Андрей ГАЛАМАГА. ТУДА, ГДЕ НЕБО ПРОЯСНИЛОСЬ… Лирика

 

Андрей ГАЛАМАГА

ТУДА, ГДЕ НЕБО ПРОЯСНИЛОСЬ…

 

АКТЕР

                                       Михаилу Пярну

Мы, – что таить там, – иных честнее,

Хоть бы пенял нам весь белый свет.

Да, мы актеры, мы лицедеи,

Но лицемеров меж нами нет.

 

Нам страх известен, как ни божись мы;

Но просим просто поверить впредь –

Тому, кто прожил за жизнь сто жизней,

В одной не страшно и умереть.

 

Тот копит деньги, тот жаждет славы –

Им пораженья не пережить.

А кто рожденье на кон поставил,

Тот сделал ставку, чтоб победить.

 

И на подмостках, ничем не скован,

Без ложных пауз, чтобы успеть,

Актер из сердца исторгнет слово

Дороже жизни, сильней, чем смерть.

 

Пускай себе он не знает цену,

Не помышляет о похвале, –

Когда ступает актер на сцену,

Смолкают пушки по всей земле.

 

* * *

                                   Василию Власенко

Все умрут, ученые и неучи;

Горевать о том – напрасный труд.

Может, вовсе жить на свете незачем,

Если все когда-нибудь умрут.

 

Все уйдут тропой неотвратимою,

Ветхие дома пойдут на слом.

Но пока на свете есть любимые,

Мы еще, пожалуй, поживем.

 

Зря кружит прожорливая стражница;

До тех пор, покуда есть друзья,

Может сколько влезет смерть куражиться,

Скорым приближением грозя.

 

Спрячемся под солнечными бликами,

Чтоб не отыскала нас нигде;

Как когда-то длинною Неглинкою

Побредем к Мещанской слободе.

 

В сутолоке дня не будет тесно нам,

Будто день подарен нам одним.

С верными подружками прелестными

Мы пока прощаться погодим.

 

Жизнь свою не называем горькою;

И стоим незыблемо на том

Со старинной доброй поговоркою:

Живы будем – значит, не помрем.

 

ТИШИНА

Дождь неуклюже накрапывает,

Воздух пронзительно тих;

Редкое небо проглядывает

Меж облаков кучевых.

 

Роща скромна, словно девственница,

Галок и тех не слыхать;

Молча березы советуются,

Как бы им день скоротать.

 

За ежевичною изгородью

К шелковой ели прильну.

Лишнего слова не выговорю,

Чтоб не спугнуть тишину.

 

Русь-недотрога – награда моя,

Вдруг невзначай в тишине

Тайна твоя неразгаданная

Чуть приоткроется мне.

 

ПОЭТЕССА

Безжалостная, будто мафия,

А может, и намного злее, –

Любительница амфибрахия

И ненавистница хорея.

 

Закрывшись, как отшельник в пу́стыни, –

Светильник, кофе, сигарета, –

Она строчит стихи без устали

С полуночи и до рассвета.

 

Бумага чистая податлива,

Строка к строке – рукою ловкой;

Не то чтобы она талантлива,

Но так – справляется с рифмовкой.

 

Ее манера экспрессивная

Мужчин доводит до озноба;

Не то чтобы она красивая,

А так – эффектная особа.

 

Но комплименты не по нраву ей,

Она поэт – не поэтесса!

В ней гендерное равноправие

Звучит синонимом прогресса.

 

Духовной жаждою разбужена,

Она фигурой колоритной

Возносится во всеоружии

И жжет сердца глагольной рифмой.

 

ХОРОШИЙ ЧЕЛОВЕК

В известном городе большом

Совсем недавним прошлым

Между соседями тишком

Жил человек хороший.

 

Не худощавый, не толстяк,

Не грешник, не святоша,

Неторопливо, просто так

Жил человек хороший.

 

Ни разу не был уличен

Ни в пьянке, ни в дебоше;

И все сошлись на том, что он

Был человек хороший.

 

Он не читал ученых книг,

Решив – себе дороже;

Пусть он успехов не достиг,

Но человек хороший.

