Алексей ГУБАРЕВ 
Алексей ГУБАРЕВ
СЛУЧАЙНАЯ НА ЛИСТ СКАТИЛАСЬ ФРАЗА
УЩЕЛЬЕ
Хранимо буйными ветрами,
Ущелье спрятано от глаз
И неприступными горами
К нему петляет тайный лаз.
Окурен злыми колдунами
Тенист, туманен, без прикрас,
Обросший липкими репьями
Провала сумрачный окрас.
О нём витают кривотолки
И на слуху обрывки фраз,
Свирепые здесь рвали волки,
Случайных путников не раз.
У родника среди каменьев
Скелет обглоданный лежит,
Над амулетом меж кореньев
Вода строптивая бежит.
Душою подлою, гнилою
Исподтишка, где мрак царит,
Был в спину меткою стрелою
Искатель золота убит.
Убийца тоже недалече
Здесь навсегда обрёл приют.
Гюрзой укушено предплечье,
И кости средь травы гниют.
Тать золото считал беспечно,
Спеша с награбленным домой,
Но от змеи, уснув навечно,
Сам под кустом нашёл покой.
Сплетённой тканью деревами
Упрятана как пледом смерть,
Опавшими с ветвей листами
Там водит ветер круговерть.
Лишь редкий лучик нерадивый,
Когда, забывшись, зашалит,
Вдруг, зарумянившись стыдливо,
Убийства тайну осветит.
Зачем же я в порыве ленном
Час времени беспечно смыл?
Кому посильно в мире бренном
Умерить дьявольский мой пыл?
Пречистой Деве благодатной
За этот дерзновенный дар
Обязан, и мечтой приятной
Я сею сладостный нектар.
ОПАЛИЛА СПЕЛОСТЬЮ МАЛИНА
Опалила спелостью малина
Ветви в середине сентября,
Будто по безликой жёлтой глине
Тлеющего бросили угля.
Отчего не спела ты июлем,
Что заставило тебя отстать?..
Может, негодяй на цвет твой плюнул,
Иль посмел незрелой ободрать?
Не жалей былое, не томися.
В свете есть и божья благодать.
Коли привелось кому сломиться,
То Господь поможет спелость дать.
Вот и ты, надеждой ненапрасной
Отсылая слёзные мольбы,
Всё же налилась и стала красной
Супротив надломленной судьбы.
А теперь, когда всё стало серо,
Вызревшею ягодой манишь.
На обидчика взирая смело,
Под росой холодною искришь.
И на зависть всем, кто вызрел рано,
Чтобы иней не побил плоды,
Пьяные по-девичьи румяна
Поцелуем жарким даришь ты.
Опалила спелостью малина
Ветви в середине сентября,
И, как губы горечью калины,
Обожгла нечаянно меня.
ЦВЕТ ПОЛЕВОЙ
Не жизнь глупа, а я бездарен,
Когда букету пошлых роз
Цвет полевой в руке усталой
По лестнице пустынной нёс.
Как не предвидел, что второй!
Не понял взгляд давно пропащий.
И если ангел – ангел падший,
Плоть утоляющий игрой.
Что ослеплён был красотою,
А что холодной не узрел.
Быть может, большего не стою,
И быть за кем-то мой удел?
Нет-нет. Не может быть такого
Когда над всем бездушье роз,
А нежность цвета полевого
Тень недоступных милых грёз.
Я разорву мир заблуждений.
Забыть заставлю, чем томим.
Пойду искать и вне сомнений
Найду, что будет лишь моим.
И полевых букет соцветий
Окажется желанней роз,
Что ей, одной на белом свете,
В руке усталой я принёс.
УКРАДУ
Вечер, у окошка жёлтое пятно.
Тонкая дорожка, снег сошёл давно.
Сквозь рябые шторы милый силуэт,
Не закрыл бы ставни беспокойный дед.
И смотрю лукаво, а в уме одно;
Вот украсть бы деву, только не дано.
Не дано милаху прилепить к груди
Да, сорвав рубаху, губ её найти.
Губ, с которых льётся аромат степей
И невинный детский, сладостный елей.
Оттого несчастен, оттого грущу,
Что подарок редкий вдруг не получу.
Строг и несусветен востроглазый дед,
Как бы в жёлтом свете не наделать бед.
Постою подольше, пусть утихнет в сне
И тогда привечу скромницу в окне.
Нежным уговором растворю окно,
Пусть от страха вора проберёт озноб.
Не родится тёща, не родится тесть,
Украду девичью под луною честь.
