Евгений КАЛАЧЁВ. БИГ ФИШ, или Крупная рыба. Рассказ

 

Евгений КАЛАЧЁВ

БИГ ФИШ, или Крупная рыба

Рассказ

 

1

Он стоял у самой кромки воды и смотрел на бескрайную гладь океана. Был полный штиль, и на востоке, откуда он вчера прилетел сюда, вставало солнце. Первые лучи, еще красно-желтого оттенка, скользнули по зеркальной глади, чуть ослепляя его. Он прищурил глаза, но взгляда не отвел. Он хотел бы это лицезреть много лет, десятков лет. С тех пор, когда увидел обложку большой виниловой пластинки с фотографией этого пляжа, этого океана, этого встающего из-за горизонта красного солнца. И он вспомнил мелодию с той пластинки… Только к зажигательному ритму той мелодии почему-то примешивался тоже ритмичный, но чужеродный звук, который сначала звучал чуть слышно, но постепенно нарастал. Он даже подумал, что звук – это пульсирующая кровь в его голове, потому что океан был пустынен. Он даже немного заволновался: дальний перелет сказывается? Но в следующее мгновение далеко от берега он рассмотрел шлюпку. Точнее даже не саму шлюпку – она светлого цвета и почти сливалась с белесой в утреннем свете океанской водой, а рыбака, стоявшего во весь рост посередине шлюпки. Казалось, что он не спеша шагает по океану под редкий ритмичный стук старого дизеля.

 – Сергей, ты пойдешь с нами? Мы хотели перед завтраком еще принять душ.

 – Да, – чуть слышно сказал он.

 Солнце стремительно набирало высоту, и уже ослепительно-белый свет заливал океан, остров, мгновенно иссушая ночную прохладу и влагу.

 Он повернулся и пошел к отелю вслед за женой и дочерью.

 Столовая была огромного размера, занимая половину второго этажа отеля, но в этот ранний час была полупустой. Сергей подошел к деревянной стойке, за которой стоял мощный двухметровый негр в белом халате и белом чепчике. От большой плиты, которая располагалась сбоку от повара, тянуло жаром. Он окинул взглядом готовые к работе сковородки, мелко накрошенные ингредиенты: колбасу, зелень, бекон, сыр, вежливо улыбнулся.

 – Вот это, – Сергей ткнул пальцем на яйца. Потом повару показал два пальца.

 – Ту, плис, – сказала дочь. – Папа. Ну, когда же ты начнешь говорить по-английски?

 – А папе незачем учить чужой язык, – засмеялась жена. – Помнишь, вчера вечером мы сидим за столиком, пьем кофе, слушаем оркестр, а он пошел к стойке бара. Мы его потеряли – так долго не было. А папа там познакомился с мужиками и болтает вовсю. «Кто такие?.. – я спрашиваю. – Неужели русские?» – «Откуда здесь русские? От Москвы двенадцать часов лёта – канадцы, итальянцы». «И что?» – «Да про жизнь свою рассказывали, – папа отвечает. – Кто из какого города, чем занимаются, про свои семьи…». ««И что ты понял?» – спрашиваю», – весело рассказывает жена, глядя на дочь, хотя та вчера вечером была с ними. Но настроение у Насти было тоже веселым и она засмеялась. – «Все, – отвечает папа. – Канадца зовут Макс. У него строительная фирма. Много всякой строительной техники. На остров он летает шесть раз в год – так ему здесь нравится. У него семья: жена и трое детей…» – пересказывала жена. – И как это у тебя получается? – спрашивает она, и улыбается, глядя на Сергея.

 – Не знаю, в седьмом классе чуть на второй год не оставили из-за немецкого, – улыбнулся он. – А вообще-то, когда-то был единый язык. До Вавилонской башни…

 От отеля по дорожке, вымощенной бордово-серой плиткой, вдоль которой цвели красные розы и экзотические, на высоких ножках, желтые цветы, они дошли до душа под открытым небом, за которым начиналась густая ярко-зеленая полоса тропического кустарника, пронизанная высокими кокосовыми пальмами. Было ощущение, что перед ними начинаются джунгли, но за этой зеленой полосой открывался удивительный вид: белый пляж метров триста в ширину и многокилометровый в длину, уходящий за полукруглым берегом вдаль, к горизонту. И совершенно голубой, тоже до самого горизонта, океан. И небо бездонное, без облачка. С белым палящим солнцем. Пляж был абсолютно безлюдным, казался бы необитаемым, если бы не укрытия в виде высоких деревянных грибков, покрытых пальмовыми листьями, и белых пластмассовых лежаков с прочной материей, которые были уложены в высокую стопку.

 Под грибком, который был ближе всего к воде, они положили целлофановые пакеты, Сергей с дочерью подошли к лежакам. Он снял самый верхний лежак с выцветшим на солнце и просоленным красным материалом.

 – Такой пойдет?

 – Ну конечно нет! Папа, он же порван.

 Сергей рванул со стопки второй лежак. Острая боль пронзила левое плечо. Он не вскрикнул, но лежак бросил на песок.

 – Что с тобой? – не понимая, из-за чего бросил отец лежак, спросила дочь.

 – Да на стройке кирпичи подавал рабочим. Вывихнул, наверное, – разминая заболевшее плечо, сказал он.

 – Какие кирпичи? В доме-то сколько лет уже живем?!

 – Вот и болит уже несколько лет. Ноет, и поднять высоко руку не могу…

 Дочь подошла к упавшему лежаку.

 – Оставь, я одной рукой волоком дотащу, а вот снять еще пару – помоги.

 Два лежака разместили в тени, которую отбрасывал грибок, достали из пакетов большие полотенца, расстелили на лежаках. Туда же, в изголовья, положили одежду. Свой лежак Сергей поставил на самый солнцепек, метрах в пяти от воды, на прибойную возвышенность из песка и мелких ракушек.

 – Такое пекло, обгоришь, – сказала жена.

 – Я же в шляпе, – счастливо улыбнулся Сергей. Ему все больше нравилось здесь, на Острове: и пляж с мелким белым песком, и лютое солнце, обжигающее бледное, дрябловатое на чуть обвисших боках тело, и океан.

 Свою жизнь Сергей строил, не оглядываясь на окружающих. Точнее, на ту жизнь, которой жила огромная страна, которой жило большинство граждан той страны. У него, на забытой Советской властью окраине, где главным богатством была природа и где он с раннего детства жил по законам природы, выработался стойкий иммунитет и глубочайшее недоверие к лозунгам, которые иногда попадались ему на глаза или залетали в его уши. Он, конечно, сталкивался и с официальной жизнью страны, чрезмерно удивляясь ее правилам. Но и только. Однажды, когда ему задали вопрос в школе: «Хочет ли он вступить в комсомол?», Сергей, посмотрев на девчоночьи фартучки с красными значками, резко ответил: «А на фига мне это нужно!».

Был еще запомнившийся ему случай, когда он на грузовике, в кузове, вместе с мамой и её коллегами ездил за лесной клубникой. Заехали в такие таежные дебри, в которых, казалось, не ступала нога человека. Ягоды было столько, что можно было собирать лопатой. Они с мамой быстро набрали по полному эмалированному ведру, и он пошел прогуляться, спустился с горы и у ручья наткнулся на брошенные разработки золота: металлические большие плоские тазы и металлические ковши, которыми нагребали золотоносный песок в тазы. Вернувшись к грузовику, он, смеясь, предложил: «А давайте, намоем золота?». Водитель грузовика, коллеги мамы, которые тоже набрали полные ведра клубники, странно посмотрели на него. И тогда мама, оправдываясь перед окружающими, сказала: «Книжек начитался!».

 Да, книжек. Джека Лондона, Шишкова, Хемингуэя… Подростком он любил читать книги, где главным героем был крепкий, выносливый, сильный физически и духом человек и величественная природа. Он и сам рос крепким, выносливым парнем, под стать тем героям. И хотя роста был среднего и кость у него была узкой, но обладал и силой, и ловкостью, которая уважалась окружающими. А книги, которые ему нравились, подпитывали эту силу. И пластинки, которые он любил слушать...

 Сергей достал из пакета зеленую резиновую маску с овальным стеклом, желтую пластмассовую трубку, бросил на лежак шляпу и пошел к океану. Подошел к кромке воды. Замер. Он умел плавать с семи лет. Плавал в протоках, реках, озерах, морях, но в океане – ни разу. И маска, купленная уже много лет назад, успела выгореть на солнце, резина по краям побелела, и он сам уже поседел и погрузнел, и плечо – он попытался делать им круговые движения, разминая, – болит, но его мечта осуществится только сейчас.

 Он вошел по колено в воду – вода была удивительно теплой и, конечно, очень прозрачной – как он и предполагал. Черпанул маской воду, промыл стекло, ополоснул трубку.

 – Ну, с Богом! – перекрестился, надел маску, закусил трубку и, уже не мешкая, ринулся в воду.

 Тело с радостью восприняло комфортную среду, и океан, кажется, благосклонно принял его в ответ. Сергей медленно – больное плечо не давало возможности энергично грести – удалялся от берега. Кристальная вода, блики солнечных лучей, играющих на песчаном дне, создавали нереальную картину происходящего. Дно плавно уходило в глубину. Глубина завораживала. Вдруг какая-то тень метнулась сбоку, чуть позади него, да так быстро, что Сергей даже не успел разглядеть: кто это. Он не испугался, но инстинкт самосохранения направил его к берегу.

