Никита БРАГИН. ДЫХАНИЕ ЛЮБВИ. Лирика

 

Никита БРАГИН

ДЫХАНИЕ ЛЮБВИ

 

ВИНОГРАДЬЕ

Где же ты, песенное виноградье,

красно-зеленое, сладкое?

Там, где вдали, за озерной гладью

дремлют луга с лошадками?

 

Или за тем поворотом проселка,

где ели пышны как пагоды,

откуда вернешься с полной кошелкой

красной ядреной ягоды?

 

Или за этой лесной лужайкой

увидишь избу высокую,

где тебя ласково встретит хозяйка,

северным говором цокая?

 

Или вон там, у старой часовни,

где горстку землицы высохшей

возьмешь, отправляясь к Москве чиновной

отцу на могилку высыпать?

 

Где бы то ни было, все с тобою

в сердце, в горе и радости,

красно-зеленое и голубое,

словно кругляш радужный.

 

РАЗГОВОР В АВГУСТЕ

Прохлада оголенных рук

и самовара жаркий отблеск

обозначают летний отпуск

и этим замыкают круг,

в котором августовский день

с чертами бедности опрятной,

куда ты просишься обратно,

но сердце бьется о кремень.

 

И, словно четки, перебрав

воспоминаний кинокадры,

разделишь скорлупу и ядра,

найдешь малину в гуще трав,

попробуешь с горчинкой мед,

продлишь цепочкой многоточий

наш разговор до самой ночи,

и душу радость обоймет.

 

ВСЕЛЕННАЯ ЛЮБВИ

У любви улыбки лепестковые

в день июля, жаркий как вино,

у любви за крепкими засовами

тихо дремлют злато и зерно,

у любви легчайшее дыхание

и летучим поцелуем взгляд,

словно чаша неба над лоханями

всех земных наследий и наград!

 

Отчего же я не сплю и мучаюсь,

жизнь пройдя как тридесять полей?

Отчего я рад любому случаю

ощутить яснее и смелей

все твои приметы и созвучия –

птичий гомон, колокольный хор,

пряталки луны и звезд за тучами,

ветерка и вяза разговор?

 

А когда мечтаю о неведомом,

то в душе рождаются миры,

и живут, и ждут, пока не выдохну

синь весны и осени костры,

зимушку, седую и согбенную,

полосу пшеницы в летний зной!

Широка любви моей вселенная,

но доверена тебе одной.

 

У ВОКЗАЛА

Укрыться от осеннего дождя

в какой-нибудь харчевне у вокзала,

посконным духом жареного сала

немедленно насытиться, войдя.

 

Открыть блокнот. Немного погодя,

почувствовав, что голова устала,

за строчкой строчку с самого начала

пролистывать, за метрикой следя.

 

И удивиться – как немного надо

для музыки, звучащей у огня

сквозь суету и гам – не для награды!

 

Не ради отдыха на склоне дня,

но только чтобы сердце было радо,

и ты, родная, вспомнила меня.

 

* * *

Они бессмертны – так о мертвых говорят,

и представляешь изваяний ряд,

и слышишь звон латинских эпитафий.

Но прикоснись до белого листа,

почувствуй, что такое пустота,

и немота, и немощь – ты представь их!

 

В себе самом ты умер столько раз –

не меньше, чем в столетье лунных фаз

минуло, – и ни дерева, ни стелы

на холмиках заброшенных могил,

откуда ты поспешно уходил

за будущим, в безвестные пределы.

 

А будущее – кто его поймет?

Перемешались в нем и яд, и мёд,

и жгучее безвкусие отравы

все перебило, все оборвало,

все обратило в суету и зло –

все, что налево, вместе с тем, что справа.

 

И оттого разумнее – любить,

и у любви слезой и кровью быть,

и возвращать ей воздух, умирая.

Так хвоинка раскидистой сосны,

наверное, слетает с вышины

частицей неба без конца и края.

 

КОСТЁР ПОД СНЕГОМ

В гармонии костер и падающий снег,

в них зерна жарких звезд и ледников проростки,

в них треск горящих дров и по морозу поступь,

предощущенье дня и ночи оберег.

 

Огонь старинных букв, глаголей и омег,

хрустальные кресты соборов и погостов

друг с другом говорят так искренне и просто,

что время слышит их и замедляет бег.

 

Тогда встает душа, сметая хлопья праха,

рождаются миры в органном строе Баха,

и льется тихий свет кристалла и свечи.

 

Торжественность зимы и мимолетность искры…

Дыхание любви так горячо и близко,

что самому себе внушает – помолчи.

 

* * *

Слов осенняя зрелость подобна дыханию яблок,

что вот-вот опадут и насытят сырую землицу –

дай, еще повторю, и отчалит летучий кораблик,

и к заморским краям полетят беспокойные птицы.

Мне же здесь оставаться хранителем горького сока,

заточенного в памяти, в темных подземных пластах,

в самородной мечте, и в тоске, словно полночь, высокой,

в огнецветных кристаллах и ветхих поклонных крестах.

 

Это твердь и огонь обращаются кровью и плотью,

зреют правдой запретной, горючей слезой набегают,

то вот-вот обовьются упругой и жалящей плетью,

то вот-вот задрожит стебелька сердцевина нагая…

Это вечная музыка вышла на свет из темницы,

и щебечущей птичкой сидит у тебя на руке…

Вулканический пепел смахни с пожелтевшей страницы,

и святые слова прочитай на своем языке.

 

В ДЕРЕВНЕ

И все-таки, что делать нам в деревне?

Ходить в соседний двор за молоком,

по солнцу жить, расстаться со звонком,

дожди и холод принимать душевно?

 

Прийти к доярке в поисках царевны,

и притвориться, что давно знаком,

по стопке выпить с каждым стариком,

премудростью обогащаясь древней?

 

Вещать и просвещать, вживаясь в роль?

В согласии с передовым ученьем

поверить, что ругательство – пароль,

имеющий бесспорное значенье?

 

Нет. Просто вспомнить вековую боль,

и поклониться, попросив прощенья.

 

В СОКОЛЬНИКАХ

В Сокольниках, у старой каланчи,

затерянной среди стекла и стали,

пора остановиться. Помолчи

и вспомни все, о чем тогда мечтали,

чем жили, чем томились, выживая

среди утрат, распутиц и разрух…

Теперь все это – капля восковая

да невесомый паутинный пух.

 

Теперь все это – солнечная даль

прозрачного осеннего пейзажа,

где каждый звук и каждая деталь

о радостях и горестях расскажут.

Вот лиственниц лимонные ресницы,

вот елочки зеленая свеча,

а где-то дальше детская больница

и наш сынок под скальпелем врача.

 

Душа моя, ты светишься сквозь плач,

ты смотришь благодарно и влюбленно,

а солнышко, упругое как мяч,

румянится, смеясь сквозь кроны кленов,

и жизни догорающие листья

на тротуаре радужным ковром,

а воробьи усердно перья чистят

и радостно щебечут – не умрем!

 

СТРАНИЦЫ НА ВЕТРУ

Листает ветер книжечку мою,

а я стыжусь, что написал так мало,

что от забот душа моя устала,

что я давно шепчу, а не пою.

 

Но так и быть, читай! Я не таю

ни лет своих счастливого начала,

ни горьких бед, которые встречала

любовь и жизнь моя в родном краю.

 

Прощай же и лети по белу свету,

шепча мои заветные слова

капелями дождя, шуршаньем веток…

 

Их будет слушать росная трава,

их будет греть осенняя листва –

иного и не надо мне ответа.