Светлана ЛЕОНТЬЕВА. ЕЩЁ РАЗ ПРО БЕРЁЗКИ, БАОБАБЫ И БЕЛЫЕ ЛИЛИИ. По следам статьи одной юной критикессы

 

Светлана ЛЕОНТЬЕВА

ЕЩЁ РАЗ ПРО БЕРЁЗКИ, БАОБАБЫ И БЕЛЫЕ ЛИЛИИ

По следам статьи одной критикессы

 

Белоствольная, нежнолистая, окутанная туманом, умеющая поить соком сладким по весне, вы встречали ли подобное свойство – сок берёзовый? В банку нацеженный, сладкий, молочный? Млеко материнское не иначе. Берёзка везде – в письменности (берестовые грамотки), в лечении от болезней (гриб чага), в березовых туесках, а уж про дрова и берёзовый уголь и вспомнить не надо – это само собой понятно. В одном из музеев Нижегородчины я примеряла лапти, изготовленные из коры берёзы, сама как-то использовала берёзовый ствол вместо лаги, когда дачу ремонтировали. Но что такое береза в литературе? Символ глубокий, сакральный. Жаль глубинная. Это то, что надо защитить, укачать, убаюкать, за что погибнуть не страшно.

Может, я бы и не стала обращать внимание на берёзки – ну есть они, и есть, за окном шумят, листвой своей осенней землю укутывают, голые свои ладони, обмерзшие, в небо стремят. Но отчего так заходится сердце, пульсом по коже мне бьёт?

Недаром недоброжелатели наши с сарказмом о берёзе говорят. Если хочешь обидеть русского человека, плюнуть ему в душу, то запрети ему говорить о ней, думать, в рифму слагать. Вырви её из сердца, вытяни её корни, обкромсай скальпелем. А лучше вообще сруби. Ибо береза – это символ не только сокровенного, но и всей земли нашей, где пышно, лесисто, берёзово у нас. Не берёзово в пустыне, не берёзово в тропиках. А вот у нас связь с этим деревом внутренняя, ибо пили сок её, вскормлены, вынянчены. Сама, болея в детстве простудами, из белой кружки пила, полезно, вкусно. Берёза – дерево райское. И растёт оно везде, целуя воздух. Целительная наша…

...Тянуться каждой березой

           на каждом разделяющем нас километре,

Каждой молитвою, песнею в каждом ветре...

Обнимать звёздным шепотом, тишиною звенящею...

Не тоскою быть душною, только радостью быть пьянящею...

Развязать все петли дорог,

                      распустить над тобою веревочную петлю...

Говорить с тобой каждой надписью на асфальте,

                                                               в которой «люблю»...

Надышать тебе в сны ароматы сандала и мяты,

Чтобы путь твой был светел, чтобы дух был крылатый...

Я к тебе проникаю, любые преграды минуя, погрешности.

Только шепотом имя моё назови.

От меня до тебя километры целительной нежности.

От меня до тебя световые годы любви.

                                        (Владислава Броневицкая, Харьков)

За стихи о берёзе, за любовь к земле русской посылку с книгой этой поэтессы завернули у границы. Не пустили к читателям. Берёза для врагов – запретное дерево. Ибо уничтожь её, выруби, убьёшь душу русскую.

 

* * *

Эта Горловка –

нож у горла мне,

злая вязкая тишина.

Листьев шорохом,

дальним всполохом

будоражит мне кровь она.

Здесь от грохота

стены охали,

а на окнах здесь – всё кресты.

Но за окнами,

светлоокая,

верю, ждёшь меня верно – ты.

                     (Алексей Полубота, «На жгучих поях Новороссии»)

Конечно, легко лёжа на печке, вдали от границы России и Украины, рассуждать и глагольствовать о том, нужны ли стихи про берёзу?

Не стереть ли этот символ, не искоренить ли его из стихов. Ибо много его, тысячи, запредельно и через край.

Конечно, можно писать про баобабы, помните как у Гумилёва:

Посреди вековых баобабов

Вырезные фелуки стремят

На заре величавых арабов.

Но когда затрагивают, принижая, берёзы, то я становлюсь неистовой, места себе не нахожу. Хоть на дуэль вызывай да перчаткой в лицо кидай.

Поэтому пишу. Защищаю. Готова грудью на амбразуру. Ещё несколько примеров приведу: «Заколдованная берёза» Андрея Шацкова, а также его «Апрель»:

Уже вот-вот закружится метель

Черемух,

               задурманящих округу...

Плескал в протоках синевой апрель

И прошлогодним дымом плыл по лугу.

 

Листва чадила, мокрая листва,

С Покрова утаенная под снегом.