 Он сидел на своем лежаке, глубоко вдыхая пропитанный йодом и солью воздух, смотрел на свое тело – капли воды испарялись с него прямо на глазах, смотрел по сторонам. Пляж по-прежнему был пуст, кроме одинокой белой долговязой фигуры, лежавшей на песке. Этого Долговязого Сергей заметил, когда выходил из воды. Но с того времени Долговязый, как показалось Сергею, переместился ближе к ним. Сергей оглянулся на жену и дочь. Они, окунувшись в воду, тоже обсыхали на лежаках. Сергей поднялся, надел шляпу и по полосе прибоя направился в сторону мужчины. Поравнявшись с ним, он, как бы осматриваясь по сторонам, развернулся, взглянул на Долговязого. Тот, видимо перехватив взгляд Сергея, сказал:

 – Здесь купаться нельзя! Акулы!

 Сергей не удивился русской речи – он уже понимал, что в такую рань на пляж могут прийти только русские.

 – Откуда вы знаете?

 – Гид рассказывал в Гаване, что купаться нельзя. Акулы. Не очень большие, метра по два, но этого достаточно, чтобы руку или ногу оторвать.

 – Ну, это в Гаване.

 – А почему тогда никого из людей нет?

 – Как почему? Они же вчера в баре допоздна тусовались, сейчас отсыпаются. К обеду выползут – к бассейну с коктейлем. Но может кто-то и сюда пожалует. А вы что, первый раз на курорте?

 – Да, первый раз.

 – А откуда вы?

 – Из России.

 – Понятно, что из России. Из какого города.

 – Я не с города. Я со станции. С Тынды. Я железнодорожник.

 – Но Тында – это же город.

 – А вы там бывали?.. Это дыра, а не город.

 – Нет. Ну неважно… Перебирайтесь к нам поближе, – Сергей заметил на полотенце у Долговязого пластмассовую маску с трубкой.– Да лежак берите, не стесняйтесь. Здесь они бесплатные.

 На следующий день, несмотря на то, что накануне сразу после ужина пошли спать, встали позднее: началась акклиматизация и перестройка организма ко времени. Позднее и завтракали. В столовой было много народу, и к повару-негру выстроилась небольшая очередь за своей порцией глазуньи или омлета. Позднее пришли на пляж. Но на пляже опять никого не было, кроме вчерашнего знакомого.

 Долговязый обрадовался, помог снять лежаки, собранные вечером обслугой отеля опять в высокую стопку. Сегодня он, видимо выспавшись, был посмелее, и Сергей предложил ему заплыть немного подальше.

 В ответ Долговязый неопределенно пожал плечами:

 – А собственно, чего вы ищете? По-моему, и у берега тоже можно хорошо поплавать и даже ракушек насобирать.

 Сергей внимательно посмотрел на него:

 – Мне просто интересно. А если еще удастся найти большую раковину, или увидеть крупную рыбу, или много разноцветных, как в кораллах, рыбешек – было бы здорово…

 А акул ты не бойся – людей надо бояться, а не акул. Против любой акулы есть, как минимум, два средства. Первое: как известно, акула никогда не останавливается – ее жабры омываются водой с кислородом, – и если ее остановить, то она погибнет. Хватай ее за хвост и тормози, – засмеялся Сергей. – А второй: бей ее в глаз чем-нибудь острым. Ножом или шариковой ручкой. От боли она разожмет челюсти и отпустит твою ногу…

 Долговязому такая шутка не понравилась, но он успокоился и пошел вслед за Сергеем в воду. Настя тоже бросилась в воду вслед за ними и долго не выходила, пока на берег ее не позвала жена Сергея. Они, чтобы не оставлять вещи без присмотра, купались по очереди. Жена плавать не умела, но, зайдя в воду по грудь, с удовольствием ходила вдоль берега, разгребая перед собою воду руками.

 Сергей с Долговязым поплыли вдоль берега, удаляясь все дальше и дальше от своих лежаков. Вода в этом месте была еще чище, место неглубокое, но метрах в тридцати от берега из песка выступала скальная порода, которая была покрыта водорослями. Водоросли были приятного темно-зеленого цвета, Сергей повис над ними в парящей позе, широко раскинув руки. Он любовался небольшими рыбками, в изобилии снующими в этом небольшом подводном лесу, и вдруг услышал крик. Сергей поднял голову над водой. Долговязый стоял у берега, по пояс в воде, маска была в одной руке, трубка – в другой, а на лице была виноватая улыбка.

 – Представляете, я на него наступил! Прямо голой ногой!

 Сергей подплыл к Долговязому, встал на ноги, снял маску.

 – Они закопались в песок, и я на одного наступил.

 – На кого? – наконец спросил Сергей.

 – На ската! Их была целая стая. Вот такие, круглые, серые, как песок в воде.

 – Песок разве серый?.. Ну, ты живой?.. Я поплыл дальше.

 Вечером, после ужина, Долговязый ушел спать, повторив уже известную фразу: «Здесь вечер, а у нас в Тынде уже новый день», а Сергей с женой и дочерью пошли на выступление местных музыкантов.

 Музыканты расположились прямо в просторном холле-коридоре: с одной стороны которого был вход в столовую, с другой – большая барная стойка. Музыканты стояли у перил, за которыми был просвет на первый этаж, а столики стояли напротив, вдоль больших – во всю стену, окон с видом на океан.

 Музыкантов было четверо. Один – пожилой, невысокого роста с европейскими чертами лица, но загоревший до черноты, держал одной рукой контрабас, который был чуть ли не выше его, другой  крутил колки струн. Второй музыкант – моложе и выше ростом – протирал ветошью отсвечивающую бронзово-золотым цветом трубу. Третий – тоже с европейскими чертами лица и тоже загоревший до черноты: очевидно, им приходилось играть и под открытым небом, – с белыми седыми волосами, подстраивал гитару. Четвертый – самый молодой – высокий негр – стоял уже наготове с маракасами в руках. Музыканты были разными и по внешности и по возрасту, но что-то неуловимо объединяло их: может быть профессия, может быть Остров, на котором они родились, выросли и проживали всю свою жизнь. Но когда они заиграли, то окончательно слились в единое целое, в квартет. Как сливаются в одно целое такие разные инструменты: контрабас, труба, гитара и маракасы. Сливаются в оркестр.

 И музыка: настоящая, живая, от которой так уже отвык Сергей, полилась в пространство отеля, через раздвинутые окна по-над сушей над дорожками, которые были подсвечены фонарями, над экзотическими густыми зарослями кустов и кокосовых пальм, над пустынным пляжем и над океаном, грустно вздыхающим в ночи.

 И вдруг Сергей внутренне вздрогнул – в исполнении оркестра зазвучала та давняя мелодия, с той виниловой пластинки. И Сергей уже не мог сопротивляться – он отпустил себя, свою душу, и она поплыла с музыкой по холлу, воспарила над Островом, над пляжем, над океаном – в прошлое и настоящее, перемешав и время и пространство. И привнося в него лишь любовь – к этому Острову, к этому такому разному, но единому народу и его музыке…

 К их столику, за которым они пили из маленьких чашек ароматный кофе, подошел гитарист с седой головой и, вежливо поздоровавшись, протянул микрофон дочери.

 – Бесаме, бесаме мучо, – напел музыкант надтреснутым голосом. – Си?

 – Ола-а, – ответил на приветствие Сергей, улыбнулся дочери. – Давай, ты же пела с хором в консерватории.

 Дочь смущенно улыбнулась, но микрофон взяла и направилась к оркестру. Молодой негр отступил назад, освобождая место новому солисту, и зазвучал первый аккорд. Плавно, исподволь вливаясь в тональность, сначала робко зазвучал голос дочери. Сергей подумал, что она не справится – ведь все так неожиданно и слов-то толком не знает, но она вдруг запела, запела по-настоящему, и люди, сидевшие за столиками, пившие кофе и коктейли, и разговаривающие под музыку, вдруг замолчали, а когда она закончила, раздались одобрительные аплодисменты.

 – Зря ты бросила заниматься музыкой, из тебя бы получилась хорошая певица, – сказал Сергей, тронутый пением дочери.

 – Да, а папа мог бы снять клип на твою песню, не пожалел бы для тебя денег. Да, папа? – улыбнулась, жена.

 – Конечно, – подтвердил Сергей. – Еще не поздно…

 – Хватит! – прервала дочь. – Я хочу стать финансистом и буду поступать в Российский экономический университет.

 – Почему в Российский, а не в Массачусетский технологический институт, в Бостоне?

 – Не хочу! Я же, папа, русская и люблю Москву, – с вызовом сказала дочь.

 – Я тоже русский, но я хочу, пока есть деньги, чтобы ты училась за границей.

 – А почему же ты своего сына не отправил учиться за границу?

 – Я ему предлагал Гарвард, но у него в голове один футбол, – ответил Сергей.

 – Правильно: и футбол, и он тоже любит Москву. А ты не любишь, и вообще ты не русский! – заключила юная максималистка.

