Светлана ВЬЮГИНА, Николай КОНОВСКОЙ. ФРОНТОВИКИ, ПОЭТЫ, РЫБОЛОВЫ… Георгий Ладонщиков и Николай Старшинов

 

Светлана ВЬЮГИНА

ФРОНТОВИКИ, ПОЭТЫ, РЫБОЛОВЫ…

Рассказ-быль

 

 Смерть злым, а добрым – вечная память
Русская пословица

 

 О милых спутниках, которые наш свет
Своим сопутствием для нас животворили,
Не говори с тоской: их нет,
Но с благодарностию: были.
В.А. Жуковский

 

В нашей жизни, где «всё течёт, всё меняется», как говорил знаменитый древнегреческий философ, есть одно неизменное, способное «реку времён» повернуть вспять.

Это – добрая память об уже ушедших от нас дорогих нам людях, служивших когда-то нам духовной опорой и образцом поведения.

О двоих из них – детском поэте Георгии Афанасьевиче Ладонщикове (1916-1992) и «взрослом» поэте Николае Константиновиче Старшинове (1924-1998) хочу вспомнить и поразмышлять, «снять с души груз до конца не высказанной благодарности», как сказал по сходному поводу один хороший современный прозаик…

 

Два друга: Старшинов и Ладонщиков

 

Прославленный поэт-фронтовик Николай Старшинов частенько наведывался в своему собрату известному детскому поэту-фронтовику Георгию Ладонщикову, ответственному секретарю приёмной комиссии. В старинный особняк «с колоннами», где располагается правление Союза писателей России, он приходил стихи новые вслух почитать, поговорить о том о сём – о талантливой молодёжи, о старых знакомых, о рыбалке, наконец.

 Бывало, и я присаживалась с чашкой чая к поэтам. Я приносила Ладонщикову на суд свои первые маленькие рассказы для детей. Мы эти дружеские литературные консультации договорились держать в тайне: мол, как ещё дело пойдёт. Георгий Афанасьевич представлял меня своим друзьям-посетителям так:

– Начинающий литератор, а ещё – дочь фронтовика.

Говорил так, как будто медалью награждал. Он частенько к этому своему определению возвращался, когда надо было меня приободрить, поддержать. Как-то, помню, зашла в рабочий кабинет Георгия Афанасьевича со стопкой бумаг, а он декламирует Николаю Константиновичу какое-то объёмное сочинение (рука Старшинова подпёрла исхудалую щёку, глаза полуприкрыты веками, другая рука отбивает ритм на мягком подлокотнике). Я постояла-постояла и хотела было уйти, чтобы заглянуть к Ладонщикову попозже, но одинокий задумчивый слушатель вдруг шумно встал, легонько развернул меня за плечи и шепнул:

– Присядь, не забывай, где ты работаешь… Здесь, – повёл он перед собой рукой, – главное – стихи, литература. Впитывай атмосферу, воздух этот…

Георгий Афанасьевич с улыбкой смотрел на нас, но читать – легко, выразительно, с какой-то лихостью – не прекращал.

Старшинов шёпотом спросил:

– Сама-то, поди, помаленьку что-то пишешь?

Я отрицательно мотнула головой и даже – странное дело – пригорюнилась… Быть привеченной такими прославленными людьми, чьи сочинения звучат в «Поэтической тетради» на Всесоюзном радио, чьи книги лежат на самом виду на прилавках, перед которыми переминаются с ноги на ногу молодые дерзкие стихотворцы… и быть (имею в виду себя) никем…

Я опустила голову – и страшно смутилась: штанина Старшинова неловко задралась, обнажив протез. А где же нога?..

Я схватила свои бумаги, но Ладонщиков – вовремя он закончил чтение поэмы! – мягко сказал:

– Постой-ка, дочь фронтовика! Тебе ли бояться протеза? (Мы с Георгием Афанасьевичем частенько говорили о родителях. Он настойчиво рекомендовал написать об отце-фронтовике, а мне тогда казалось, папа скоро выздоровеет, успеется ещё многое записать, вся жизнь впереди…)

Видимо, в один миг Ладонщиков уловил причину моего смущения.

