Евгений ЧЕБАЛИН. АГЕНТ И ПРЕЗИДЕНТ. Глава из романа-фэнтези «НАНО-SAPIENS»

 

Евгений ЧЕБАЛИН

АГЕНТ И ПРЕЗИДЕНТ

Глава из романа-фэнтези «НАНО-SAPIENS»

 

Усадьбу обступили медными свечами вековые сосны. Над серой надменностью трехметрового забора, процеживая сквозь себя ветрило, качались игольчатые кроны.

По углам забора, на сизоблестких стояках вращались в круговом дозоре четыре электронных «глаза». В подвальном пункте наблюдения внутри усадьбы отображалась на дисплее панорама: окрестности на все четыре стороны.

Дежурный офицер услышал мелодичный зуммер. Охранная система предупреждала: внимание, приближение объекта. Увидев приземленье вертолета на площадке в полусотне метров, дежурный остановил вращенье «глаза». Тот замер, послал на пульт устойчивый и резкий кадр: из вертолета вышли двое. Пошли по травяной, трепещущей под ветром поляне к стальным воротам – с неприметной, врезанной в металл калиткой.

Дежурный укрупнил фигуры, приблизил лица и ощутил знобящий холодок между лопаток. К усадьбе шел в цивильной упаковке московский небожитель: генерал-полковник Пономарев, ни разу не бывавший здесь с тех пор, как их объект №4 был сдан под ключ и поставлен под охрану. Бок о бок с генералом шагал в пятнистом камуфляже и бандане на седовласой голове могучего сложения мужик.

Дежурный скользнул взглядом по трем фотографиям под стеклом: три личности, которым можно проходить на территорию усадьбы без промедленья и вопросов – генерал ГРУ Пономарев, кремлёвский парапсихолог Бадмаев и третий неизвестный. Бадмаев был на территории, а рядом с генералом шел тот самый, «безвопросный проходимец» в бандане.

– Нехилое сооружение, – оценил Чукалин, приметив в серобетонном монолите высоченного забора четыре прикрытые бойницы. – Чья крепость? Филиал Конторы?

– Нет. Частное владение. Осел тут один бубновый туз, говорят, имел какие-то дела с президентом. Сто раз подумаешь, на какой козе к нему подъехать, – сквозило в голосе генерала непонятное и усмешливое ехидство.

 С брезгливым любопытством вбирал в память Ичкер: забор с бойницами, четыре электронных «глаза», бревенчатый янтарь массивного коттеджа в три этажа под красной крышей, размашистую величавость хвойных крон над нею. Угрюмая сосредоточенность завладевала им, перерастая в свинцовый гнев. Истаивала, испарялась родственная радость от встречи с генералом, с которым в вертолете слился душой и сердцем, не мог наговориться – его начальник и земеля, крупнозвездастый динозавр советского замеса, опекавший его заботой и подстраховкой долгие годы агентурного существования за бугром. Генерал, вместе с Виолеттой – платформа, круг спасательный в глубинной памяти, когда на сволочной чужбине, где обитал десятилетия, рвался из глотки волчий вой от раздирающей тоски.

 – Не нравишься ты мне, – глянул искоса Пономарев, – видать пересидел в нашем схроне. Что, нахлебался свежачка российского в айфоне, в интернете?

– Нахлебался до блевотины. А этот прыщ на ровном месте, – кивнул он на усадьбу, – как серпом по нелегальным яйцам… Знаешь почему?

 Горячая волна хлынула из Ичкера. Прорвало вдруг какую-то плотину и вал из ненависти, в котором трепыхались клочья нервов, затопил всклень. Разум панически сопротивлялся, но залатать дыру в плотине не получалось.

 – Поделись, – напрягаясь в недобром предчувствии, попросил Пономарев.

 – Наглядное мурло российского бандитолизма! Его харя. Показательный фурункул чужебесия на теле государства. Нахапали, наворовали, скурвились в режиме стоколбасного идеала, хамьё, пацаны из 90-х. Прорвались «из грязи – в князи». У многих руки по локоть в русской кровище. Теперь угомонились, нырнули за бетонные заборы: мой дом – мой дзот. И все равно трясутся по ночам. Вынырнут из-за забора – и в бронированные «Бентли», в «Мерседесы». Оттуда шмыгнут в офис, в Думу, в министерство, чтобы сосать бюджет, перегонять его в оффшоры. И все – в бронежилетах неприкосновенности… не доберешься, прокурорской пулей не достанешь. А если и достанешь, то пуля из дерьма – как сами прокуроры с судьями. Меня наши «коллеги» из воровской ментовки гоняли по нашей территории, как собаки зайца. В схроне прятался от них в родимой альма-матер. Паскудники… перестрелять бы как бешеных псов… да вот нельзя, колле-е-еги... по Конторе. Сидел жалел…

Ичкер подрагивал от клокочущей внутри ярости. Пономарев с испугом, искоса следил за возвращенцем, которого внезапно сорвало с катушек, от коего хлестало по мозгам сполохами неукротимой мощи – как грянувшие в интернете раскаленные аксиомы виртуального Индария.

 – Жалел о чем?

 – Напрасно в той заварухе, в Дрездене, я его спасал. Мы запускали его в бандитство питерской мэрии для будущего президентства, оберегали… гасили уголовные дела, втащили в Кремль, надеясь, что вытащит, в конце концов, Россию из ельцинской клоаки, очистит, одухотворит!

Очистил, твою мать! От разума! От просвещения и от культуры! От совести и русского Духа! От национальной самобытности! По всей России такие вот пентхаусы на трупе сельского хозяйства! Грибы-поганки на фоне мертвых деревень! Вся закулиса Запада корчует славянский генотип из ненавистной Рашки, а доморощенные холуи в таких вот хоромах пускают слюни раболепные: вот-вот их Запад примет за своих и впустит хоть в прихожку!

 Клокочущею яростью исходил Ичкер.

 – А ты чем лучше?! – перекрывая сослуживца, взревел Пономарев: плясал перед глазами черно-мушиный рой, нестерпимо разламывалась голова от хлещущей по нервам запредельной энергетики товарища и побратима по службе.

 – Что?! – Чукалин, задохнувшись, перешел на шепот.

 – Я спрашиваю: ты чем лучше?

 – Ты это мне? – Спадала пелена с глаз, холодный, трезвый разум возвращался.

 – Тебе, Ичкер, тебе. Ты значит, тоже аскарида, хамельон. Честь офицера, совесть обменял на бабки.

 – Иван… ты что буровишь? – Неломким и сталистым взглядом Ичкер уткнулся в генерала. Дрожала на губах того нещадная и дикая усмешка.

 – То же, что и ты. Живешь в таком коттедже – значит погань. Как я, как Аверьян Бадмаев, твой наставник, гуру. Мы тоже при хоромах. Как сотни тысяч деловых, ухватистых мужиков, которым развязали руки: строителям и фермерам, цеховикам, нефтяникам и рыбоводам. Вся разница лишь в том, что одни скурвились, а другие все те же, русские, родовичи по крови! Над теми и над этими верховодят пацаны из 90-х, гибриды из клопа и аскариды. И их пока не одолеть с налёту! Я поседел и полысел на этой драке! Но хоть ты сдохни – пока что не выходит!