У КАЛИТКИ
Выбелился снегом двор,
А в душе иное.
Льется тихий разговор…
У калитки двое.
Стелет месяц жёлтый плед,
По двору позёмка.
Ветер ластится ко мне,
Завывая громко.
Отчего не я, другой
Трогает калитку?
Сердцу не найти покой –
Нерв скрутился в нитку.
Да свился не хлопковой,
Не льняною пряжей –
Кованой решёткою,
Вымазанной в саже.
В перламутровый наряд
Обернулись ветви.
Я ловлю любимой взгляд
Повезёт ли, нет ли?
Синь глубокая очей
На другого смотрит,
И стою, любуясь ей.
И, печалясь, сохну.
Для кого-то хлопок, лён.
Мне – стальные прутья.
Болью горькою пленён,
Сердцу биться трудно.
Грею выдохом кулак,
А в мечтах калитка.
И не разорвать никак
Из железа нитку.
Выбелился снегом двор
Зимнею порою.
У калитки вечный спор
Проживали трое.
ТЫ ЗАБЫЛА
Ты давно забыла о повесе,
С кем делила первую любовь.
Как, последствий горестных не взвесив,
Бритвой разрезала вены в кровь.
Ты забыла жаркие минуты
Поцелуев долгих в темноте
На завалинке заброшенной халупы,
Первородный грех скрывали где.
Ты давно забыла моё имя,
Запах мой и цвет моих волос.
Первая любовь в тебе остыла
И не будоражит прежних грёз.
Отчего моя душа дурная
Так и рвётся в прошлое, ответь?
Сердце почему обуревает,
Будто сон больного, эта бредь?
Помню, как к груди твоей умело
Приникал, горим огнём внутри,
В час, когда бессовестно глазело
Око красное завистливой зари.
Помню трепет маленьких ладоней
И дыхания случайный всхлип.
Я тогда не знал, как сердце тонет,
И не знал, что навсегда погиб.
Я погиб, погиб как новобранец,
Брошенный войной в неравный бой.
До тебя других я горько ранил,
А теперь и сам убит тобой.
Только ты забыла о повесе,
С кем сыграла первую любовь.
Видимо и мне, былое взвесив,
Стоит перерезать вены в кровь.
ТУМАН
У берёзки мшистой
Утренний туман
Прядью серебристой
Обнял тонкий стан,
Белым палантином
Обернул сосну,
Потерял в низине
Белую ступню.
Молоком студёным
Стелет по реке,
Шерстяным бубоном
Дремля на буйке,
Под осенним клёном
Облаком залег,
Раскрасневшись словно
В печке уголёк.
К ивам золотистым
Щёку прислонил
И росою чистой
Плети им умыл,
А с зарёй растаял,
Будто флейты звук,
Если ей свистульку
Засорили вдруг.
СПОТЫКАЛСЯ ВЕСЬ ВЕЧЕР
Спотыкался весь вечер о солнце,
В полночь сел отдохнуть на луну…
Я сегодня напился до «донца»
И к калитке твоей не приду.
Я не буду орать хрипло: – Даша!
И штакетник прогнивший ломать,
И проснувшись от шума, мамаша
Бузотёра не станет ругать.
Под крушиною хрупкой, озябший,
В сочных травах фальшиво спою,
И накидкой туман подгулявший
Утром смочит рубаху мою.
А когда я, похмельем разбитый,
В дом скрипучий устало ввалюсь,
То, блюя над измятым корытом,
Над собой от души посмеюсь.
СОСНА
Серым перламутром вышита луна,
На обрыве стонет тонкая сосна,
Ураганный ветер, как сердитый пёс,
Налетает с лаем на крутой утёс.
Жутко завывает, стелет над рекой,
Украшая волны пышной сединой,
Молния сверкает и бормочет гром,
Мечутся по небу тучи табуном.
Как птенец, случайно выпав из гнезда,
Плачет и трепещет юная сосна,
Опахалом дивным разметав крыла,
На ветру качает лапами она.
Бурею упруго клонится к камням,
Хлёстко ударяя травы по вихрам,
Над водою бурной гнётся и скрипит,
Под обрывом берег глиняный кипит.
Лик луны унылой в непогодный час
Сонно наблюдает, словно рыбий глаз:
Сломит ли порывом неокрепший стан
Девы одинокой страшный ураган?
Что же обтрепала веточки, сосна?
Что не зеленишься, буйная краса?
Иль не с тем утесом, не у той реки,
Иль наперекор решила, вопреки?
Так и та, другая, всё ждала, ждала,
Что любовь угаснет первая моя.