– А бумаги подписать? А чаю с нами попить?

Помолчал-помолчал и добавил:

– Небось, Старшинов в поэтессы тебя вербует?

И будто давно продуманное изрёк:

 – Не станет, Коля, она писать вирши, – словно заглядывая в будущее сказал он. – Лет через столько-то станет она прозаиком-лириком. А вот писать о ней и стихи посвящать ей будут многие и не самые худшие поэты, – с добродушной лукавинкой поглядел он на меня.

(Так впоследствии и случилось, как предрёк Георгий Афанасьевич…)

– Да писать-то сейчас у меня особо не получается, – сказала я. – Сынишка часто болеет, надо бы его к морю свозить, как советуют врачи, да нужда всякая… Наверное, буду увольняться. Мне сказала подруга, что в одном нашем журнале есть вакансия с большой зарплатой.

Поэты переглянулись. Николай Константинович коротко посоветовал не торопиться и, помолчав, добавил, что и они, мои собеседники, тоже прошли через немалую нужду и лишения. А приработок, похоже, у меня сыщется, полегче будет… «Ты ведь умеешь печатать?» – спросил он. Я благодарно кивнула.

На следующий день, кажется, я снова направилась с бумагами к Ладонщикову. Но дверь, увы, была заперта на ключ. Он уехал на выступление (а заодно и на рыбалку), пояснил вахтёр, но просил никому об этом не говорить, особенно начальству, мол, это секрет. Но мне Ладонщиков велел его дождаться.

…Зимняя мгла уже затуманила окно и невольно будила мысль о том, что скоро придётся отправляться за сынишкой в детский сад, спешить, поглядывая на часы, что, может быть, в очередной раз меня станет отчитывать за опоздание воспитательница. И будет корить за мою медлительность сынишку...

Телефонный звонок оторвал меня от шкафа с папками, где хранились документы будущих членов Союза писателей. Голос Ладонщикова был непривычно строг:

– Вот что, дочь фронтовика, купи-ка ты нам четыре недорогих сумки или пакета и быстренько к метро! У Старшинова оборвались лямки у рюкзака. Без твоей помощи нам никак.

Я взглянула обречённо на часы и вздохнула; не избежать и сегодня «воспитательской» взбучки в детском саду, но что поделаешь, надо старших выручать в трудном положении.

Я метнулась в «Весну», соседствующую в те годы рядом с правлением, схватила простенькие сумки и почти бегом бросилась к метро.

Лещи, подлещики, краснопёрки, язи, небольшая щука, всякая мелочь пузатая – открылось дивное рыбное разнообразие в горловине развязанного рюкзака. Меня иногда брали с собой братья на рыбалку, но такого улова я, конечно, не видела…

Пока Георгий Афанасьевич раскладывал рыбную добычу в пакеты, Старшинов вышел покурить.

– Ну и как, получилось? – вскоре вернулся к нам Николай Константинович.

– Пойдёмте уж, – вздохнула я.

И мы потащили почти неподъёмный груз к выходу.

Поодаль, у тротуара, стояло, мерцая зелёным огоньком, такси.

Водитель погрузил сумки в багажник и открыл дверцу для пассажира, которым оказалась я одна.

– Нам в другую сторону… – пояснил Николай Старшинов. – А ты поезжай к сынишке, поди, заждался мамку… Дорога оплочена, как говорят культурные люди.

Дверца мягко захлопнулась за мной.

…Нежданный подарок обогатил домашнее меню, да и помог дожить до следующей зарплаты. А я на всю жизнь запомнила слова Георгия Ладонщикова, изрекающего то с улыбкой, то с грустью, то со вздохом и надеждой на любую неприятную жизненную ситуацию: «А доброта всё-таки сильнее».

