Марина МАСЛОВА. ЖУРАВЛИНОЕ ВЕЧНОЕ ЛЕТО. Об одном стихотворении Светланы Сырневой

 

Марина МАСЛОВА

ЖУРАВЛИНОЕ ВЕЧНОЕ ЛЕТО

Об одном стихотворении Светланы Сырневой

 

Образ детства навеки…

 

Однажды, открыв наугад книгу православной писательницы Олеси Николаевой, прочитала там историю встречи автора с митрополитом Антонием Сурожским, историю, которая показалась мне повествованием высокого духовного напряжения. Заглянув в начало текста, несказанно удивилась, обнаружив, что рассказ называется простенько: «Про любовь»…

С таким же чувством удивительной простоты было воспринято мною в первые минуты и стихотворение Светланы Сырневой «Бабье лето»:

Закат полыхает, но тёмен восток,

таинственный миг полутьмы, полусвета.

И солнце уж село, и на землю лёг

покой равновесного бабьего лета.

 

Тяжёлые ветви недвижны в садах,

гурьбой георгины приникли к забору.

О, всё обратится в унынье и прах

ещё не сегодня, не завтра – но скоро.

 

А нынче, на самом краю пустоты,

такая наполненность жизни всевластной,

что в ней без труда различаешь черты

надмирной долины, чужой и прекрасной.

 

Прощальный, утешный подарок небес –

Тебе он всего на мгновенье дарован.

Смотри же, смотри: вечереющий лес

приблизился, встал – и молчит, очарован.

 

Вечерние тени так мягко легли –

ни ветра, ни стука, ни дальнего грома.

И низко над нами летят журавли:

уже улетая, они ещё дома.

 

Спускайтесь всё ниже! Ищите ночлег

в тепле, где лощина ещё не остыла.

Нет, вы не увидите холод и снег –

от этого родина вас оградила.

 

Ночуйте! А завтра, набрав высоту

и в путь отправляясь, вы взором привета

окинете милую родину – ту,

где доброе солнце и вечное лето.

С первого прочтения пленяешься только музыкой авторского голоса и уже после начинаешь вникать в милые сердцу подробности земного бытия, ещё не осознавая, что каждая строчка – и про тебя тоже…

Возвращаешься к названию: «Бабье лето»… Да, и вправду пора печальная, но что-то родное в ней, близкое сердцу и взгляду:

Тяжёлые ветви недвижны в садах,

гурьбой георгины приникли к забору…

Настолько простая картина, что даже удивляешься: а почему голос поэта так ново звучит в тебе, почему так трогают эти приникшие к забору георгины?.. Повторяешь строку снова и снова – и не можешь понять, в чём её тайна… Что это за натянутая струна вдруг начинает вибрировать в грудной клетке?..

О, всё обратится в унынье и прах

ещё не сегодня, не завтра – но скоро.

…Потому что где-то когда-то, в далёком детстве, эта неизбывная журавлиная печаль однажды остро пронзила сердце… Незабываемо, на всю жизнь, так что до сих пор задыхаешься, давишься глотком воздуха, тщетно пытаясь прочесть выученное наизусть в раннем детстве стихотворение, донести с теми журавлями их трагическую судьбу до конца…

Вылетев из Африки в апреле

К берегам отеческой земли,

Длинным треугольником летели,

Утопая в небе, журавли.

 

Вытянув серебряные крылья

Через весь широкий небосвод,

Вел вожак в долину изобилья

Свой немногочисленный народ.

 

Но когда под крыльями блеснуло

Озеро, прозрачное насквозь,

Черное зияющее дуло

Из кустов навстречу поднялось.

 

Луч огня ударил в сердце птичье,

Быстрый пламень вспыхнул и погас,

И частица дивного величья

С высоты обрушилась на нас.

 

Два крыла, как два огромных горя,

Обняли холодную волну,

И, рыданью горестному вторя,

Журавли рванулись в вышину.

 

Только там, где движутся светила,

В искупленье собственного зла

Им природа снова возвратила

То, что смерть с собою унесла…

 

…И вот – они снова летят, эти журавли!

