Алексей МАНАЕВ. КОНИ ИГОРЯ ДЫШАТ МНЕ В СПИНУ. Взгляд

 

Алексей МАНАЕВ

КОНИ ИГОРЯ ДЫШАТ МНЕ В СПИНУ

Взгляд

 

Июльский день. Жара. Иду посередине шоссе. Короткая тень неспешно скользит рядом. Пахнет раскалённым асфальтом, на котором туфли оставляют вмятины. Впереди меня, километрах в трёх, среди золотого от цветущего подсолнуха поля старинное, в два десятка домов, сельцо Становое. Чтобы, понять, где я, откройте административную карту Белгородской области. На северо-востоке увидите два соседних района: Красненский и Чернянский. Я как раз на их границе. До Белгорода примерно 150 километров, до Воронежа и Курска – под 200, а до Киева (упоминаю Киев потому, что касаюсь событий времён Киевской Руси) – все 600. Глубинка первостатейная. Становое не прячется в яругах, как многие деревни в этой степной местности. Оно – «не моё». То есть не сельской территории, откуда я родом, и не нашего, Красненского, а Чернянского района Белгородчины. Словом, пограничное сельцо. Живут в нём потомки украинских черкас, говорящих на наречии из густой смеси русских и украинских слов, которая называется суржиком.

Но село как родное. Потому что сюда в молодые годы, оседлав велосипеды, ездили по вечерам «на улицу». Так назывались в нашей среде молодёжные тусовки. Посидишь с местными принцессами школьного возраста часа три, половишь косые взгляды становских принцев, ревниво встречавших наши визиты, и возвращаешься восвояси, пропахший яблоками, жареными подсолнечными семечками и возбуждённый этими самыми косыми взглядами сверстников. Возраст такой, что готов в любую минуту показать характер. Но до реальных случаев демонстрации удали и силы дело не доходило.

В пору незабвенных «кукурузников» через Становое проще всего было наносить визиты из Белгорода в родные места. Час полёта – и ты в Волотово, в большом старинном селе. Ещё полчаса, если повезёт с попуткой, и ты у матушки. Удобно! Едешь на машине, и всегда ожидаемо, но всегда неожиданно всплывают кокошником над Становым купола Свято-Троицкого храма, построенного в середине девятнадцатого века помещиком Иваном Петровичем Аммосовым. Бывало, следуя к матушке в отпуск, завидишь издали купола и вздохнёшь с облегчением: слава Богу, теперь мы дома, хотя до дома ещё километров пять. И в дальние края тебя тоже нехотя провожают эти купола, медленно-медленно утопая в горизонте. Невольно оказываешься в ситуации героя «Слова о полку Игореве», направлявшегося в чужедальние степи: «О Русская земля! уже ты за холмом!». Только интерпретация другая: «О родная земля, уже ты за горизонтом!».

Кстати, однажды в солидном федеральном государственном учреждении в столице седовласый коллега почему-то решил проверить мои знания литературы.

– Ты гуманитарий по образованию? – интересуется.

– Гуманитарий, – отвечаю.

– Тогда скажи, достопочтенный гуманитарий, откуда эти слова: «О русская земля! уже ты за холмом!»?

Неожиданный экзамен показался бестактным. Бросил с вызовом:

– Откуда выражение «О русская земля! уже ты за холмом!» не знаю. А вот фраза из «Слова о полку Игореве» «О Руская земле! Уже за шеломянемъ еси!» знакома.

