Алексей КОВАЛЕВСКИЙ 
Алексей КОВАЛЕВСКИЙ
НА ЛИНИИ РАЗЛОМА
* * *
Они убьют пол-Украины
И тоже пустятся в бега.
Но не ростовские малины —
Лазурней ждут их берега.
И всё как будто чин по чину,
Всё по закону, а гляди:
Лежит в гробу пол-Украины
У этой своры позади.
2014
* * *
Огонь крылатый тоннами:
«Сожгу и покрошу!».
За что они, за что они —
Не скажешь малышу.
А над Луганью радуга —
Раскрашенный мосток
Туда, где «Града» гадину
Не слышит, видно, Бог.
Окно его зашторено.
И сам я не спрошу:
«За что они, за что они?» —
Лишь чубчик ворошу.
Прижмись, не хныкай, дитятко,
Все это лишь гроза
Ругает поле Дикое,
Аж из орбит — глаза.
Промчатся ливни с градами,
И мы с тобой, сынок,
Взбежим, взлетим по радуге,
Не чуя рук и ног.
Отпетые разбойники
До нас не дострельнут.
А вместо слез и боли там —
Торжественный салют.
Сияют одуванчики
И мальвы по лугам.
И спит, застыв калачиком,
Любимая Лугань.
Памяти Поэта
Сидит в цепях или гуляет смерчем?
Монах теперь? Или опять поэт —
Идет насквозь, нигде не видит смерти,
И та повсюду щерится в ответ.
А вот юнцом на берегу Кубани
Раскинул руки — первозванный брат
Славянской тайне, раю, полю брани,
Где гром побед и никаких утрат.
Где не иссечь ни волос и ни голос —
Все оживает, как ни убивай!
Герой, титан, Микула, тучный колос,
Одно зерно — и полон ваш сарай.
И дом летит — в когтях земля и камни,
Орлы клокочут, слышен магмы гул.
Ладонь под голову — незримый странник
В тени под облаком на час уснул.
* * *
Бело-блакитный, красно-черный,
А ты давно устал от пут.
Тебя и эта власть никчёмит,
И западенцы — в пыль сотрут.
2012
РЕЧЬ
Пешком плетешься за обозом,
В арбу возница не берет.
Возможно, так тебе дойдет,
Что ты не просто здесь угроза —
Гроза, и град, и миномет.
Врага не видишь в том и этом?
А надо знать бы наперед,
Какие мысли под кашкетом
Вчера считавшийся поэтом
Таит каратель и урод.
Зачем поешь ему осанну?
Ведь он зашил бы тебе рот,
Ведь ты спонтанно и по плану
Должна уйти клочком тумана
За окоем, за небосвод…
* * *
Все легко отнимается, только рок на порог.
Он берет — и не кается — на сегодня и впрок.
Паучок содрогается, пламенеет стена.
Все легко отнимается, только в сенцы — война.
* * *
Грызня — привычней дела
Нет снова на Руси.
Глядит она зальдело,
Плывет на небеси.
Родимая?.. Какое
К чертям родство, когда
С верхов течет рекою
Червленая вода!
От князя нет пощады,
От смерда — тоже нет.
…Единства и распада
Запас — на тыщу лет.
* * *
Оглянешься трезво и строго —
Там гул сквозь рогоз и пырей,
Одна столбовая дорога —
Величие русских царей.
И если б… Да ладно, небого!
За тридевять зол и морей
Одна столбовая дорога —
Величие русских царей.
* * *
Была Землячка, а теперь земляк,
В земле утопит — в поле, на Подоле.
А что не так? Гуляй в шинке, казак!
Теперь твоя повсюду власть и воля.
А хочешь — там, под куполом, закон
Для земляков расписывай гуманный.
Все при тебе — и чуб, и звон оков,
И никакой ты, сволочь, не карманный...
ДОБРЫЙ ШУБИН
1.
Рассвет застонет, как белуга,
Канава вздрогнет, будто уж.