И теперь наконец-то можно прочесть стихотворение до конца, не задыхаясь от жалости и обиды. Этих журавлей можно проводить взглядом, который не застят слёзы… Потому что у Светланы Сырневой – вечные журавли… Те летели в «долину изобилья» земную, а эти зовут – в долину надмирную…

Ночуйте! А завтра, набрав высоту

и в путь отправляясь, вы взором привета

окинете милую родину – ту,

где доброе солнце и вечное лето.

И вечное лето… Вот когда пронзает догадка! Да, это – те самые журавли…

Но за них снова больно. Ведь это родина поэта для них милая и добрая, это она, родина поэта, их оградила от холода и снега… А если к небу вскинет голову не поэт… если тот, кто тогда, в прошлом веке… тех журавлей, что летели в апреле… И снова этой давней болью, вспышкой, заревом… –

Луч огня ударил в сердце птичье,

Быстрый пламень вспыхнул и погас…

Не помню, сколько мне было лет, когда впервые прочитала это стихотворение Заболоцкого то ли в школьной хрестоматии, то ли в другой какой книге на учебном столе старшего брата. Но помню, что, захлебнувшись с первых же строк этим восторгом непостижимого, силой поэзии внушаемого, но бессознательно, как бы только кожей ощущаемого величия и отчаяния, потом так и не смогла ни разу прочесть эти стихи вслух в присутствии кого-нибудь, а только, выучив сразу же наизусть, носила их  в себе, чтобы повторять, читать их себе вслух в такие минуты, когда душе хочется в одно и то же мгновение и жить и умереть. Теперь понимаю, что это она так напитывалась чувством трагического, которое, несомненно, возвышало и закаляло её, заставляя меня взрослеть. С тех пор ещё только одно стихотворение из всей русской поэзии точно так же воздействует на душу – ни разу ещё не смогла прочесть, не задохнувшись до горловых спазмов… «Песнь о собаке» Сергея Есенина…

И вот – эти дивные стихи Светланы Сырневой, где снова летят журавли моего детства… и снова перехватывает дыхание…

... Вечерние тени так мягко легли –

ни ветра, ни стука, ни дальнего грома.

И низко над нами летят журавли:

уже улетая, они ещё дома.

И снова это неуловимо двоякое чувство грусти и нежности, радости и сожаления… почти что готовности в одно и то же мгновение и задохнуться от счастья, и умереть от тоски…

Спускайтесь всё ниже! Ищите ночлег

в тепле, где лощина ещё не остыла.

Нет, вы не увидите холод и снег –

от этого родина вас оградила.

Чем объяснить это волшебное воздействие слова и ритма?!

– И-щи-те ноч-лег в теп-ле, где лощи-на е-щё не осты-ла…

Да вся эта строфа – для меня какое-то таинственное, заколдованное место… Странно волнующее соединение образного представления и звукоряда… – Ищите ночлег… где лощина ещё не остыла…

Будто журавли, шурша могучими крыльями, проносятся над моей головой… И сейчас они опустятся на краю того огорода у дома моих родителей, где я все сознательные годы детства только и мечтала увидеть этих птиц поближе, а они только пролетали где-то высоко надо мной, грустно курлыча, растравляя мою детскую неизбывную тоску. Аисты к нам спускались, а журавли – никогда…

Сразу за родительским домом был долгий пологий овраг… та самая лощина, куда вот-вот опустятся эти усталые кочующие птицы…

Ночуйте! А завтра, набрав высоту

и в путь отправляясь, вы взором привета

окинете милую родину – ту,

где доброе солнце и вечное лето.

Постойте, как это – вечное?! А как же зима?

Ах да, это же только для меня зима, а они летят туда, где зимы вообще нет. Они ведь зимы не знают! Для них наша родина – вечное лето…

Россия – вечное лето. Для журавлей…

А для людей?.. Не «Зимняя свадьба» ли она для людей?..

… Долго душе привыкать,

как на чужбине, в раю,

вечно грустить-вспоминать

зимнюю свадьбу свою. 

 

Из невозвратных краёв

немо смотреть с высоты

на белоснежный покров,

на ледяные цветы.