Оппонент смутился и, поправляя очки, погрозил пухлым коротким пальчиком:

– Не ерепенься, не ерепенься. Вижу, что гуманитарий…

Люблю «Слово» со школьных лет за лаконизм и образность. Читал поэтические переложения мэтров отечественной литературы. Ни одно не тронуло душу. Стремление угодить рифмам ослабляет натянутую пружину текста, теряется его упругость. То ли дело – оригинал! Писатель Владимир Чивилихин почти страницу эссе посвятил одной фразе – «комонъ въ полуночи». То есть – «конь в полуночи». Согласен: «Сразу перед глазами силуэт коня в лунном свете, ночная степь с её тонкими звонами и шорохами, оттеняющими чуткую тишину, чистые запахи трав, освежающие дуновения, а в семантической паузе – тайная, щемящая душу тревога Игоря, сторожкая готовность сорваться с места в бешеном поскоке – бегстве». Чивилихин задаётся вопросом: «Уж не сам ли Игорь и написал «Слово»? И отвечает на него утвердительно: «Такое предположение высказано исследователями, и с ним можно согласиться».

На мой взгляд, именно художественные достоинства «Слова», на которые обратил внимание известный писатель, как раз и не позволяют считать автором шедевра древнерусского творчества князя Игоря. Он был, конечно, незаурядным воином, хорошо владевшим мечом. А художественная ткань произведения свидетельствует, что его автор профессиональный одарённейший литератор. К людям, ещё и хорошо владеющим пером, Игоря, наверное, отнести можно. Но к профессиональным творцам – вряд ли.

Добавлю: не счесть превосходных поэтических строк, песен, в которых фраза «конь в полуночи» проступает как фрески сквозь штукатурку. Вспомним один из шлягеров, ставших едва ли не народным:

Выйду ночью в поле с конём,

Ночкой тёмной тихо пойдём.

Мы пойдём с конём по полю вдвоём,

Мы пойдём с конём по полю вдвоём.

Думаю, его истоки оттуда – из «Слова»…

Да и сейчас оказался я у Станового тоже из-за этого шедевра. Иду посередине шоссе, нарушая все мыслимые и немыслимые правила. Мимо проносятся простенькие до неприличия отечественные легковушки и редкие ещё в сельской местности щеголеватые дети зарубежного автомобильного прогресса. Одни водители сигналят, другие крутят у виска указательным пальцем, третьи специально прижимают машины поближе ко мне, пытаясь напугать и заодно обдавая бензинными выхлопами и пылью. Не обращаю на них внимания. Голова занята другим.

Вчера позвонили знакомые, сообщив о том, что нашли сногсшибательный материал, доказывающий, будто войско Игоря прошло почти через мои родные места – конкретно через Становое, а злосчастная битва состоялась в двух десятках километров от отчего дома. Вот это да! Телефонное сообщение вызвало такие же чувства, какие, наверное, вызывает у нумизмата клад редчайших монет. Вот тебе и глухомань! Вот тебе и провинция! Сердце охнуло и зашлось. Полдень следующего дня встречал уже в Становом. Сенсационным материалом оказался обрывок старой газеты. С большим трудом удалось установить, что очерк «Где же Каяла-река?» принадлежит журналисту Александру Ульянову и опубликован в «Сельской жизни» ещё в 2000 году. Известно, что главный герой «Слова» Новгород-Северский князь Игорь в 1175 году ходил со товарищи на половцев. Посмотрите на карту. Город невдалеке от Киева. Это ещё Киевская Русь. Поход завершился неудачно. На реке на Каяле Игорево войско было разбито, а сам он пленён.

Спор о том, где находится река, не утихает до сих пор. Мнение журналиста – одно из многих. Но какое! Он предположил, что Каяла не что иное, как нынешняя река Потудань, а шёл он к Потудани через Становое!

Предположение в принципе не лишено оснований: в давние времена Потудань была рекой пограничной. Каков сценарий событий по версии Ульянова? Войско Игоря соединилось с войском брата Всеволода ещё в Курске. Дорога на юг дружине была заказана. Поход начался в конце апреля, когда весенний паводок ещё не улёгся. Цитирую: «В Путивле полк Игоря соединился с полком его сына. Каждый полк составлял несколько дружин. Обычно эта цифра была кратна трём. У князей, в зависимости от обстоятельств, дружины составляли разное количество воинов. Так упоминается в былинах. Для охоты – в дружине обычно от трёх до семи воинов. При сборе дани в дружине было от 12 до 70 воинов, а для боевых действий – и того больше. Можно сделать вывод, что в каждой дружине Игоря было самое малое по сто человек. Три дружины – полк. Помимо конников были и пешие воины... Только в двух полках – Новгород-Северском и Путивльском находилось не менее двухсот воинов». Вывод: «С таким количеством людей крайне трудно форсировать разлившиеся от весеннего паводка реки. Поэтому Игорь вёл к Дону свои полки таким путём, где мало было водных преград».

