РЕЦЕНЗИЯ / Анатолий КРЯЖЕНКОВ. «ПТЕНЦЫ ГНЕЗДА СТАНКЕВИЧА». О книге Николая Карташова «В кругу родных сердец»
Анатолий КРЯЖЕНКОВ

Анатолий КРЯЖЕНКОВ. «ПТЕНЦЫ ГНЕЗДА СТАНКЕВИЧА». О книге Николая Карташова «В кругу родных сердец»

 

Анатолий КРЯЖЕНКОВ

«ПТЕНЦЫ ГНЕЗДА СТАНКЕВИЧА»

О книге Николая Карташова «В кругу родных сердец»

 

Что мы можем внушить сегодня вдумчивому молодому человеку о личности Николая Станкевича, прожившего всего 27 лет в первой половине XIX столетия?

Напомним, что он литератор, автор стихов, драматической поэмы «Василий Шуйский» и нескольких философских прозаических этюдов. Но всё написанное им – предмет историка литературы. Сегодня труды Станкевича вряд ли взволнуют прагматичного молодого человека, которого будоражит нынешний накал жизни, а в душе теснятся вопросы к терниям предпринимательского бытия.

Можно обратить внимание на его «Переписку», этот своеобразный «роман взаимного воспитания молодых людей». Это о ней, о переписке вступающих в жизнь сверстников, Лев Толстой после её прочтения со слезами на глазах молвил собеседнику о Станкевиче: «Никогда никого я так не любил, как этого человека, которого никогда не видел. Что за чистота, что за нежность! что за любовь, которыми он весь проникнут…». Много ли найдётся юных читателей, попытающихся получить подобное впечатление от чтения «Переписки»?

Более развёрнутый и убедительный ответ на вопрос о роли Станкевича в нынешнем общественном сознании изложил писатель Николай Карташов в недавно изданной книге «В кругу родных сердец». Он поведал о товарищах Станкевича, которые испытали его влияние в период умственного взросления. Эти друзья-товарищи входили в сообщество московской молодёжи, а его признавали непререкаемым лидером, душой тесного дружеского кружка. Из этого объединения, как подчеркнул публицист Николай Чернышевский, «вышли или впоследствии примкнули к нему почти все те замечательные люди, которых имена составляют честь нашей новой словесности, от Кольцова до г. Тургенева».

Стоит уточнить: имена составили честь не только словесности, но культуры, вошли в анналы общественной и политической жизни. Вместе с главой товарищества Станкевичем они близки нам пытливыми натурами, живым, нестандартным мышлением, жаждой деятельности во имя просвещения и нестесняемого развития человека…

Кого первым назовём? Поступим, как автор, поведём разговор об именах по алфавиту. Константин Аксаков, сын известного писателя Сергея Тимофеевича Аксакова, памятного нам с детства «Аленьким цветочком», а потом «Детскими годами Багрова-внука», уже среди товарищей выделялся твёрдым характером и убеждённостью. Он признавался, что «не мог от кружка оторваться», но уже любил поспорить, вступал в словесные баталии о литературе, философии, искусстве.

Размышления в кругу сверстников впоследствии вывели его на путь славянофильства – известного общественно-политического движения, в котором царило убеждение в самостоятельности развития русского общества. О Константине Аксакове говорили: «Он за свою веру пошёл бы на плаху». Подобный шаг предпринял в 38 лет в 1855 году, передав вступившему на престол Александру II «Записку», в которой были и такие резкие, разоблачительные слова: «Современное состояние России представляет внутренний разлад, прикрываемый бессовестной ложью. Правительство, а с ним и верхние классы, отделилось от народа и стало ему чужим. И народ, и правительство стоят теперь на разных путях, на разных началах…».

Каков же выход? В «Записке» предлагалось: «Нужно, чтобы правительство поняло вновь свои коренные отношения к народу, древние отношения государства и земли, и восстановило их… Стоит лишь уничтожить гнёт, наложенный государством на землю, и тогда легко можно стать в истинно русские отношения к народу…». Гнётом на землю Аксаков называл крепостное право, эту «внутреннюю язву» России.

Пожелания непрошенного советчика императору остались без внимания, лишь привлекли дополнительный пригляд «охранителей» и властных мужей за его публицистикой.

Николай Карташов не ставил целью воспроизвести жизнеописание каждого члена кружка. На то достаточно исследовательской литературы. Автору важно было проследить процесс «взаимного воспитания» Станкевича и друзей.