Только не случилось. И как та сосна,
Растерявши время, глупо отцвела.
ТАКОЕ ГЛУПОЕ СВИДАНИЕ
Сон грустный – разочарованье.
Кровь прекратила шумный ток.
В вечернем платье на свидание
Пришла… А ты прийти не смог.
А может, просто и не думал?
Что стоит глупо пошутить?
Бывает, ветер нежно дунул,
А плод незрелый с ветви сбит.
Поверила. Пришла. Ослепла.
А как манил! Горела ведь,
Всего-то получасом пред
Пустой надеждой сердце тепля.
И вот одна… Фонарь горит.
Прохожий редкий обернётся.
Смущённо тень к дороге жмётся,
Блестит путей трамвайных нить.
Сон грустный – разочарованье.
К ногам сполз газовый платок.
Такое глупое свидание
Обман придумать только мог…
СЛУЧАЙНАЯ НА ЛИСТ СКАТИЛАСЬ ФРАЗА
Случайная на лист скатилась фраза.
Не написать её никак не мог.
Когда царь-камень полыхнёт меж стразов,
Поймёшь, как выше человека Бог.
С того пишу, что вдруг тебя увидел.
Хоть и ценю людскую красоту –
К толпе ты несравненный небожитель,
На Землю опустившийся не ту.
И притупился раньше взор игривый,
И гадкое поглубже затолкал,
Как будто захворал неисцелимо,
Или нутро о что-то изодрал.
Ещё одна на лист скатилась фраза.
И снова воспрепятствовать не смог.
Всего одно даровано мне право –
Изречь письмом такой нелепый слог.
И пусть тебя нисколечко не стою,
Молю: – Не отреки бесплодный дар,
Ведь солнце, что сияет над горою,
Звезда, а не бездушный жёлтый шар.
И ты не холодна, как преподносишь.
А то, что прячешь, – всё напрасный труд.
Такого нет, когда не смертоносен
Надёжный яд, которого глотнут.
Скатилась с уст очередная фраза.
Не проронить её, прости, не мог.
Когда царь-камень полыхнёт меж стразов,
Поймёшь, как выше человека Бог.
РАДОСТЬ ДУШИ НЕОБЪЯТНАЯ
Радость души необъятная,
Горем цветущая Русь,
Нив пустота благодатная,
Шелест сухих кукуруз.
Жизни намёт очертелый
В лоне больших городов,
Сон деревень опустелых
В прелой поленнице дров.
Тропы, травою поросшие,
Без седогривых коней
Поле, и пастбище тощее
Грустью приклеены к ней.
Леса кипейная зелень,
Запаха ландышей плен,
Пасти дорожных расщелин,
И беспробудная лень.
Драки и ругань кабацкая,
Кражи высоких чинов,
И наслаждение адское
Звоном чужих кандалов.
Птица двуликая в знамени
И на преступном гербе,
Да непосильной испариной
Власть на народном горбе.
Радость души необъятная,
Нищей отчизны сума,
Бедная и неопрятная,
Все же ты сердцу мила.
ПЬЯНЫЙ ГАРМОНИСТ
В почернелой бухте ветра пересвист,
Отморозил пальцы пьяный гармонист.
Занемог простудой нищенский задор,
Захлебнулся кашлем тульский перебор.
Что же ты, миляга, вздумал кораблям
Плясовую бацать, а не кумовьям?
Им бы слушать рынду, да шлепки волны,
Резать бы на пену грозные валы.
Не сиди на камне, не пытай судьбу,
Подбирай-ка, милый, старую клюку.
Собирайся с богом в тёмный переход,
Кораблей приветней там найдёшь народ.
Те копейку бросют, угостят рублем,
А кто побожее, наградит шмотьём.
И в ночлежке тесной посреди калек,
Будешь их любовью сыт и обогрет.
В почернелой бухте ветра пересвист,
Отморозил пальцы нищий гармонист.
Занемог простудой разбитной задор,
Кашлем захлебнулся тульский перебор.
ПРИЯТЕЛЬ МОЛЧАЛИВЫЙ
Что вперил взор в меня, приятель? Седой твой глаз,
Что без прищура блеснув лучом случайный раз,
Когда затеет солнце с тенью замысловатый па-де-грас,
Словно загадочный топаз меня вспугнет. (Его окрас
Как дым туманен и рассеян. Он будто ядовитый газ.)
Что ж смотришь пристально? Молчишь?..
Неужто стал тебе известен мой чёрный день?