Кстати, сын, превратившись с годами в заботливого отца, до сих пор утверждает, когда я вдруг вспоминаю двух замечательных поэтов-фронтовиков, друзей-рыбаков – Георгия Ладонщикова и Николая Старшинова, что явственно помнит тот неповторимый вкус «сладкой» речной рыбы.

 

* * *

Забегая вперёд, надо сказать, что я не ушла в тот год из правления, впрочем, как и в следующий, так как напечатав в «Мурзилке» первый свой рассказик «Вовка рисует машины» (с доброй подсказки, в том числе и Георгия Ладонщикова), попала на совещание молодых авторов этого прославленного журнала. О людях, которые повстречались мне на первых литературных шагах, надеюсь, даст Бог, ещё написать позже.

А тогда мне хотелось просто удивить своих друзей-рыбаков.

– Удивишь, когда книжечку напишешь для детей…

Удивить сразу мне не удалось, потом Георгий Афанасьевич ушёл на пенсию, но не из приёмной комиссии. А я наоборот пришла в комиссию консультантом и снова, как бы под крылом его оказалась. А книжечка «для удивления» всё не собиралась. А потом были похороны, и я там, в храме Михаила Архангела, где отпевали Георгия Афанасьевича Ладонщикова, пообещала сама себе, что ещё удивлю, напишу про эту «рыбацкую» историю, грустно понимая, что всё надо делать вовремя…

 

Николай КОНОВСКОЙ

ЛИКИ

Георгий Ладонщиков, Николай Старшинов, Константин Воробьёв

 

Ловить рыбу удочкой так приятно, что и выразить не могу…
Поймать судака – это выше и слаще любви.
А.П. Чехов

 

Займитесь ужением, вступайте в великое племя рыболовов…
и вы погрузитесь в светлую поэзию русской жизни и природы.
К.Г. Паустовский

 

 Я слышал не раз эту историю о щедром рыбацком подарке от детского прозаика Светланы Вьюгиной. Она несколько лет назад свой небольшой, ещё рукописный рассказ показывала нам, собравшимся в правлении – критику Михаилу Лобанову, прозаикам Николаю Дорошенко и Михаилу Годенко, поэту Геннадию Иванову и мне... И всё никак не могла решиться отдать его на суд читателей. Всё ей хотелось и о стихах своих друзей и учителей – Николая Старшинова и Георгия Ладонщикова – рассказать, но не знала, как она, детский прозаик, к этому подступится… по рангу ли ей и по силам ли.

В итоге Михаил Лобанов по старшинству изрёк: пусть поэты выберут стихи и напишут о Ладонщикове и о Старшинове как о поэтах, отдавших дань рыбацкой теме. Выбор пал на меня, как на самого младшего. (Кому бежать в магазин? – Самому молодому…) И вследствие этого несколько книг этих поэтов оказались у меня на письменном столе…

Сначала мне хотелось бы немного рассказать о старшем из рыбаков – Георгии Афанасьевиче Ладонщикове, детском поэте и ненавязчивом наставнике своих маленьких друзей.

 

Георгий Ладонщиков

 

 Облако плывёт куда-то,

 Над рекою тишина.

 Вовка вместе с младшим братом

 Ловит рыбу. Вот она!

 Поплавок нырнул под берег…

 Дёрнул удочку рыбак.

 Как же так? Глазам не верит:

 На крючке его червяк!

 «Хороша была поклёвка!

 Что же рыба не взяла?

 Знать умна, – подумал Вовка, –

 Или опытна была».

 А братишка хвалит Вовку:

 «Молодец не прозевал!

 Как же здорово, как ловко

 Червяка в реке поймал!».

 Какое доброе и светлое, в чём-то даже умилительное стихотворение, словно бы автор сумел заглянуть в чистый мир ангельских душ. Не зря ведь сказано: будьте как дети.