 

Ему талантов не дал Бог,

Благих желаний тоже;

Пусть никому он не помог,

Но человек хороший.

 

О нем весь двор судил-рядил,

Но порешили проще:

Раз никому не навредил,

То человек – хороший.

 

Однажды он глаза смежил,

Все вкратце подытожил

И умер, словно и не жил,

Тот человек хороший.

 

Твердили на похоронах,

Что он не вынес ноши

И вот безвременно зачах,

А человек – хороший.

 

С тех пор, друзьями позабыт,

Знакомыми заброшен,

На дальнем кладбище лежит

Тот человек хороший.

 

Жизнь заново не проживешь,

Не переменишь кожи.

И не поймешь – а был хорош

Тот человек хороший?

 

ВЕТЕР

Зябкая поземка змейкой юркой

Вьется так, что спрятаться нельзя.

В крохотном Каретном переулке

Суматошный снег слепит глаза.

 

Вышедшие из дому некстати –

Задирают вверх воротники;

Школьницы, спешащие с занятий,

Наглухо укутаны в платки.

 

Будто бы неслыханная сила

Светопреставлению виной;

Кажется, всю землю застелило

Плотной полотняной пеленой.

 

Но чуть-чуть ладонью заслониться,

Бросить взгляд в полуденную высь,

Сквозь заиндевевшие ресницы –

Солнца луч откуда ни возьмись.

 

И, не веря своему везенью,

Молча, очарованный стоишь –

Не пурга похоронила землю,

Просто ветер снег сдувает с крыш.

 

МОЯ ВЯТКА

Русь склонить под рукою владычней

Порешил патриарший престол.

Мои предки, чтя древний обычай,

В те поры уклонились в раскол.

 

Непокорные старообрядцы

От гонений скрывались в скитах

И осели по землям по вятским,

Не продав свою совесть за страх.

 

Не сломили их беды и бури,

Жизнь вилась над избою дымком;

Ведь не зря мой прапрадед Меркурий

Основательным слыл мужиком.

 

Век бы жить им, молясь да не хмурясь,

Обустраивать дом свой ладком.

Только видишь, как все обернулось,

Когда грянул нечаемый гром.

 

Не спасла моих прадедов Вятка,

Тут уж поздно – крестись не крестись;

Те, кого не смело без остатка,

Кто куда по Руси разбрелись.

 

Жить по чести, случалось, непросто –

Хоть умри, а душой не криви, –

Но всегда выручало упорство,

Что у каждого было в крови.

 

Хотя я не бунтарь бесшабашный –

Не буяню, интриг не плету,

Не усердствую в спорах, – однажды

Мне становится невмоготу.

 

Не по вере – по жизни раскольник,

Не терплю самозваную знать;

Что поделаешь, вятские корни

Всё – нет-нет а дают себя знать.

 

Хоть с сумою – да что-нибудь стою;

Предкам-старообрядцам под стать –

Я всегда шел дорогой прямою,

А упрямства мне не занимать.

 

Жизнь качала, трясла и кружила,

Но дорога казалась гладка,

И текла в переполненных жилах

Заповедная Вятка-река.

 

СНЕГ В КРЫМУ

В горах сгустилась пелена,

Какой не чаяли вначале,

И сумерки средь бела дня

Непредсказуемо настали.

 

Сплошной завесой снег упал;

Кругом – не видно на полшага.

В снегу Ангарский перевал,

В снегу отроги Чатыр-Дага.

 

Зима сошла во всей красе,

А с нею спорить не годится;

По обе стороны шоссе

Машин застыла вереница.

 

Но чувствовалось, что вот-вот

Природа сменит гнев на милость;

И я прошел пешком вперед,

Туда, где небо прояснилось.

 

Я вглядывался из-под век

Вослед унявшейся стихии,

Вдыхая первозданный снег,

Простой, привычный снег России.

 

СВЯЗЬ

Удел связиста – это ли не рай?

Удачливей на фронте не найдёте.

Наладил связь – сиди и ожидай,

Тебе не лезть под пули, как пехоте…

 

Я, устранив на линии обрыв,

Ползком открытым полем пробирался.