Представь себе: – Загадка есть, и смертью веет
Её заманчивая тень. Но я старательно храню
Ту очернённую стрелу, вручил которой я судьбу.
И раз уж ты – служитель верный, тебе наряд
Той страшной тайны сейчас подробно опишу.
Внимая, слушай, друг сердечный:
– Где бант затейливый сплели Чегем и Черек, овивая
Струями водными пяту вершины снежной Кара-Кая,
И где таинственный хребет, полою красного кафтана
В свинцовый Терек угодив, грозит бедою неустанно,
Ущельями от глаз сокрыт, провал таится одинокий,
Из бездны смотрит в небеса зрачок зеленый его ока.
На дне его сыром, глубоком, деревья тянутся высоко,
Дуб тяжко стонет кособокий (мол, небо от него далёко).
В отвесах скрытная тропа змеёй струится меж камней.
Однажды я петлял по ней, один лишь зная цену ей.
Тот дуб кореньями увяз в полуистлелой мешковине,
В ней полно горя и греха, да зла чуть боле половины.
Под древом золото зарыто и души маются там чьи-то.
Всё происшедшее в тот час не будет памятью забыто.
Скажу, приятель, не тая: – Тот клад кровавый спрятал я.
Нас было пятеро в гнезде разбойничьем. Везде
Мы рыскали в горах, желая знать: – Когда же, где
На тонконогих скакунах, увитых золотом в тюках
Пойдёт беспечный караван? К Богам взывали по ночам:
– Будь послан и дарован нам!..
Но дни текли, мы исхудали. Давно людей мы не видали.
Все обозлились и, в беде, руки друг другу б не подали.
Но, милосерден Бог, поверь (им уготован был трофей).
Вдали залился коростель: – Знать не синица – журавель!
У каждого не сердце – зверь, мы спрятались в густой репей.
Богач с товаром и семьёй торговой следовал тропой.
Гонимые одной мечтой – добыть подарок золотой,
Свалили путников с коней… Взвился дурманом смертный хмель…
(С тех пор мне часто слышен крик убитого в предсмертный миг.)
Погибших быстро схоронив, добычу честно поделили.
Упрятались в Бандитской балке, в сырой пещере стало жарко.
Огонь костра и камень плоский, и вкруг четыре игрока.
В углу, почти что неприметен, полулежал в потёмках я.
Уж за полночь шагнуло время, когда легла в круг роковой,
Счастливо вздёрнутой рукой «свинья», нашедшая покой
В костях одною стороной. Один азартною игрой
Сорвал весь банк. Вмиг взгляд разбойников стал злой,
Налившись кровью. Понял я: – Реванш решила взять резня.
Не мешкая, схватив пистоли я выстрелил… И пали двое.
Бандитской пикой был сражён, кто бросился через огонь.
С последним накрепко сцепились мы на отточенных клинках.
Рука дрожала, но удар врагу пришёлся прямо в пах
И храбро дравшийся детина был выпотрошен как рыбина.
Забилось тело как в тисках последнего из игроков,
Едва державшись на ногах, взяв золото, я был таков…
Ну что, немтырь? Прознал о тайне? Так чокнемся вином, ужо!
Бокалом стукну о стекло, в тебя я верю, как никто.
(Коли услышал, так не скажешь, а коль увидел, не покажешь.)
Ты ж просто, зеркало. Ничто!
ПОЭТ И ОБЛЕТЕВШАЯ СИРЕНЬ
Укрыли сумерки живое.
Дрожит луны загадочная тень.
У хаты разговаривают двое;
Поэт и облетевшая сирень…
– Что смысл писать тоску и осень?
Чем хмарь украсит сиротливый взор,
Когда уж нет многоголосий
И подурнел сосновый бор?
Писать, так драку, катастрофы,
Где красок буйство обожжёт нутро.
И ваши незатейливые строфы
Вас вознесут и принесут добро.
– Шептала на ухо изгою
Раздетая, безликая сирень,
И сломанною веткой, как рукою,
Шуршала о задумчивый пырей.
Писать войну весьма почетно, –
Поэт невнятно отвечал, –
Но в этом утруждаться тщетно,
О битвах много кто вещал.
А вот сказать, как грусть прекрасна
В переживании сердец,
Как жизнь мила, когда напрасно
Вдруг пронеслась и ей конец.
Сказать, как чисто увяданье
И отдалённо от греха.
Я в этом вижу оправданье,
Всё остальное чепуха.
МЫ С ТОБОЙ ОТ ПОЦЕЛУЯ ПЬЯНЫЕ
Речку обожгла заря румянами,
Полыхнула пламенем в траве,
Мы с тобой от поцелуя пьяные
В этот сладкий час наедине.