 – Это почему же?! – возмутился Сергей.

 – Ты – сибиряк! – подытожила дочь.

 – Сознайся лучше, что тебе, как и папе, не даются языки, – смеясь, сказала жена.

 К столику подошел гитарист: в руках он держал перевернутую шляпу и улыбался.

 – Понял, – улыбнулся и Сергей, из кармана шорт извлекая купюру в один американский доллар, и от души, не жалея, положил ее в шляпу.

 – Грациес! – поблагодарил музыкант и направился к другим столикам.

 – Сходи еще за кофе, – попросила жена.

 – На ночь столько кофе? Ты же не уснешь!

 – Еще как усну. Ты же меня знаешь – я жаворонок и уже начала привыкать к этому часовому поясу.

 Сергей встал с удобного плетеного кресла, слегка потянул спину, расправляя плечи. Кожа плеч и спины, принявшая днем мощный заряд ультрафиолета, как ни странно, не болела от солнечного ожога, а наоборот даже стала эластичнее.

 – Папа, а мне колу, пожалуйста, – сказала дочь.

 – О`кей, – улыбнулся Сергей. – Переходим на иностранный язык.

 У бара Сергей встретил Макса:

 – Хелло, мистер Макс! – углубляя свои познания иностранного, улыбаясь, произнес Сергей.

 Канадец тоже заулыбался, протянув для рукопожатия руку и сказав какую-то фразу, которую Сергей, конечно, не понял, но по тону сообразил, что Макс интересовался его делами, и он ответил в тон:

 – О`кей.

 Пока барменша, которой на пальцах пришлось объяснять, что ему нужен один черный чай, один кофе с молоком и одна кола безо льда, готовила напитки, Сергей с Максом обсудили погоду. Канадец попутно объяснил, что плавать на океан не ходил: до обеда спал, а после обеда отдыхал у бассейна.

 Когда напитки были готовы, Сергей протянул ей свернутую купюру, произнес по-испански «спасибо», взял поднос и пошел к своему столику. Дочери за столиком не было, а жена была чем-то расстроена.

 – Что-то случилось? А где Настя?

 – Потом расскажу, – произнесла жена. – А Настя в туалете.

 – И ты отпустила ее одну?! – заволновался Сергей, но, повернувшись в указанную сторону, увидел дочь, идущую мимо музыкантов к столику.

 – Ты бы особо одна не разгуливала. Видишь, сколько пьяных… – попенял он ей.

 Сергей не закончил фразу, потому что к ним опять подошел седой музыкант. В руках он держал кассету.

 – Ола-а! – как будто они не виделись уже целые сутки, произнес он и, кивая Настю, пропел: – Бесаме, бесаме мучо…

 Сергей посмотрел на кассету: магнитофонов и плееров с такими кассетами в России уже давно нет – все с дисками. Но он вспомнил, что в старом его автомобиле, который он отдал сыну, кассетник стоит и на нем можно послушать запись. Сергей протянул руку.

 – Пять! – на плохом русском произнес музыкант.

 – Пять баксов? – возмущенно спросил Сергей.

 – Си, – улыбался музыкант.

 – Ну уж нет! – Сергей отвернулся от музыканта. Музыкант продолжал стоять рядом со столиком, скромно улыбаясь. В протянутой руке он держал кассету.

 – Папа, ну возьми ты эту кассету! – попросила дочь.

 – Сергей, отдай ты ему эти пять долларов, – произнесла жена.

 Наступила пауза. Сергей достал из кармана пять долларов, бросил их на столик. Музыкант положил на столик кассету, взял деньги, вежливо поблагодарил. Сергей схватил со столика кассету и сунул ее в руки музыканту.

 – Грациас! Нам этого не надо.

 Седой музыкант, немного поколебавшись: отдавать кассету назад или не отдавать, направился к своим коллегам.

 Сергей оглянулся по сторонам – обратил ли кто-нибудь внимание на произошедшее? Но, кажется, все были поглощены своими разговорами, коктейлями, сигарами.

 Напротив их столика, метрах в трех от музыкантов, за стеклянным, низким – типа журнального – столиком расслаблялись с коктейлями и сигарами два дамы лет за сорок и некий господин. Они были уже изрядно подпиты, громко хохотали. По обрывкам английских фраз было понятно, что это канадцы. Они фотографировали друг друга на телефоны. И одна из дам, смеясь, стала прикрывать лицо руками, когда мужчина пытался сделать кадр с близкого расстояния. Мужчина, тоже смеясь, потянул ее за руку, чтобы открыть лицо, на что женщина неожиданно отреагировала: вскочила на ноги, повернулась к фотографу спиной. Потом наклонилась, обеими руками задрала подол халата, оголив большие белые ягодицы. Фотограф в порыве азарта принялся снимать.

 Сергей от произошедшего сначала замер, потом сделал шаг вперед, закрывая собой неприглядную картину, чтобы ее не увидели жена и, особенно, дочь. Жена успела рассмотреть произошедшее и с возмущением поднялась:

 – Ну, кажется, нам пора спать.

 В номере, когда дочь ушла в свой соседний, жена рассказала, что к ней, сидящей в одиночестве за столиком, подошел высокий молодой негр, игравший в оркестре на маракасах, и предложил провести вместе время.

 – Что ж ты мне сразу не сказала?

 – Потому и не сказала, чтобы ты не начал с ним разборки! Похоже, у них здесь так принято.

 Ночью на побережье налетел сильный ветер с дождем. Он поднял на океане огромные волны, которые с шумом тяжко ударялись о пляж, пригибал к земле высокие кокосовые пальмы, завывал в открытых окнах отеля. Дождь хлестал по посеревшему от влаги песку, по крупным зеленым листьям экзотического винограда, которые в свете уличных фонарей блестели каким-то зловещим неземным блеском, по стеклу закрытых окон, врывался через незакрытые их створки внутрь помещений, образуя лужи на кафельном полу. Но к утру все стихло: только волны по инерции продолжали свои удары по пляжу и моросил мелкий дождь, создававший умиротворенное настроение теплой осени.

 Завтракали в тишине. Сервированные столики, застеленные белоснежными скатертями, были пусты, ожидая проспавших посетителей. И только за одним, по соседству, расположились отдыхающие. Они, судя по всему, прибыли в отель недавно: либо вчера вечером, либо сегодня утром. Вели себя тихо, скромно, стеснительно: разговаривали негромко, посудой и приборами не позвякивали. И столик они заняли рядом с русскими, потому что стеснялись нарушить чистое белое пространство просторной пустой столовой.

 Поедая привычную для себя глазунью, Сергей исподтишка рассматривал новеньких. Они явно не были канадцами, да и европейцами тоже: семейная пара и дочь-подросток были почти одинакового невысокого роста, плотные, за исключением девочки, коренастые. Несмотря на европейские черты лица, в них явно проступала индейская внешность.

 И хотя трапеза происходила почти в полной тишине, между русскими и этими новенькими установилась незримая дружеская связь.

 У лифтов Сергей столкнулся с Долговязым, который, прикрывая ладонью нос, выскочил из кабинки.

 – Что случилось? – рассмеялся вместо приветствия Сергей.

 – Да заблевали всё! – с отвращением сказал Долговязый.

 – Русские, что ли? Мы вроде все здесь. – Сергей кивнул жене с дочерью. – Подождем следующего. – Взял по-дружески Долговязого за предплечье, подвел к открытому большому окну, кивнул на проглядывающий через мокрую листву пальм и экзотического винограда несмолкающий океан. – Встречаемся через полчаса на берегу.

 Долговязый посмотрел на Сергея как на больного, но ничего не сказал.

 Ветер, ночью гнувший пальмы к земле и поднявший шторм, постепенно стихал, угоняя в сторону Карибского моря остатки облаков. На синем небе уже светило, набирая свой белый накал, солнце, но океан почти с тем же остервенением набрасывался на пустынный пляж. Пенящиеся у берега волны в яркое солнечное утро не были так угрожающе страшны, но все же представляли реальную опасность и утлым лодочкам, и людям, осмелившимся броситься в эту бурлящую стихию.

 Сергей с дочерью стояли на песчаной возвышенности, где накануне он ставил свой лежак. Волны свободно докатывались до их ног, унося обратно с собой обрывки ржаво-зеленых водорослей, гремя камушками и ракушками.

 – Главное, далеко не заплывай и поворачивайся спиной к волне, когда делаешь вздох. Ну, пошли, – улыбнулся Сергей.

 – Ты, папа, первый, – сказала дочь.

 – Ладно, – Сергей сделал шаг вперед. Подкатившаяся волна скрыла ступни ног по щиколотку, защекотав кожу песчинками, пузырьками воздуха. Вода была теплой и, казалось, встречала его лаской. Сергей побежал вслед за откатывающейся волной, успел сделать несколько больших шагов по оголившемуся мягкому песку, но увидел движущуюся на него новую волну, которая непременно опрокинула бы его, если бы он попытался противостоять. И он прыгнул ласточкой вперед, но не в волну, побоявшись мелководья, а на нее, отчаянно гребя руками и ногами, чтобы его не вынесло на берег. Сначала он как с горки скатился вниз, думая, что вот-вот зацепится животом за песок, но та же волна, откатывающаяся обратно, приподняла его, и тут же накатила новая, уже не страшная, потому что Сергей уже был в нескольких метрах от берега.