 – При чём здесь я?

 – При том! Это твоя усадьба.

 – В каком смысле?

 – В прямом. Вот этот охраняемый коттедж – твоя усадьба. Подарок президента. С бассейном, тренажерным залом, теплицей, баней, садом. Ахалтекинцами, орловцами в конюшне. С дежурным офицером за пультом видеообзора, с дворником, поваром, садовником – мои отставники, все из горячих точек, удержат взвод силовиков при нападении. Прошли проверку полиграфом.

 – Ты бредишь?

 – Полковник Чукалин! Извольте не наглеть! – рявкнул генерал.

 – Прошу прощенья, товарищ генерал-полковник.

 – Вопросы есть?

 – За что… подарок?

 – За службу. За вербовку Сноудена и Ассанджа. За выпуск из бутылки джина «Викиликс». За Гроссмана и вашу с Прохоровым РУССу. За упреждающую стратегическую информацию по Крыму. За лазерные технологии, за чертежи фотонного и термоядерного движков для космолета. Может откажешься? И предпочтешь советскую госдачу? Из коей выпрут, когда закончишь службу!

Ичкер садился на траву, не отрывая взгляда от серо-бетонной неприступности своей усадьбы. Она свалилась на бездомного бомжа, личину коего он носил и уже сросся с ней последние три бесконечные недели, прорываясь по России к своей альма-матер… Да был ли он иным в той, агентурной, жизни – не бомжом? Последние три десятка лет… Германия и Дрезден… резидентура в БНД… немецкий, на лезвии ножа, орднунг-экстрасенс, нелегал… запуск в геополитику России Жабо-сапиенса Третьего – подполковника Панина… И нескончаемые двенадцать лет в утробе ЦРУ…

 Он сидел, глотая спазм в горле… только этого здесь не хватало: соплей старпера разведки, вдруг заимевшего роскошное жилище с барского плеча. Пономарев, уйдя на несколько шагов от оцепеневшего сидящего Евгена, заканчивал мобильный разговор:

 – Значит, будут в усадьбе через пару часов… Станиславыч, как они? Паспорт Виолетте выправил? Ну и лады… ну, умница, ну, слава Богу. Мы на подходе. Минут через десяток. Герой вот оклемается и двинем… Да все в порядке. Сидит на травке, остолбенел от президентского подарка… ходули врозь, глаза на мокром месте. На супермена ни хрена не тянет, вместо нервов – клочья, соплёй шмурыгает. Облаял всех и вся: в айфоне, в схроне, в интернете насмотрелся бардака от наших либерастов… Аверьян, он так орал, хамил на Самого, я чуть штаны не обмочил… Его бы кардинально подлечить, учти, когда освободишься. Ну, все. Про Виолетту с их дитёнышем ни слова! Пусть сам увидит родную кровь. Хоп!

 Пономарев пошел к Чукалину, встал на колени в развилке его ног. Уткнулся лбом в лоб сослуживца. Притиснул его голову к себе.

 – Ну что, любезный сердцу моему земеля, с возвращеньем. Что, развезло? Так это нам, старым ГРУ-козлам, не зазорно. Давно ль на берегу Аргуна я поднимал и выжимал Женька, сынка глав. агронома.

 – Да только что, – сглотнул в горле комок Чукалин, – каких-то полусотню лет назад.

 – Девиз, надеюсь, не забыл?

 – Теперь не только наш – и Жабы-сапиенс болотной: «Не бздеть и телом не хилять…».

 – «…Торчать как палка у грузина», – закончил генерал-полковник. Тихо посмеялись, упершись лбом в лоб, в теплейшей ауре служебного родства. – Пойдем? Там уж заждались. Аверьян приехал. С сюрпризом для тебя. Наш с президентом скайп через… полчаса.

 

* * *

Они смотрели друг на друга: агент и президент, давно уже выросшие из германских колб, в коих формировались параллельно, как два зародыша для спецэксперимента на одной шестой части планетарной суши. Зияла между ними временная пропасть в десятки лет. В ней высился дворец-подарок президента своему агенту: за огромность обретенной власти. И это выстроенное пристанище Ичкеру стало верхом признательности ему за все: за стартовый Дрезденский трамплин, подбросивший подполковника в бандитский Питер для обретения первоначального капитала. За бесценную информацию из чрева нелегальщины, за спрессованную, спёкшуюся внутри Ичкера ностальгию, за бессемейность и бездомность… агента-ветерана. Теперь хотелось знать: оценены его усилия? И президент заговорил:

 – Рад тебя видеть здоровым и живым, Евген Васильевич. Сколько же мы не виделись после Дрездена… Успел осмотреться?

 – Здравия желаю, товарищ Верховный! Успел.

 – Ну, как усадьба? Там все устраивает?

 – Более, чем нужно. Подарок царский. Да не по Сеньке шапка.

 – Что так? – зажглось и стало тлеть в Верховном удивление: где адекватная реакция, если «подарок царский»?

 – Охрана, «птурсы» в бойницах, гараж, конюшня и теплицы, садовник и обслуга, шестнадцать комнат – набор для зажиревшего нувориша. А я всего лишь крыса… с её менталитетом. Ей комфортней в норе в подполье. Спокойней и уютней как-то.

 – Освоишься. Тебе не привыкать, – усмехнулся президент. – «Что-то не так… не тот подарок?. Какого чёрта?!». Звезду Героя генерал вручил? Иван Алексеевич, ты где там?

 – Так точно, товарищ Верховный главнокомандующий. Вручили с Бадмаевым только что, – возник перед монитором из-за спины Ичкера Пономарёв.

 – А что же не нацепил, Евген Василич? Хотелось бы узреть тебя в полном комплекте.

 – Еще не обмывали, товарищ президент. Военная традиция у русаков – обмыть звезду в гранёном стакане (ударил на последний слог Ичкер) с водярой. Но не положено перед встречей с Верховным. Дышать на вас сивухой – западло. Не толерантно как-то. А сейчас мы с генералом трезвы как стеклышки и обоняние Верховного не оскорбляем. Иван Алексеич, дыхнём для подтверждения….

Ичкер дыхнул на монитор. Пономарев тоже дыхнул, поддерживая шутовское хулиганство, смотрел на президента с замороженной улыбкой. Ползла ледяная стынь по спине: «Ты что творишь, засранец?! Куда тебя несёт? С цепи сорвался?! Испортишь всё… потом ведь чёрта с два наладим!».

 Бадмаев за их спиной препарировал происходящее. Фиксировал в ученике Ичкере, давно уж переросшем учителя, надлом – обширный, кровоточащий. Тридцать лет ежедневной, ежечасной мимикрии среди тотального чужебесия: игры по чужим правилам, где способ выжить – лишь прильнуть и напитаться видео-картинами родного бытия на Родине, прокручивать в памяти фрески босоногого детства на Аргуне, студенческий захлёб от оперных спектаклей, фортепиано на пустой и гулкой сцене, крепчающее мастерство побед над своей и чужой плотью и волей в «Драке Радогора», гордость офицера, вплавленного в элитную касту всемогущих кшатриев-бойцов, неистовую страсть к богине Виолетте. И над всем этим – кондовая уверенность: завтра будет то же, но еще лучше, красочней и справедливей, поскольку за твоей спиной могучая незыблемость родного государства, вздыбившегося на костях, на крови предков.