Скажи, обугленная вьюга,
Когда тут снова ловля душ?
Вороны каркают над гаем.
В забоях нет важнее дел —
И Добрый Шубин выбегает
Предупредить про артобстрел.
2.
Погоста рваная ограда,
Разбит у копанки прицеп.
Хоть умирай, шахтер, а надо
Про уголь думать, как про хлеб.
Блокаду гниды подгадали.
Тащи в провал мешок обид.
Махать кайлом трудней с годами —
Но Добрый Шубин подсобит.
* * *
С остервенением ножи
Вонзаете друг в друга.
Как мать, блуждает у межи
Растрепанная вьюга.
И этот сын ей, и другой.
А чья она, скажите, —
Что посылает на убой
И режет жизней нити?
* * *
Край волюшки невиданной,
Весь в саване до пят.
За то, что недра выдраны,
Как будто черти мстят.
По горло было ситного?
Но все прошло, увы.
Одни шиши от скипетра
И тусклой булавы.
Над городами, селами
Видения сумы.
Инкубами оседланы
Дороги и холмы.
Хранился Пересветами?
Им на помин свеча.
«Фаготами», «Корнетами»
Руби металл сплеча!
Там, за броней, такие же,
Какими славен ты, —
Из Харькова, из Киева,
Из общей темноты.
Из той же околесицы,
С наследных Лысых гор.
Дрожит сплошное месиво,
Гудит степной простор.
За Девами Обидами
На версты-мили — чад.
Край волюшки невиданной,
Весь в саване до пят.
* * *
Белым хлебом кормили свиней,
Газ горел, словно вечный огонь…
Придержала б, лихая, коней,
Подтянула на каждом супонь.
Нет, позволила мчаться вразнос,
Растрясая на кочках кули,
Рассыпая людей, как овес,
Под собою не чуя земли.
НА АЙСБЕРГ
Была тебе не пряником,
Считала ишаком?
Но вот пошла «Титаником»
На айсберг прямиком.
Тот переломит надвое
И дальше поплывет.
— Иа, терзанье адово?
Иа, потопный лед?
НА ЛИНИИ РАЗЛОМА
Восходит высокое солнце.
Но будет ли ниже Стена?
И что горняку остается —
Шагрень или все же страна?
Навек прикрепляешься к мове
И к старой мотыге своей?
И кажется, звонче в Ростове
И даже в Донецке — светлей.
На сером пустом огороде,
Ни раб, ни свободен, стоишь.
И стон, защемленный в колоде,
Не выше возносится крыш.
Сороки трещат возле хаты,
Визжит поросенок в хлеву.
И пишет сосед ушловатый
Донос на тебя в СБУ.
* * *
Возлиянья кровавой свободе.
Чем закусите, ханства кутил?
Ведь пирог-то совсем не съедобен,
Вся начинка — металл да тротил!
Что таишь, Голубиная книга, —
Замиренье, поход напролом
До границ, где две воли, два ига
На курганах взойдут ковылем?
ВАТА
Такая вата, братцы,
И заверти клыки.
Куда еще деваться,
Коль не в боевики.
Остывшие мартены,
Подсумок — не сума.
И будто с пива пену
Сдувает нас зима.
Кто смог, тот зацепился
За кочку, за окоп.
Пищат у кухни крысы,
И снайпер метит в лоб.
Обещанную плату
Полгода не дают.
Такая, братцы, вата
И продувной уют.
Пороша пляшет, гнида,
По насту, как песец.
А дома инвалиды
И бабка, и отец.
До них гуманитарка
Доедет ли хоть раз?
И нам нельзя на свалку,
Нельзя терять Донбасс.
Мы вырулим на трассу,
Пройдем, как в масло штык.
Такая вата, братцы,
И снег за воротник.
* * *
Ваши суды ничего не решают:
Прокляты судьи, не свят приговор,
Дышит подвал перегаром и шмалью...