И не было, казалось, колдовства,

Чтоб стать неодолимым оберегом

 

От позадавних сумрачных потерь,

Случившихся как будто ненароком.

Но ты настал, целительный апрель.

И, как водой живою, брызнул соком

 

Берез,

            освобожденных ото льда

Стремительным пришествием апреля.

Когда уходят в землю холода,

Сердца, хоть чуть, становятся добрее.

 

И покаянью в душах место есть!

И Вербное приходит воскресенье.

И на крылах несут благую весть

Посланники Пасхального веселья!

 

И ещё стихотворение Елены Пиетиляйнен из новой её книги стихов «Заповедник любви», 2020 год:

Берёз изысканная вязь

Дрожит на полинявшем небе.

Росу смакует гибкий стебель,

И в нем – земли и неба связь.

 

Так и во мне – Творенье Божьем –

Земная соль и звёздный блеск.

А солнышко по светлым пожням

Закатится в угрюмый лес.

 

Но ночь обнимет на рассвете

Розовощёкий, тёплый день,

И будет, как ребёнок, ветер

Плескаться радостно в воде!

 

И не разрушить тёмным ссорам

Благую вечность бытия.

Пока тот стебелёк не сорван –

Ещё не сорвана и я ...

 

А Владимир Личутин! Ох, прорицатель и размах души русской: «Долгий отдых. ... День стоял погожий, июньский, весна ожила, уже березы распушились листом и родился на солнечных приречных местах овод-нуда; мужики сушили на вешалах поплавни, латали в неводах прорехи; тут же дымились костры и по всей деревне наносило кипящей смолой и пареным вереском» («Скитальцы», Книга 1).

А теперь про экспансию русского мира как такового. С чего она начинается? С мелочи, вроде бы незначительной:

– Разрушение символов. Народ без них, как без опоры.

– Выруби лес – климат изменится. Выдуют ветра. Пустошь для русского – гибельна. Из пустот, как из зияющих черных дыр, ангелы пропадают. Если сплошь до горизонта темь необъятная, то она в душу лезет, обволакивает. Пропал человек. Нетути.

– Истребление исконного, по генам переданного, кровью пропитанного, жизнью обереженного.

– Это и есть зарождение шизофрении: ибо с ног на голову переворачивается. Прошлое высмеивается. Истребляется.

– Хочешь победить русского? Бери его изнутри. Из детской, из спаленки его, из горницы доставай.

– Разрушение семьи, как символа нашего стояния супротив нечисти. А семья – это не только люди в избе, квартире, доме, а и то, что вокруг. Растения. Деревья. И, конечно, берёзы.

Или как пишет Владимир Пронский: «Когда же ее усадили на ворохе спасенного тряпья, а отец выгнал из катуха овец, унесшихся в темноту, и ревевшую корову, привязав ее к березе через дорогу, – прибежали на помощь парни с пятачка, соседи, больше переживавшие за свои дома, потому что к тому времени дом Тоньшиных почти сгорел» (Избранные рассказы»).

Да поймите вы уже, наконец, что разрушение как таковое, что веками было, что устоями называется, – это и есть экспансия. Человек, хоть и по происхождению русский, может стать враз не русским. Кем угодно, в Эстонии – эстонцем, в Польше – поляком, в США – американцем. На это и весь расчёт. Я бы в конституцию ввела законодательно о незыблемости наших устоев.

Конечно, писать про берёзы большая ответственность: дабы не скатиться в шаблоны, в банальщину, в навязчивость и скуку. Но это уже не моя юдоль, а делянка медовая дара и таланта. Я лишь привела пример. Да и за душу цапнуло меня остро и больно.

Думаю, что со временем некоторая (намеренно не говорю, что вся) наша критика станет именно такой: немного озлобленной, ковыряющейся в деталях, находящей одни токмо недостатки в стихах известных поэтов. И обязательно указывающей на берёзки, мол, надоело уже, обрыдло, шаблон это. И, таким образом, вообще будет искореняться образ берёз. Напомню: Запад не дремлет. Пока мы на пышных перинах возлежим, пока чаи пьём да по фестивалям ездим, конкурсы разные устраиваем, кубки дарим, медальки и письма благодарственные из интернета скаченные с вензелями и подписями, а «Запад выставил, свои направил цели добраться в наши кухни и постели, пробить нам грудь…». У меня несколько знакомых журналисток перевалились в навальнятский, неплохо оплачиваемый информативный круг.

