Виктор КАРПУШИН. «И СТРАННИК НЕПРИКАЯННЫЙ БРЕДЁТ…». Памяти поэта Николая Дмитриева

 

Виктор КАРПУШИН

«И СТРАННИК НЕПРИКАЯННЫЙ БРЕДЁТ…»

Памяти поэта Николая Дмитриева

 

С возрастом уже без удивления осознаёшь, как быстро бежит время. Именно бежит, а не течёт, как в юности, среди безмятежных розовых рассветов и золотящихся закатов, когда наивно веришь, что всё – впереди, а за таинственной Кудыкиной горой ждут приключения и любовь, которая, конечно же, будет вечной.

Сейчас приближается Зимний Никола. Именно так называется последняя книга замечательного русского поэта Николая Дмитриева, лауреата многих литературных премий, изданная ОАО ИД «Литературная газета» в 2008 году, через три года после его неожиданной смерти. Ну а поездка, о которой я теперь решил рассказать, произошла в октябре 1994 года. Тогда Николай Дмитриев, ненавязчиво и бескорыстно помогавший мне в литературных трудах, предложил вместе поехать в редакцию популярного в ту пору журнала «Юность».

Из подмосковной Балашихи мы доехали до Москвы, а далее – до станции метро «Маяковская», неподалёку от которой находилась редакция. После недолгой беседы с дежурным литературным сотрудником я сдал рукопись, и мы вышли на Тверскую.

И здесь неожиданно увидели диковинную иномарку в сопровождении эскорта мотоциклистов. Кто-то из случайных прохожих сказал, что в лимузине британская королева Елизавета II. Поскольку у меня с собой был фотоаппарат «Киев» я достал его из сумки и сделал снимок. Как потом оказалось, фотография получилась нерезкой, так как надо было быстро выставить расстояние, выдержку и диафрагму (тогда цифровых фотокамер не было и в помине). Мой спутник с лёгкой иронией наблюдал за этой суетой, и предложил поехать на Ваганьковское кладбище, посетить могилу его любимого поэта – Сергея Есенина.

Вдоль трамвайных линий от метро «Улица 1905 года» мы дошли до входа на кладбище, а я продолжал делать снимки: сидящего возле сторожки кладбищенского нищего, православного храма, не доходя до которого мы повернули налево – на Есенинскую аллею.

Возле могилы Есенина всегда кто-то, как бы сказали сейчас, тусуется. 

Вот и в тот октябрьский день к Николаю, в задумчивости курящему неизменную «Приму», присоседился помятый мужичок, откуда-то появилась бутылка водки, выпили, закусили тем, что было…

Этот странный завсегдатай кладбища и не подозревал, что с ним общается большой русский поэт – скромный до застенчивости, немногословный, внимательный даже к выпивохам, по определению Николая, «людям, поражённым в правах».

В последнем прижизненном поэтическом сборнике Николая Дмитриева «Ночные соловьи» есть раздел под названием «Некормящее ремесло». Действительно, в то время, о котором я рассказываю, на поэзию (а значит, и на поэтов) не обращали никакого внимания, каждый выживал как мог… Именно тогда было написано вот такое горькое стихотворение-раздумье:

Как лист осенний все кружу я,

Все впечатления коплю,

Мне говорят: "Люби буржуя".

А я буржуя не люблю.

 

Не то чтоб сношена одёжа

Или от зависти устал.

Мне говорят: купец – надёжа,

А я Островского читал.

 

Зря перекрашенный партеец,

Трехцветную навесив брошь,

Внушает, что белогвардеец

На лебедь белую похож.

 

С тревогой думаю о сыне,

А за себя спокоен я –

Не проведете на мякине

Задумчивого воробья.

Что и говорить, точнее не скажешь! Николай мне всегда казался неприкаянным странником, не очень приспособленным к жизни в серой повседневности, не умеющим приспосабливаться к отношениям, бытующим у тех, кто знал, как и когда получить те или иные блага и бонусы для создания комфортного существования в предлагаемых реалиях бездушного торгашества. 

…Уже к вечеру мы возвратились в Балашиху. Жизнь пошла своим чередом. Думал ли тогда Коля, что его именем будет названа библиотека семейного чтения, расположенная недалеко от берега реки Пехорки, где сосредоточенные любители подлёдного лова часами ждут свою удачу, а улица в ЖК «Алексеевская роща» города Балашихи в 2015 году, к десятой годовщине окончания земного пути поэта, обретёт название – улица Дмитриева.

Колдующий у озера рыбак,

Над гладью вод ни облака, ни звука.

Рассохшийся от времени барак,

А на крыльце – угрюмая старуха.

 

И сказочка ещё не началась,

Но всем известно, что конец печален…

Не всё ль равно, какая нынче власть,

И есть ли смысл, что на колу мочало?

 

Брусника зреет на краю болот,

Где мох непостижимо изумруден!

И странник неприкаянный бредёт,

И отчего-то легче прочим людям.