То ли — таинственный утренний бор!
То ли — поляна, где мир не садюга,
Бабочки легче, светлее луча,
Бог не выходит из общего круга,
Нет конвоира, нет палача!
Глянешь на музу — она не в лохмотьях,
Душу окликнешь — открыта, как день:
Что ей расстрел и глаза ваши кротьи,
Список в руке и мозги набекрень.
Не каменей перед ними, родная,
Скоро свобода, полеты горе!
...А не мычанье в замшелом сарае
И не прозренья в рептильной норе.
* * *
Руку жала, провожала
Из подвала на редут,
Где хвалу себе стяжала,
Где свои своих кладут.
И куда не от Мессии
Едет миссия лжецов.
Где свои лежат босые
И закат плывет — пунцов.
Все мелко здесь, раздроблено,
Но гонора зато.
По ту и эту — родина,
Внутри нее — АТО.
Бери ее пригоршнями,
В чувалы засыпай,
Укутайся порошею
И со свету ступай.
За гранью мазо-садово
Скучай — с венцом и так —
По угольному савану
И градинам с кулак.
Пускай она разодрана
На части — не жалей
И вновь голодным вороном
Вернись оттуда к ней.
Она, сынками гордая,
Двужильна, как никто.
По ту и эту — родина,
Внутри нее АТО.
Все тот же хлеб на скатерти
И в медных бошках звон.
По кругу ходит братина —
Убойный самогон.
* * *
Из какого ни кормили стога,
Стих не превращается в коня.
Муза, поживем еще немного,
Хоть, конечно, те и эти могут
Шлепнуть, не вникая в дело строго, —
Как корректировщиков огня.
Но огонь — из перистого слоя,
Он летит на этих и на тех.
В нем по горсти и реки, и зноя,
В нем по звуку флейты и гобоя,
Он мотает в поле головою,
Сторонясь орудий и телег.
Эти кошевые, воеводы,
Эти крепостные и ничьи,
Что в самих себе не знают броду, —
Хватит жить им через пень-колоду,
Дай им первородную свободу,
Остуди и раны, и мечи.
Верба и рогоз готовы к Пасхе,
Токи трав свежо зудят в культе.
Но придверник ходит, как по насту,
Слушает одну и ту же паству:
Что там снова — совы над Попасной
Или минометы в темноте?
ШАХТЁР
Ты едешь на работу.
В тебя летит снаряд.
За тем вон поворотом
Накроет аккурат.
И хорошо, коль насмерть,
А не порвет — живи
И получай от власти
Подачки на крови.
Забудут и трудяги.
А в окна — плеск ветвей,
А рук сухи коряги...
Снаряд, лети точней!
* * *
Да знала ты, знала, конечно,
Что будет со мной, наперед.
И как разойдемся навечно,
И что мне в удел отойдет.
А вот не шепнула ни разу,
Абы остерегся чуть-чуть
И видел как смерч и заразу
Твою беспощадную суть.
Опять вон коришь лучезарным,
Велишь: «Ничего не таи».
…Всем сердцем люблю благодарным
Святые занозы твои!
Всей памятью помню крылечки
И вязкую мгу до застрех.
Всей кровью смываю навечно
Свой бывший и будущий грех.
А он примагнитит хоть завтра —
К песчаным пророкам прибьюсь,
И снова, где ложь, а где правда,
Поведает гнусь, а не Русь.
И скажет, что смерч и зараза
Твоя беспощадная суть,
Что ты не шепнула ни разу,
Абы остерегся чуть-чуть.
* * *
То зерно, то полова,
То провидец, то вошь.
Обживаешь оковы,
Но бумаги не жжешь.
Всё привычней молотят
Животы на токах.
Крови — жбанами. Плоти —
Будто брюквы в котлах.
Лиходеи и шкуры
За шагренями прут.
Лучше всякой цензуры —
Дуло тусклое в грудь.
Ищешь рифму, покуда
Артобстрел не трясет.