Вот что вспоминал Константин Аксаков: «Станкевич сам был человек совершенно простой, без претензии, и даже несколько боявшийся претензии, человек необыкновенного и глубокого ума; главный интерес его была чистая мысль. Не бывши собственно диалектиком, он в спорах так строго, логически и ясно говорил, что самые щегольские диалектики, как Надеждин и Бакунин, должны были ему уступить». Без сомнения, Станкевич подпитывал духовную энергию юного Аксакова.

Нет особой необходимости подробно останавливаться на фигуре Белинского. «Неистовый Виссарион» – называли его товарищи по кружку. Неистовый в публицистических высказываниях, в споре по принципиальным вопросам. А принципы были демократические – достоинство человека и свобода слова, общественное равенство и отрицание крепостной зависимости крестьян. Его нетерпимость к тем изъянам особенно проявилась в рукописном письме к Гоголю, за чтение которого могли казнить или отправить на каторгу.

В кружке Станкевича только вызревал полемический запал Белинского. С признанным главой его связывали, по сути, братские узы. Николай Карташов приводит непосредственные строки Белинского, адресованные задушевному товарищу за границу, где он лечился: «Что ты? как ты? Скоро ли увижу, обойму я тебя? То-то бы порассказал я тебе о твоём Виссарионе неистовом! То-то бы посмеялся ты! То-то бы послушал я тебя! О, если бы ты опять стал жить в Москве, и мы, разрозненные птицы без матери, снова слетелись бы в родимое гнездо! Скоро ли – скажи!».

Неугомонный Михаил Бакунин, этот поборник радикального нетерпения и анархии, тоже вышел из кружка московской молодёжи. Впоследствии он встал вровень с видными революционерами Европы, правда, не поладил с основателями коммунистического учения Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом по взглядам на государство. Те считали необходимым построить справедливое общество на основе социализма, а Бакунин вообще отрицал государство как орудие принуждения человека. Анархия – мать порядка. Этот лозунг по сей день треплется на плакатах, но не выдерживает испытания на практике.

Николай Карташов не утверждает, что под влиянием Станкевича Бакунин пришёл к убеждению о приоритете неограниченной свободы. Слишком прямолинейно. Но согласимся с автором, что в кружке он научился глубоко размышлять. В книге примечательны такие слова бунтаря-анархиста: «Я начал вести трудовую жизнь. Я много работаю, делаю большие успехи, я в своей сфере, я живу. Большую часть времени я провожу у Станкевича. Мы вместе занимаемся историей и философией».

Из-под крыла Станкевича взлетели в большую жизнь самые разнонаправленные дарования, что впору считать московский кружок источником ведущих общественно-политических сил России.

В прошлом столетии кто только не старался кинуть камень в огород публициста и литератора Михаила Каткова. Противники его позиции государственника навешивали ему презрительные прозвища: «вечно лающий Катков», «будочник русской прессы», «жрец мракобесия» и так далее. А он постоянно подчёркивал, что «слабое государство, не способное ни обороняться, ни управляться, не жалеют, а презирают и добивают». И в 70-е – 80-е годы XIX столетия подлинный гражданин Отечества утверждал: «Могущество России, её величие так всеми чувствуется, что достаточно ей стать во всём самою собой, чтобы смутить и парализовать всякую вражду, ободрить и оживить всё дружелюбное…».

О своём старшем товарище по университету и несомненном лидере Катков впоследствии возвышенно отзывался. Одно из мнений Николай Карташов напоминает: «К Станкевичу как нельзя более идёт слово поэта: вульгарные натуры платят тем, что у них есть, прекрасные – тем, что они есть сами. В этом человеке заключалось что-то необыкновенное, обаятельное, живо говорившее и тогда, когда он молчал. В нём была сила, приводившая в связь и согласие самые разнородные элементы».

Мнение Константина Аксакова о Станкевиче как о человеке, чуждавшемся претензии, наиболее выпукло проявилось в судьбе народного поэта Алексея Кольцова. Автор книги приводит такой факт. Услышав стихи-песни прасола в фамильной усадьбе Удеревке, куда привела его судьба, Станкевич оценил самобытный талант, передал часть «пиес» для напечатания в столичной «Литературной газете», а затем собрал средства для издания отдельного сборника. При этом упрекнул Белинского за «разглашение» благотворительности в печати.

