Геннадий ВЕРЕЩАГИН 
Геннадий ВЕРЕЩАГИН
ЧТО НЕСЁШЬ ТЫ НАМ, ОСЕНЬ ДВАДЦАТОГО?
* * *
Слышен стук топора по древу
Средь остатков тех райских див,
Где гуляли Адам и Ева,
Первородный грех сотворив.
Змей уже пожалел стократно,
Что соблазн – дело рук его,
Но былое вернуть обратно
Не под силу Творцу всего.
Змей давно бы уполз на гору,
Но вершина горы в снегу,
С Человеком опасно спорить –
Обратил он весь мир в слугу.
Красоту под себя измерив,
Приоткрыл даже в космос дверь.
Что ему все леса и звери:
Царь природы – жестокий зверь!
Приуныли поля и реки,
Даже божья букашка – жук.
Вы за что нас так, Человеки?
А в ответ – только стук да стук...
Бог, услыша Природы стоны,
Всех поставил под свой закон.
«Царь природы? – Возьми корону,
И носи до конца времён...».
* * *
Что вирус есть – в том нет сомнений.
Есть пандемия? – вот вопрос.
Последствия наших сидений:
Возросший спрос, упавший спрос.
Мы – как заложники индустрий
Фармагигантов – воротил.
Кто врёт нам: Путин, Трамп, Мишустин?
Кто нас на цепи посадил?
Не те ль, кто производит тесты,
Вакцины, прочую бурду?
Какой обман имеет место,
С кого спросить нам по суду?
Пока правители все в страхе
Спасают глянец своих шкур –
Война бушует в Карабахе,
А Карабах – бикфордов шнур.
За ним весь вспыхнет полумесяц,
Ломая христианский крест...
И позолота словно плесень
Сойдёт с религий тихих мест.
Ведь на кону – большие деньги
И мир подпорчен, весь гнилой.
Ту шапку, что была на Сеньке,
Снимают вместе с головой...
* * *
Вирус – зонтик, под которым
Что хотят – то и творят
Те, кто в мир стремятся новый,
В мир где волк пасёт зайчат.
И сейчас идут разборки –
Кто сопля, а кто вожак,
Кому мясо, кому корки,
Кто из мудрых, кто дурак.
Вирус – часть войны гибридной,
Он для новых вожаков.
И конца ему не видно:
Дело есть – поменьше слов.
Кто Акела, кто Табаки,
Порешит Коронный век.
Оглянуться – все собаки,
Господи, где Человек?
* * *
Что ж ты, Серёжа, натворил,
Что мир весь прётся в твою хату!
Такую кашу заварил,
На год России точно хватит!
Да что там на год! Сотню лет
Уже поются твои песни!
И в праздник и в минуту бед
Без них не солоно и пресно.
Рязанский край без них не край,
А так – равнина без героя.
Твоя строка как каравай,
Хлеб-соль с открытою душою.
А с нею – несказанный свет,
И конь весь в розовом рассвете,
И чудо жизни вне монет,
А лишь в любви и вечном лете.
Сережа, что ж ты натворил!
О, как тебя нам не хватает!
Сегодня кони все без крыл,
И снег голубкой не летает.
Лишь слякоть и прозрачный дождь,
До низких истин слишком падкий,
Да в бункере засевший вождь,
Вещающий, что всё в порядке...
Воскресни половодьем чувств
И вымоли Руси прощенье
За дом в деревне, тот, что пуст,
За церковь, что вне откровенья.
Прости и всех врагов своих
И тех, кто был к тебе инертен.
Тебя убили, но твой стих
Убить нельзя – твой стих бессмертен...
* * *
Дожди-косички заплетает небо,
Приписанное к облачной воде,
И этим летом где я только не был:
В Крыму, в Париже, вообще нигде!
Коронавирус поломал все планы.
По партизанской крадучись тропе,
Обходим мы по сторонам капканы
В виде намордников, дистанций и т.п.
Пугают СМИ, пугают на работе,
И многие сами себе вредят.
Перед заразой все теперь – пехота,
А генералы в бункерах сидят.
Но мы свободны в выборе лекарства:
Кому ти-ви, кому стакан вина,
Кому любви изнеженное царство,
Кому-то одиночества стена.
Но за второй волною третья будет,
Пока найдёт нас всех девятый вал.
Танцуйте, пойте, пейте... Наши люди
Воспринимают должное как бал.
Стихия – тлен, стихия плен и муза,
Стихия – испытанье пошлых дней.