Ни добра нет, ни худа,
Лишь каюк в свой черед.
Он хихикает снова:
— Ноль — и правды, и лжи
У зерна и половы,
У героя и вши!
Но морочит, конечно,
Постремать виртуоз.
В щели сыплется Млечный —
Аж за ворот мороз.
А потом и мурашки
Ручейком по спине.
И не так вроде страшно
Пропадать на войне.
* * *
Изрыли поле ящеры —
Нашли свое рыжье?
И шнобели из ящика
Зовут нас под ружье.
Все в сговоре рептилии,
Все мамонты в кольце.
И точками — Бастилии
Поставлены в конце.
* * *
Вновь жестокость, какой не бывает
В самом лютом и хищном зверье.
Это люди людей убивают
И толпятся в крови, как в заре.
Может, видят за беглою кромкой
Зарождение новых начал?
И напрасно им кто-то вдогонку
Лишь проклятья свои промычал?
Может, может... О чем я гадаю!
Через много столетий, поди,
Весть их снова настигнет благая...
А пока только тьма впереди.
* * *
Пора, мой враг, пора,
Покоя сердце просит.
У старого копра
Туманов бродят лоси.
И призраки людей
Выходят на охоту.
Решать, кто был злодей,
Богам оставь заботу.
Не свете что-то есть —
Возможно, даже счастье…
Неужто снова месть
Разматывает снасти?
Неужто вечный бой,
А не покой и воля
Под высью голубой,
На дымном желтом поле?
* * *
Ты там родился. К их шахтерской расе
Причислен был. Питался с той руки...
И ненависть, кипящая в Донбассе,
Вдруг и твои сжимает кулаки,
Вдруг и тебе захлестывает горло!
И каешься, что был и слеп, и глух —
Мычал муйню с телячьим этим хором,
Теснил своих на новый адский круг.
ПУСТОТА
За собою рваной тучи
Волоча рукав,
Пустота сбегает с кручи,
Полная отрав.
Вот наш дом накрыла разом —
Не найти нигде.
У судьбины — ум за разум
В грузной борозде.
Хоть и знаю, но забуду
Под напев сверчка,
В пустоте какие люди,
Свары и века.
Жаль, что вновь и гром, и мины,
И веревки с рей.
Ты за мною? Если мимо —
Проходи скорей!
Не мешай другое слушать,
То, к чему глуха,
Лишь развешиваешь уши
Шире лопуха.
ВЬЮЧНЫЙ
«А зачем ему родина?» — скажут.
И отнимут. И все будет гут.
И полегче навьючат поклажу,
И попроще начертят маршрут.
Не сорваться ни в пропасть, ни в пекло —
Ты и так там… Поэтому, плиз,
По монетке на каждое веко
И таскай нескончаемый хмыз.
НЕ ВЕЛИКАН
Великая, бесценная
Жизнь мелочью рябит
Такою, что вселенные
Срываются орбит!
И Сам — отодвигается,
Смахнув на пол стакан,
И кается, и мается,
Что ты не великан...
* * *
Скоро люди туда возвратятся,
Скоро птицы туда прилетят.
А пока только взрывы теснятся
И лежит раскуроченный сад.
И топор затыкает за пояс
Туча темная — может, уйдет
На далекий какой-нибудь полюс
И вгрызется в нетающий лед.
Там порубит направо, налево,
Ей ведь надо, чтоб навзничь и ниц
Что-то падало, больше не пело —
Люди, звери, колонии птиц.
Ей ведь надо, чтоб нас на Донбассе
Даже эхо от взрывов трясло
И мое не тулилось бы к трассе,
А подальше бежало село…
СТОРОЖКА
Сторожка — это хорошо,
Но плохо — браконьеры.
Набитый листьями мешок
Лесок понес к барьеру.
Дуэль! Кто выживет — мешок
Получит как награду…
Да лисий, может быть, смешок
В потоках листопада.