 – Ух! Красота! – радостно крикнул Сергей. – Заходи в воду, как я! Не дай себя закрутить на песке!

 – А вода теплая? – еще раздумывая, спросила дочь.

 – Как молоко!

 – Ну тогда страхуй!

 Сергей с дочерью, лежа на спинах и раскинув руки для равновесия, словно на качелях, качались на волнах. Вода была мутной, с сорванными со дна водорослями, но теплой, и выходить на берег не хотелось. За ними с легкой тревогой и удивлением наблюдала с берега жена, которая плавать не умела и боялась даже подходить к мокрому песку прибоя, а с крыши отеля в бинокль следили местные спасатели. У них было указание не пускать в океан во время непогоды отдыхающих, но это же были русские: знают, наверное, что делают?

 Появившийся на пляже Долговязый принес к их грибку лежак, расстелил полотенце, достал из целлофанового пакета маску с трубкой, ласты. Видя наслаждающихся стихией Сергея с дочерью, смело подошел к воде и замер в нерешительности.

 – Ты маску с трубкой оставь на берегу, а то потеряешь! Да и ласты тоже, – крикнул ему Сергей.

 Долговязый вернулся к лежаку, положил обратно в пакет маску с трубкой, бросил на песок ласты и прилег на лежак. Он глядел на океан пристально, словно что-то пытался рассмотреть в мутной воде, ища оправдания своему нежеланию лезть в эту бурлящую, неизведанную, а потому опасную стихию.

 И он увидел. Сначала он подумал, что ему показалось: какая-то черная тень мелькнула между волн. Но тень мелькнула еще раз, обретая уже конкретные видимые очертания. Он вскочил, подбежал к воде:

 – Смотрите! Кажется, плавник! – закричал он, указывая рукой в сторону движущего черного объекта.

 Сергей резко развернулся, постарался рассмотреть то, на что указывал Долговязый.

 – Плыви на берег! – крикнул он дочери, а сам с опаской сначала приблизился к берегу, почти до полосы прибоя, а потом вдоль берега двинулся в сторону черной тени, действительно покачивающейся на волнах. Сергей уже понял, что это, конечно же, не плавник акулы, но все равно с осторожностью приблизился к этому нечто и, когда понял, что это большая черная водоросль, подхватив рукой, выбросил ее на берег.

 Долговязый подошел к водоросли, посмотрел на нее и, ничего не сказав, вернулся на лежак.

 Сергей вышел из океана со второй попытки: при первой, когда он немного замешкался в полосе прибоя, его сбила с ног большая волна и, пока он вставал на ноги, та же волна, отступая от берега, потащила его за собой. Чтобы не ободрать кожу о песок и раковины, он нырнул в набегавшую новую. Дочь вытащила свой лежак из тени зонтика-грибка и загорала на солнцепеке. Недалеко расположился на лежаке Долговязый. Сергей, недолго думая, растянулся прямо на песке между ними. Песок был сухим и чистым от водорослей, и уже горячим.

 – Папа, есть же лежаки, – с легким укором сказала дочь.

 – В детстве у нас лежаков не было, загорали прямо на песке или на камнях-гладышах. Это же так приятно, – улыбаясь, ответил Сергей. Он повел больным плечом и понял, оно больше не болело.

 Долговязый смотрел на Сергея, но в разговор не вступал.

 – А у вас в Тынде есть речка или пруд? – обращаясь к Долговязому, спросил Сергей.

 – Я работаю, мне некогда загорать, – ответил Долговязый, но в голосе не было вызова. – Я же в Тынде по направлению, после академии железнодорожного транспорта. Вот отработаю три года и свалю оттуда.

 – А куда, если не секрет? – поддержал разговор Сергей.

 – В Китай, в Гуанчжоу.

 – На заработки?

 – Нет. Навсегда. Женюсь на китаянке.

 – У вас там, в Тынде, русских девушек что ли нет? – удивился Сергей.

 – Нет. Все курят, пьют с десяти лет, а к семнадцати наделают абортов – потом рожать детей не могут… И вообще, мне стыдно, что я русский…

 Наступила пауза. Слышны были лишь тяжелые удары океанских волн о берег.

 – Придурок! Не подходи больше к нам! – сказала Настя. Она встала с лежака. – Папа, почему ты за такие слова не набьёшь ему морду?

 – Ты шутишь? – спросил у Долговязого Сергей.

 – Нет, – негромко, но твердо ответил парень.

 Сергей поднялся с песка, отряхнул прилипшие к телу песчинки, потом подошел к дочери.

 – Я придумал кое-что получше… – негромко сказал он. И, прикрыв ладонью рот, шепотом продолжил: – Я скормлю его акулам.

 

 После ужина Сергей вместе с женой и дочерью пошли в летний театр, который располагался на территории отеля, сразу за бассейнами. Правда, это было даже и не здание, а большой навес от солнца и дождя с кафельной плиткой вместо пола, на который выставлялись стулья во время концертов. Была деревянная сцена и операторская комната, откуда направлялись лучи прожекторов на сцену и где включалась музыка.

 В первом ряду, рядом с перуанцами, было как раз три свободных места.

 – Ола-а! – поприветствовал их как старых знакомых Сергей. Они ответили. Весело оживились. Представление ещё не начиналось: танцоры надевали свои яркие костюмы, пробегали по деревянной сцене, делясь на пары, подходили новые и новые зрители, заполняя все свободные стулья. Девочка-перуанка улыбнулась:

 – Мария.

 – Настя, – представилась дочь.

 Мария показала на большой баннер, висевший с правой стороны сцены. На нем была изображена фигура девушки, ныряющей с вышки в воду, и надпись на испанском языке с датой прохождения соревнований. Начало соревнований было через два дня.

 – Ты ныряешь? – показала рукой Настя перуанке.

 – Си, – ответила она, и тоже показала рукой, как она ныряет.

 Девочки засмеялись от того, что поняли друг друга без слов. Потом Мария сказала несколько английских слов, сопровождая их жестами:

 – Ту дэй – акклиматизацион.

 – Поняла, – улыбнулась Настя, – два дня акклиматизации.

 – Монинг – экскурсион – Гавана, – сказала перуанка.

 – И мы тоже завтра утром едем в Гавану, – засмеялась Настя.

 Заиграла громкая музыка, вспыхнули разноцветные яркие огни прожекторов, и на сцену из-за кулис, пританцовывая в заводящем ритме, вышла красивая ведущая. Облегающее сочную фигуру платье было ярко-бордового цвета с мелкими чешуйками, которые горели, переливаясь, в свете прожекторов всеми цветами радуги. Ведущая в микрофон громко и оптимистично поприветствовала зрителей и объявила номер. Также пританцовывая, зная, что ее провожают восхищенные взгляды зрителей, покинула сцену; зазвучала новая музыка, и на сцену из-за кулис выскочили танцоры.

 Этот праздник костюмов, бешеных ритмов, красивых смуглых молодых тел завораживал. Создавал ни с чем не сравнимый латиноамериканский колорит всеобщего веселья и счастья.

 С концерта возвращались в отель поздно ночью. Идти было недалеко – метров сто, но никто не спешил, находясь еще в плену того великолепия. В небе, сквозь пальмы, можно было рассмотреть и звезды, но никто на них не засматривался, потому что их затмили живые звезды. Звезды сцены.

 – Давайте после ужина будем всегда ходить на такие концерты, – сказала жена.

 Рано утром они уже стояли на крыльце отеля с пакетами с едой – им в дорогу выдали бутерброды, бутылки воды и колы. У Сергея на груди висел большой фотоаппарат марки «Никон», на голове, как обычно на острове, широкополая соломенная шляпа типа сомбреро. Автобус запаздывал. Жена немного нервничала, оглядываясь по сторонам и ища поддержки своему возмущению. Видя это, сопровождающий экскурсию гид – молодой чернокожий мужчина – улыбнулся белозубой улыбкой и сказал на чисто русском языке:

 – Расслабьтесь, вы на Кубе!

 И жена успокоилась, а Сергей тихонько сказал дочери:

 – Зачем учить язык – они все здесь говорят на русском.

 Подъехал большой синий автобус с надписью на боку: «Туристо». Сергей, пропустив вперед жену и дочь, поднялся по ступенькам, повел плечами – мощный кондиционер мгновенно охлаждал тело и у Сергея мелькнула мысль: «Нужно было прихватить пуловер». Но сев на сиденье рядом с женой, он покрутил воздушную настройку, уменьшив струю ледяного воздуха. Настя села рядом со своей новой подругой перуанкой. А Долговязый, который тоже поехал на экскурсию, прошел в самый конец автобуса, потому что рядом с русскими для него места не оказалось.

Всю дорогу от Варадеро до Гаваны Сергей через широкие окна автобуса фотографировал проплывающие мимо пейзажи. Снимки получались колоритными. Их было много, и уже в Москве из них Сергей хотел отобрать самые лучшие.