Поход князя Игоря сопровождался солнечным затмением. Автор учитывает и это обстоятельство. «Нетрудно определить, что солнечное затмение было 1 мая 1185 года, в воскресенье, в полдень. Полдня у Игоря ушло на окончательные сборы. Значит, до солнечного затмения Игорь в половецкое поле не ушёл, хотя автор Киевской летописи утверждает, что Игорь прямо из Путивля отправился в Степь. Когда полки Игоря тенью покрылись, он обратился к воинам: «Лучше убитыми быть, чем пленёнными быть: так сядем, братья, на своих борзых коней, да посмотрим синий Дон. Хочу, – сказал, – копьё преломить на границе поля Половецкого». Эти слова яснее ясного говорят о том, что Игорь во время солнечного затмения ещё был на русской земле. И только после солнечного затмения он повёл полки в Половецкое поле. Откуда? Из-под Курска. По какому пути? Если сразу на юг – значит, необходимо преодолевать водные преграды, да и не в сторону Дона. Но Игорь решил посмотреть синий Дон! А путь от Курска к Дону – только на восток. И на этом пути нет никаких, а главное, водных преград».

Далее: «Большая группа воинов двигалась со скоростью 4-5 километров в час в сторону населённого пункта Становое. Пройдя за 7-8 часов 28-30 километров, полк спустился с возвышенности, холма, где проходила граница Русской земли. Вот тогда-то автор «Слова» словно выдохнул с горечью в душе: «О, Русская земля! Уж за холмом ты!». Полк шёл четыре дня. И читаем «Слово»: «Спозаранку в пятницу потоптали они поганые полки половецкие и распались стрелами по полю… Покрывалами и плащами, и одеждами, и всякими нарядами половецкими стали мосты мостить по болотам и топям», – говорит автор «Слова». Где это было? После населённого пункта Гнилое. Здесь низинное место. И здесь, повернув на юг, полки Игоря спустились в низину. Неспроста автор снова вздохнул: «О, Русская земля! Уже ты холмом!», «Тут копьям переломиться, тут саблям иступиться о шеломы половецкие, на реке, на Каяле, у Дона Великого». Так какая же река встретилась на пути Игоря у Дона Великого? Смотрим на карту. Потудань. Вот где произошло сражение полка Игоря с половцами – на берегу быстрой Каялы-Потудани. Здесь Игорь был взят в плен.

Интересное название реки – Потудань: по ту сторону реки можно взять дань, т.е. Русская земля».

Чем больше вчитывался в очерк Ульянова, тем яснее становилось, что торжествовал преждевременно, мчался за тридевять земель сломя голову напрасно. Во-первых, сразу стало ясно: не о «нашем» Становом речь – из Курска к нему и сейчас непросто добраться, а уж в те поры – тем более. Да и не было надобности спешить к сельцу. На современной карте Курской области нашёл два села Становое. Одно в районе Понырей тоже явно не то. А вот другое – в Тимском районе – могло оказаться на пути дружины. О нём, по-видимому, и речь.

Сейчас города Курск и Воронеж соединены автотрассой. Войско Игоря Ульянов и направил этим путём, а за Осколом резко повернул его к реке Потудани-Каяле. Автор заключает: «Здесь, на берегу реки Потудани, надо бы поставить добрый памятник сражению русских воинов с половцами, послужившему поводом для создания одного из первых русских литературных произведений – «Слова о полку Игореве».