 И вот – возврат, спустя годы, в ту самую реальность, которую боготворил и за которую цеплялся, чтобы не свихнуться. А здесь с налёту в айфоне, интернете девятый вал из охамевшей и осатаневшей от безнаказанности кремлёвской челяди. А к ней в придачу – облавная, подлая охота на него, в родном пространстве обжитой учебки ГРУ. И унизительные прятки от «коллег» в схроне. Охота, которую организовали либерал-неприкасаемые «жабо- сапиенс», продравшиеся во власть – чтобы вгрызаться воровскими челюстями в госбюджет и ублажать любой ценой себя, свой выводок за счет нищающей страны. И выводки все эти под защитой куртизанистой Фемиды и «толерантным патронажем» вот этого… Верховного… на мониторе, которого запускал Ичкер из Дрездена в двуликость будущего президентства.

Верховный смотрел из монитора, леденея взглядом. Не так всё развернулось и юзом понесло в какой-то непонятный хаос… Но надо было продолжать.

 – У вас там шмон, что ли, устроили, Иван Алексеевич? – спросил он тускло и бессочно, через паузу.

 – Ментовские коллеги прорывались с облавой на Ичкера… полезли с черного хода, через болото и сторожевые пункты – выплывал из ступора генерал.

Перевел дух. Продолжил:

– В итоге один двухсотый, два трехсотых.

– Дуболомы. За это схлопочут от меня.

«Но очень деликатно. В ручном консенсусном режиме», – дополнил мысленно Ичкер.

 – Больше не сунутся, – закончил президент. Продолжил: – Иван Алексеевич, что Гроссман? Дает о себе знать?

 Пономарев стал отвечать, оттаивая, чуя, как прорастает гордость за ладно и глобально сотворенную работу своего агента Ичкера.

 – Из Дюссельдорфа получили три экспертных отчета от Прохорова. Он там старший научный сотрудник в «Дойч электрик», приглашен Гроссманом год назад. После вербовки немца в Нью-Йорке Ичкером Прохоров курирует совместную работу над CALO-RUSSA . Используются геномо-опыты, проделанные здесь у нас на экземплярах «жабо-сапиенс» и «лобастая». В мозг CALO-RUSSЫ помимо боевого навыка, внедряются зерновые и агро-фиш-наработки, уже опробованные в Кинельском НИИ. И Гроссман обещал прислать её сюда, на испытания.

 – Какие именно агронаработки?

 – Зерно, добытое на Арарате близ Ковчега Григоряном и Прохоровым: пшеница, рожь, ячмень – для внутреннего потребленья. Фиш-технология адаптированного к России амазонского осетра веслоноса. Свинокомплексы с их питательной системой «кавикорм». Замена кукурузы на «галегу восточную» или «козлятник». И козье – женское молоко, с тройною концентрацией лактоферрина. По себестоимости все технологии с рентабельностью в 200 процентов, вдвое дешевле европейских и мировых аналогов.

 – Помню, докладывали. В общем, всё, что похерил и притоптал наш минсельхоз? – угрюмо, жестко спросил президент.

 – Так точно, товарищ Верховный, – не стал увиливать Пономарёв. – Вы сами утвердили в министерском кресле потомственного разведкадра. Ему копаться в отечественных зерновых и мясных проблемах как-то западло. Кроме зерна на экспорт, где можно стричь купоны на разнице в цене. Разрешите доложить блоки нашей аналитики за последний месяц по главным внешним и внутренним событиям. Я их отправил вам сегодня.

 – Тематика?

 – «Роскосмос» и Илон Маск. Плавучий космодром «Морской старт». Дальний Восток, Хабаровск, расширение протестов. Прорыв в квантовой физике и наш образец квантового двигателя для межпланетных экспедиций.

 – Короче, выжимки из сути.

 – Так точно, товарищ Верховный. Плавучий космодром «Морской старт» и квантовый движок объединяются в единую проблему под «Роскосмосом» и вашим назначенцем Горозиным.

 – В чём проблема?

 – Провал по всем стратегическим направлениям. Мы на лопатках под Америкой, а в гонке с янки по многоразовому кораблю – вся наша морда в дерьме от космо-жеребца Илона Маска.

 – И долго будем утираться?

 – Маск вырвался вперёд. Хотя наш квантовый движок, который мог бы опередить их лет на пять, ему пока не по зубам. Пока…

 – Какого чёрта! Я помню резолюция Горозину «Рассмотреть предложение по созданию квантовых двигателей».

 – Она, как и 90 процентов ваших резолюций и указов, прошедших через Кириенко и Горозина, прошу прощенья, повешена в сортирах для подтирки. В довершение своей позиции он вышвырнул с работы руководство Воронежского механического завода и директора РКК «Энергия», которые готовились к изготовлению движка.

 Результаты нашей гонки с янки зависят от того, сколь долго «Роскосмос» будет подтираться вашей резолюцией.

 Серело, каменело лицо президента на мониторе. Он выцедил сквозь сжатую полоску губ:

 – Мотив их поведения прокачали?

 – В базе два варианта. Первый – махровый непрофессионализм, невежество научного советника Горозина. Он заявил, что квантовый двигатель противоречит законам фундаментальной физики, которая в глубоком кризисе. И напрочь не знаком с новой квантовой физикой, теорией суперобъединения, в основе которой «темное поле» квантонов. Опытный образец двигателя за счёт градиента тёмной энергии показал, что он в 150 раз эффективнее любых ракетных двигателей.

 – Второй Горозинский мотив?

  –Отрабатываем по своим каналам.

 – Опять говённые откаты за западную альтернативу?

 – Здесь повесомей – госизмена. Вся информация о квантовом движке под грифом «совсекретно» каким-то образом попала из «Роскосмоса» в английское МИ-5. И англичане вышли на конструктора движка с предложением контракта в пять миллиардов зелени: с условием перенести работы над движком к ним, в Англию.

 – Канал утечки вскрыли?

 – Отработали три варианта из пяти. Остались два.

 – Доложите мне лично о результатах.

 – Слушаюсь.

 – Что с космодромом «Морской старт»?

 – Здесь схема посложнее, чем с космодромом «Восточный». Там хапнули бесследно, безнаказанно десять миллиардов. Здесь кус просматривается пожирнее, раз в несколько.

 – Что за схема?

 – Как вам докладывали, плавучую платформу её владельцы – «Роскосмос» с Боингом – перепродали группе компаний «S7», предварительно ободрав космодром технологически, технически до липки. Теперь это, по сути, груда мёртвого железа. И сумма восстановления её до действующего космодрома 84 миллиарда.

 – Выходит, для того и обдирали, чтобы теперь отсасывать свои гешефты из реанимации. Везде… изо всего сосут! – озвучился Панин.

