Павел РЫКОВ. КОГДА ЗАСТУПНИКОВ НЕ СЧЕСТЬ… Стихи

 

Павел РЫКОВ

КОГДА ЗАСТУПНИКОВ НЕ СЧЕСТЬ…

 

СТАРОДАВНЯЯ ПЕСНЯ

Время вышло. Исчерпаны списки.

Катафалки на скором ходу.

В строй – один за другим – обелиски

С чёрной датой в текущем году.

 

В доме пусто. Да, где же вы, деды?!

Сквозь следы прорастает трава…

И уже не поёт про Победу

Обамериканенная пацанва.

 

Смертна даже бессмертная Слава;

Словно дождь в пересохший песок

Вся ушла. Нет с беспамятством слада

Будто с пулей, летящей в висок.

 

А иные – с ухмылкой, спесиво

(А вчера не посмели б посметь)

Скажут, сплюнув: «Да ты же бессильна,

Русь. Пришёл тебе срок околеть.

 

Под забором, на рваной рогоже,

В пьяный сон, словно в омут, упав».

И пойдут, скочевряживши рожи

И от смеха живот надорвав.

 

Не дождётесь! Заблещут зарницы

И повестки пришлёт военком –

Стародавний мотив возродится

В мерном шаге армейских колонн.

 

– Левой, левой! Рука наотмашку!

Подтянись! Запевала – вперёд!

Песня, словно подъятая шашка,

Пред колонной на солнце блеснёт,

 

Грянет грозно в распеве былинном.

Песне в такт просверкают штыки…

Так гремела она над Берлином,

Так в Париж приходили полки.

 

Так, сверкая начищенной медью,

Флаг Андреевский, ввысь вознеся,

Шел «Варяг», обретая бессмертье,

И пощады себе не прося.

 

Видно, есть вековечное что-то,

Тайно в сердце такая струна:

Если грянет на марше пехота,

Песню эту подхватит страна.

 

С песней этою кто нас осилит,

Если песню народ запоёт?

Песня эта – надежда России.

Сбережём, не забудем её!

 

* * *

Доска колхозного Почёта;

За что? Кому? Не разберёшь…

Для славы или для отчёта,

Что бык силён и спеет рожь,

 

Что крах далёк, а жизнь всё краше,

И коммунизм не за горой,

И кто без остановки пашет.

Тот, без сомнения, герой.

 

Фотограф незамысловато

Изысками не утомлял

И объектив подслеповатый

В лицо героям наставлял.

 

Один на всех дежурный галстук,

Один на всех пред съёмкой страх.

Щелчок – и вспышка пыхнет страстно,

И блеск заплещется в глазах.

 

Парторг восторгом полнит речи,

Потом вино и закусон…

Где это всё? Увы, далече.

Как позабытый напрочь сон.

 

Портреты выцвели донельзя,

Лица уже не разберёшь.

Что силы по доске облезлой

Лупцует оголтелый дождь.

 

Там, где была отрада глазу,

Где днями мерили труды,

Одни скелеты скотобазы

И не туды, и не сюды.

 

Но люди эти были, были…

Гармошка заводила речь

Про то, как Родину любили

И как смогли её сберечь.

 

Как, надрываясь и тоскуя,

Взамен пропавших мужиков

Везли и вывезли родную,

Стесавши плоть до мослаков.

 

Но это – прошлые затеи,

И что об этом поминать!

Иные нынче богатеи:

Купить-продать, украсть-урвать.

 

И только старенький учитель –

Музейных ценностей знаток –

Всё пальчиком грозит: «Учите,

Учите, неучи, урок:

 

Жизнь, как волна, сперва накатит,

Но следом пятится назад.

И каждому в той жизни хватит

И осуждений, и наград.

 

Но только Время всех расставит

По отведённым нам углам».

Он пальцами сухими гладит

Ушедшей жизни ветхий хлам.

 

А за окном ликует ветер

И дождь с утра всё льёт да льёт.

В лицо на выцветшем портрете

Плюёт, плюёт, плюёт, плюёт.

 

* * *            

                                 Мусе Джалилю

Когда заступников не счесть,

А Родина сильна,

Тогда, мой друг, немало есть,

Кто пить готов до дна.

 

Допить – и вдребезги стакан,

И песню голосить,

Про то, как сгинет басурман,

А с ним и волчья сыть.

 

Но если Родина бедна.

И ты один, один,

Тогда какая глубина

У гибельных глубин?