* * *
Да что Обама или Сорос
И Некто выше там,
Где край опришков — будто порох,
Донецкий край — метан.
Нам не впервой! Себя подпалим
С какой угодно стороны —
Не надо чушек и окалин
И поджигателей войны.
Но все равно несут покрышки
И в мегафоны нам ревут,
Что рады подсобить братишкам:
У тех — тротил, у этих — трут.
И полыхает — не потушишь,
И сотрясает — не уймешь.
От жара корчит и от стужи, —
И что здесь чисто, что мухлеж?
От крови праведной и чести
До сожалений — шаг один,
До вековечной вражьей мести,
До двух невольниц Украин.
И с неба ковш снимает Молох
И пьет расплавленный металл,
Где край опришков — будто порох,
Донецкий край — метан.
* * *
И Сребренице литься
Совсем не серебром
По краю, где пшеница
И бойня под бугром.
Где «Помоги!» куда-то
Кричат и стар и мал
И где никто к закату
Так рук не поднимал.
А тот хватает хищно,
Сбивает на лету
За тыщей снова тыщу
Душ. Тащит в пустоту.
НАУЧИЛСЯ
От кимвала до кинжала,
А потом наоборот
Все ходила, все кивала,
Обучала жить народ.
Научился. Лучше б снился,
Лучше б спал в своих сенях,
А не с гоготом катился
К горю — с горки на санях.
Лучше б, лучше… Проку мало,
Что я думаю о нем
От кимвала до кинжала
И наоборот потом.
ДЕРЕВЬЯ
— Сочувствия им не дано,
И каждая молвит утрата,
Что дико здесь все и темно
И радо погибели брата.
— Неправда! Услышь, как шумят,
Единым охвачены ладом!
Прекрасны — с макушки до пят…
— А сколько затоптанных рядом…
* * *
Еще притихну, покоряясь,
И ты меня перенесешь
На ту опушку возле рая,
Всю в изумрудах талых слез.
В потоках солнечного ливня
Сниму натерший спину груз
И буду голубя невинней,
И на колени повалюсь.
На той опушке возле рая
В приливах и откатах рос
Так и оставь, не укоряя
За все, чем грешен я всерьез.
В расплавах золота и меди
Березы — как иконостас.
Не говори, что это бредни,
Не тормоши уже сейчас.
Я все равно с тобой подспудно,
Хоть беды ходят по пятам:
Вот с окон содрана полуда,
Вон «Смерч» сейчас разрушит храм.
Но за мгновение до взрыва
Миры не выдохнут, скорбя:
«Неужто нет в запасе дива
И в самом деле у тебя?».
Как будто знают: что-то будет,
Как будто верят: что-то есть,
В чем каждый чист и неподсуден
И там, и здесь.
И там, и здесь.
* * *
Там спайка с уркаганами,
Там хлещет кровь ручьем,
Там беки над каганами,
Каганы — над бычьем.
Хвосты ментам накручены, —
Не видно и в бинокль,
Как ангелы над кручами
Летят на битву с тучами,
Хоть каждый — как ленок.
Хоть каждый — васильковые,
Эфирные следы
Над бошками пудовыми,
Над притчами кондовыми,
Над мамонто-коровами
У припятской воды.
Алеют струйки дойные,
Гремят о цинк реки,
И вяжет она, долгая,
На сгибах узелки —
На память, на спасение,
На там и на всегда.
Прощай, моя Рутения,
Цезения, Стронцения —
Тяжелая вода.
* * *
Провинция юлек и витек,
Хоть ты обо мне не радей.
Но тявкает шавкой любитель
Задворочных тем и идей.
Не сожран ублюдочной ложью,
Наставил глаза, как стволы.
Что бродишь за мною, заложник
Своих бездорожий и мглы?
В своих оставайся кюветах,
В репейную глушь не тяни.
От витек — ни тени. А света
И вовсе не знали они.
* * *
Для одних законы — грабь,
Для других — терпи.