 Сергей всю жизнь учился, ему нравилось учиться. Учиться в школе, постигать плавание, бегать на лыжах, ездить на велосипеде, ловить рыбу, охотиться, а когда наступило время – учился водить автомобиль, вести бизнес, строить дом… А вот с фотоаппаратом у него были определенные сложности: фотографии не всегда получались четкими, в нужном ракурсе, пока он не купил этот японский «Никон»…

 На подъезде к Гаване экскурсовод взял в руки микрофон:

 – Уважаемые гости! Сегодня мы совершим экскурсию по Старой Гаване. Сначала вам подробно расскажут о достопримечательностях города, потом обед в ресторане, затем вы свободно можете погулять по улочкам Старой Гаваны, купить сувениры, сфотографироваться, а к шести часам подойдете к автобусу, и мы поедем дружно назад. Чтобы вы не заблудились, вас будет сопровождать преподаватель местного университета с хорошим знанием языков. – Экскурсовод сделал паузу. – А сейчас я вам кратко расскажу о Старой Гаване.

 Первое поселение было основано испанцами в 1519 году. Испанское название – Ла Гавана. В 1555 году поселение еще не было достаточно укреплено и на него напали французские пираты. Они сожгли город, осквернили храмы. После этого началось строительство мощных каменных стен с башнями, бастионами. Гавана стала безопасным портом в Карибском море, а испанский король сделал ее главным перевалочным пунктом на пути из Европы в Вест-Индию. В период с шестнадцатого по девятнадцатый век в Гаване было построено почти три тысячи зданий в стиле классицизма, колониального барокко. До наших дней сохранилось около девятисот зданий. Сейчас идет большая реставрационная работа по восстановлению этих зданий благодаря финансовой помощи ЮНЕСКО.

 …А сейчас, – продолжил экскурсовод, – мы спустимся в подводный Гаванский туннель. Он проложен через канал де Энтрада. Туннель соединяет восточную часть Гаваны со Старой Гаваной. Его длина составляет 733 метра. А я с вами прощаюсь до вечера. Спасибо за внимание! – Экскурсовод выключил микрофон, сел на свое переднее сиденье.

 Еще совсем недавно, даже месяц назад, Сергей не мог себе представить, что он вот так свободно будет гулять по местам своей мечты: сначала был железный занавес и денег хватало только на текущие расходы от зарплаты до зарплаты, хотя он трудился не по трудовому кодексу – по сорок часов в неделю, а по десять-двенадцать часов в день, прихватывая и выходные дни, и праздничные. А потом в стране разрешили вести бизнес, в который он погрузился с головой: было интересно созидать, да и деньги нужны были, чтобы вырваться из нищеты. Нужна была квартира, нужен был хороший автомобиль, нужен был свой дом. И он пахал без выходных, без отпусков много лет, не видя, как растут дети, с женой встречался только по ночам. За границей, правда, бывал – летал в командировки в Германию, в Финляндию. Но Остров оставался недосягаемой мечтой. А неделю назад они гуляли с Настей по торговому центру, случайно заглянули в турагенство – на стекле была наклеена картинка с морем, пальмами, менеджер по продажам путевок стала показывать рекламные проспекты: Испания, Кипр, Франция, Таиланд… И вдруг было произнесено слово – Куба… Гавана, Варадеро… Фидель, Хемингуэй. И, как говорят, Сергей попался:

– Когда вылет?.. А виза?.. Сколько?.. – С собой были деньги на кафельную плитку для отделки ванной комнаты на первом этаже дома, ради чего они и приехали в торговый центр. Эти деньги внесли авансом за три путевки.

И вот теперь он здесь. И знойное солнце в голубом небе, и влажный воздух океана с запахами йода, водорослей, рыбы, и быстрая речь с экзотическими названиями: Малекон, Ла-Кабанья, Ла-Пунта, Эль Морро… придавали этому реальному миру, окружавшему Сергея, что-то нереальное. И ему казалось, что вот-вот в узкую Гаванскую гавань войдут под парусами каравеллы, а пушки с каменных бастионов откроют шквальный огонь по французским пиратам, которые попытаются прорваться в гавань вслед за испанскими каравеллами. А моряков у пирса будут встречать смуглые женщины в ярких платьях до пят, и будет звучать музыка барабанов, гитар и маракасов.

 В баре Эль Флоридиты, расположенном на улице Обиспо, что в самом центре Старой Гаваны, Сергей подошел к бронзовому Эрнесту Хемингуэю.

 – Привет, Старина Хем! Я к тебе ехал столько лет, – сказал, улыбаясь, Сергей. – Можно, присесть с тобой рядом, выпить тринадцать двойных дайкири?.. Мы, русские, и не столько сможем, если захотим, – засмеялся Сергей от счастья видеть любимое место любимого писателя.

 Настя сняла с его головы шляпу, надела ее на голову Хемингуэю.

 – Папа, ты хоть в помещении расстанься со своей дурацкой шляпой. – Она взяла фотоаппарат и стала щелкать.

 – Подожди! – Сергей снял шляпу с Хемингуэя, надел ее на свою голову. – Теперь можно… А ты, старина, не сердись. Молодежь ныне без понятий, им бы все шуточки-приколы.

 С той стороны барной стойки к ним подскочил бармен. Он был высокий, смуглый, с лысой блестящей головой. Одет был в униформу: белая рубашка с коротким рукавом, красный галстук и красный фартук с золотыми вензелями логотипа.

 – Мохито? – по-русски спросил он.

 – Нет. Двойной дайкири, – сказал Сергей.

 – Папа, ты же не пьешь?! – вмешалась дочь.

 – Пусть выпьет, – сказала жена. – Он так мечтал об этом – выпить двойной дайкири с Хемингуэем.

 Настя с удивлением посмотрела на родителей, оглянулась на новую подружку-перуанку. Мария и ее родители, даже не зная русского языка, кажется, понимали, что происходит. Они заулыбались.

 – Ну, хорошо, – выдержав паузу, сказал Сергей, – тогда коктейли безалкогольные. Он оглянулся на перуанцев. – Си?.. Шесть штук, пожалуйста.

 В продолговатом зале было тесно. Столики стояли близко друг к другу и все были заполнены посетителями. Сбоку, где располагались окна, от потолка до пола свешивались тяжелые красные бархатные шторы. От столиков разносилась по залу громкая разноязыкая речь. Работали на полную мощность кондиционеры. Их звук перекрывали визжащие миксеры, готовившие коктейли. Но было уютно и весело. Они ели мороженое, пили прохладные коктейли, вертели головами по сторонам, улыбались.

 С перерыва вернулись трое музыкантов и певица в ярко-красно-сиреневом длинном платье. Музыканты взяли в руки инструменты: гитару, контрабас и скрипку, которые стояли на подставках, у пюпитров, рядом с бронзовым Хемингуэем, и начали играть ритмичную кубинскую музыку. Певица запела:

 Гуантанамера!

 Гуахира Гуантанаме-е-е-ра!

 Гуантанаме-е-ера!

 Гуахира Гунтанаме-е-е-ра!

 В бар вошел Долговязый. Он был один. Перуанка Мария заметила его, шепнула на ухо Насти:

 – Раше бой, – и кивнула в сторону Долговязого.

 Настя взглянула в его сторону и, повернувшись к перуанке, ответила:

 – Ноу! Чайна бой!

 – Чайна? – переспросила Мария, изображая узкие глаза.

 – Си! – И девчонки весело засмеялись.

 Всю обратную дорогу Сергей мысленно напевал:

 «Гуантанамера!

 ГуахираГуантанаме-е-ера!».

 А на следующее утро, сразу после завтрака он в полной экипировке: маска и трубка – был на пляже. День был решающим. Об этом он вчера сказал Долговязому, когда вернулись в Варадеро.

 – Идем на крупную рыбу. Завтра… или никогда! Кстати, как тебя зовут?

 Долговязый замялся.

 – Ну, это, в принципе, не важно – если что, узнаю на ресепшене, – произнес серьезно Сергей.

 Погода была удивительно тихой: яркое, поднимающееся к зениту солнце; голубое до стратосферы без единого облачка небо; прозрачный, словно чисто вымытое отполированное кварцевое стекло, океан, застывший в полном штиле; и тишина. Тишина немного смущала Сергея: где рыбаки на утлых лодчонках, где постукивающая дизельным двигателем шлюпка со стоящим в ней человеком? Почему их сегодня нет? Почему нет на горизонте ни одного пассажирского лайнера, ни одного контейнеровоза, ни одной яхты?

 Сергей вошел в воду по пояс первым. Проверил, надежно ли закреплена на маске трубка.

– Я поплыву на спине. Нужно беречь силы. И тебе советую, – сказал он Долговязому.

 – А далеко плыть? – с неуверенностью в голосе спросил Долговязый.

 – Вон туда, – Сергей показал рукой вдаль океана. – Ну, в общем, плыви за мной, смотри на небо, в воду не смотри.

 – Почему? – спросил Долговязый.

 – Там бездна. А когда доплывем до цели, наденем маски и поныряем. А это что у тебя?

 – Нож. Я его в столовой взял.

 – Зачем? Он не поможет – будет только мешать. Оставь его на берегу.

 Они отплыли от берега метров сто, когда на пляже появились жена с дочерью и перуанцы. Сергей помахал им рукой. Настя с Марией бросились в воду. Перуанка плыла легко и быстро, почти без брызг рассекая воду. Дочь немного отставала, шумно била ногами по воде. Сергей махнул им рукой: мол, не надо за ними плыть. Они послушались, повернули к берегу.