И Аверьян с Ичкером почуяли – плеснула в лица им из монитора калёная и плотная волна из яростного гнева и бессилия.

 – Везде. Изо всего, – подтвердил безжалостно Ичкер – как гвоздь забил в гробовую крышку кремлёвской «толерантности».

 …Они пережидали паузу, свинцово накрывшую их – долго и тягостно.

 – Аверьян Станиславыч… – наконец заговорил Панин.

 – Слушаю, Виктор Владимирович.

 – Ты, говорят, был в Питере с визитом? Что так келейно? Пригласил бы президента в компанию, всё ж наша альма-матер.

 – Прошу прощения, Виктор Владимирович, не оповестил вас об отлучке. Дело сугубо личное. Сокурсница по Лесгафту влипла в финскую передрягу с внуком. Чем мог, помог личным участием.

 – Та передряга с двумя трупами от её рук тянет на пожизненный срок у финских ювенальщиков, – суховато влез в кровоточащую суть катаклизма с Виолеттой президент. Он знал всё произошедшее?!

 И генерал Пономарев с Бадмаевым в который раз удостоверились в надежной липкости осведомительной, проверочной паутины, наброшенной на всю свиту президента. Которой нужно доверять. Но проверять ещё нужнее.

 – Евген Васильевич, – вернулся к Чукалину президент, – я просмотрел в деталях всю биографию финляндских беглецов. Серьезное семейство Виолетты: жена майора Заварзина, Героя Советского Союза, любимца Жукова, их сын суперпрограммист Роман. Теперь, прошу прощения, пикантный факт: при Виолетте маячила в пору студенчества спортивная персона Евгения Чукалина – то есть ваша. Я ничего не исказил?

 – Вы ничего не исказили, – твердела, собиралась в комок вся плоть Ичкера.

 – Тогда вопрос: а вы при ней с майором были в качестве кого? Логично было бы назвать ваш статус: семейный друг. Или…

 – Любовник… – взломал верховную деликатность Чукалин. Продолжил сухо, жестко: – Роман мой сын; Иван, с которым прибывает Виолетта, мой внук. Майор Заварзин был бесплоден и хотел детей. Я оказался эффективным заменителем. Если возникнет необходимость в детализации других альковных американских связей, к примеру: с Хиллари и Псаки, я изложу их письменно на ваше имя.

 – Не лезьте в бутылку, герр Чукалин, – сухо попросил президент, – для вашей атлетической фигуры там слишком узкое горлышко. Меня и вас учили хронически подсматривать в замочные скважины. Но различать при этом: когда, зачем, за кем. Так вот, картинка из подсмотренного: Роман Заварзин, гражданин России, по совместительству ваш сын, как соучастник убийств, осуществленных матерью Виолеттой, осужден в Финляндии на двадцать лет тюрьмы. Его жена Хельга в смирительной рубашке. Заключена в психиатрическую клинику.

 – На двадцать… лет? – обмяк, заполняясь тоской, Ичкер.

 – На двадцать лет тюрьмы в Саппоро, где начальником гей, гомосек. Оттуда натуралов, его зоологических недругов, выносят инвалидами чаще всего на кладбище. Роман пусть посидит пару месячишек, полезно для любого эмигранта: мозги прочистить. Ему, интернет-плейбою, сквозанувшему в Финляндию из Питера, работы дома, видишь ли, не отыскалось – не та деньга для программистской цацы. Теперь пусть размышляет – ху из хуее у нас и за бугром. А дальше… Иван Алексеич, ты где там?

 – Здесь, товарищ Верховный.

 – Мне доложили: военный атташе при финском консульстве в Питере имеет длинный нос. И он сует его нередко в наши военные места. Уже трижды был замечен под Выборгом, у базы наших подлодок.

 – Так точно. За финном круглосуточное наблюдение с прослушкой…

 – Не суетись. Создайте все условия для его носа, чтоб он совался понахальнее туда, где его однажды намертво прищемят. С альтернативою: пожизненное заключение за шпионаж, иль экстрадиция – в обмен на экстрадицию российского гражданина Романа Заварзина-Чукалина с супругой.

 – Сегодня же прикинем все детали с питерским Гольдманом.

 – Кстати, о Гольдмане: сработал эффективно. Из Кипра и других оффшор потек валютный возврат. Представьте к награде Марка Семеныча по своим каналам. Я подпишу. Теперь к нашим баранам. Евген Василич, как вам моя идея с обменом атташе на ваш продукт внебрачной связи?

Чукалин чувствовал: ему, отцу и деду, воспалившемуся в американских миазмах чужебесия, преподали изящный, сокрушительный урок. Преподал тот самый, дрезденский подполковник, усвоивший за десятилетия сакральную методу жреческого управления империями. Один из самых мощных рычагов правителя: петля из благодарности на шее подопытного объекта. Из неё, как правило, не выбираются до самой смерти.

 Как не выбрался из римского лакейского ошейника иудейский полководец Иосиф Флавий, которого одарил Тит, сын императора Веспасиана: он внял мольбе Иосифа и пощадил в осажденном храме Иерусалима сто девяносто иудеев и отдал все священные книги.

Как выискала Иудея среди хазар военачальника Булана, чьи родичи томились в рабстве у соседних печенегов. И после выкупа их и возврата вождь принял иудаизм и стал каганом над хазарами. И жал нещадно соки из хазар и россов для процветания Каганата – колонии ползучей Иудеи.

 Как яростно, самозабвенно не раз спасал чеченский Хасбулатов забулдыгу и самодура Эльцина от ненависти россиян и импичмента Верховного Совета: Борис когда-то облагодетельствовал его, втащив за шиворот преподавательскую штафирку в кресло председателя Верховного Совета.

 – Я ваш пожизненный должник, Виктор Владимирович, – сказал Чукалин.

 – Да ну? А я, было, решил, что мы здесь, в нашей Рашке, проштрафились перед тобой и сами задолжали. Ну, раз должник – то отрабатывай, – с усталой жесткостью сказал Верховный.

 – Чем именно?

 – Вся инфа по Индарию, насколько помню, пришла через тебя? Я тряс уже, как грушу, Бадмаева и Пономарева. Запрашивал Генштаб и Минобороны: кто есть Индарий с его посланием президенту? В ответах «бе» и «ме» предположений и «ку-ка-ре-ку» всяческих паранормальных версий. И ни черта конкретного, реального! Сайт пресс-секретаря трещит от воплей и тотального одобрямса сетевиков: ур-р-р-ря-я-я Индарию за его мудрые указания президенту! Два миллиона посещений. Кто этот бегемот в посудной лавке, спустивший мне нотации по интернету – как управлять Россией? Ему нужен кадровый перетрах по-белорусски, чтоб перебить все старые горшки и чашки! Он знает про Россию больше президента?! Так может президент узнать про этого мудрака хотя бы изначальное: откуда вынырнул и кто таков? И можно ли с ним встретиться, если его послание на президентский сайт не фейк причокнутых уфологов?