Погоди, не прячься зорька рдяная
В облаках и в пышной бузине,
Ублажи сердца нам подаянием,
Долго тлея в дивной тишине.
Нежных губ волшебное касание,
Жар в груди стыдливою волной,
Это бесконечное свидание
Нас связало свадебной тесьмой.
Как зарёю жгли мои признания
Милое, любимое лицо,
Утро подарило нам венчание,
Речка – обручальное кольцо.
На реке застыл рассвет румянами,
Винный сок разлил по бузине,
Мы с тобой от поцелуя пьяные
В этот час хмельной наедине.
ЛЮБОВЬ, КАК МАКОВОЕ ПОЛЕ
Одна любовь, что звук капели
Прохладна и порой нудна,
Другая, будто бы качели
Вскружит, но вывернет до дна.
Мила и та, что словно ветер
Иссушит жаркие уста,
Упрятав строгий месяц где-то.
Она стихийна, но пуста.
Ниспосланной блаженной доле
Всем сердцем благодарен я:
– Твоя, как маковое поле:
Нежна, прекрасна и чиста.
И, словно пламенной зарею
Лик скромной девы молодой
Огнём своим, того не скрою,
Волнует грудь и разум мой.
КАМНЮ
За что гоним, мой друг, судьбою,
За что пленён морской волною?
Ты бит прибойною гурьбою,
А я гоним толпой немою.
Пустынный берег, рай печальный
Тебе назначен изначально
Сплетеньем роковым, случайным.
Ты неказист необычайно,
Уныл и сер, но неприступен,
А на груди следы зарубин
(Кровавый дар волн штормовых)
И нити трещин от ожогов
В бездушный зной лучей дневных.
Из раковин клочки кольчуги
Лишь украшением тебе
Да тина склизкою прислугой
Смягчает злобных волн набег.
А те всё бьют тебя, кромсая,
Швыряют в грудь медуз и звёзд,
И ветр, неистово кусая,
Над пеною скулит, прохвост.
Тебе бы в лес, под дуб высокий,
Иль в луг, где царствует кипрей,
А может спать в степи далёкой,
Лишь бы подальше от морей.
Но для тебя судьба поэта
Всевышним определена,
И мною ты любим за это.
Будь твёрд и стоек, коль дана
Средь стройных участь горбуна!
МНЕ С ТОБОЮ РАЗНЫЕ ДОРОГИ
Мне с тобою разные дороги.
Полюбила? – Обожди… Пройдёт.
Это чувство на века немногим,
А кому – не знаешь наперёд.
Всякому на свете есть черта,
За которой мир меняет краски.
Вот и это чувство, словно маска
Будет ровно в срок с души снята.
Не найдёшь такого в целом свете,
Не определён чему порог.
Если бы и не был я поэтом,
Всё одно откликнуться б не смог.
Не с того, что ты вдруг некрасива
Или бархат глаз прозрачно пуст.
Просто нет желания быть лживым,
Обдирая нерасцветший куст.
Лучше пусть уж разные дороги…
Лучше сразу обрубить канат,
Чем к тебе привыкнуть понемногу
И расплесть однажды школьный бант.
Я к тому, что прожито довольно.
Цвёл и я когда-то вдалеке…
В первую любовь любому больно,
Как от раны рваной на руке.
Не идти нам по одной дороге,
Хоть горит сорваться да в намёт.
Очень перейти дано немногим
Океанские пучины вброд.
Не хочу тебе оставить шрама.
Полюбила, обожди… Пройдёт.
А что утерял покой и сам я,
Знай про это также наперёд.
ОБМАНЩИК СНЕГ
Обманщик снег, зачем ты выпал,
Рассыпав серебристое враньё,
Зачем пургою ухал и мурлыкал,
Укрыв природу в белое шитьё?
Иль ты задумал ослепить игрою
Лукавых искр сознание моё
И, дрянь налётом пышным кроя,
Упрятал осени обрыдлое тряпьё?
Но знай, хитрец, и ты не вечен,
Придёт пора и жаркое копьё
Пронзит лгуна, и жалок, искалечен
Немое растеряешь ты бельё.
Его в лохмотья раздерут прогалы
С прозрачными ладонями воды,
А ветра монотонные хоралы
В сухой траве сотрут его следы.
Исчезнешь ты, как всё живое мира,
Исчезнет и неискренность холста,
И вместе с надоевшим слоем грима
Погибнет плод унылого труда.