Валерий СКРИПКО. ДЕТЕКТОР ПРАВДЫ. Духовный подвиг Достоевского

 

Валерий СКРИПКО

ДЕТЕКТОР ПРАВДЫ

Духовный подвиг Достоевского

 

В зависимости от того, принимает или отвергает читатель взгляды Ф.М. Достоевского, можно достаточно точно определить, какие принципы, идеалы, нравственные правила формируют его внутренний мир. Имя, идеи Достоевского в этом смысле являются своеобразным детектором Правды Божьей. К ней писатель стремился всю жизнь, жажда её пронизывала каждое слово пытливого исследователя душ человеческих.

В «Православной энциклопедии» описывается явление голубя в церкви, где крестили маленького Фёдора Достоевского. Голубь влетел в одно окно, преодолел всё церковное пространство, и, возможно, убедившись, что мальчик благословляется церковью стать членом православной общины, вылетел в противоположное окно!

 Фёдор Михайлович стал большим писателем и свою роль посланца Небес исполнял со всем старанием воцерковленного человека. Эта бескомпромиссная искренность поразила современников. Её, как христианское чудо, остро почувствовали самые духовно-одарённые читатели. К нему потянулись студенты. Это были времена Российской империи, когда верующих православных граждан было еще достаточное количество, чтобы создавать соответствующую духовную атмосферу в общественной жизни.

 Но чем глубже проникал в российское общество западный прагматизм и атеистические учения, тем больше раздражал духовный подвиг Достоевского. Целый слой творческой интеллигенции России на протяжении многих десятилетий открыто не признавал и не признаёт творчество нашего национального гения.

Российский литератор Ревека Фрумкина в своих воспоминаниях о школьных годах пишет: «помню там читала Достоевского, которого уже тогда не переносила. В частности, хорошо помню физическое ощущение, что его читать не стоит». (1)

 Приходилось слышать интервью двух известных российских кинорежиссёров, которые тоже отрицательно отзывались о творчестве Достоевского. Таких «отрицателей» в нашем российском культурном пространстве довольно много. Читатели могут найти их реплики и высказывания в самых разных изданиях.

Достоевский зовёт в какие-то странные миры, где человек всё время скорбит о своей первородной испорченности и пробует избавиться от неё. И счастье смиренно ждёт, как Божью милость, и Благодать ждёт, как награду, которую надо еще заслужить, сознательно проходя через многочисленные страдания.

 Ненависть к Достоевскому всех атеистов, представителей других религий, только внешне исполняющих церковные обряды, как раз и объясняется тем, что все они сознательно избегают духовных страданий и придумывают самые разные способы для защиты от них. Достоевский своими откровениями отрезвляет их. Он всё время напоминает, что в большинстве своём мы еще не начинали предпринимать усилия по своему духовному спасению, что это дело – самое трудное в жизни любого из нас.

 Прозорливый В.В. Розанов писал о Достоевском: «Его мысль состоит в том, что есть дисгармония между законами внешней действительности, по которым всё течёт в природе и в жизни человеческой, и между законами нравственного суждения, скрытыми в человеке». Любому человеку предстоит выбор, «и Фёдор Михайлович делает его в пользу нравственности, при этом став в противоречие с природой, в вечный и бессильный разлад с нею». (2)

Разумеется, большинство людей выбирает следование законам «внешней действительности». После смерти Достоевского в 1880-м году, в последние десятилетия девятнадцатого и начало двадцатого века «Господь нас покинул на произвол адским силам, – писал митрополит Вениамин Федченков о духовной России. – О душе бы подумать. Другое всем представлялось важным: политика, материальное устройство, удовлетворение чувственных запросов, ну еще, может быть, наука, искусство». (3)

 Была у нас в царской России дворянская элита, которую представлял, например, род Набоковых. Судя по творчеству писателя Владимира Набокова, данный тип людей привык сам диктовать миру свои правила. Разумеется, писатель отрицательно относился к творчеству Достоевского. Эта порода людей вообще не способна воспринимать всю глубину духовных истин, которые заложены в Библии и которые впитал в себя Достоевский.