Очень хочется верить коллеге-журналисту. Но не верится. Потому что в доказательство своего сценария он приводит по существу один аргумент: из-за весенней распутицы дружина не могла двигаться дальше наших мест, на юг. Аргумент очень уязвимый. А что если в тот год весна была дружной и вешние воды сошли в моря-океаны очень рано? А что если больших паводковых вод вообще не было из-за малоснежной зимы? Кроме того, ратники шли по проторённым путям, проложенным по водоразделам, минуя серьёзные естественные препятствия. Значит, и большая вода им не помеха.

Не буду больше касаться частностей, скажу о главном. Никто из вдумчивых исследователей не сомневается в том, что попытка Игоря «шеломом испить из Дону» была, и привела она к трагическому исходу: «поганые» разбили дружину, а Игоря пленили. «У реки у Каялы, – говорится в «Слове», – пир закончили храбрые русичи: сватов напоили, а сами полегли». Никто из тех же серьёзных исследователей не сомневается в том, что «Слово» посвящено особому для Древней Руси периоду, периоду обострения княжеских междоусобиц. С горечью сообщает летописец о «диких половцах», устремившихся на кровопролитие и обрадовавшихся «бяхуть сваде в Рускых князех».

«Борьба князей против поганых прекратилась,

Ибо сказал брат брату: «Это моё, и то моё же».

И стали князья про малое «это великое» говорить

И сами на себя крамолу ковать.

А поганые со всех сторон приходили с победами на землю Русскую».

Но «Слово» не репортаж с места события, не дотошное историко-географическое исследование похода. Оно – художественное осмысление ситуации, когда князья про малое «это великое» стали говорить, и из-за их усобицы «настало насилие от земли Половецкой». Оно – страстный призыв к единению, величальная тем, кто стремится к этому единению. Всё остальное для автора фон, чтобы усилить эмоционально-художественные «авуары» произведения. Географически место действия обозначено некими символами. Хотя в «Слове» и фигурирует, в частности, река Каяла, она без «персональных» примет, без привязки к местности. Рискну напомнить песню «Катюша». Напомнить для того, чтобы, сознательно утрируя ситуацию, чётче объяснить позицию. Возьму только один куплет:

Расцветали яблони и груши,

Поплыли туманы над рекой.

Выходила на берег Катюша,

На высокий берег на крутой.

Допустим, у нас возникла необходимость уточнить место действия. Трудно представить, сколько можно назвать рек и речек, на высоком крутом берегу которых расцветали яблони и груши. Не так ли и с Каялой? Именно потому, что место сражения географически «обезличено», высказано огромное количество предположений о её местонахождении. Одни исследователи концентрируют внимание на притоках Дона, другие – Северского Донца, третьи распространили поиски на причерноморские реки. Одни «рыщут» по югу половецких степей, другие по северу.

Авторы делают не голословные выводы. Каждый подкрепляет свою идею аргументами. Только аргументы эти иной раз напоминают слова из «Катюши» – берег высокий, крутой, на нём цветут яблони. А может и не на нём, а в окрестных садах. А что против аргументов – во внимание не принимается. Выдвигаются умозрительные логические построения. Но, если изначально ты, по Пушкину, «сам обманываться рад», логика становится дамой очень услужливой. Можно логически объяснить любой абсурд. Александр Ульянов поддался такому же соблазну.

Он, правда, заявил, что скрупулёзно опирался не на летописи, а на само «Слово». Ой ли? Вот строки из «Слова» (ритмический перевод Д.С. Лихачёва):

«С той же Каялы Святополк повелел отца своего привезти между венгерскими иноходцами ко святой Софии к Киеву. Тогда, при Олеге Гориславовиче, засевалось и прорастало усобицами, погибало достояние Даждьбожьего внука; в княжеских крамолах сокращались жизни людские».

