых дал Руси сначала Захария Тютчева, а потом, через века, явился Федор Тютчев – белый лебедь русской поэзии.

 

* * *

Вторая часть триптиха, "Лебеди Тютчева", – это музыка чистой воды. Редко такую услышишь.

Печальная, нежная музыка.

Во второй части триптиха-складня автора мы вместе с ним тихо входим в пространство тютчевской усадьбы в Овстуге, озираемся, невесомо прикасаемся к вещам и утвари, что, кажется, сохранили тепло рук Поэта... ведь все, по меркам вечности, было еще вчера... – и проникаемся не только ароматом и печалью утраченного времени, но – и это главное – погружаемся в памятную симфонию жизни поэта, где лейтмотивом – снова лебеди, опять они.

Андрей Шацков смело соединяет в стихотворении точнейшие наблюдения дорогих сердцу деталей ("Залито чернилом столешниц сукно. / На пледе в шкафу – от подсвечника пятна..."), ощущение неизбывного драматизма переживаемых Федором Тютчевым времен ("Россия хоть Третий, но всё-таки Рим. / В ней веет дыхание Божьего духа... / Неужто сдадут Севастополь и Крым? / Неужто настанет разор и поруха?") и изображение раздумий и чувств поэта, что кормит лебедей на родимом овстугском пруду. А эти лебеди – и вот оно, чудо! – летят, раскинув крылья, на фамильном древнем гербе Тютчевых:

Тяжеле вериги – поэтов судьба

В России, покрытой морозною пылью...

...Но гордо в щите родового герба

Распластаны лебедя белые крылья!

Их выводок плещет в заветном пруду,

И ходит эскадренным строем по кругу...

Я к ним попрощаться с поклоном приду.

И горького хлеба отрежу краюху.

 

А нежность...

пусть нежность останется там –

В чугунном затворе усадьбы ограды...

 

* * *

Перед нами третья часть триптиха, "Овстуг". Мы – в нашем сегодня. Сразу слышны доверительные интонации, дружеская музыка – Андрей Шацков обращается к другу, поэту Дмитрию Мизгулину:

Когда вокруг сгустится волглый воздух,

И одолеют смуты и дела,

Давай с тобой уедем в древний Овстуг –

Тот самый, за которым даль светла...

И вдруг – вот он, Федор Тютчев, живой и здравый, будто не прошло всех этих кровавых десятилетий и необъятных веков, и он тоже – рядом с друзьями! Он встречает их на пороге усадьбы! Слышна и печальная, и счастливая перекличка времен...

...Здесь церковь шпилем разгоняет тучи,

И псы хвостом виляют у ворот.

И Фёдор Иоанныч – Фёдор Тютчев

Гостей встречает вполуоборот.

Какую же надежду дает нам Господь, дает нам беспощадное время (да, беспощадное, как на картине Брюллова, что хранится в Италии, – "Всеразрушающее Время"...), а вместе с ними и сам поэт, какое упование, какое укрепление, чем мы небесно, звездно утешимся в неуклонном беге времен? Шацков, прекрасно чувствующий и пишущий трагизм времени, в завершающей части триптиха дает нам эту надежду. Вот она:

Задумчиво на памятник мессии

Глядим, не опуская строгих глаз.

Нам не прожить без Тютчевской России,

И ей, наверно, не прожить без нас.

И тем будем живы. Как тем крестом и тою священной надписью, возникшей перед будущим римским императором Константином Первым Великим в виду грядущей битвы: "СИМ ПОБЕДИШИ".

А ведь лебедь, летящий в небесах, распластав по ветру крылья, – это ведь тоже живой, чистый, белоснежный Крест...

 

* * *

Вот такова новая книга поэта Андрея Шацкова. Пусть летит вдаль белый лебедь его души, остро чувствующей и скорбь, и радость. Пусть летят над Россией белые лебеди. Летят "Лебеди Тютчева", и открывают эту книгу новые читатели, приобщаясь к пронзительной исповеди и к вечной песне.