Расскажу по порядку: информационная война идёт. Это всем известно, у меня мой Илюшечка-третьеклассник и то про это ведает. Война-то она – гибридная. Землю можно оттяпать и без крупнокалиберных снарядов. Ибо слово убивает не хуже ракет. Кстати, таким критикам и иже с ними неплохо платят, в отличие от наших патриотических СМИ, где всё бесплатно. Легко можно перекупиться, только надо в интернете найти соответствующую ссылку. Родину продать – это недешевая сделка. Сколько таких газет, журналов, альманахов, сайтов, блогов?! Считать замучаешься. А начнётся всё с критики поэтов. Будут убивать по одному, как Олеся Бузину в спину.

 

Иногда в социальных сетях я натыкаюсь на посты о литературе. И заметила, если хочешь уколоть и обидеть, скажи, мол, про березки написано.

Больно такое слышать. Несправедливо. Вообще, тем в поэзии две: «жизнь, смерть», остальное подтемье. И как разнообразие существуют интерпретации. Поэтому я решила защитить берёзу, ответ мой был таков:

Захожусь, словно нет воздуха, его не осталось,

от любви, от которой земля горячей.

Всё во мне: это солнце, что жжёт, сладость, жалость,

о, подруга-берёза, о свет мой очей!

Заступаюсь! Моя белоствольная, тонкие ветки!

Я уже не кричу, говорю на твоём языке.

Отвечаешь: я слышу незрячею музыкой редкой,

понимаю тебя! Словно плавлюсь в своём леднике.

И слепым я щенком утыкаюсь в твои руки-ветки

и скулящим лисёнком, лосёнком, убита чья мать.

В моих жилах – твой сок! Твой берёзовый в капельной клетке,

можно вырубить рану – и пить по весне. Насыщать

всё живое вокруг! Ибо мёртвого, сохлого вусмерть,

этих палых деревьев, убитых речушек, озёр.

Пей мой сок из меня! Я тяну к тебе сочные русла,

и ко всем я тянусь, пробираюсь. И мне не позор

говорить про берёзы! Про эти синичьи подгнёзда.

Иногда я ловлю в себе то, что мой говор похож

на вот это шептанье, шуршание вспухших желёзок,

на щемящее! Я перехвачена нежностью. Что ж

удушающе так? Болью в боли твои мне порезы,

о, сестрица… Я в школе дружила с берёзами больше, пойми,

чем с девчатами или мальцом-«ирокезом»,

даже с птицами так не дружила, зверями, с людьми.

Полнословно и радостно-небно, и лиственно-жарко.

За тебя бы я плавилась в солнце и мёрзла во льдах –

поляница, воительница и заступница я, и бунтарка!

Я листовой бы стелилась в лесах – кожу рви мою! – в  парках,

на дрова мои мускулы, плечи, сгорю до огарка

в этих русских лугах!

А сейчас я настолько захлёстнута правдою, что прибывает

и никак не уймётся: хоть вены все вскрыты и хлещет твой сок

вдоль земли всей – на пальцы, на кожу, на Альпы, на оси и сваи

сквозь висок!

Понимаешь, так было со мной, что казалось: весь мир отвернулся,

было столько предательств, подкупленных столько подруг,

я тебе расскажу про серебряники, про иудство.

Но простила я всех, как листву с плеч долой, с кожей рук.

А сейчас всё не больно и что поперёк – всё продольно.

Ибо я у тебя научилась, и ты мне одна лишь пример.

Отступать уже некуда – сзади Москва. Справа море.

Пробиваю я корнем – о, русский мой корень! – семь сфер!

И не надо мне бусы мои поправлять, мех и парку.

Одинокое дерево! О, для чего, для чего

принимаешь ты молнии, словно петлю ли, удавку,

принимаешь ты космос и сущность его, вещество?

И своих не сдаёшь, ни цветы, что вокруг, ни растенья,

превращаешься в уголь, в тепло домовое? Держись

в жизнь из жизни! И я за тебя, о, поверь мне,

птицей ввысь!

 

Не привела примеры известных наших березковедов, берёзо-поэтов. Березополянщиков. Берёзовоспевателей. Сергея Есенина, Николая Рубцова, Анатолия Передреева, Юрия Кузнецова, Александра Башлачёва, Сергея Куняева, Юрия Кублановского. Разнополярных, гигантных, большегрузных, космических, безмерно сердцу моему дорогих. Помню, как в пору бескнижья в библиотеку ходила, и стихи их в тетрадку переписывала. Многих. И не только выше перечисленных.

Про Гавриила Романовича Державина скажу. Вы спросите, что-о-о и он про берёзы, про ивы излагал?! А как же иначе, други мои! Вот оно его древо:

И вы подобно так падете,

Как с древ увядший лист падет!

И вы подобно так умрете,

Как ваш последний раб умрет!