 Нет, неспроста Георгий Афанасьевич изрекал на любое непростое происшествие: «А доброта всё-таки сильнее»…

 Будущий поэт родился в смоленской деревне, вдалеке от культурных центров, но сама деревня и её жители дарили юному тогда поэту чувство первозданности жизни и желание выразить её в слове.

Взгляд будущего поэта расширяется до бескрайних границ Отечества, восхищающего своей бескрайностью:

Холмы, перелески

Луга и поля –

Родная зелёная

Наша земля.

Земля, где я сделал

Свой первый шажок,

Где вышел когда-то

К развилке дорог.

И понял, что это

Раздолье полей

Частица великой

Отчизны моей.

Позже Ладонщиков вспоминал: «Моя любовь к литературе началась на обыкновенной деревенской печке, на которой мне приходилось проводить целые зимы из-за отсутствия обуви. На печке я с упоением слушал грустные песни матери, оставшейся без мужа и с кучей детей, озорные частушки молодёжи, рассказы и сказки нищих, бродяг, торговцев и цыган, для которых наш дом был широко открыт при жизни отца и после того, как он был убит бандитами».

С 1939 года Ладонщиков воюет с белофиннами, затем проходит Великую Отечественную войну с первого до последнего дня.

Георгий Афанасьевич в своих стихах ни разу не упомянул о своём участии в войне, но в стихотворении «Вместе с дедушкой» в дедушке мне угадывается сам автор стихотворения, ветеран войны Георгий Афанасьевич Ладонщиков:

Растаял утренний туман,

Красуется весна…

Сегодня дедушка Иван

Начистил ордена.

Мы вместе в парк идём встречать

Солдат седых, как он.

Они там будут вспоминать

Свой храбрый батальон.

Там по душам поговорят

О всех делах страны,

О ранах, что ещё болят

С далёких дней войны.

Походы вспомнят и бои,

Окопный неуют,

И песни бравые свои,

Наверное, споют.

Споют о множестве друзей,

Что в землю полегли;

Споют о Родине своей,

Что от врагов спасли.

Спасли народы разных стран

От рабства и огня…

Я рад, что дедушка Иван

Берёт с собой меня.

Каким-то удивительным образом это стихотворение по духу и по приметам того времени перекликается с рассказом Светланы Вьюгиной «Нет, папа не пил!». И горько и светло от подобных произведений. Воистину, Праздник со слезами на глазах!

 Печатающимся поэтом Георгий Афанасьевич стал не сразу.

 Связист по профессии, он 25 лет проработал на московском телефонном узле, из ученика мастера дослужившись до инженера.

«И вот однажды, – рассказывает известный детский писатель Валентин Берестов, – он чинил телефон у детского писателя Самуила Маршака. И выяснилось, что весёлый связист не только знает детскую поэзию, но и сам пишет стихи для детей. Попробуйте себе представить, что это значит: стихи понравились самому Маршаку!».

 И маститый автор посоветовал Ладонщикову всерьёз заняться поэтическим творчеством

 В 1951 году у Ладонщикова вышла первая поэтическая книга. В1958 году его принимают в Союз писателей СССР… Их потом было много, детских книг. Одну назову – «Зимние картинки», изданную известнейшей «Детской литературой» в 1988 году тиражом в два с половиной миллиона экземпляров! Сейчас такой тираж кажется немыслимым. Но и тогда, подписывая начинающему автору Светлане Вьюгиной, свою книжечку, Ладонщиков написал: «Уважаемая Светлана Васильевна! Счастья Вам и радостей!

Я книжку Вам на память шлю,

Она невелика…

Стихами Вас не удивлю,

Но тиражом – наверняка!».

Как говорится, комментарии излишни…

Надо сказать, что ещё на Первом Всесоюзном съезде писателей Маршак выдвинул основные требования к литературе для детей:

– установка на деятельное начало,

– музыкальный ритм и юмор,

– пример героя,

– познавательность,

– запрет на прямые нравоучения,

– установка на современность,

– установка на содержательность,

– подлинное соответствие детскому мироощущению и критерию детского языка.