Не приди эта помощь вовремя, по выражению Александра Герцена, «весьма может быть, что бедный прасол, теснимый родными, не отогретый никаким участием, ничьим признанием, изошёл бы своими песнями в пустых степях заволжских, через которые он гонял свои гурты, и Россия не услышала бы этих чудных, кровно-родных песен, если бы на его пути не стоял Станкевич». Благодарный Кольцов убеждённо считал, что «если литература дала ему что-нибудь», то одни из счастливых дней и месяцев жизни – это общение со Станкевичем. В стихотворении памяти рано ушедшего из жизни товарища «Поминки» печаль Кольцова неизбывна:

Вдруг юноша вздрогнул,

И очи закрыл,

И чёрные кудри на грудь опустил.

Прозрачно, как мрамор,

Застыло лицо, –

Уснул он надолго!

Уснул глубоко.

Иван Тургенев, человек, грешивший показным барством и редко высказывавший похвальные слова в адрес собратьев по перу, Станкевича боготворил: «Как я жадно внимал ему, я, предназначенный быть последним его товарищем, которого он посвящал в служение Истине своим примером, Поэзией своей жизни, своих речей! Станкевич! Тебе я обязан моим возрождением: ты протянул мне руку – и указал мне цель».

Они встретились в последние годы жизни Николая Станкевича за границей, и дружеские беседы настраивали на «служение Истине». Николай Карташов уточняет, о чём шли принципиальные разговоры: о «преимуществах народного представительства, в государстве, о всесословном участии народа в несении государственной повинности и о доступе ко всякой государственной деятельности». По сердцу и по духу им были близки насущные интересы и устремления – просвещение всех сословий. Тургенев запомнил также слова Станкевича: «Отечество и семейство есть почва, в которой живёт корень нашего бытия; человек без отечества и семейства есть пропащее существо, перекати-поле, которое несётся ветром без цели и сохнет на пути…».

По выражению Тургенева, образ друга «носился перед глазами». Его черты нашли отражение в романе «Рудин», в нескольких повестях.

Семнадцать персон, членов кружка Станкевича, вошло в книгу Николая Карташова. Назовём и остальных, ибо они тоже оставили след в духовной жизни России: историк Тимофей Грановский, филолог, специалист по славянским наречиям Осип Бодянский, публицист и мастер путевых заметок Василий Боткин, переводчик Шекспира на русский язык Николай Кетчер, поэты Иван Клюшников и Василий Красов, профессор, знаток древнейших языков Каэтан Коссович, деятель народного просвещения Януарий Неверов, разработчик программы освобождения крестьян от крепостной неволи Юрий Самарин, а также младший брат Станкевича – Александр Владимирович, писатель, благотворитель, организатор собственного кружка московских историков, литераторов и музыкантов в 40-е годы XIX века.

И тут самое время уяснить, почему Николай Карташов взялся за эту тему? Объяснение простое: она его не отпускает с юных лет. В предисловии к книге он пояснил, как больно задели его слова одного из школьных педагогов о личности Станкевича. Дескать, барчук, сын крепостника, угнетателя простого народа. Тирада произнесена в годы вульгарного социологизма, но юный Николай, ещё мало знавший о Станкевиче, «твёрдо решил как можно больше узнать о нём и расставить все точки над i». Желание это проистекало из уязвлённого чувства земляческой гордости. Ведь Карташов появился на свет в селе, расположенном рядом с Удеревкой – фамильной усадьбой Станкевичей. Имя известного земляка согревало сознание о причастности уроженцев периферии – воронежского Черноземья, к укладу духовной жизни России.

Николай Карташов, следуя своему зароку, опубликовал в региональных и столичных газетах и журналах немало статей и очерков о знаменитом наставнике молодой московской когорты, издал книгу «Станкевич» в популярной молодогвардейской серии ЖЗЛ (2013), следом подновил подробности и выпустил расширенный вариант «Жизнь Станкевича», подготовил сборник цитат о своем герое.

А тема не отпускает. Вот и вышла в свет книга про «птенцов гнезда Станкевича». Думается, слово о наших предшественниках, составивших честь отечественной литературы, культуры и публицистики, важно для сегодняшнего общественного сознания. Если пытливый молодой человек выкроит время на биографический сборник «В кругу родных сердец», он многое соотнесёт с современной злободневностью, упрочит глубину своей исторической памяти.

Белгородская область

 

ПРИКРЕПЛЕННЫЕ ИЗОБРАЖЕНИЯ (1)

Комментарии

Комментарий #29496 06.11.2021 в 10:23

Хороший отзыв о книге. Надо только иметь в виду, что некоторые упомянутые персоны (напр., Грановский, Самарин, Кольцов) членами кружка Станкевича никак не были, хотя, разумеется, испытывали влияние Станкевича, поддерживали отношения со многими членами кружка.