Андрей МЕДВЕДЕНКО. ПРЕОДОЛЕНИЕ. Стихи

 

Андрей МЕДВЕДЕНКО

ПРЕОДОЛЕНИЕ

 

СВЯЗЬ

Порой бывает

                        беды за бедою

берут в такой железный оборот,

что кажется,

              сейчас отдам без боя,

добытую нелёгкою ценою,

одну из завоёванных высот.

Оставлю всё!

                      Сбегу!

                                 Себя укрою!

В покой, в уют куплю за грош билет!

Но встанут,

           как приказ, передо мною

ровесники мои окопных лет.

От их сердец захлёбывались доты       

и разлетались танки в прах и пух.

Они такие взять смогли высоты,

что и теперь захватывает дух.

Я вспомню их.

                    И сил прилив почую.

Бессилие стечёт с души, как грязь.

И так во рту травинку вдруг зажму я,

как будто взрывом

                           порванную связь!

 

 БЛИНДАЖ

                                        А.Киркачу

Я искал тишины.

И наткнулся в лесу на блиндаж.

Я не понял, он вражий иль наш

С той великой жестокой войны.

И насунулась мгла из вершины пригорка.

Потекла на прогнивший и рухнувший сруб.

И вцепился корнями в него

                                     изувеченный дуб,

До того искорёжен – глядеть было горько.

 

Время лечит.

О нет – разъедает отстволье, как соль.

Так суров он и хмур,

            что уверен я – певчая птица

На него никогда не садится.

Ведь в опухших суставах

                    кричат и обида, и боль.

Я искал тишины.

Я покой себе с детства пророчил.

Но наткнулся в лесу на блиндаж.

И не знаю, он вражий иль наш,

Только сердце

          как раненый дуб, кровоточит.

 

ПРЕОДОЛЕНИЕ

Последние почти иссякли силы.

Свело уста. Не шаг уже – шажок!

Но встал отец навстречу

                                      из могилы

И твёрдо приказал:

                      – Держись, сынок!

Ещё ты можешь, знаю по себе я,

Идти вперёд,

                шагать на всю ступню!

Пускай в тебя шарахнет батарея,

Ты и тогда не дай себя согнуть!

Не до предела жилы кровью вздулись.

Ещё ударят из всего огня!

Я не за тем в Карпатах

                                 шёл под пули,

Чтоб слабым ты родился у меня.

В атаку шёл,

                  секунды не помешкав,

От свежих ран и язвы чуть живой.

Друзья вперёд стремились вперебежку

И только я мишенью шёл – прямой!

Сжимал цевье

                       и шёл напропалую

По полю.

               Шёл в сединах, как в снегу.

И понимал, что если упаду я –

От слабости подняться не смогу.

Иду, сынок,

                  а пули жертвы просят.

Аж тело жалят. Форму в клочья рвут.

Но твёрдо знал,

                   что если меня скосят –

Отступником друзья не назовут.

 

Бесился враг: упитанный, холёный.

Не удержался. Дрогнул.

И – в кусты!

                    И заревел:

«Да он – заговорённый!».

Заговорён, чтоб, сын, родился ты!

Ещё не раз судьба воздаст и спросит.

Превозмогай соблазнов жалкий зуд.

 

– Превозмогу!

               Пусть лучше меня скосят –

Отступником друзья –

                                  не назовут!       

 

* * *

Опять с уродливым лицом

эпоха новой ищет правды.

И, как когда-то над отцом,

так надо мной свистят снаряды.

 

И, где погуще толчея,

там люди падают, как злаки.

И по убитым плачу я,

как мой отец когда-то плакал.

 

И фронтовых хватив «сто грамм»,

он вспоминал бои в Карпатах.

Казался воином я сам,

надев пиджак в его наградах.

 

Ничто не ново под луной.

Опять бои – стена на стену.

И ордена отца со мной.

Но им теперь я знаю цену.

 

СВОИ

Шёл к трибуне суров и сварлив.

На груди – боевые награды.

Но подставили ножку – свои

в полутьме из переднего ряда.

 

Громыхнулся.

                   Награды звенят,

отражая походы былые.

Смех по залу разлился ребят.

Ржали в доску свои – молодые.

 

– Ну и хохма! Ну, дед – Цицерон!

Нам такую речуху задвинул!..

Что ни слово – последний патрон.

Не в лицо хохотали, а в спину.