 Проплыли еще метров двадцать. Сергей надел маску на лицо, перевернулся на живот. Теплая океанская вода ласково омыла голову. Видимость была великолепной. И хотя до дна было метров десять, лучи солнца легко пронзали кристально прозрачную воду, а стекло маски и вода, как увеличительное стекло, приближали все, что было под ним. Под ним пока была только чуть голубоватая вода и песок, играющий на солнце, словно радуга. Стайка серебристых рыбок появилась неожиданно и так же бесшумно и быстро исчезла в дали океанских вод. Рядом забурлил руками Долговязый. Он, следуя примеру, тоже надел маску, тоже перевернулся на живот, погрузившись с головой в воду, и тоже увидел то, что увидел Сергей. Увидел и испугался глубины под собой. Единственным островком в этом океане оказался Сергей, и он вплотную приблизился к нему.

 – Держись немного подальше, – сказал Сергей, подняв голову из воды. Он опять сунул трубку в рот, погрузил лицо в воду. Невольно вздрогнул. В воде по ушам ритмично бил все нарастающий звук.

 Он поднял голову над водой и посмотрел в ту сторону, откуда шел звук. Вдалеке, у самого горизонта появилась черная точка. Через минуту это была уже запятая, а вскоре можно было отчетливо рассмотреть фигуру человека, идущего по воде. Потом появилась и шлюпка белесого цвета. Человек, стоявший в шлюпке, увидел их и слегка изменил курс – двигаясь дальше в океан.

 «Двигатель старенький – наверное, ремонтировал», – подумал Сергей и, опустив лицо в воду, поплыл дальше от берега.

 Но не проплыл и метров двадцати, как замер, любуясь открывшейся под ним картиной.

 Это был оазис среди подводной песчаной пустыни. К скальной породе, чуть выступающей из песка, крепились водоросли салатового, зеленого и бурого цветов, а среди них, вокруг них и над ними кишела жизнь. Стайки мелких разноцветных рыбешек сновали между водорослей. Рыба покрупнее, не такая, может, яркая, но тоже красивая в своей природной гармоничности, плавала не торопясь над самыми водорослями. Вспугнутая более крупной рыбой, она резко всей стаей вылетала за пределы этого оазиса, но, когда опасность уходила, возвращалась назад. Морские звезды, моллюски, креветки держались дна. А огромный краб сидел на небольшой скалке, рядом с веточками кораллов, раскрыв огромную клешню.

 Долговязый тоже завис над этой красотой. Сергей хотел отплыть чуть подальше, но тот коснулся его плеча и показал рукой чуть в сторону. Сергей посмотрел туда и увидел парящую над оазисом рыбу-бабочку. Она была прекрасна. Ее большие боковые и спинные плавники напоминали крылья бабочки, а длинные изящные ядовитые копья-шипы защищали от хищников. И она действительно парила: медленно, давая собой налюбоваться и никого не боясь.

 Сергей показал жестом Долговязому, что трогать ее нельзя. Тот понял, кивнул головой.

 Медленно они проплыли над подводным оазисом. Он оказался совсем небольшим: метров десять на двадцать. Но какая жизнь в нем бурлила.

Сергей развернулся лицом к берегу, поднял голову над водой, вынул трубку изо рта и сделал несколько глубоких вдохов, наполняя кислородом тело. Потом сунул трубку в рот, набрал полные легкие воздуха, задержал дыхание и нырнул в глубину. Он погрузился метров на восемь. Океанские обитатели встретили его без испуга, а когда он перестал делать резкие движения, и вовсе начали с любопытством подплывать к нему. Когда до дна оставалась пара вытянутых рук – он увидел большую красивую раковину, которую у берега найти было невозможно, но в ухе вдруг щелкнуло – вода под давлением проникла в ухо, и начиналось кислородное голодание.

Вынырнув, он начал интенсивно дышать и, зажав нос пальцами, попытался выдавить воду из уха. Отчасти это удалось. Все это время он старался держаться на том же месте – хотелось все-таки достать изумительную раковину. Сергей понимал, что спешить со следующим погружением не нужно и перевернулся на спину, набираясь сил и кислорода. Вскоре он опять нырнул. На глубину уходил медленно, равномерно расходуя силы и кислород. Он был уже своим в этом зачарованном мире и не обращал внимания на снующих рядом рыб. У него была цель, и он ее достиг. Раковина была заселена мелким крабом, который стремглав покинул ее.

 Она была огромной, не помещалась в ладонь даже по ширине, и Сергей, поднимаясь к поверхности из глубины, уже представлял, как она украсит его домашний кабинет. Но вдруг огромная тень заслонила солнце. Он даже не успел испугаться, как огромная рыбина с белым брюхом и темно-синей спиной стремительно проплыла над ним. Размером она была с человеческий рост, но шире Сергея, наверное, раза в три. Огромное туловище и непропорционально маленький хвост. Но как она стремительно плыла! За ней еле поспевали две небольшие полуметровые рыбы той же породы. Сергей сразу понял, что это не акула. Это был крупный океанский тунец.

 Долговязый был здесь же – он сверху наблюдал за Сергеем, и, когда увидел эту рыбу, от испуга метнулся, конец его трубки оказался под водой, он вдохнул в себя океан. Это был всего лишь глоток, но в этом глотке он начал тонуть и в отчаянии заработал руками, пытаясь ухватиться за что-то. Всплывавший Сергей оказался рядом.

 Рукой он сорвал с Сергея маску, повисшую у того на шее. А ногой ударил по руке, в которой тот держал раковину. Сергей оттолкнул Долговязого, вынырнул, глотнул воздуха, вернул на лицо маску и посмотрел в глубину. Раковина быстро опускалась на дно, за ней медленно, еще пытаясь двигать руками, тонул Долговязый. На Сергея накатила мимолетная злость на Долговязого за выроненную раковину: «Ну и корми теперь крабов!». Но в следующее мгновение он резко дёрнулся, схватил Долговязого за руку, потянул его на поверхность.

 Перуанка Мария, стоявшая на берегу рядом с Настей, рыбкой метнулась в воду и быстрым кролем доплыла до Сергея. Он уже приспособился, как дотянуть Долговязого до берега: плыл на спине, держа рукой голову перевернутого на спину Долговязого, чтобы он больше не нахлебался воды. Когда подплыла Мария и подхватила Долговязого под руку, Сергей пошлепал его ладонью по щекам. Долговязый недовольно захрипел, закашлял, выплевывая вместе со слюной океанскую воду. Пока плыли до берега, он окончательно пришел в себя, из воды выходил уже самостоятельно.

 На берегу Сергей положил на лежак маску, надел шляпу и лег прямо на горячий песок. Солнце сразу же приступило к своей работе, испаряя с тела капли океанской воды. Сергей, повернув голову, смотрел на безбрежный океан, представляя жизнь в его огромной вселенной. Высокий долговязый человек, который в нерешительности ещё какое-то время топтался рядом, его больше не интересовал: Сергея перестала забавлять его трусость, его напускная нелюбовь ко всему русскому. И первый раз он подумал о том, что скоро заканчивается путевка и придется возвращаться в холодную Москву. Он представил серое низкое небо с падающими редкими снежинками, такой же серый, с сизой дымкой от выхлопных газов автомобилей воздух, пробки – вечные автомобильные пробки, которые сжирают бесценные часы жизни, но странным образом он думал об этом с удовольствием. Он впервые за много лет после переезда из Сибири представил Москву своим домом. Пусть порою несуразно-суетливым, пусть холодно-негостеприимным, но домом, куда ему захотелось вернуться… А удастся ли когда-нибудь еще побывать на этом райском острове, он не знал.

 

 2

 Шквальный ветер, дующий с океана, гнал по низкому небу грязно-серые облака, опрокидывал тяжелые деревянные грибки, словно пушинки сдувал пластмассовые лежаки, безжалостно гнул к земле кокосовые пальмы, поднимал огромные, серые от прибрежного песка волны, которые с ревом ударялись о берег, выбрасывая пену и длинные лохмотья грязно-зеленых водорослей. Казалось, что ураганный ветер все разрушит, а океанские гигантские волны смоют Остров, но к утру ветер стих, серые тяжелые облака исчезли, и в высоком голубом небе опять засияло яркое солнце.

 Сергей с женой и дочерью шли по растерзанном пляжу. Рабочие отеля уже начали наводить порядок: стаскивать в одно место разбросанные по всему пляжу лежаки, вкапывать в песок столбы грибков, собирать мусор.

 – Не были здесь всего два года, но такое ощущение, что попали на другую планету, – сказал Сергей.

 – Это, ураган, – сказала жена. – Я проснулась ночью и думала, что он сорвет крышу с отеля.

 – Да, ураган – это страшно: что ураган Эльвира, что этот, – задумчиво сказал Сергей.

 – Что за Эльвира? – не поняла жена.

 – Да председатель Центробанка, которая обвалила рубль, а сейчас отбирает лицензии у мелких банков, – горько улыбнулся жене Сергей. – Мой крупнейший поставщик обанкротился. Деньги были в банке, у которого отобрали лицензию, а закупку поставщик вел в долларах, который подскочил в два раза, – сказал Сергей.