Известно, что отец Святополка Изъяславовича, Изъяслав Ярославович, был убит в 1078 году в битве на Нежатиной Ниве под Черниговом. Автор ушёл от комментария противоречащих его концепции строк. А мне начинает мерещиться вывод, что реку Каялу надо искать под Черниговом. Тем более что академик Рыбаков, видный советский и российский археолог, исследователь славянской культуры и истории Древней Руси, допустил, что дружина Игоря сражалась с половцами на одном из притоков Днепра. Хотя он, конечно, помнил строки из «Слова»:

«Тут копьям изломиться,

Тут саблям побиться

О шлемы половецкие

На реке на Каяле

У Дона великого».

Но и версия академика – не истина в последней инстанции. Теперь, наверное, каждый белгородец знает, что в XI-XII веках рядом с селом Холки у Жестовых гор в Чернянском районе было городище, своего рода крепость с укреплениями. На самом высоком месте находилась сторόжа, откуда вели наблюдение за половецкой стороной.

Российский историк и археолог Светлана Плетнёва высказала предположение, что в Холках и встретился Игорь с братом, курским князем Всеволодом, с которым собрались в опасный поход. «В 1958 году наш археологический отряд во время разведки обнаружил на Осколе небольшое русское городище при впадении в Оскол речки Холок, – писала Светлана Александровна. – По подъёмному материалу (обломкам горшков и стеклянных браслетов) оно датируется XII в. Городище небольшое, мысовое, с мощным напольным валом. На его территории находилось и синхронное тому времени кладбище. Возможно, при нём стояла здесь и небольшая церковка. Считаю вполне вероятным, что именно эта пограничная русская крепостица и была местом встречи князей». Точка зрения Светланы Плетневой, доктора исторических наук, специалиста по археологии, истории и культуре кочевых народов средневековья, теперь относится едва ли не к одной из самых распространённых.

Именно в этих местах, на террасе одного из меловых холмов, входящих в состав небольшого хребта, который некогда называли Жестовыми горами, предположительно в XIV веке был основан Свято-Троицкий Холковский монастырь. Учитывая технику строительства пещер, некоторые учёные считают, что его основали монахи Киево-Печерской Лавры. Хорошо известно, что у подземного храма и келий непростая судьба. В 1764 году пещерный Холковский монастырь упразднили. С течением времени был завален, а затем и забыт вход в пещеры. Только лет двадцать назад монастырь восстановили, возвели ещё несколько культовых сооружений. Они образовали историко-архитектурный комплекс «Свято-Троицкий Холковский монастырь» – единственный действующий пещерный монастырь на Белгородчине, её гордость. Комплекс реконструирован так, что трудно отделаться от ощущения, будто здесь, в Холках, у дружины Игоря и была последняя остановка перед кровавой встречей с половцами. Об этом как бы невзначай намекает ансамблевый памятник.

Гипотеза Светланы Плетневой тоже уязвима. Существуют и другие версии местонахождения Каялы. И чем больше вчитываюсь в эти версии, в пульсирующие строки «Слова», тем больше начинает мерещиться второй вывод: наличие реальной Каялы-реки недоказуемо. Каяла, получается, поэтический образ какой-то мифической реки времени, в которой отражается и одновременно получает нравственную оценку каждый наш поступок.

Вот и иду в раздумье на виду у Станового по жаркому шоссе, не обращая внимания на гудки проносящихся мимо машин. Я, конечно, не найду следов конницы Игоря. Но близость села, неоглядные поля, его окружающие, – это и моя малая родина, навевающая что-то воистину фантастическое.

Кажется, что, позвякивая удилами, кони Игоря дышат мне в спину.

Кажется, что облачённые в доспехи дружинники Новгород-Северского князя, покачиваясь в сёдлах, молчаливо и сосредоточенно покидают последний тогдашний рубеж Руси, «ища себе чести, а князю – славы».

Впереди, севернее, за бескрайними полями, мифическая Каяла-река, на самом деле именуемая Потуданью.

Впереди – возможность «копьё переломить на границе поля Половецкого».

Так хочется в это верить, несмотря на печальный итог битвы.

Так хочется, чтобы мои родные места ещё одной маленькой петелькой были связаны с великим, бескрайним историческим полотном Отечества!