 

Всё глубже, глубже – и не всплыть,

И не нащупать дна.

И скачет, скачет волчья сыть,

Безжалостно темна.

 

Пойми, поверь, себя проверь,

Не обманись, мой друг;

Из мрака скачет этот зверь,

Не знающий подпруг.

 

И где уздечку подобрать,

Чтобы на всём скаку

Свой смертный страх в себе взнуздать.

Чтобы назло врагу

 

Взглянуть без страха, не таясь,

У жизни на краю:

– Да, эта Родина – моя.

И пусть меня убьют.

 

МАМИНА КРОВЬ

В прифронтовой палатке госпитальной,

Что словно храм, стоящий на крови,

Не жалуют слова: «Исход летальный»,

Но молятся: «Живи, боец, живи».

 

Из-под огня тащила медсестрица.

А далее – скорее, в ближний тыл.

Он весь изранен. Кровь сквозь бинт сочится.

Он умирает. Очи он смежил.

 

И в забытьи, теряя кровь по капле,

Он видит степь, вкруг озера камыш.

Пролёт по-над водою серой цапли.

А может, и не видит… Слышит лишь

 

Команды: «Скальпель мне, пинцет, зажимы».

Да звон осколков, что бросают в таз…

Живи, боец! Но жизнь неудержимо

Уходит. Наступает смертный час…

 

Но, есть любовь и вера и надежда…

Чтобы боец навеки не ушёл,

Девчоночка, москвичка, белоснежка

Ложится на стоящий рядом стол.

 

Иголка в вену – чем вам не молитва?

И, смерти неминучей вопреки,

Спасительные каплют миллилитры…

О, вымоленные фронтовики!

 

Как много вас, воскресших в этом храме

При свете дня, мерцании свечей.

Вам жизнь была возвращена трудами

Бригады фронтовых военврачей.

 

А мама – что? Ей многого не надо.

На День Победы пригубить вино

В кругу семьи – из всех наград награда!

Да не смотреть про ТУ войну кино.

 

* * *

Нам Победы никак не простят;

Не по правилам мы победили.

Судят, как о незваных гостях,

Что без спроса и ели, и пили.

 

Сиволапые, быдло, русня,

Сыромятина, валенки, глина!

Кто позволил восстать из огня?

Как посмели дойти до Берлина?

 

И, купаясь в сигарном дыму,

Погрузившись в мягчайшие кресла.

Всё твердит: «Ну, никак не пойму

Эту Русь, что из пепла воскресла».

 

Вам, убогим, понять не дано

То, что знали участники битвы:

И отваги хмельное вино,

И отраду соборной молитвы.

 

ФРОСИНО НАСЛЕДСТВО

Собралась бабуся Фрося

В эту среду помирать.

Правнучку о чём-то просит.

А о чём – не разобрать.

 

Правнучек нарисовался,

Коль пришёл последний миг.

Слушал, да не разобрался,

Что коснеющий язык

 

Им, борзым, поведать хочет.

О каких-таких делах:

О наследстве ли бормочет,

О припрятанных деньгах?

 

Там, где семь слонов рядочком

На комоде встали в ряд,

Ищет тайного замочка,

Где все денежки лежат.

 

Их, старух, пойми, попробуй:

Накопили – и в потай.

А теперь пред крышкой гроба

Укажи, не жмись, отдай!

 

А она – всю жизнь и силы;

Ни разжиться, ни гульнуть.

Колотила-молотила,

Ни присесть, ни отдохнуть!

 

Бабе Фросе гроб срядили –

Не держать же сверх земли –

Свечки в церкви прикупили

И Псалтырь над ней прочли.

 

А в комоде, в уголочке

Вместе с мылом про запас

Только серые клочочки –

Пустяки для сытых глаз:

 

В память о пайковом хлебе,

Карточки хранились тут…

А теперь в раю на небе

Хлеба вволю ей дадут.

 

Ангелок в халате чистом,

Каравай прижав к груди,

Отпластает хлеб душистый:

– Съела? Снова подходи!

 

Ей и надо-то немножко:

Хлеб дают – чего желать!

И она, привычно, крошки

Будет в горсточку сбирать.

 

А родня, подпивши малость,

Скажет горько: «Вот дела!

Ни копейки не осталось,

Словно бабка не жила».

 

Только мальчуган безгрешный

В уголочке, на полу

Рад медали потемневшей

За ударный труд в тылу.