 Всем этим требованиям творчество Георгия Ладонщикова отвечает в полной мере:

Лёня удочку поставил

У травы

Окуней там ходят стаи

И плотвы.

Вдруг нырнул его узорный

Поплавок.

Кто-то удочку упорно

Поволок.

Ухватился за удилище

Рыбак.

Ну и силища –

Не вытащить никак!

Леской тонкой режет руку…

Тяжело.

Но мальчонка тянет щуку –

Повезло!

                                          («Повезло»)

 Георгий Афанасьевич Ладонщиков был, несомненно, добрым человеком: «его стихи лучились добрым светом», как сказал один современный классик о другом.

 А ведь Ладонщиков прошёл через жестокие жизненные испытания, но не ожесточился, а сумел каким-то чудесным образом превратить их в чистое золото детской поэзии.

 Чехов сказал как-то, что доброму человеку бывает стыдно даже перед собакой…

 Поэзия Ладонщикова полна любви и сострадания ко всем – даже самым малым насельникам Божьего мира:

 На просеке светится лужица

 Синего синей.

 Кружатся, кружатся,

 Кружатся

 Бабочки стайкой над ней.

 Любят над лужей прохладною

 Они беззаботно кружить…

 Много ли маленьким надо,

 Чтобы счастливым быть?!

                                                 («Бабочки»)

 Когда–то великий оптинский старец Амвросий сказал, что «где просто – там ангелов со ста, а где мудрено – нет ни одного».

 Думаю, что это ёмкое изречение относится и к творчеству Георгия Ладонщикова, в поэзии которого, несомненно, присутствует «ангелов со ста».

И маленькие и большие читатели чувствуют их благотворное воздействие на душу.

Какое-то время назад, неожиданно для самого себя, я сам дерзнул ступить на тропу детской поэзии, написав стихотворение "Караси в сметане", что вполне соответствует нашей теме. Вот оно:

Ждёт нас водный окоём:

Что-то – да поймаем! –

Утром, с Вовкою вдвоём,

Червяков копаем.

Под землёй не усидев,

Окуням приманка, –

После ливневых дождей

Полезайте в банку!..

Наши рыбные места

Здесь никто не знает.

Смотрим: кто-то из пруда

Карасей таскает!

Свет по водам – как блесна:

Дорого и любо!..

Оглянулся: вот те на! –

Это ж тётя Люда!

 

Фарт рыбацкий у неё,

А у нас сноровка.

Уж кого-то, но её

Мы «обловим» с Вовкой!..

Заплутавшее в лесах

Счастье улыбнулось:

Напружинилась леса,

Удочка согнулась!

Проявив немирный нрав,

Окунь хитроумный,

Махом леску оборвав,

Лишь хвостом махнул нам...

 

Где же вы, в какой дали

Иль в глуби, незримы, –

Жереха и голавли,

Густера, налимы?..

Тишина в лесной глуши

Костерок в тумане…

До чего же хороши

Караси в сметане! 

Интересно, как бы оценил мой новый поэтический опыт добрейший Георгий Афанасьевич, если бы он был жив?..

 

Николай Старшинов и Константин Воробьёв

 

Раз уж взяла меня в оборот сквозная рыбацкая тема, то продолжу её применительно к Николаю Старшинову, ведь рыбалка здесь повод для анализа его творчества и всматривания в человеческую суть поэтов.

 Николай Константинович Старшинов (1924-1998) – поэт, переводчик, критик, редактор прошёл многими фронтовыми дорогами, хорошо знал запах пороха и фронтовых госпиталей, представитель поколения, немногих из которого пощадила война. Его поэтическое творчество, а в особенности книга «Моя любовь и страсть рыбалка» завоевала такой авторитет рыболовов-любителей, что Госкомспорт РФ проводил соревнования по подлёдному лову на «Кубок памяти Николая Старшинова».