 – Пока нельзя, – сказал Ичкер, посредник меж Индарием и президентским сайтом.

 – Что значит «пока»? И почему нельзя?

 – Его плоть адаптируется к нынешней земной гравитации в каповой пещере Урултаусского хребта близ села Бурзян в Башкирии. Это болезненный процесс.

 – И что это за плоть?

 – Рост восемь метров, вес тонна двести килограммов.

 – Вы… это серьезно?

 – Прошу прощения, Виктор Владимирович, явление на свет Индария не предмет для шуток.

 – Явление… откуда?!

 – Из его могилы. Точнее – ритуального захоронения после ухода в «сомати» тринадцать тысяч лет назад.

 – Где эта могила? Она – реальность… или очередной мираж из ваших паранормальных видений… подобное мне кукарекнул и Генштаб! – звенел от сдерживаемого гнева голос Панина, нещадно сдернутого из плотной, осязаемой реальности в раскрашенный мифо-пузырь.

 – Так, где эта могила?! – он повторил вопрос, перекипая в отвращении к бредятине из монитора.

 – Сакральное захоронение Атланта в «Кургане Алан-Батыра» близ Башкирского села Бурзян. Существование Индария подтвердил Сталину Вольф Мессинг. Затем Джуна. Холм-саркофаг взломан изнутри несколько дней назад.

 Зависло, придавило гнетущей тяжестью долгое молчание. Его прорвал угрюмый, приглушенный голос президента. Он, отодвинувшийся в полутьму от монитора, приказал помощнику:

 – Дайте снимок со спутника села Бурзян в Башкирии… и холм-захоронение близ него «Курган Алан-Батыра».

…Видеоглаз из стратосферы поймал, стал укрупнять селение с избяными квадратиками и рядом – овальную проплешину в обрамлении тайги. В центре её вздымался, расползаясь на экране монитора, переливался зеленью пологий холм. Видеоглаз поймал его вершину. Приблизил. В ней зияла беззубой черной пастью рваная дыра. Земная каменистая твердь, выдавленная изнутри неведомой титанической мощью, пятнала изумрудность склонов черняво-желтым крошевом…

Верховный всматривался в проран, разворотивший вершину. Он властно манил взгляд. То был тоннель между его обжитым, но склизко-неподвластным государством и непознанным Зазеркальем. Тоннель засасывал в себя реальностью Индария, его нещадным, обнажающим кремлёвские провалы и просчёты, вердиктом президенту. В конце тоннеля маячили неведомые человечеству фантомы Лада и Гармонии, всеобщей сытости и мира. Но путь туда, в фосфоресцирующую призрачность, лежал через слом сколоченного президентом бытия, которое он возводил почти два десятилетия: слом советской индустрии и замена её олигархическим хребтом, несущим на себе и недра, и железные дороги, и автостроение. Да, алчно, воровски, нередко хамски и непрофессионально, в хапужном оборзении чиновников… но ведь несут! И этого, несущего, пусть через пень-колоду, таранят коммунисты с настырностью барана: сломать любой ценой!

 Опять ломать?! В который раз за столетие? В 17-ом ломали, в 37-м, в 91-м… Ломали с хрустом, кровью судьбы миллионов. В четвертый раз курочить уже притертые друг к другу блоки бытия, крушить по Троцкому и Ленину, с расстрельным людоедством комиссарских резолюций, сметавших в братские могилы церковников и казаков, зажиточных умельцев и русскую аристократию – пассионариев России?!

 Разум Верховного панически отталкивал и отторгал разверзнувшуюся перед ним бойню, непримиримо отстранялся от всемирной изначальной славы гениального полукровки в мавзолее близ Кремля, поставившего на дыбы (с благими намерениями!) и ввергнувшего в братоубийственное истребление миллионы.

 Верховный, в свое время изучивший французскую и русскую революции, творения Солоневича и Бунина, тихо возненавидел все рев-изломы, категорически выбирая Эволюцию. Однажды он признался в этом доверенному кругу приближенных в Завидовском застолье. Спустя несколько недель с изумлением увидел в интернете, как воплотились в явь его пристрастия. Стараниями услужливых политподельников из пресс-службы его соцвыбор между Революцией и Эволюцией ляпнулся на стены и заборы в большинстве губерний многотысячными граффити. На них двух вертикально отштампованных полысевших мужичков – Ленина и Панина – разделял матёро-красный символ – Революция. В нём жирно перечёркнута заглавно-кровоточащая «Р». Осталась куцая, безграмотно-ущербная, Панинская «еволюция», которую он исповедовал два десятка лет.

 Поистине, услужливый дурак хуже врага. Поскольку интернет, нафаршированный сотнями тысяч выброшенных с праздника жизни анонимов, с бессильным омерзением смотрящих на гедонистский шабаш обожравшихся правительственных и чиновных хапуг, взорвался хлещущим каскадом издевательств:

«Господин «лучший немец», тебя плохо учили в Германском КГБ и Штази делать «еволюцию»!

 За несколько часов все россыпи из обезглавленных огрызков символа в губерниях испарились. Но дикая анархия российского бедлама и тотального хапка остались.

 «Да что ж это за Богом проклятое государство, где невозможно навести нормальный, европейского замеса, порядок и встроиться на равных в их «Семёрку»?! На равных! Но не любой ценой! Любой ценой хотят туда все те, у кого там виллы, яхты, семьи и счета. Но в миллион раз больше тех, кто этого не хочет. И их сопротивление всё горячее накаляется под нашим задом. И рано или поздно, кажется, рванёт. Да так, что мало не покажется тем, кто не успеет смыться… Хабаровск – первый мне звонок?».

 Здесь кандидаты в губернаторы, в кремлёвские силовики, беседуя в Кремле с Хозяином, клянутся в верности, в патриотизме с лицом святого херувима. Но у взгромоздившегося в кресло «лик херувима» колдовским образом преобразуется в свиное рыло городничего из «Ревизора». После чего по-свински ненасытно назначенный жрет «желуди» бюджета, подпитывая москвичей откатами, и превращает карманную губернию в загаженный свинарник с нищающим народом…

 – Евген Васильевич… всё, в самом деле, по Индарию? – спросил подавленно, измученно президент. – Меня ведь отжимают от сермяжных истин, врут, лакируют ситуации. Твой глаз не замылен… Насколько помню, способен разглядеть неведомое простым смертным. Действительно внутри страны все так говённо? Ей опять нужны революция и сталинский ГУЛАГ?

 – Здесь моё мнение не важно. Важнее, что сам президент намерен делать.

 – Виляешь. Такого за тобой не наблюдалось в Дрездене, при нашем первом рандеву. Там был хирург и вивисектор, запустивший меня в геополитику. В чем дело, герр Ичкер?

 – Ваш подарок – усадьба… вариант обмена сына на атташе… язык не повернётся на негатив.

 – Может, хватит вилять хвостом: «чего изволите-с»?

 К нему, Верховному, давно пришла и воспалилась нужда в нещадной, голой правде. Так медику необходимо увидеть струпья и язвы на теле пациента, чтобы диагностировать проказу. В зависшей долгой паузе он жег Чукалина взглядом – агента, ни разу не солгавшего в своих аналитических шифровках о врагах России.