 Нынешние последователи Владимира Набокова (чаще всего, из нашего российского среднего класса) мечтают жить так же независимо от российского общества, как их кумир, который отличался «глубочайшей и неискоренимой самодостаточностью», отсутствием влияния на него авторитетов». Автор этой фразы, наш современник, студент Леонид Спирин скорбит о том, что в советское время «мы приобрели Королёва, Холмогорова, пусть – Маяковского, Шолохова, но потеряли осанку». (4)

 «Осанка» не только эстетическое понятие. Это пароль для всех эгоцентристов, как правило, материально обеспеченных и не желающих углубляться в тайны своей души. Лучше всего о духовном состоянии таких индивидуумов еще в начале прошлого века написал наш философ Иван Ильин. «Человек зажил такими органами души, которые бессильны по отношению к священному, которые берут только внешнюю сторону мыслей». (5)

Они создали некий социальный слой, круг избранных, которые живут, по сути, в своём мире светских утех, тешат своё тщеславие, ублажают свою гордыню. В дореволюционной России, чтобы жить по-европейски, обедневшие дворяне закладывали своих крестьян в банк, чтобы получить большой кредит и перебраться в Европу. На деньги, вырученные от продажи крестьян, покупалась модная одежда, арендовались приличные апартаменты – в общем делалось всё, чтобы обеспечить себе эту самую «осанку». Перед Октябрьской революцией 1917-года пятьсот тысяч российских помещиков проживало за границей, бросив свои поместья на произвол судьбы, доверив их случайным людям.

 Автор книги «Достоевский» Юрий Селезнёв приводит реальный случай из биографии писателя, которого во время учебы в военно-инженерном училище назначили ординарцем к великому князю Михаилу Павловичу, брату императора. Юный Достоевский, представляясь, «умудрился назвать его императорское высочество «вашим превосходительством», словно какого-нибудь обыкновенного генерала…

– Присылают же таких дураков! – искренне возмутился великий князь и распёк, как положено, и неудавшегося ординарца, и его начальство». (6)

Ну, конечно, как еще назвать того, кто не понимает простой истины: главное, «осанка», строгое соблюдение светских правил, принятых «элитой». Умнейший человек всего девятнадцатого века Фёдор Михайлович Достоевский, конечно, не вписывается в этот «хоровод тщеславия».

После смертных ужасов перед ожиданием расстрела по царскому повелению, после мук каторги и связанных со всем этим раздумий Достоевский пережил духовное перерождение. Но мало кто из современников пытался понять суть судьбоносной перемены!

 В речи на первом писательском съезде Страны Советов в 1934-м году Максим Горький говорил: «Достоевскому приписывается роль искателя истины. Если он искал – он нашёл её в зверином, животном начале человека, и нашёл не для того, чтобы опровергнуть, а чтобы оправдать. Да, животное начало в человеке неугасимо до поры, пока в буржуазном обществе существует огромное количество влияний, разжигающих зверя в человеке».

Жаль, что Горький не дожил до того дня, когда социализм уже окончательно утвердился в нашей стране. Вот что пишет наблюдательный священнослужитель советских лет Варнава: "…постсталинская и позднесталинская элита стала стихийно организовывать «под себя» не только теневой рынок экономических услуг, дефицитных товаров и возможностей, но и сегмента рынка развлечений, в частности, секс-индустрии». (6)

На самом деле, ни о каком оправдании «звериного начала» у Достоевского речи не идёт. Писатель с состраданием смотрит на любого человека, который несёт в себе тяжкий груз первородного греха. Но он не верит в цели реформаторов-атеистов всех мастей «улучшить» натуру человека внешними методами воздействия на него, например, изменением экономической основы государства, сменой общественного строя.