И уже совсем иным зрением прочитываешь «Бабье лето» с самого начала, строфа за строфой. И вдруг понимаешь что-то самое главное…

Думается, тут происходит примерно такое же преображение мысли, возникает то же ощущение, которое по-своему передал, прочитав стихи Светланы Сырневой, прозаик из Архангельска Михаил Попов. «Земные реалии овеяли духом вечности...» – написал он в своём комментарии.

Это был единственный подписанный именем автора комментарий (другие были анонимны) на сайте «День литературы», где я впервые прочла эти стихи, и тоже не удержалась, чтобы не откликнуться и на стихи Светланы Сырневой, и на впечатление Михаила Попова, и на возникший спор о гениальности поэта.

Стихотворная подборка «Северные песни» была опубликована в прошедшем году на двух сайтах – сначала на сайте «День литературы», значительно позднее – на «Российском писателе». В обоих случаях публикация вызвала многочисленные горячие отклики читателей. Горячность суждений порождала споры, амплитуда эмоциональных оценок захватывала противоположные полюса.

Вот на сайте ДЛ под стихами Светланы Сырневой появился некий анонимный комментарий, какие пишутся, как я думаю, когда сказать нечего, но очень хочется. Причём хочется именно потому, что в душе пусто, ничего не дрогнуло, но признаться в бесчувственности почему-то стыдно. Надо найти причину своей пустоты в чужих стихах. И вот некто пишет: «Длинновато каждое стихотворение в отдельности». Разумеется, ему тут же предложили читать комиксы: куда уж короче «каждый в отдельности». При этом кто-то назвал Сырневу «крупнейшей поэтессой современной России», кто-то изумился, какими «глобальными образами» мыслит поэт, а кто-то настаивал на гениальности автора «Северных песен». Звучали краткие, но веские определения, авторам которых хватало одного или двух слов: «Воздух и Смысл! Классика!», «Мощь и Красота». Сразу несколько комментаторов настаивали на своём мнении примерно в таком духе: «Стихи – гениальны! Настаиваю». Вот по поводу понятий гений и гениальность и завязался спор, в который и я, не стерпев, включилась:

«…когда читаю чужие мнения о том, что Светлана Сырнева гениальный поэт, чувствую, как от волнения начинает чаще стучать сердце. Потому что это правда. И я понимаю, что это моя правда. Мне не нужно дожидаться "мнения потомков". Гениальность поэта, как и вообще любого человека, не измеряется каким-то "качеством" или "количеством". Гениальность это не какая-то степень таланта, пусть и самая высшая. Это особое качество дара, духовного дара. Всё-таки "талант" изначально – денежная единица. "Духовным даром" она становится только при условии правильного понимания притчи Господней. Потому гениальность – понятие духовное, она мастерством или каким-либо иным качеством личности, кроме дара постижения духовных основ бытия, вряд ли может определяться. Потому читатель, чувствующий сразу, улавливает это измерение поэзии Светланы Сырневой. А читатель только думающий – ждёт, когда за него кто-то сформулирует тезисы, по которым можно будет доказать, гениальны ли стихи.

"Гениальный поэт" – не "редчайшее" явление, а просто явление. Явление человеческого духа.

А не "титул"!

Интонация обеспокоенности чужим титулом, якобы незаслуженным, действительно выдает ревность и зависть, увы. И это естественно. Потому что титулы присваиваются, их можно добиться всяческими ухищрениями. А попробуйте ревниво и завистливо "добиться" Божией благодати!..

Гениальность – как Божия благодать. Её можно только чувствовать верой. Верующим сердцем. Откликаться на неё.

Никакие посредники тут не нужны. Только Бог.

Если мы чувствуем это сегодня – зачем ждать, пока догадаются потомки? Думаете, они будут умнее? Искреннее?

А ведь потомки будут оглядываться на нас...».