Ичкер ощутил: горячая, пузырчатая лава ярости вскипает, распирает изнутри. Этот двухголовец, на которого ухлопано полжизни, которого тащили во власть не скурвившиеся, с кремнёвой, государственной душой силовики, которого не раз вытаскивали безнаказанно из прокурорской паутины уголовных дел в период питерского рейдерства, бандитского хапка, – он хочет правды?!

«Изволь, герр подполковник дрезденского розлива, ты получишь правду. Здесь и сейчас».

– Вы требуете голую правду?

– Именно.

– Она убийственна.

– Так нам с тобой не привыкать к убийственной чернухе. Там в Дрездене, ты натравил толпу нацистов на мою Контору. Я разогнал её со стечкиным и вальтером. Потом, когда ты в кабинете стал проверять меня и вербовать в предатели, я засадил в тебя две пули. Так что продолжим в том же духе. Мы же не путаны, коих поужинали и тащат в постель.

 – Извольте в том же духе. Вы, двухголовец, утратили былое, офицерское, когда пускали в меня пули. И ныне соорудили защитный кокон для вороватых недоумков и непрофессионалов. Своих подельников по бизнесу, с которыми повязаны былым паскудством. Они курочат и уродуют имперский лик России. Вы исповедуете ту же идиому к приближённым олигархам, что и янки: «Самоса, конечно, сукин сын. Но он наш сукин сын». Но есть различие: американцы взращивают, удобряют среди самос лишь тех, кто верно служит монстру США, наращивает его мощь и силу. А вы лелеете и холите наших сукиных сынов, слепившихся в семейно-родственные кланы, которые воруют, истощают и подтачивают мощь России во всех её ипостасях: экономической, аграрной, промышленной, культурной, правоохранительной, семейной.

 – Что за «защитный кокон»?

 – Партия Едросов. Отстойник для рабов бабла. Вы обретаете там статус людоеда.

Пономарёв почуял, как заползает в хребет ледяная игла панического страха: «Да что же ты буробишь президенту, подлец?!».

 – Я обрету… или уже обрёл? Когда?

 – Как только они протащат законопроект №986679-7. Внесли Крашинников и Клишас, два Едро-нелюдя.

 – Я не успел вникнуть. В чём его суть?

 – Холуйский слепок с европейской ювеналки. Из двух гестаповских фрагментов: ПДН и спец-экспресс судами.

 – Подробней.

 – ПДН – подразделения по делам несовершеннолетних: по сути – мобильные эрзац-СС на оккупированной территории. Такие же подонки-полицаи, которых расстреляла Виолетта в своём финском доме, когда они рвали Ивана из материнских рук. Их бандитизм прикроют по этому закону экспресс-суды в режиме круглосуточного одобрямса. Итог в большинстве стран Евросоюза за двадцать лет: почти на четверть сократилось население. Для будущих отца и матери взведён капкан реальности: твоё единокровное дитя в любой момент могут отнять и передать в гарем для извращенцев или на «запчасти» медикам. Рожать ребёнка с этой перспективой – хищная реальность в системе ювен-людоедства. Поэтому и не рожают. У нас грядёт всё то же.

 – В итоге навис вопрос: одобрит ли всё это президент.

 – Пока что так, герр президент.

 – Учту. Ещё претензии и клички, помимо «людоеда»? Выкладываете, герр Ичкер.

 – Вы перспективный предводитель геноцида для России, с стратегией газоотравы.

 – Газоотравы… чем?

 – Фосгеном. Боевым отравляющим веществом времён Первой Мировой.

 – Вы мерили свою температурку, Евген Василич?

 – Генпрокуратуре и ФСБ померить бы её у «Ростеха». С последующей кувалдой уголовных дел – по темечку. Если, конечно, в президенте опять не завопит его чувствительная толерантность и он не станет сдерживать силовиков за фалды.

 – Значит созрел вместе со мной до людоедства наш «Ростех»? И кто заказчик?

 – Гайдаро-ельциноидная практика, пока при вас «NONGRATA». Любая госструктура, чтоб накопить жиры, наворовать из госбюджета, немедля норовит обзавестись кровососущей стайкой частников-клопов, чтобы отсасывать с подельников откаты, бонусы и неучтёнку. Когда запахнет жареным – отдать на растерзание клопа, а не себя, любимого. Как, например, ГИБДД при МВД, обросшие ЦАФАПами с их необъятной частной сетью из сексотных камер.

 – «Ростех» из тех же?

 – Размах «Ростеха» пострашнее. Его дочерний частный клоп «РТ-инвест», с семью сотрудниками в штате, купили у Японии пять МСЗ – заводов для сжигания мусора, и ТБО. Вместе со стройками заводов всё обойдётся государству в половину триллиона.

 – И в чём сермяга преступления? Кто будет отравлять, кого?

 – Японцы сбагрили за бешеный откат «Ростеху» старьё – их МСЗ дерьмо, способное сжигать по технологии «хитачи» мусор при температуре не выше 1200 градусов. Поскольку в наших ТБО до 30 процентов пластика, а значит – 6-7 процентов хлора, он заражает воздух при сжигании такой температурой именно фосгеном. Для полного эффекта завод выбрасывает в атмосферу онкоправоцирующие диоксины и фураны. Четыре МСЗ разместят в Подмосковье, один в Казани. «Ростех» намерен закупить их три десятка. Поскольку в России накопилось до 90 миллиардов тонн всех ТБО, прикиньте, чем предстоит вскоре дышать всем россиянам. Смердит Чубайсиада, процветает. Когда начнут дохнуть как мухи десятки тысяч населения и возбудятся ФСБ с прокуратурой, ростеховцы успеют смыться за рубеж – к их виллам, яхтам, семьям, банковским счетам. А вы над этим всем. Вы перспективный людоед в системе бизнес-корпораций, герр президент.

 – Мне не доложили про «хитачи», – вздувались и опадали желваки на скулах президента. – Где альтернатива? Придавить «Ростех» с его японскими заводами и пусть гниют и отравляют воздух накопленные миллиарды тонн всех ТБО? Что лучше? И где выход?!

 – Мы охраняем этот выход, – возник, озвучился из-за спины Ичкера генерал Пономарёв.

 – Что значит, охраняем? Что именно, кого?

 – Конкретно академика Левонтьева из РАН. Он под охраной в палате Склифосовского после попытки покушения. Исполнителя взяли. Заказчик практически выявлен.

 – Кто? Мотивы покушения?

 – Левонтьев разработал, испытал свой образец завода в Уральском отделении РАН в институте металлургии – в шахтном агрегате. В их образце при температуре 1600 градусов сгорает всё земное и в том числе любые фракции из ТБО с пластмассой – без выбросов и без остатка. Что означает полную никчемность японской технологии «хитачи». А значит крах гешефтного проекта для «Ростеха». С откатами для ростеховцев на миллиарды.