 – Ну сколько можно! – возмутилась Настя. – Опять про работу?! Мы же на отдыхе!

 Сергей посмотрел на дочь:

 – Ты – студентка Российского экономического университета, финансового факультета? Это же твоя тема… И потом, если папа разорится – кто будет платить за твое обучение?

 Дальше шли молча. Песок под палящим солнцем стремительно высыхал, становясь опять чисто-белым. Издалека, из центра курортного городка, по огромному полукругу бухты, по пляжу, почти у кромки воды медленно двигался чужеродный в этом уголке природы трактор на колесах. Перед ним шли загорелые до черноты в широких потрепанных шляпах двое рабочих, которые собирали в мешки водоросли и мусор. Трактор широкой бороной разравнивал сбитый волнами в возвышенность песок. Песок был с мелкими ракушками, которые со временем будут измельчены прибоем и станут таким же белым песком.

 – Сегодня купаться еще нельзя, – немного разочарованно сказал Сергей.

 Они повернули назад к отелю. На зеленой лужайке рабочие бензопилой распиливали вырванную с корнем пальму. Через большую стеклянную дверь вошли в отель. Жена взглянула на Сергея:

 – Что-то не так?

 – Да все не так, – ответил он. – Зря мы еще раз поехали сюда. Нужно было немного доплатить и рвануть на Бали.

 Они дошли до середины холла: прямо был парадный вход; чуть правее от него – ресепшен; слева – небольшой магазинчик, в котором продавался ром, сигары, бутилированная вода, кола, полотенца, футболки и бейсболки с портретами Че Гевары, дельфинами и надписями «Куба»; рядом был еще один выход, который вел к бассейнам и летнему театру, а посреди холла рядом с зимним садом, за которым скрывался вход в бар первого этажа, под экзотическими растениями стояли три низких столика с удобными креслами. Все было знакомым до мелочей.

 «И стоило сюда лететь двенадцать часов? – с досадой подумал Сергей. Он хотел уже было направиться к лифтам, чтобы подняться на свой седьмой этаж, как из кресла неожиданно поднялся человек. Черный от природы и от загара, он улыбался белоснежной улыбкой.

 – Ола-а! – И добавил на чисто русском: – Расслабьтесь, вы на Кубе!

 Это был тот экскурсовод, который возил их в Старую Гавану и который, прощаясь в прошлый приезд, сказал, что у них хорошая семья. Он узнал русских. Искренне был удивлен, что видит их вновь, и, конечно, обрадовался.

 Сергей тоже улыбнулся, поприветствовал его в ответ.

 – Как вы? Когда прилетели? Русских туристов стало у нас совсем мало, – быстро заговорил экскурсовод. – Я вот вынужден переключаться на канадцев, – он кивнул в сторону сидящего в кресле молодого мужчины азиатской внешности. – А с английским у меня не так хорошо, как с русским.

 Сергей ответил, что прилетели только вчера. И хорошо, что успели до урагана.

 – А у меня, кстати, есть билеты на экскурсию на виллу Хемингуэя. Экскурсия состоится завтра. Соглашайтесь. Океан до завтра, конечно, немного успокоится, но вода будет все равно мутной. После такого-то урагана. – Кубинец, видимо соскучившись по русским туристам, говорил на русском языке с удовольствием. – Да вот, познакомьтесь с мистером Ли. Он канадец китайского происхождения. И завтра тоже едет на экскурсию.

 Мистер Ли поднялся с кресла. Он оказался высоким крупным молодым человеком с холеной внешностью и, как положено китайцам, был черноволос. Волосы были аккуратно подстрижены, блестели от хорошего ухода. А темно-карие китайского разреза глаза были по-европейски большими.

 На следующее утро Сергей с женой и дочерью стоял на широком крыльце отеля. Автобус немного запаздывал. К ним подошел экскурсовод, поздоровался по-русски, повторил любимую фразу:

 – Расслабьтесь, вы на Кубе!

 Сергей улыбнулся.

 – А почему нашего русского флага здесь нет? – спросил он, кивнув на козырек над входом в отель, где крепились флаги разных государств. – Китайский есть, канадский есть, а нашего нет!

 – Так вы привезите, мы вывесим, – нашелся что ответить экскурсовод. – А вообще-то, и американского тоже нет.

 – Ну, американского – понятно. Пятьдесят лет эмбарго.

 – Ну, некоторые считают, что русские нас предали, – понизив голос, сказал экскурсовод. – Я так не считаю, – улыбнулся он.

 – Нас самих предали, – сказал Сергей. – Развалили государство… – Он замолчал, увидев подъезжающий большой синий туристический автобус.

 Когда вся туристическая группа была собрана и автобус выехал на шоссе, идущее вдоль побережья к Гаване, экскурсовод взял микрофон и стал говорить: сначала на испанском, потом на английском, потом на русском. Группа состояла в основном из испанцев, в меньшей степени, канадцев и русских в лице Сергея, его жены и дочери. Русских экскурсовод представлял с какой-то особой радостью и даже гордостью:

 – Господа! С нами на экскурсию едут русские. Они прилетели только вчера! – Он показывал микрофоном на Сергея и его семью. Все с любопытством оглядывались, разглядывая их. Ведь им пришлось пролететь на самолете полмира, чтобы добраться до Острова.

Сергей, еще до того, как разрешили в стране заниматься бизнесом, любил в свободное время читать. Он прочитал многих авторов: и русских, и зарубежных. Из русских ему нравились Гоголь, Толстой, особенно сцена охоты из «Войны и мира», Бунин, Астафьев – какую вкусную уху из осетра он описывает. А из зарубежных – Эрнест Хемингуэй. И полюбил он Хемингуэя не только за его произведения об охоте и рыбалке. А за его «сложный» – как писали о нем критики, но свободолюбивый характер. «Он был настоящий мужик, – так думал про него Сергей. – Любил жизнь: мог и выпить, и подраться, и женщин любить, а, главное, умел много и плодотворно работать». Сергей купил книгу о нем с фотографиями, прочитал даже его неоконченный роман «Острова в океане», и имел свое собственное представление о нем и о его жизни. И он сильно удивился, когда увидел, что поместье Хемингуэя «Финка Вихия» находится вдалеке от океана, в самой гуще городка Сан-Франциско де Паула, по узким улочкам которого автобус еле разъезжался со встречными автомобилями. А яхту «Пилар», на которой Хемингуэй ловил атлантического голубого марлина, Сергей обнаружил в саду, в тени королевских пальм.

И еще Сергей понял, что Хемингуэй не был строителем, не умел и не хотел этим заниматься: его дом, который он купил, был, по меркам Сергея, небольшим, одноэтажным, с низкими потолками; гостевой четырехкомнатный дом скорее напоминал сарай; единственный интерес представляла квадратная башня, на нижних этажах которой жили кошки, а на верхнем стояла конторка, которую распорядилась купить ему жена Мэри, и подзорная труба на треноге, в которую Хемингуэй смотрел на океан и на любимую Гавану, которая отсюда, с высоты стодевятнадцатиметрового холма и двенадцатиметровой башни, хорошо была видна в ясный солнечный день. Сергей посмотрел в подзорную трубу на Гавану, на океан, и ему захотелось сначала побродить по узким улочкам Старой Гаваны, заглянуть в бар «Эль Флоридита», а потом поплавать в океане. Он вспомнил раковину, которую выронил из рук в прошлый свой приезд, и в нем опять начал просыпаться охотничий азарт… И еще понял Сергей, побывав на башне, что его любимый писатель не был так свободен, как он представлял раньше: его приковывала к дому и работа, и жена Мэри, которая не хотела, чтобы он в очередной раз напился с друзьями в баре.

 Сергей на экскурсию с группой не пошел – он бы и сам мог провести экскурсию, а подошел к дому с торца, со стороны башни и поймал себя на мысли, что на правах «старого друга», осматривает фундамент: не разрушили ли его корни деревьев. Ему хотелось побыть наедине с домом писателя, еще раз представить, как жил здесь Эрнест Хемингуэй, и Сергей сел на порог открытой двери дома. Он видел внутреннее убранство: низкую кровать, книжные шкафы, чучела на стене. В голове мелькнула мысль: «Вот бы съездить на охоту в Африку!», но он уже понимал, что прощается с любимым писателем, с многолетней мечтой о той чужой жизни, с мечтой, с которой он так много лет жил. Он здесь отчетливо понял, что у каждого своя жизнь. И что его жизнь нисколько не хуже, чем жизнь Хемингуэя. А даже в стократ лучше. Потому что это его собственная жизнь!

 Мимо прошла сотрудница музея в униформе. Посмотрела на Сергея, но ничего не сказала. А потом подошли жена с дочерью в сопровождении мистера Ли. Китаец возбужденно что-то рассказывал, широко разводя руки. Сергей понял одно слово – «Марлин». Настя перевела с английского:

 – Мистер Ли восхищается Хемингуэем. Какую большую рыбу он ловил.

 – Я понял, – сказал Сергей. – Переведи ему, что завтра утром мы с ним идем на крупную рыбу. «Биг фиш», – добавил Сергей и широко развел руки. – Только не марлин, а тунец.