 Поэт, переводчик, редактор, лауреат многих премий – всё это есть у многих, но у Старшинова было ещё редкое качество – человеческая надёжность.

 Неспроста же, разделяя людей по их нравственной крепости, Старшинов книгу своих воспоминаний назвал «Лица, лики и личины» (1996).

Сдержанный в своих оценках Владимир Крупин писал, что «Николай Старшинов олицетворяет собой пример величайшей дружбы, которой в литературных кругах почти не бывает».

Основными темами поэтического творчества Николая Старшинова, его духовного внимания и исследования были, прежде всего, война, любовь, природа, стояние души перед вечностью.

Стихи написаны просто и глубоко-правдиво, без ложного надрыва и пафоса. Я бы даже сказал, что Николай Старшинов в какой–то степени является предтечей «тихих лириков», чьё творчество 60-70-х годов послужило фундаментом современной русской поэзии.

 В этих ложбинах, ольхой поросших,

 Каждая мелочь ласкает взгляд:

 К таволге льнёт мышиный горошек

 И горделиво глядит гравилат.

 В этих ложбинах, души не чая,

 Вижу я как на бугре, вдали,

 Розовым пламенем иван-чая

 Рвётся наружу огонь земли.

 В этих любимых мною ложбинах,

 Где и всего-то – пырей да осот,

 Сердце взлетает до ястребиных,

 Светлых и чистых своих высот.

 Так создаётся поэтическая вертикаль, связующая землю и небо, проходящая через сердце поэта.

 Как-то в разговоре со мной один из уже ставших известными поэтов-«любомудров» признался, что в своё время по причине кажущейся простоты недооценил поэзию Николая Старшинова, а теперь об этом сожалеет…

 Тема, от которой он никогда не уходил и к которой он постоянно возвращался – это тема войны.

 Кто не знает его знаменитое:

 Ракет зелёные огни

 По бледным лицам полоснули.

 Пониже голову пригни

 И, как шальной, не лезь под пули.

 

 Приказ: «Вперёд!».

 Команда: «Встать!».

 Опять товарища бужу я.

 А кто-то звал родную мать,

 А кто-то вспоминал чужую.

 Когда, нарушив забытьё,

 Орудия заголосили,

 Никто не крикнул «За Россию!»…

 А шли и гибли за неё.

 Всё вроде бы буднично и приземлено, но и жизненно и психологически достоверно. Русская пехота!

 Такую же зримую достоверность я встречал, пожалуй, только в стихах Юрия Белаша.

 Теме любви, как и все русские поэты, Николай Старшинов тоже отдал свою дань. Вот стихотворение поэта о встрече с любимой женщиной, от которого перехватывает дыхание:

 А я приеду наудачу,

 Куда бы мчаться не пришлось,

 Тебя увижу и взлохмачу

 Копну ржаных твоих волос.

 В твои прохладные колени

 Уткнусь горячей головой.

 И тихий – словно в отдаленье –

 Я слушать буду голос твой.

 Мне слушать больше и не надо,

 Не надо больше ничего.

 Так сладко замирать от взгляда

 И от дыханья твоего…

 Любовь, которой движутся солнце и светила!

 К слову сказать, знаменитая песня «Голуби целуются на крыше», исполняемая всеми – от нас, молодых, во дворе, и до известного Аркадия Северного, тоже (слова), к удивлению очень многих, принадлежит Николаю Старшинову…

 

 * * *

 Но пора уже переходить к нашей сквозной рыбацкой теме.

 В своём рассказе «Моя первая щука» Николай Старшинов рассказывает, как в далёком детстве семилетний Коля поймал на самодельную удочку с самодельным также крючком свою первую щуку.

 Эта щука затем превратила просто деревенского мальчика в заядлого рыбака и сделала его «счастливым на всю жизнь».

 Тогда маленький Коля ещё не знал, что став известным поэтом, в своей рыболовной страсти он будет иметь предшественниками знаменитых писателей. Один Аксаков чего стоит… Аксаков Сергей Тимофеевич с его хрестоматийными «Записками об ужении рыбы».