Лишь буря нас освободит от груза
Ненужных споров, кто из нас сильней...
* * *
На выдохе последнем лето,
В прохладе выткался простор,
И в небе песенка допета:
Покинул сцену птичий хор...
Листва, уставши, потемнела
И чаще на ветру кружит,
В ней паутинка онемело
Тончайшим веером дрожит.
И коронована царицей
Та, кого осенью зовут,
Повелевая всем склониться
К её ногам, в её приют.
А солнце гроздью винограда
Нас дразнит желтизною сот –
Его сорвать рука бы рада,
Да держит яблоневый плод.
Прощай же, вирусное лето!
Кто станет о тебе тужить?
Мы объявляем тебе вето:
Иди в историю – нам жить...
* * *
Что несёшь ты нам, осень двадцатого:
Новый вирус, стихию, войну?
Всё в тумане, всё призрачно-матово,
Всё подобно кошмарному сну!
На постели всемирности мечемся,
Междометия сыпя в бреду,
Только вряд ли от сна мы излечимся
В нашем маково-красном саду.
Было мало на кисти Малевича
Красной краски! Ему бы квадрат
Написать алой кровью царевича,
Что в подвале убит как солдат.
Красный – значит прекрасный!
Красивого
Столько вынесла наша страна.
Красной площадью рдеет Россия,
Да и осень в России красна.
И река от Москвы до Берлина
Красной кровью своей глубока,
В красном зареве Вечного Сына
Пламенеет России река.
Потому-то и любим мы кровушку
Что цвет русский из пламени взят.
Над любимой всерусской головушкой
Распростёрт Божьей Матери плат...
Что несёшь ты нам, осень двадцатого –
Новый вирус, стихию, войну?
Чем нам будущих правнуков радовать,
И кому передать нам страну?
* * *
Начало осени... Поля
В паучьи сети ловять зори,
Освобождённая земля
Всей грудью дышит на просторе.
Тяжелой зеленью листва
Свисает с веток как довесок,
Но желтизна едва-едва
Видна на шевелюре леса.
И в реках всё темней вода,
И луч – без жаркого укола,
И стали тише города,
Шум детворы запрятав в школах.
Настало царство хризантем,
Лиловых астр и георгинов,
Изящных циний, лишь затем
Виолу купят в магазинах.
И обнаглело вороньё –
Нет ласточек, скворцов и галок.
Лишь чайки сели на жнивьё,
Им, что ни дай, всё будет мало!
А неба синяя юдоль,
Лелея солнышко-иконку,
Всё молится на то гнездо,
Что было домом аистёнку.
И дом грустит, храня перо
На дне у памяти-колодца:
Ведь аистёнок был герой.
Дом утешается: вернётся.
Пришла пора и нам грустить,
Собрав в сердца событий крошки,
И молодые вина пить
Из чаши на хрустальной ножке...
* * *
Сто оттенков солнца в листьях.
Небо в платье голубом.
Осень радостно кружится
На поляне за окном.
Да ковры из злата стелет
При луне и в свете дней...
Но увы – её постели
С каждым днём всё холодней.
И на том спасибо, осень!
Ты поплачь, довольно гроз.
Кто о нас с тобою спросит
По зиме из жгучих слёз?
* * *
Осень, рыжая лисичка,
Поджигает дольний лес.
Её хвостик яркой спичкой
Вырастает до небес.
Светит клён, дрожа как свечка,
Может видел сны зимы?
А берёзки как овечки
Перед стрижкой так смирны.
И сердечками слетают
Листья подуставших лип,
Ветер в косах их играет,
К голым веточкам прилип.
Вытканы ковры из ржави,
Злата, света... Посмотри,
Хоть налево, хоть направо –
Всё твоё – давай, бери!
Осень – лгунья, как лисичка
С вечно тихой хитрецой,
И свободна, как синичка,
Что в рубашке золотой.
И охотятся стихами
Знатоки всех лисьих нор,
Посмотри: пестрит мехами
Лисий радужный простор.
* * *
Осенний бал. Деревья как княгини
В сиянье золота свою лелеют цель,
Но ясень-граф уже признал богиню,
Что в платье лунном, – голубую ель.
Краснеет клён, он молод и застенчив,
Дуб держится вне склок и вне суда,
И лишь осина вся дрожит, как птенчик
В чужих ладонях, выпав из гнезда.
Вдруг первый танец объявляет ветер,
Разминка-танец... Это – полонез!