 В автобусе китаец сел рядом с Сергеем, и всю обратную дорогу до Варадеро они проговорили. Дочь, сидевшая с женой сзади них, переводила. Мистер Ли рассказал, что родился в Китае, а учиться уехал в Канаду. После учебы он получил канадский паспорт, устроился на работу. Это его первый отпуск, который он проводит не дома у родителей в Китае. Сергей рассказал, что занимается бизнесом. Сказал, что собирается лететь в Китай, в Гуанчжоу, где хочет найти новых поставщиков. Мистер Ли оживился, сказал, что его родители как раз живут в Гуанчжоу и он поможет Сергею.

 А утром они встретились на пляже.

 Еще пересекая широкую песчаную полосу от зеленых зарослей до полосы прибоя, Сергей увидел стоявшего в шлюпке рыбака. Он был в ста метрах от берега, примерно на том месте, где два года назад Сергей нашел раковину. Сергей узнал его, вернее он узнал его белесую шлюпку с выключенным дизельным двигателем. Если присмотреться, можно было увидеть, что рыбак забрасывает снасти.

 В пункте проката, который располагался здесь же, на пляже, Сергей с мистером Ли взяли на два часа катамаран. Катамаран был ярко-желтого цвета, двухместным, с педалями, как у велосипеда, на каждом месте, и с рулем. В тихую погоду такой катамаран был идеальным прогулочным средством на короткие расстояния. Инструктор на плохом английском объяснил, что далеко заплывать нельзя, и надо вернуться вовремя, иначе больше им в прокат ничего не дадут.

 Катамаран на полном ходу шел, как говорят моряки, от берега. Перед взором был прекрасный бескрайний синий океан, синее небо, сливающееся с океаном на горизонте, желтое солнце, с подъемом в зенит приобретающее белый цвет. Сергей держал руль, направляя катамаран перпендикулярно пункту проката. Настроение было прекрасным. Сергей улыбался. Мистер Ли тоже. Отплыв от берега метров пятьдесят, Сергей скомандовал:

 – Стоп! – Снял шляпу, рубашку, шорты, взял маску с трубкой, кивнул китайцу. Тот проделал то же самое и, держась за шелковый трос, идущий вдоль борта, вслед за Сергеем спустился в воду. Сергей махнул рукой, мол, поплыли, надел на лицо маску, закусил резиновый наконечник трубки, погрузился с головой в воду. Вода, несмотря на позавчерашний ураган, была теплой и уже почти прозрачной. Под ним, на трехметровой глубине, на небольших выступающих из песка участках скальных пород плавно, от слабого течения, идущего вдоль берега, раскачивались зеленые водоросли. Но выглядели они так, словно были объедены кем-то. Рыбешек, даже мелких, почти не было видно, не говоря уже про крабов и другую живность. Но плавать и смотреть даже на такую скудную подводную картину Сергею было приятно. Китаец – молодой и сильный – быстро проплыл сначала в одну сторону, потом в другую. Вынырнув, он убрал трубку изо рта, сказал:

 – Ноу биг фиш!

 – Ноу! – поддержал разговор Сергей.

 Поднявшись на катамаран, они поплыли снова. Сергей рулем направил катамаран направо. Они проплыли метров сто, опять сделали заплыв. Здесь было еще мельче, из песка тоже кое-где торчали скальные породы, но на них практически водорослей не было.

 Еще находясь с головой в воде, Сергей услышал знакомые ритмичные звуки дизельного двигателя. Он поднял голову над водой и увидел, как шлюпка со стоящим в ней человеком плавно двинулась вдоль берега в ту сторону, откуда она обычно приплывала рано утром.

 Китаец, еще энергичнее метавшийся в поисках рыбы, вынырнул, услышав звук двигателя, посмотрел на шлюпку, потом на Сергея.

 – Биг фиш ноу!

 – Ноу, – подтвердил Сергей. Потом показал в ту сторону, откуда плыла шлюпка, сказал:

 – Биг фиш! – и развел широко руками.

 До подводного оазиса, где Сергей два года назад нашел великолепную огромную раковину, нужно было проплыть с полкилометра. Для катамарана это было приличное расстояние, причем так далеко заплывать было запрещено, поэтому плыли недалеко от берега, пока не проплыли пункт проката и не удалились от него метров на триста. Потом поплыли прямо в океан, удаляясь все дальше и дальше от берега. На пункте проката не сразу заметили их маневр. А когда они погрузились в океан, им было уже все равно: кричат им с берега или нет.

 Здесь, на десятиметровой глубине вода не была такой уж прозрачной. И хотя она и просматривалась до дна, но была мутноватой. Хватило пару минут, чтобы Сергей понял, что произошло ужасное: страшный шторм – ближайший волнорез был в двух километрах отсюда – уничтожил оазис: сорвал водоросли, кораллы, а потом засыпал песком скальную породу, на которой они крепились. И не было ни рыб, ни моллюсков, ни крабов, ни раковины, которую Сергей мечтал достать. Еще проплавав над подводной пустыней минут десять, он поднялся на катамаран, снял маску. Солнце пекло со всей тропической мощью. Сергей накинул на плечи рубашку, надел шляпу. Из воды вылез китаец. Лицо у него было злым. Не глядя на Сергея, он сказал:

 – Биг фиш ноу!

 – Ураган! – сказал Сергей. – Торнадо! – повторил он для убедительности. Настроение окончательно испортилось. И то ли от жары, то ли от расстройства у него застучало в висках.

 По берегу бежал сотрудник пункта проката, что-то кричал и махал руками. Они поднажали на педали. Катамаран, словно огромный тяжелый айсберг, медленно тронулся с места. Приблизились к берегу, повернули налево к пункту проката. Но здесь было грести еще тяжелее – мешало прибрежное течение, которое раньше Сергей вообще не замечал.

 Он начал выбиваться из сил, словно без передыха поднялся на крутую гору. Крупные капли пота катились по лицу. Китаец тоже лоснился от жары и в какой-то момент, не выдержав, перестал крутить педали и спустился в воду. В этом месте воды ему было по грудь. Сергею показалось, что катамаран без китайца поплыл быстрее, но в следующее мгновение тот перестал слушаться руля – его начало кренить вправо. Сергей начал нажимать на педали еще энергичнее, сильнее выкручивая руль. До пункта проката оставалось метров пятьдесят, он посмотрел на китайца, и тут до него дошло, что китаец просто стоит на месте и тормозит движение катамарана. Делал ли он это случайно – от усталости – или умышленно, Сергей разбираться не стал: он перестал нажимать на педали, жестами объяснив китайцу, чтобы тот отпустил катамаран.

 Китаец поплыл к берегу. Сергей доплыл до пункта проката, помог сотруднику вытащить катамаран на берег. Из кармана шорт достал доллар протянул его сотруднику. Тот взял деньги, улыбаться не стал, но поблагодарил. Сергей сказал:

 – Грациес.

 И пошел в отель. Проходя мимо сидящего на лежаке китайца, ничего ему не сказал.

 На обед двухметровый чернокожий повар в белом халате всем желающим отрезал по куску от туши тунца. Тунец был под стать повару – огромен. Мощный металлический крюк держал его за жабры – толстое тело с непропорционально маленьким хвостом свисало вертикально. Отрезанный кусок рыбы повар тут же обжаривал с двух сторон на раскаленной электроплите. Повар узнал Сергея, улыбнулся, поприветствовал.

 – Биг фиш! – восхищенно произнес Сергей, кивнув в сторону тунца.

 – Си! Только что из океана, – сказал по-русски повар.

 – А я его искал, – сказал Сергей. – Мне кусочек, пожалуйста. – Краем глаза Сергей видел, как мистер Ли встал в очередь за тунцом. С восхищением глядя на рыбину, китаец сказал повару:

 – Биг фиш! – и еще что-то по-английски. Повар ему ответил тоже по-английски. Сергей понял слово «океан». Китаец кивнул, улыбнулся, посмотрел вслед русскому, отходящему от стойки.

 За столиком Настя спросила:

 – Папа, завтра мистер Ли уезжает, взять у него телефон, электронную почту?

 – Не надо, – спокойно сказал Сергей. – Я решил, что после отпуска полечу в Сербию. Там, в Суботице, открылась новая фабрика. Новейшее японское оборудование. Товар будет немного дороже, зато качественнее.

 Сергей отрезал кусочек тунца.

 – Будешь? – спросил он у дочери.

 – Пап, ты же знаешь, что я морскую рыбу не очень люблю.

 – А ты? – Сергей посмотрел на жену.

 – А я худею, – улыбнулась жена. – Ем только салаты.

 – Не вовремя худеешь, – улыбнулся Сергей, налил на край большой белой тарелки соус, обмакнул в него кусочек тунца. – Хоть раз в жизни попробовать биг фиш, – засмеялся он.

 Сергей ел пресную рыбу, которой даже острый соус не придавал нужного ему вкуса, и думал о том, что, возможно, охота в Африке окажется такой же пресной, как эта «биг фиш». И желание, которое он глушил последние годы, с новой силой нахлынуло на него. Желание – хоть ненадолго, а лучше на все лето поехать на свою родину, в верховья Енисея, где и охота в тайге интересней, и рыба в горных реках вкусней.