Со всех сторон гремел за взрывом взрыв,

А немец будто бы с цепи сорвался.

 

Земля вздымалась, дым стоял стеной.

Мгновение – и лопнут перепонки;

Когда меня ударною волной

Отбросило на дно большой воронки.

 

Там трое пацанов, как я, солдат,

Дрожали побелевшими губами

И, на меня направив автомат,

Велели мне валить к такой-то маме.

 

Я до сих пор не смею их судить;

Такие есть везде – один на тыщу.

Я благодарен, что остался жить,

Короткий выстрел – и концов не сыщешь.

 

Я цел и невредим дошёл назад.

Не то чтоб думал, ждут меня объятья;

Но лейтенант лишь бросил беглый взгляд:

«Опять обрыв. Давай, ползи обратно».

 

Я было возразил: не мой черёд,

Теперь тебе пора идти настала.

Но он сквозь зубы процедил: «Вперёд!

Что смотришь? Не боишься трибунала?!».

 

И я пополз второй раз в этот ад.

Фашист сплошным ковром по полю стелет,

И каждый пролетающий снаряд,

Казалось, прямо на меня нацелен.

 

Не буду врать, я страха не скрывал,

Но чувствовал нутром, что не погибну;

И только непрерывно повторял

Рассказанную бабкою молитву.

 

Уже сквозь гарь окоп был виден наш,

Уже готов в него был прыгнуть с ходу...

Прямое попадание в блиндаж,

И кровь с огнём взметнулись к небосводу.

 

Мне не избавиться от этих снов.

Но кто однажды видел смерть так близко,

Тот навсегда постиг значенье слов:

На фронте – не бывает атеистов.

 

НОЧНЫЕ ВЕДЬМЫ

                                       Памяти девушек 46-го Гвардейского
                          бомбардировочного авиаполка посвящается

Напрасно вы нас ведьмами прозвали.

Вам ведьмы сроду были нипочем;

Столетьями легко вы побеждали,

Пытая их железом и огнем.

 

Зря скалите озлобленные пасти,

Всё будет по-другому в этот раз;

Железо и огонь – не в вашей власти,

Теперь они обрушатся на вас.

 

За каждое земное злодеянье

Вы приговорены нести ответ.

Мы девушки – небесные созданья,

Но для врага – страшней ста тысяч ведьм.

 

Нас голыми руками не возьмете,

Когда, прожекторам наперекор,

Бесшумно мы на бреющем полете

На цель заходим, заглушив мотор.

 

Кто сманит нас благополучным раем?

На восемьдесят бед – один ответ!

И даже если в небе мы сгораем,

Тем, кто за нами, – пролагаем след.

 

Бессильны ваши ненависть и злоба.

Мы тут, мы там, вокруг – со всех сторон.

Хоть не сомкните глаз, глядите в оба,

Мы наяву – ваш самый страшный сон.

 

И вам нигде не отыскать спасенья –

Забившись в щель, ползком иль на бегу.

Нет, мы не ведьмы, мы – богини мщенья,

Не знающие жалости к врагу.

 

* * *

Распорядок в небесах нарушен,

Я такого не припомню мая;

Мелкий дождь изматывает душу,

По стеклу полосками стекая.

 

Продержись, бывало и похуже,

Может быть, просвет вот-вот забрезжит.

Это кажется, что жизнь снаружи

Никогда уже не будет прежней.

 

По́вода отчаиваться нету;

Что за вздор – глазеть в окно с тоскою,

Словно солнце не светило летом,

Словно снег не выпадал зимою.

 

Станем собирать себя по крохе,

Чтоб не распылиться на осколки.

Я сварю для нас две чашки кофе

И достану Лермонтова с полки.

 

Хрупкий мир в окне на время вымер,

Всё живое дождь согнал под кровлю;

Значит, мы обречены на выбор –

Выбор между смертью и любовью.

 

Просидим за книгой до рассвета –

Только бы лукавый не попутал, –

И увидим, как упрямый ветер

Разгоняет облака под утро.