«Любая реформа, кроме моральной, бесполезна», – утверждал философ Томас Карлейль. Святые отцы церкви говорили, что человека можно изменить только изнутри! Достоевский в этом смысле – много знал и глубоко чувствовал. Писатель решил показать всю глубину падения людей во грехе и животности, поразить, потрясти читателя трагедией борьбы добра со злом, которую человек испытывает каждый день своей земной жизни. Потрясти не с целью добиться литературного успеха, а для того, чтобы «очнулся» обыватель от мещанского сна своей души, чтобы родился в нём страх за неё – погибающую в суете, в сонме бесовских игрищ.

Для достижения подобных целей необходимы и другие литературные подходы к теме. Академик Лихачев в книге «Заметки о русском» очень точно заметил, что Достоевский «берёт из действительности только строительный материал, но и строит из него другой мир, где и концентрируются определённые черты, делающие возможным решение тех философских задач, которые перед ним строят».

Этот авторский приём нов и эффективен только в том случае, если писателю есть что сказать. Тогда любой риск оправдан.

В той же «Православной энциклопедии» при анализе творчества Достоевского верно подмечено, что «в художественном мире писателя нет, как в традиционном реализме, промежуточных «средних типов», почти все его герои, сложные и противоречивые, проявляют либо причастность, либо непричастность к противоположным началам в трагедии человеческой свободы». (7)

 К сожалению, для идеологически «размытой» нынешней нашей литературы «средние типы» стали правилом, скучным повторением прописных истин. Ими заполнено большинство романов и повестей о нашем времени.

Вообще, в двадцатом столетии «игра на понижение» образа Достоевского станет постоянным занятием писателей, критиков и публицистов самых разных идеологических течений в литературе и искусстве. Не у кого не хватало духу признать, что Достоевский – «другой», чем они! Тут можно привести мудрый совет Корнея Чуковского: «Вы думаете, что достаточно выбросить из своего прошлого две тысячи лет, забыть Талес и Тору, и Микву, и Шоло- Алейхем, и выучить наизусть «птичка Божия не знает», чтобы сделаться Достоевским или Тючевым.

Нет, чтобы понять Достоевского, вам (т.е. евреям, пишущим по-русски, – В.С.) нужно вернуться назад по крайней мере на десять веков, и творить с дикими «гоями» их язык, их бедную эстетику, их религию, ходить с ними в деревянные церкви и есть кислый хлеб – и только тогда пойти на Невский проспект и понять хот крошечку из того, что здесь делается...». (8)

Конечно, дело не в «бедной эстетике» и «кислом хлебе». Были ли церкви деревянные или каменные – не в этом дело. Величайшую ценность имели таинства, которые там совершались членами церковной общины. Именно в церквах соотечественники Достоевского, и он сам, получали от Бога тот духовный заряд, который звал их на большое дело – изучать себя, очищать свою душу от грехов, чтобы надеяться на Небесную благодать. Достоевский, как никто другой из наших соотечественников, придал этим поискам величающую серьёзность...

---------------------------------------------------------------

ПРИЛОЖЕНИЕ:

1) журнал "Знамя», № 5-2015, стр.179;

2) Василий Розанов «Уединённое». М, «Эксмо-пресс»,1998 г., стр. 75;

3) В.Федченков «О вере, неверии и сомнении». Издание церкви Рождества Пресвятой Богородицы;

4) журнал «Новый мир», № 4-2019, стр.150;

5) там же;

6) Юрий Селезнев «Достоевский». ЖЗЛ, М., «Молодая гвардия»,1990 г, стр. 36;

7) «Записные книжки епископа Варнавы (Беляева) 1950-1960», изд-во "Христианская библиотека", Нижний Новгород, 2010 г., стр. 815;

7) Православная энциклопедия, том 16, стр. 91;

8) журнал "Знамя», № 5-2015 г., стр.179.