 Вот уж кто всем профессионалом профессионал, досконально знающий свой предмет, о чём и говорят разделы произведения: от «Происхождения удочки», «Выборе места, до главного – «О рыбах вообще», где описывается 25 пород рыб, которых берут на удочку: от лошка (не то, что вы подумали!) до налима и сома. Поправлюсь: в рыбалке всё главное, здесь мелочей не бывает.

 В числе знаменитых писателей, любивших порыбачить, нельзя не упомянуть Хемингуэя, которого однажды рыба весом в 300 кг утащила на 8 миль от берега.

 Эта история послужила основой для написания его знаменитого рассказа «Старик и море».

 Ещё один знатный рыболов Антон Павлович Чехов, о котором Константин Паустовский писал: «Чехов не сердился, если его упрекали за литературные ошибки, но всерьёз обижался, когда кто-нибудь не верил в его рыболовные способности».

 Паустовский сам страстно увлекался рыбной ловлей, хорошо владел этим искусством. Он написал три небольших рассказа под общим названием «Памяти Аксакова. Рыболовные заметки».

 Сказал откровенно, что «если кто-нибудь скажет мне, что мои книги ему не нравятся, я не обижусь. Одному нравится одно, другому совсем иное – тут ничего не поделаешь. Но если какой-нибудь задира скажет, что я не умею ловить рыбу, я долго ему это не прощу».

 Пора мне уже закрывать этот славный перечень имён, ибо он может выйти чрезмерно длинным. Нет, пожалуй, рано – нельзя не упомянуть о царе-миротворце Александре III. Однажды, когда Александр III удил рыбу, к нему прибежал посланник, сообщивший, что в Европе назревает дипломатический конфликт, касающийся Франции, бывшей в то время союзником России.

 Царь выслушал посланника и ответил: «Без нашего разрешения ни одна пушка в Европе не выстрелит. Пускай подождут, пока русский царь окушков наловит». И как же постыдно выглядит сегодняшнее жалкое – «наши западные партнёры» – в сравнении с этим львиным царским рыком!

 Но во главе списка следовало бы поместить… Кого? – спросите вы. Отвечу: апостолов Христовых, бывших простыми галилейскими рыбаками, ставших затем по слову Учителя «ловцами человеков».

 

* * *

И всё же мне пора переходить к нашему герою-рыболову Николаю Старшинову, а вам оценить его рыбацкую задорность и сноровку, а также качество его стиха:

 Вот камыш поднимает щетины.

 Гром гремит, предвещая теплынь.

 И тогда-то выходит из тины

 Отоспавшийся за зиму линь.

 Меж корней оживающих лилий

 С первым светом озерной зари

 Он дотошно копается в иле,

 Поднимая со дна пузыри.

 Знаю, он привередлив и чуток,

 Сам собою любовно храним.

 Я убил уже несколько суток,

 Безуспешно охотясь за ним.

 То себя за ракитою прячу,

 То и вовсе ложусь на траву.

 И, насадку меняя, удачу,

 Как дикарь, заклинаньем зову.

 

 Я наивность свою понимаю,

 Но она не смущает меня.

 Всё равно я поймаю, поймаю

 Разодетого в бронзу линя.

                                               («Линь»)

 Поэтическое мастерство Николая Старшинова таково, что ты слышишь и видишь, как гром гремит и как рыба дотошно копается в иле, поднимая со дна пузыри; как измаявшийся рыболов «удачу, как дикарь, заклинанием зовёт», и хотя он его ещё не поймал, но мы уже в руке его видим «разодетого в бронзу линя» – именно «в бронзу». Поэзия не имеет права быть неточной.

 В своей книге «Лица, лики и личины», которую я уже упоминал, у Старшинова есть воспоминание о замечательном русском военном писателе Константине Воробьёве, памяти которого он потом посвятил вот это стихотворение:

 Война! Твой страшный след

 Живёт в архивах пыльных,

 В полотнищах побед

 И в нашумевших фильмах.