И хоть лопни.
Хоть под «Град»
В мачехе-степи.
Ничего! Идешь на смерть.
Но не за гиен,
А за то, чему сгореть —
Полный ад
взамен.
* * *
Опять свергают кошевого?
И поделом, как ни крути.
Но то, что было, будет снова —
Одни сугробы на пути.
И в ледяном своем капкане
Стожарам плакать в полынью
О тех, кто бьется на Майдане,
Чтоб олигарх сменил Семью.
Но что продлится заваруха,
Не знает даже этот жлоб,
Россию слушая вполуха
И набухая, словно клоп.
На экскаватор он влезает,
Еще не цезарь, не король, —
И удила перегрызает
Галопом скачущая голь.
Привет, священные раздоры,
Салют, родные хомуты!
Нас ждут все те же разговоры
И рейс во мглу из темноты.
Но погуляем хоть минутку,
Живем-то, братцы, однова!
А там — в случайную попутку
И пусть увозит, как дрова.
2014
ПЕНСИЯ
Дали немного опомниться,
Не загибаться за грош.
Только уже за околицей
Годы — ничем не вернешь.
Пробуй кнутом, пробуй пряником,
Пробуй овсом, как табун, —
Сырость в глазах, а не праздники,
Скачка утопленных лун.
Думал, что время для роздыха,
Для размышлений, для строк.
Много простора, да воздуха
В далях огромных — чуток.
* * *
— Меньше было разрухи и не дольше — беда, —
Вспоминают старухи и бредут в никуда.
Будто в тот сорок первый, где малышки они,
Где не те изуверы и другие огни.
* * *
Инсинератор в поле Диком,
Вагранка ада и зари.
О чем-то вечном и великом
Не восклицай, не говори!
Гляди, как он сжигает кости,
Край, опрокинутый в кювет, —
Где лбом уперся «Дранг нах Остен!»
В каменноугольный рассвет.
* * *
Науськанные Штатами,
Пробили в счастье дверь?
Как, развязав гражданскую,
Покончить с ней теперь?
Но вы и в ус не дуете,
Идете напролом,
Везде для вашей дурости
Теперь не схрон, а дом.
До Песок и Авдеевки,
До моего жилья,
Где вы осколки сеете,
А собираю я.
Зарница красно-черная
Плеснет — и в поле дрожь.
Летят гостинцы тоннами,
Костей не соберешь.
Как ящерице, улице
Не юркнуть в буерак.
Легко ли вам пануется,
Податлив ли схидняк?
Он здесь никто, по-вашему,
А вы в своей стране,
Растерзанной, безбашенной,
Поставленной к стене.
Агов, командуй, натовец,
Расстрельщикам: «Огонь!»,
Затягивай над хатами
Горящую супонь.
Правь «правильными» хлопцами,
В посулах — не жлобись.
Но здесь тебе не Косово,
* * *
Не для меня ТЦ растут, не для моих копеек.
Во глубине донбасских руд зачем я был затеян?
Какими духами клеймен и брошен в мир-вагранку?
Узнаем при конце времен — иль завтра спозаранку.
* * *
Подыгрывай дудке, вороньему граю,
О том не скрывая гортанной тоски,
Что столько столетий тебя раздирают
И ты раздираешь себя на куски.
Что надо молиться, а некому стало —
Углы опустели, дорогам хвосты
Обрублены в поле, за тем красноталом,
Где тоже скитаешься ты — и не ты.
Где избы раскроены хлесткой струною,
На клочья изрезан мой вздох у ручья,
Где птаха и та истерит надо мною:
«Ничей, — верещит, — и ничья!.. И ничья!».
* * *
Конфуция читает боевик,
Чтоб знать врага, но не с холмов Печерских.
Простецкий парень, родом из Алчевска,
А вот, поди, какой далекий сдвиг.
Устало прислонясь к сырой стене,
От мудрости нездешней засыпает.