 

Воскресни, боже! боже правых!

И их молению внемли:

Приди, суди, карай лукавых,

И будь един царем земли!

 

 И не могу удержаться от ещё одного, любимого, наизусть выученного:

Восторг, восторг – они, а страх

И ужас турки ощущают;

Им мох и терны во очах,

Нам лавр и розы расцветают

На мавзолеях у вождей,

Властителей земель, морей.

 

Под древом, при заре вечерней,

Задумчиво любовь сидит,

От цитры ветерок весенней

Ее повсюду голос мчит;

Перлова грудь ее вздыхает,

Геройский образ оживляет.

 

Поутру солнечным лучом

Как монумент златый зажжется,

Лежат объяты серны сном

И пар вокруг холмов вьется,

Пришедши, старец надпись зрит:

"Здесь труп Потемкина сокрыт!".

 

Алцибиадов прах! – И смеет

Червь ползать вкруг его главы?

Взять шлем Ахиллов не робеет,

Нашедши в поле, Фирс? – увы!

И плоть и труд коль истлевает,

Что ж нашу славу составляет?

 

Лишь истина дает венцы

Заслугам, кои не увянут;

Лишь истину поют певцы,

Которых вечно не престанут

Греметь перуны сладких лир;

Лишь праведника свят кумир.

 

Услышьте ж, водопады мира!

О славой шумные главы!

Ваш светел меч, цветна порфира,

Коль правду возлюбили вы,

Когда имели только мету,

Чтоб счастие доставить свету.

 

Шуми, шуми, о водопад!

Касаяся странам воздушным,

Увеселяй и слух и взгляд

Твоим стремленьем, светлым, звучным,

И в поздной памяти людей

Живи лишь красотой твоей!

 

Есть ещё такое понятие – всемирное древо, связующее нас. У каждого народа эта связь своя: есть общее «Иггдрасиль, сикомор, байтерек их связуют».

Если рухнет древо мироздания – исчезнет мудрость, стойкость. Исчезнем мы.

Берёза – это свет, чистота, если хотите, мерило. По ней измеряется любовь.

И, конечено, святость. Белизна. Лилейность. Лилия моя – берёза.

Из стихотворений Натальи  Егоровой:

 

ЦВЕТЫ – ХРИСТУ

                  1. Лилия

Дрожит росой небесный белый крин,

Где с милосердьем слита чистота,

Когда монашка с лилией кувшин

Несёт к ногам тишайшего Христа.

И каждый раз – как молния, как стон:

– О, Кто распят был и зачем распят? –

И лилией белеет Твой хитон

В алтарной мгле вселенных и лампад.

 

Христос мой тихий! Лилия Небес!

По Галилее среди рощ и скал

Ты шёл земной судьбе наперерез

И лилии тяжёлые срывал.

Так мы, беспечно споря о своём,

Смешная озорная детвора,

Ромашки и гвоздики вольно рвём

В изрытых поймах старого Днепра.

И вдруг нас настигает, словно гром,

Открытый голос правды и вины.

Мы поднимаем головы – и ждём

Ответа напряженной вышины.

Над храмом разорённым облака.

И город в новостройках и пыли.

И душит сердце смертная тоска,

Как будто мимо главного прошли.

И навсегда душа потрясена

Незнамо чем – невнятным сном? лучом? –

И дышит напряжённо глубина,

Где всё на свете знает обо всём.

И снятся нам цветы в накрапах рос –

В них с милосердьем слит поющий прах.

И судит мир прощающий Христос –

И лилия сияет на устах.

 

Нежность моя! Цветь моя, краса, душа и любовь вещая! Берёза, не предам тебя во веки веков! Лилиями твои серёжки, розочками твои келейные листья, ствол твой нежный обнимать, грудью прижиматься, дабы жить дольше, любовь копить. Вениками твоими нечисть отгонять, чернодушников, хаятелей, оговорщиков, клеветников, ведьмаков, леших болотных, луговых чертушек, что бродят невидимыми, неприкаянными, не отпетыми, ибо дела плохие творити!

А вот и полено берёзовое. Отёсанное. Гладенькое. Ровнёхонькое. Ежели что в спину им, в затылок, дабы поумнели, да одумались. Ибо любое соприкосновение с берёзой уже польза.

И пора уже власти-то нашей одуматься, потому что тучи черные, густые, набухшие долларами, плывут  сюда в наш край берёзовый, чтобы купить слабых, сребролюбивых, падких на наживу. Укреплять надо ряды наши – родине преданных, не предающих.

Ибо всегда найдутся те, кто Каины. На каждого Авеля свой Каин. И камень.

Пора, пора уже, друзе!