 Война! Твой горький след

 И в книгах, что на полке…

 Я сорок с лишним лет

 Ношу твои осколки.

 Чтоб не забыл вдвойне

 Твоих великих тягот,

 Они живут во мне

 И в гроб со мною лягут,

 Война…

 Это будет потом, в 1987 году, а пока Николай Старшинов, прочитав в подаренной ему Воробьёвым книге рассказ «Большой лещ», понял, что тот «настоящий рыбак, не только влюблённый в это занятие, но и знающий в нём толк, вот и пригласил приехать ко мне на рыбалку…».

…Далее, после обязательных «фронтовых» доз самогона, разговоров о войне, цензуре и критике, донимавших Воробьёва, перед самым рассветом они всё-таки уснули.

 На предложение Николая Старшинова ловить с ним в одной лодке Воробьёв ответил, что любит ловить один и место найдёт сам.

 К полудню Воробьёв замахал рукой, дав знать, что пора кончать рыбалку и отправляться домой.

 Старшинов снялся с якоря и поплыл к Воробьёву в полной уверенности, что обловил его, имея своим уловом несколько килограммов окуней, плотвы, краснопёрки, подлещиков. Была даже пара килограммовых щучек.

 В готовности отдать Воробьёву свой улов Старшинов посмотрел в садок своего товарища и скрытого соперника-рыболова и обомлел, увидев четырёх крупных лещей, «упитанных и краснобрюхих».

 «Таких я здесь никогда не вылавливал… за долгие годы», – признал своё поражение Старшинов.

 На вопрос, где он нашёл такое место, Воробьёв (и тут его ответ надо занести в учебник рыболовства) сказал:

 – Я искал его там, где на большой глубине проходит течение… Такому крупному лещу всегда по нраву, чтобы рядом была и глубина, и течение, и его любимая трава.

 И тут Старшинов почти буквально, дословно вспомнил начало из рассказа Воробьёва «Большой лещ»:

 «В середине лета на толстого ленивого выползка хорошо берёт лещ. Рыба эта умная, осторожная и солидная…».

 Вспоминал Николай Старшинов и точное описание Воробьёвым поклёвку леща, когда тот «кладёт поплавок на воду, потом с мелкой дрожью поднимает его и решительно увлекает под воду».

 Далее Николай Старшинов признаёт, что Константин Воробьёв был выдающимся писателем, но и рыбаком не хуже.

 Несколько переиначив эту фразу, я бы сказал, что и Николай Старшинов был не только рыбаком знатным, но и лирическим поэтом не из последних…

===============================
ПРИМЕЧАНИЯ:

Георгий Афанасьевич Ладонщиков (1916-1992). Участник финской (1939 г.) войны. На Великой Отечественной – с первого дня и до последнего. На Ленинградском фронте был ранен, попал в плен, в лагере военнопленных добывал важную информацию для партизан. В 1985 году был награждён орденом Отечественной войны 2 степени.
Умер  и похоронен в Москве.
В настоящее время стихи Георгия Ладонщикова стали возвращаться к читателю. В 2018 вышли три книги его стихов. Самая значительная и полная из них – «Про больших и маленьких», вышла в издательстве «Нигма».

Николай Константинович Старшинов – поэт, переводчик, редактор, родился 5 декабря 1924 года. Умер 6 февраля 1998 года. Похоронен на Троекуровском кладбище.
Награды: орден Отечественной войны 1-й степени (06.04.1985), орден «Знак Почёта», орден Дружбы народов, медаль «За оборону Москвы», медаль «За боевые заслуги» (06.11.1945); Премия Ленинского комсомола (1983) за произведения последних лет и многолетнюю плодотворную работу с молодыми писателями, Государственная премия РСФСР им. М.Горького (1984) за книгу стихов «Река любви».