И ночь его не пухом засыпает,
Янцзы его не в истине купает,
А топит каждый раз на быстрине.
* * *
Священная, народная
Давно сошла на нет,
А сытые с голодными,
«Простые» с «благородными»
Воюют, на чем свет…
* * *
Давно серее стали сирые
И вырывают с мясом перья.
Эстрадной стадностью бравируют,
А годных нет и в подмастерья.
Не скачут если, то богемствуют,
То экскрементами пуляют,
Народ записывают в гестасы,
Пилатством изнутри пылают.
Но ты привычно хорохоришься,
Не бомж, поди, не попрошайка.
И Валаам в тебе, и Хортица
Сойдутся насмерть с этой шайкой.
И кто кого, пока неведомо,
У них и финки, и кастеты,
И баксы с дядьками победными...
— Еще не вечер, дна клевреты!
* * *
Ты полна непостижной отваги —
И когда бродит голод с клюкой,
И когда черно-красные флаги
Проплывают мощеной Сумской[1].
Восхищаться? Просить о пощаде?
О себе что ты знаешь, о нас? —
Коль Стена впереди,
если сзади
Степь донецкая, рвы про запас…
* * *
Тало на сердце и в тальнике,
Хаты млеют в белом сне.
Размалеванные ставенки
Улыбаются весне.
Никуда тебе не хочется,
Пусть бузят вдали, кроят —
Не зацепят нашу рощицу
В синем воздухе до пят.
РУССКИЙ
— Когда схожу туда, как в Мекку,
И новый выпадет удел —
Не англичанином, не греком,
Не финикийцем, не ацтеком —
Быть снова русским бы хотел.
Нет, никого не умаляю,
Но и свое топтать не дам
Синаям, альпам, гималаям,
Дворцам, лачугам и сараям,
Всем ослам и карагандам…
* * *
Коса на камень,
За пулей — штык.
И лед, и пламень,
И стон, и крик.
И нет народа,
И власти нет.
Вверху уроды,
А нас — в кювет.
Глаза и зубы,
И дыма клок.
Друг друга рубим,
Как уголек.
В Опошне смута,
Поблекла Гжель.
Тепло кому-то
От миражей?
Достать его бы
Кайлом, косой, —
Ух пяток дробот,
Ух дробь росой!..
* * *
Уже добили будто,
И тяжелей, чем сны,
Стога обстали хутор,
И ратища черны.
Однако нет, не угли,
А с неба бирюза
На Вышгород и Углич
Глядит во все глаза.
Других не будет родин,
С кривой покличь версты —
И поле загородят
Червленые щиты.
Затем ли жизнь и вера
И прошлое ль затем,
Чтоб на четыре ветра
Своих нигде совсем?
К грядущему прорвемся
Сквозь танки и арту,
А нечисть — прочь с помоста
И в ров пластом к пласту.
Дела — привычней нету.
К чему же вновь про сны,
В которых песня спета
И ратища черны?
Клинку звенеть ли, пуле,
Но сверху бирюза
На Вышгород и Углич
Глядит во все глаза.
* * *
Они жужжат уже не осами —
Не отмахнуться, не послать,
Когда ведомые пиндосами,
Тебя идут порабощать.
Уж эти-то не станут братьями,
Под рейхи школены и впрямь.
И глухо полнится проклятьями
Забой — твой катакомбный храм.
* * *
Как нахлынет оттуда, оттуда,
Как подхватит, до слез доводя!
Ты была мне награда и чудо,
Солнце раннее в каплях дождя.
Ничего я потом не припомню:
Где бывал, где пропал, где искать, —
Только ты — на вселенской ладони
Свод лазоревый, светлая мать.
г. Харьков
[1] Сумская — центральная улица в Харькове.
Помимо поэзии высокого класса здесь ещё и трагедия гражданской войны.
Дай Бог пережить её вам, Алексей, да и всем нам...
Ух ты!
Молодец!!!
Поэзия высокого класса.