Александр БАЛТИН. ПУЛЬСАЦИИ ВРЕМЕНИ. К 75-летию Владимира Бондаренко

 

Александр БАЛТИН

ПУЛЬСАЦИИ ВРЕМЕНИ

К 75-летию Владимира Бондаренко

 

Владимир Бондаренко всегда демонстрировал пристрастность — хорошего толка, сочетаемую с тою мерой проникновения в сущность анализируемого литературного текста, которая не позволяла усомниться в таланте.

 Он слышит поэзию самым сердцем сердца — и в его восприятии есть нечто алхимическое: таинственное в той же мере, в которой таинственны сами стихи.

...Лермонтов верил — будь на месте Дантеса русский человек, Пушкин остался бы жив, но сам погиб от руки именно русского мозгляка, пошлого ничтожества, по роковой ошибке затесавшегося в историю.

Бондаренко толкует Лермонтова предвзято: и это замечательно: жизнь поэта предстаёт более выпуклой, поданной в оригинальном освещение.

 Он живой — Лермонтов: переполненный своеобразной плазмой собственной гениальности, которая заставляет его быть дерзким, угрюмым, заносчивым.

Неприятным.

Бондаренко не стремится представить его иным: белым и пушистым, так сказать; он стремится к проникновению к корням: гениальности — через всю массу деталей и подробностей, которые можно узнать и обработать литературно о Лермонтове.

Книги Владимира Бондаренко о поэтах — больше литература, нежели литературоведение, и, тем более, критика: и книги, изданные им в серии ЖЗЛ, всегда исполнены виртуозно.

«Каждый пред Богом наг...».

Бродский в биографии, исполненной Бондаренко, предстаёт через своеобразную оптику поэзии; словно через линзы отвергнувшего его Отечества, Петербурга и Швеции, Финляндии и Польши возникает поэт, на которого направлены окуляры собственных стихов, анализируемых, кстати, всегда настолько же интересно, насколько своеобразна подача материала.

 ...Необыкновенный свет озаряет и личность Северянина: свет, переходящий в лиловатые сумерки, в сиреневые, конечно, магические разводы; и время, пронизанное декадансом, снабжённое тяжёлыми, изогнутыми линиями модернизма, с постоянным предчувствием грядущего взрыва, от которого не спасут ни алкоголь, ни кокаин, получается выпукло и округло.

Оно — непременный персонаж и книг, и статей Бондаренко.

 Ибо о ком бы из поэтов он ни писал, будь то Борис Рыжий, или Иван Жданов — любой заложник собственного временного периода, как бы ни оценивал сам себя в посмертном измерение.

 Выразителем своего времени — даже нескольких, учитывая контраст советского и последовавшего, — является и Владимир Бондаренко: тонко чувствующий пульсации, проходящие сквозь литературные тексты, передающий их смело, ярко, славно, красиво.