И звёзды в небе зажигают вечер,
И шёпот по берёзкам: наконец…
Потом был вальс Андрея и Наташи,
Вальс «Листопад» – вдруг с места и в карьер.
О, господи! Всё русское, всё наше!
Ростов, Болконский, неуклюжий Пьер...
И кружит бал всё буйство дивных красок,
Каких не знают юг и севера.
Мазурка, минуэт (и все без масок!),
Прекрасная осеннняя пора!
А что сейчас? Увы, иные маски,
Ветра иные, танцы и балы...
И позапрошлый век совсем как сказка
Для нашей цифронутой детворы.
* * *
Октябрь на развес. Примите первый день!
Красоты – в розницу, а ржавь всех листьев – оптом!
В халате утреннем, рогатый как олень,
Вам улыбнётся месяц допотопный.
Он в первой смене: звёзды погасив
Как фонари на улице небесной,
Торговец в магазин нас пригласил,
Всё разложив по полочкам нетесным.
Вот листья золотые (рупь за пять!)
Вот мультицвет по моде (это внове!),
Малиновый, пунцовый (не хватать!),
Любой оттенок золота и крови.
Дешевле всех лист ржавый (рупь кило!),
Вода в озёрах с потемневшей гладью,
И солнца хладнокровного гало:
Ломается... с ним невозможно сладить.
А мальчик-ветер, тот, что всё в бегах,
По мусорным кулькам товар разложит,
Что в существе своём – отживший прах...
А разве нас не прах земной итожит?
Почти пуста та полка, где сады
Ещё вчера от тяжести ломились
Разнообразья вкуса для еды...
Всё в погребах! За что, скажите, бились?
И всех пернатых выбор невелик:
Вороны, чайки, воробьи и совы...
Срединной осени златой темнеет лик,
К руке холодной Севера готовый.
И месяцу уж торговаться лень,
И нас приняв за собственных холопов,
Он пишет: распродажа в первый день!
Красоты – в розницу, а ржавь всех листьев – оптом!
* * *
Люблю я, братцы, «бабье лето»
И женщин, что ему подстать!
Они красивы и при этом
Им опыта не занимать.
Они свободны, как тот листик,
Что в ясном воздухе кружит,
Их разум полной гроздью выспел
И на столе любви лежит.
Янтарный свет в душе их бродит
И как магнит к себе зовёт,
И нас, мужчин, с ума всех сводит,
Слюною наполняя рот.
И тянется рука невольно
К тому, что сладко все века,
Где расставание небольно,
Где встреча мотыльком легка...
* * *
За «бабьим летом» – осень-плакса
Нарисовалась наяву,
И листья ржавые как кляксы
Пятнают мокрую траву.
И небо, серое корыто,
Всё прохудилось: льёт и льёт
Вода как будто через сито
На город и честной народ.
Не видно птиц, одна ворона,
Отбившись от семьи своей,
Углём пятнает ветку клёна,
Нахохлившись как воробей.
Сиротски смотрятся деревья,
В сорочках, стиранных дотла,
И думают: вот так, поверь ей,
Всё обещала – что дала?!
Сулила золотые горы,
А на поверку – всем облом.
И люд и зверь забились в норы,
Сама пусть плачет, поделом!
И так душа полна смятенья,
А эта плачется с утра.
С земли исчезли даже тени,
Мы что, бесплотны? Вот пора!
И отвечает осень-пласка:
– Забыли вы – не осуди!
Не о себе я плачу, братцы,
О том, что ждёт всех впереди...
* * *
Ещё деревья в пеньюаре,
Но уж расчёсана коса
Прислугой – хладными ветрами...
К зиме готовятся леса.
Но одеяло Север прячет,
Пока царит осенний бог,
Пока немое небо плачет
У девичьих разутых ног.
А девы смотрятся в зерцала
Речушек, рек, прудов и луж,
И оголяются устало...
Не по душе им Север-муж!
Придёт, накинет одеяло
Из нитей жгучей белизны,
Швырнёт алмазы как бывало,
Чтоб всё сверкало до весны.
Мертвящие прикосновенья
Заставят позабыть про Юг
Под завывающее пенье
Седых как лунь метельных вьюг.
И чтобы в доме было строго
И жизнь осталась только в нём,
Он заведёт режим острога,
Где стража-Ночь царит во всём.
И вечер прячет в звёздной пасти
Свой луч надежды до утра,
И видит, как слезой ненастья
Стекает лист в узор ковра...