Точно так же, как мы сегодня оглядываемся на тех, кто старше, кто умудрён большим опытом. Имею в виду сейчас мнение Николая Дорошенко: писатель с горечью высказывается о современном ему литературном процессе:

«Увы, помимо "реального процесса" сегодня есть Большая Неизвестная Литература. Вот, считается, что поэзии у нас нет. А в Кирове живет Сырнева…

…На сайте "Российский писатель" – десятки ярчайших имен. Многие из них первого ряда, даже если в ряду этом – Блок и Есенин, Ахматова и Цветаева, Рубцов и Юрий Кузнецов… Вот, помню, Сырнева презентовала свою первую книжку в Москве, а Солоухин не смог дочитать её стихотворение со сцены в ЦДЛ, захлебнулся от восторга слезами. Что, я буду верить "реальному процессу" больше, чем Солоухину? Или я должен не доверять Кожинову и Юрию Кузнецову? А многие ли теперь знают Сырневу, признанную даже и столь авторитетными писателями? Она не была в центре внимания даже и на солиднейшей Международной научно-практической конференции «Итоги литературного года – итоги десятилетия: язык – литература – общество», проведённой в апреле 2010 года с участием научных учреждений и вузов РФ и стран ближнего и дальнего зарубежья в рамках постоянно действующего симпозиума «Теория и современный литературный процесс». А современный литературный процесс без упоминания Сырневой хотя бы в тройке самых ярких имен, это уже не процесс, а барахолка» 

 

Каюсь, не всех авторов, названных Николаем Дорошенко среди «ярчайших имён», читала внимательно, но есть среди них те, на которых не просто обращаю внимание, увидев имя, а искренно радуюсь, бросаясь тут же читать публикацию, касающуюся их творчества и судьбы. Среди них и Светлана Сырнева.

В чём причина такого моего пристрастия, понять нетрудно. Только я на всякий случай немного усложню своё объяснение отсылкой к одной дневниковой записи Михаила Пришвина, которая показалась мне лучшим разъяснением тайны воздействия на нас хорошей поэзии и вообще настоящей литературы. 

В дневнике 1950 года Пришвин с недоумением размышлял:

«Четвёртый раз подряд со мною повторяется одна и та же история: я, признанный мастер рассказа, пишу рассказ, и когда, уверенный в его совершенстве, читаю вслух, уже во время чтения своего по исчезновению ритма в произносимых словах понимаю, что рассказ никуда не годится. Сегодня я читал такой рассказ студентам Литинститута…».

Через день он снова записывает в дневнике:

«Смутно переживаю происшествие вчерашнего дня в Литературном институте… Материалы мои были хорошо собраны, правильно расположены, но не хватало им момента творческой кристаллизации, когда каждое слово становится на своё место само собой...».

Вот эта кристаллизация смысла и силы в строке, когда кажется, будто каждое слово становится на своё место само собой, без ревнивой заботы автора, – одна из ярких примет поэзии Светланы Сырневой.

Возвращусь ещё раз к покорившему меня тексту, который перечитываю как заворожённая, не умея понять, что именно так воздействует в этих строках…

Спускайтесь всё ниже! Ищите ночлег

в тепле, где лощина ещё не остыла.

Нет, вы не увидите холод и снег –

от этого родина вас оградила.

 

Ночуйте! А завтра, набрав высоту

и в путь отправляясь, вы взором привета

окинете милую родину – ту,

где доброе солнце и вечное лето.

Ясно мне здесь одно – душа улетает вместе с журавлями, и не в жаркие страны, а дальше и выше она хочет улететь…

И в каждой из поэтических строф этого таинственного стихотворения узнаёт она и своё привычное земное томление (уже улетая, но всё ещё дома), и веру в длящееся гостеприимство земного пристанища (в тепле, где лощина ещё не остыла), и надежду на будущую высоту. Когда-нибудь и она отправится в путь вслед за журавлями, вместе с ними, и благодарно окинет прощальным взглядом всё бывшее и несбывшееся, но в любом случае – милое тем, что оно всё-таки было...

Мы, Россия, ещё поживём!

Не сломали нас ветер и дождь.

Но главное в том, что журавли Светланы Сырневой научили меня мудрости. Им, улетающим, наша общая родина – «милая», и через них понимаешь: чтобы Родина была вечным летом, надо мужественно принимать её холод и лёд…