 Зависло долгое молчание. Зацементировалось в каменной угрюмости лицо президента на мониторе. Услышанное придавило бетонною плитой. Выстреливало бытие в него подобной вороватой похабелью из спецдокладов, по сути, ежедневно. Но чтоб в таких масштабах… с такой бандитской беспощадностью…

 Панин поднял глаза, спросил Чукалина – надтреснуто вибрировала в голосе усталая растерянность:

 – Евген Василич, меня подталкивают к выводу, что прорывная технология в России, опередившая свой западный аналог, наткнется неизбежно на противодействие?

 – Биндюжник Левин с одесского Привоза сказал свояку Моне по такому поводу: «Ты Моня, удивляешься? Таки позволь сказать, что сам я жутко удивляюсь на твоё удивление». Позвольте откорректировать вопрос, Виктор Владимирович: не технология, а все прорывные технологии. И не противодействие, а смертную вражду с последующей нейтрализацией автора. Нынешняя система бонусов и воровства на всех этажах вашей власти пожирает любого, в ком ещё сидит, не вытравлено государственное мышление.

 – Всё действительно так убийственно?

 – Я назову лишь несколько из наших технологий – не просто всероссийского, но мирового масштаба. Они забетонированы в гробницы умолчания, их авторы шельмуются и загнаны в режимы нищеты и изоляции.

 – Называйте.

 – Все наши танкеры и газовозы, ледоколы и фрегаты, десантные корабли и круизные лайнеры, мосты и небоскрёбы, все нефтяные и газовые платформы сооружаются при помощи сварки. Вся эта мега-металлическая беспредельность испещрена сварными швами базовой традиционной технологии. Которые выдерживают 13 060 циклов переменной нагрузки. Её стоимость – 8 миллионов евро. Российский автор Иван Муравский изобрёл технологию сварки, которая выдержала 246 671 тысячу циклов. Больше в 19 раз! При этом шве крошится и рвётся от нагрузки сам металл, а шов остаётся целым. И стоимость установки – всего лишь 1 миллион евро.

 – Её внедрили?

 – Узнав о ней, её пытались заполучить сотни предприятий. Но вздыбились в отказах, утопили в фарисейской ядовитой болтовне вице-премьер, на которого я привёз досье из ЦРУ, депутат ГДедросовец и Минпромторг. Автор в больнице со вторым инфарктом. А установка новой технологии похерена той самой системой бабло-бардака.

 – Дальше.

 – Дальше – ещё хуже. Двое двуногих слизняков того же «Ростеха», с мозгами и рефлексами сосущей аскариды, угробили до основания национальный Центр авиастроения с его ЛИИ – базовым аэродромом.

 – Кто именно?

 – Ваши назначенцы: зам корпорации, бывший торговец табуретками Псюрдюков и его начальник Черверезов. У них особые заслуги перед Россией.

 – Какие именно?

 – Осатанелый, наглый разгон специалистов. Вместо конструкторов и инженеров жируют и дербанят миллионы из бюджета одни бухгалтера и аудиторы. Работают день-два в неделю. Всё остальное время – командировки по загранкам на персональных самолётах. И сауны с блядёшками и примадоннами. Одной из них, всем осточертевшей старухе, которая ещё вокально подвывает на подмостках, «Ростех» за разовый концерт отваливает сорок миллионов. А перед этим Герой России Магомед Толбоев выпрашивал для проведения авиасалона хотя бы десять. Но получил хрен с маслом-отработкой.

 – Хоть что-то сохранилось?! На авиасалонах что-то демонстрируют?! – клокочуще, сквозь зубы выцедил с экрана монитора президент. – Что с «Суперджетом», о коем мне раструбил «Ростех»?

 – Своя, российская дюралюминиевая оболочка. Всё остальное, вся начинка – как везде: движок французский, вся авионика от итальянцев, салон израильский, в то время, как российские спецы в цехах, готовые поставить всё это в разы дешевле, простаивают без работы. Ну и так далее, контракты с забугорниками, за бешеные цены, две трети из которых оседает в «Ростеховских» карманах. Итоги – нажравшиеся паханы «Ростеха», ограбившие авиасалоны на полтриллиона за 12 лет, почуяли, что стало припекать под задом. И подали на банкротство. Вы же отпустите их за бугор с награбленным, герр президент, облобызавши на прощанье? Могу добавить к сказанному…

 – Хватит! – вполголоса, хлестнул из интернет-пространства кипящей, злой растерянностью Панин. – Ну и что делать? По вашему кинжально заточенному взгляду догадываюсь о рецепте: опять по Ленину и Троцкому, по Каменеву и Свердлову с Берией: стрелять и вешать на вонючих верёвках?

– Сажать! Надолго! Не в лагерный пент-хаус с камином, телевизором, а перемешивать проворовавшуюся, закупленную с потрохами сволочь с уголовным паханатом, с тюремной кодлой рецидивистов! И с постоянным местом у параши! На годы, без проститутского УДО от паханов ФСИНа! С тотальной конфискацией всего имущества у всех родных и всех подельников. Внести поправки в Конституцию и УК и продавить любой ценой! Через едросовские вопли, визги! Там большинство ведь из того же теста, пристроились к бюджетному корыту!

Тому, кто выживет в тюрьме за эти годы и не повесится, давать возможность описать всё это. С последующей утечкой в прессу. Эффект будет не меньший, чем отрубленные руки.

 – Всё?!

 – Нет. Прогрессивные налоги, как во всём мире. Судебная система вам неподконтрольна, загнила в сердцевине. Нужен закон: судью и прокурора, клепающих проплаченные подлые вердикты, лишать профессии пожизненно, с отягощением вины перед Законом. Но вы ведь не продавите такой закон через ГД? Вам предлагали всё это в поправках к Конституции. Но всё бесследно испарилось.

 – Внедрить тотальный страх?!

 – Страх для ворья и компрадоров. Он, как и боль для тела, полезен, предупреждает об опасности. А значит, помогает выжить госорганизму.

 – Чукалин, вы на сегодня сточная труба! Из вас потоки экскрементов! Что, здесь, за время моего правления не сотворилось ничего полезного?! Ваш глаз способен различить какие-то фантомы, проблески света?

 – Фантомы были. Абхазия, Осетия и Крым… ракеты… ВПК и армия. Российский бык ныне с громадными бойцовыми рогами и копытами. Но заражён внутри гельминтами, которые его пожирают. И скоро он не сможет даже поднять ни рогов и не копыт.

 Верховный молчал. Монитор с лицом «герр подполковника» из Дрездена, придавленного и обессоченого долгим президентством, сочился горькою, мучительной усталостью. Он, наконец, позвал:

 – Генерал Пономарев.

 – Слушаю, товарищ Верховный главнокомандующий.

 – Готовьте документы на Чукалина. Он переходит в Кремль, ко мне. Помощником в Совете Безопасности.

 – Каким числом приказ?

 – Генерал Ичкер, через два дня я жду вас на работе в новом качестве.

 – Просьба, товарищ президент…

 – Какая?

 – Меня гнали сюда «коллеги», как собаки зайца. Неделю прятался в схроне родной базы.

 – Я же сказал: вторженцы будут наказаны в Генштабе и МВД.