 

Встал. Качнулся, как будто в плену.

– Эх, свои ж вы!.. Родимые лица!..

Ведь под белые ручки страну

на панель волокут проходимцы!

 

Сила смеха слова заглушила.

Сжался. Вспомнил атаку в Крыму,

как своя артиллерия била

по нему! По нему! По нему!

 

ГОЛОСА МОЛОДОГВАРДЕЙЦЕВ

Неустанно жизнь моя – на марше.

Всё острее в будущее взгляд.

С каждым годом

                       старше я и старше,

принявших бессмертие ребят.

В грозный час

               свинцовой лютой вьюги

так взбурлила праведная кровь,

что над чувством утренним к подруге

верх взяла к Отечеству любовь.

 

И когда скрывают тучи солнце,

горизонт теряется вдали,

голоса казнённых краснодонцев

мне твердят:

                    – Не трусь и не юли!

Не спеши

             с беспечным равнодушьем

уступать дорогу подлецам.

И плечо подставив отстающим,

жизнь равняй на подвиги отца!

 

…Чтоб прямой была моя дорога,

не сшибала с молнией гроза –

краснодонцы пристально и строго

смотрят в мои карие глаза!

 

* * *

Оркестра гром.

                        И стяги впереди.

И ветеранов строй за ротой рота.

И генерал бывалый

                                 круг почёта

по стадиону  просит их пройти.

 

Они пошли – сутулые, простые.

Цветы бросает к их ногам народ.

Как мало их в шеренгах по четыре.

Как много их

                    убавилось за год!

 

Они идут – ковром цветы лежат.

Стремительна торжественность минут.

Когда-то гордо – нараспашку грудь

они прошли по лезвию ножа.

…А по цветам – смущённые идут!

* * *
Не боюсь ни скупцов, ни лжецов,
ни холодного взгляда чинуши.
Упаси меня, Бог, от льстецов,
что в мой дом заползают и в душу.
И на доброжеланья мои
отвечают вихлянием шавки.
И чья преданность – жало змеи,
ну а набожность – хуже удавки.

* * *
И вечер, а дали ясны.
И стынет в ветвях отчужденье.
Жду встречи с тобой,
                                  как весны,
как дивной мечты пробужденья.

Февральская слякоть. Кусты
чернющая хмурь охватила.
Пришла ты – и лужи в цветы
дыханьем своим превратила.

И я, что рябина, горю.
В заоблачных высях теряюсь.
И тихо «Люблю!» говорю,
и светом твоим наполняюсь.

Пришла ты – и слякоти нет!
Ночь светится розою лунной.
И верба, которой сто лет,
девчонкою кажется юной.

* * *
Противоречий полон белый свет.
Чем ложь страшней,
                     тем вера нерушимей.
Чем выше скорость –
                        время недвижимей
и медленней рождается рассвет.
В остроге – честный.
                               А на воле – вор.
Бездушный учит чуткого страдать.
Чем выше у хозяина забор,
тем мельче суждено ему летать.
Скалу и ту подтачивает лесть.
И от добра случается беда.
Оскудевают мужество и честь,
уродливость и мерзость – никогда!

* * *
Тень, качаясь, тянется ко рву.
Вот и всё. И кончилась дорога!
Не любил. А думал:
                                  «Проживу
лучше, чем за пазухой у Бога!».
Но легли тяжелою плитой
руки её нежные на плечи.
Кто-то в жизни
                         свил своё гнездо,
кто-то взял и заселил скворечник.

* * *
Яблоки желтеют. Вечер. Лето.
Говоришь, на грудь мою склонясь:
– Мы с тобою, будто две кометы,
падаем, в одну соединясь.

Тишина от трав стоит густая.
– Нет, – шепчу восторженно, –
                                     вглядись!
Мы с тобой не падаем, родная, –
мы летим в космическую высь.

* * *
Я жизни страницы листаю,
в своих откровениях скуп.
Я снова себя открываю,
как новые земли Колумб.
Весенней тоскою лечусь.
Кругом ивняков захолустье.
Есть в вечере мистика грусти
и чёрная магия чувств.
Пусть капает дождик слепой,
листву отражает запруда –
живу в ожидании чуда
нечаянной встречи с тобой.
И верю, что вздохи тайком
продышат ледок неминучий.
И так же, как пчёлка с цветком,
мы встретимся сладко и жгуче.

Луганск