«Но очень деликатно, толерантно, как всегда, в твоём ручном режиме» – дополнил про себя Чукалин. Продолжил вслух:

– Вам передали два агентурных досье из ЦРУ: на министра и двух вице-премьеров… прошу прощения, вы ознакомились?

 – Позвольте мне как президенту самому решать, когда и с чем знакомиться! – замедленно ворочая челюстью, будто разжевывал горькую пилюлю, выцедил Верховный.

 – Тогда последнее, товарищ президент.

 – Что ещё?

 – Мать и отец похоронены в Чечне. Я не был на их могилах почти двадцать лет. Позвольте отлучиться, съездить туда… дней на пять?

Верховный поднялся, отошел от монитора. В нём сгущалась тьма. И было сказано из тьмы:

 – Три дня. Оповещу Кадырова, вас встретят и проводят.

Все смолкло, монитор погас. В молчание угрюмо втиснулся Пономарев.

 – И что у нас в осадке? Легализованный Ичкер нейтрализован и повязан. Запрут свеженького генерал-старпера в кремлевскую клетушку, под круглосуточный надзор. Ну что, добился своего?

 – Он сам запросил правду, – угрюмо выцедил Ичкер.

 – Но не такую же панельно-голую, без ничего! Мне доложили: он показал твои досье в Совбезе. Там четверо из девяти уперлись рогами, зациклились на обвинительной версии: ты вбросил дезу из ЦРУ с целью вбить клин между Кремлем и правительством в тот момент, когда нужна предвыборная стабильность и согласие. Схватились, как в боях без правил. Сошлись в одном – тебя немедленно просвечивать со всех сторон, в рентгеновском режиме, в Кремле.

 – Поэтому я попросил неделю. Достаточный срок, чтобы раствориться в пространстве.

 – Ладно. Пока смотаешься в Чечню – три дня есть. Будем форсировать альтернативу. Она предполагалась, и ныне подтвердилась.

 – Я не поеду.

 – Что значит «не поеду»? Ты собирался на могилы …

 – Их нет. Масхадов реализовал идею Яндарбиева: разворотил снарядами русское кладбище. Потом бульдозером – по костям и черепам. Сравняли все с землей, чтоб на Кавказе и не пахло духом «гаскихяк» (русская свинья – чеч.).

«И я буду не я,

Не прокурор Аллаха,

Если российская свинья

Не ляжет на вайнахов плаху.

Я воин Газавата, вихрь Гавваха,

И пусть гяур дрожит, визжит от страха!» – стишок Яндарбиева.

– Шакал, говенный рифмоплет, – с омерзением выцедил Пономарев, – вовремя в Катаре рванули его пластидом в клочья. А выродок Дауд живой остался, теперь в ИГИЛе шустрит, гадёныш. В Крыму, в их Меджлисе, выныривал и в Киеве. Ничего, достанем. Ну… если не едешь на кладбище к своим, тогда эскорт на наше кладбище.

 – И десять залпов над могилой? – жестко усмехнулся Чукалин.

 – Пять, щедрый ты наш, пять. Не хрен порох на всякое фуфло транжирить, поиздержались в Сирии, Ливии и Новороссии.

 – Фуфло – это Герой России, блистательный агент Ичкер. Большое данкешён. Ну-ну, довольствуюсь пятью. С Конторы, как с паршивой овцы, хоть шерсти клок. К подробностям допустите?

 – Это – хоть сто порций. Аверьян Станиславович, поделись.

 Бадмаев поднял стул, поставил перед Чукалиным, оседлал его. Вгляделся в иссушенное и прокаленное нелегальщиной лицо соратника, любимца, постигшего духовные высоты Кундалини, заговорил.

 – Обшарили пять тюрем с сидельцами по «вышке». Вычленили одного: «пожизненник», три преднамеренных убийства, патологический садист. Рост, вес почти твои. Сейчас пластический хирург доводит сходство до максимального, надели зубную коронку, такую как у тебя, вставили его ДНК в твоё досье. Коллеги-проверяльщики сунутся, прежде всего, к коду ДНК.

 Теперь по самой сути. После полуночи твоя машина с двойником и двумя канистрами в багажнике на трассе. Скорость за сто двадцать. КАМАЗ с потушенными габаритами из лесополосы с просёлка. Удар. Пожар и обгорелые мяса Ичкера, поехавшего в Ичкерию. Теперь о твоей миссии.

 – Что за миссия?

 – Осесть в Заполярном Черском. Устроиться на быткомбинате Косенка. И быть при нём. С этим мы подсуетились. Полетишь к Косенку фотографом-художником. Ты экстра-мастер фото-пейзажей и портретов, мы их послали около десятка. Работы ему жуть как понравились. Он тебя ждет – столичного бизнес-партнёра.

 – Откуда Косенок? И кто таков?

 – Не признанный, пока что, гейзер экономики. Зафонтанировал, наделал шороху меж либерастов недавно, разворошил и вдохновил своей статьей в журнале всех монетаристов. Придумал формулу для потребляков, которая перевернет всю экономику планеты, на стыке математики, физиологии и биохимии. По ней можно будет определить коммерческую стоимость любой вещи для потребления: от экскаватора, столовой ложки – до кинофильма со Шварценеггером. И он почти закончил работу, готов выпустить такую формулу из клетки, как боевого пса для драки.

 – Зачем?

 – Рычаг для Бильдербергов с Ротшильдами: оптимизация двуногой биомассы на планете.

 – Что с Косенком? Заткнуть этот фонтан?

 – Ни в коем случае. Ловить экстрим с ним на охоте, на рыбалке, забыть, как дурной сон, всю нелегальщину и просто делать фотобизнес. Жить рядом в симбиозе, который неизбежно перерастёт в Химеру в экстремальных ситуациях! А их вам гарантируют кураторы Индария.

 – Мне остаётся сказать «Хоп!», товарищи коллеги. Какие выводы?

 – Сцепились в схватке две силы. Чертог Волка терзает на рубеже тысячелетий чертог Лиса. Тьму расплавляет свет. Зло, алчность и насилие вытесняются добром, семейным скрепом и состраданием. Отравленный олигархатом президент все чаще, волею инстинктов, станет выплёскивать в быт России ладо-рефлексы.

 – Зачем этим процессам Косенок и я?

 – Думаю, вы с ним – живой, разумный самописец полиграфа. Две стороны медали. Иль диаграмма, нарисованная вашей Химерой. Она отобразит диагноз: что с планетарным организмом, где, кто, когда корежит социум, в котором два вектора движения вперед: твой и либер-Косенка. И выбор между вашими парадигмами развития будет сделан теми, кто оживил и выпустил из сомати Индария.

 Зависло долгое молчание.

 Они обнялись – три сотоварища, соратника, собрата, неповторимый на планете подвид «гомо советикус» из биовида homo sapiens. Три неподкупных цербера на страже Отчизны.

г. Самара

==============================
Евгений Васильевич!
С днём рождения! С восьмидесятилетием! 
Здоровья, бодрости духа и новых побед на поприще русской литературы.

Редакция "Дня литературы"